Закон Великой Бездны. Глава 5

Глава пятая

Заточение

1.

Космический корабль, на котором в числе других пленных оказался Лалор, находился в пути не слишком долго – Лалор бы сказал, не больше полсуток: голод и жажда за это время усилились не настолько, чтобы стать нестерпимыми. Но наконец корабль зашёл на посадку. Принц понял это, сопоставив то, что объясняла ему программа, со своими ощущениями. Ему стало казаться, что где-то в животе у него образуется яма – головокружительная, обморочная пустота; захотелось лечь и прижаться к полу. По-видимому, подобные ощущения испытывали и Боги. Один за другим они улеглись там, где сидели.

Но когда эти ощущения прошли, Боги снова поднялись и послышались угрюмые голоса:

– Ну, радуйтесь, приехали...

– Нас сперва покормят – или сразу на работы?

– Здесь вообще как, допрашивают и потом сортируют? Есть способы откупиться?

Карпакарульсец, которого вытащил из отсека управления Лалор, ухмыльнулся неверными губами:

– Нельзя бежать – будем выживать. И продавать то, что имеем, – лишь бы подороже.

У него потребовали объяснений.

Карпакарульсец указал на Лалора, отстранённо сидевшего у стены:

– Юнседе давно нужна новая база, и мы знаем, где её взять.

Эта короткая фраза привела Богов в радостное, возбуждённое состояние.

– Продать за свою свободу координаты?

– Предложить им, чтобы нас отпустили, а взамен... И Ранха сдать, пусть для них учит космолингв...

Поднялся шум, каждый стремился сказать что-то своё, но все сообщали в общем-то одно и то же.

Лалор слушал их с неясной тревогой. Он понял не всё, но достаточно. Представляя какую-то ценность для Богов, он становился в их планах спасения предметом торговли!

Ничего другого можно было и не ожидать, но это уязвило принца. Он встал и подошёл к карпакарульсцу.

– Я спас тебя, а ты меня продаёшь?

Слово «продаёшь» он произнёс на своём языке, но карпакарульсец его понял.

– Да! – ответил он. – У кого-то другие предложения?

Лалор размахнулся и ударил его в лицо.

Бог покачнулся и кинулся в драку. Лалор встретил его отпором. Боги закричали и повскакивали их разнимать. Лалор усмехнулся. Он был ценен!

Он ушёл, присел в стороне на корточки. Прислонился к стене головой и слушал, как Боги урезонивают карпакарульсца. Когда это им удалось, между ними возобновился прерванный Лалором разговор. Кто-то задал главный вопрос:

– А кто знает координаты? Пилтиз погиб, и весь экипаж тоже. Бортжурнал если и был, то остался на «Эпо'рисе». Кто ещё был посвящён в эту тему?

Боги растерянно запереглядывались. Никто не отзывался, и на лицах стал проступать испуг, смешанный с жестоким разочарованием. Накинулись на карпакарульсца.

– Ты был в экипаже! Ты знаешь, должен знать!

Карпакарульсец испуганно попятился.

– Откуда? Я стрелок, а мы тогда после боя были и к той планете случайно выскочили! Такая стояла неразбериха!

Боги принялись оглядываться друг на друга. Но то ли правда никто не знал требуемого, то ли знающий решил приберечь информацию для себя, но никто так и не признался и не был уличён в своей осведомлённости.

Тяжёлое разочарование охватило Богов, и кто-то выплеснул свою досаду на Лалора:

– Кормили тебя и лечили, а ты только жрал за троих!

Обнаружив виновника своих несчастий, Боги снова зашумели, всё больше приходя в бешенство.

Лалор подумал, что на этот раз ему не избежать расправы, и встал.



2.

Начинающийся самосуд прервало появление Богов-победителей. Люк вверху открылся, в него свесилась чья-то голова.

– Поднимайтесь! – последовал приказ.

Побеждённые притихли.

Сверху спустилась вертикальная металлическая лестница, и Боги по одному начали подниматься к люку.

Лалор не стал торопиться, но, когда подошла его очередь, не попытался и отстать, выбрался наверх. Здесь его ухватили чьи-то руки, ловко обыскали и толкнули к остальным пленным.

– «Невоздушники» есть? – спросил незнакомый голос. Никто не ответил, и пленных погнали по коридорам корабля.

У люка, который, как понимал Лалор, выводил наружу, пленных остановили. Нескольких Богов загнали в небольшое помещение между внешним и внутренним люками, называемое переходником, и внутренний люк закрылся. Лалор с интересом наблюдал за происходящим. Он знал от программы, но ещё не видел, как происходит высадка из корабля в неподходящие условия.

Программа объясняла ему, что на разных «планетах» (Лалор так и не успел толком уяснить, что это такое) условия могут настолько отличаться друг от друга, что попавший туда «сьетэ» рискует погибнуть, оттого, например, что ему нечем будет там дышать. Лалор тогда не понял, как «сьетэ» может погибнуть, ведь он Бог. Но в большом количестве новой, поступавшей к нему в то время информации не успел акцентировать на этом своё внимание. Он только потом увидел, что Боги смертны.

Итак, если люки переходника не открылись оба сразу, это означало, что снаружи неподходящие условия. Придя к такому выводу, Лалор почувствовал острый интерес к происходящему. Хоть у него по-прежнему болела от удара голова, он был юн, и его стремление к новому подстёгивалось однообразием жизни на космическом корабле среди одних и тех же событий и лиц.

Вскоре внутренний люк открылся, и Богов в переходнике уже не было, их вывели наружу. В переходник начали загонять следующую группу Богов.

Лалор оказался только в третьей группе. Едва за ними закрылся внутренний люк, как начал открываться внешний. Боги подались назад, и в переходник дохнуло до того удушливо и тяжело, что многие закашлялись. Лалору показалось, будто в лёгкие ему попал мелкий песок, и у него перехватило дыхание.

Снаружи оказался не переходник соседнего корабля, а неясный серо-коричневый простор. Стояли сумерки, и верх – небо? – слабо отсвечивал багрово-красным, словно за горизонтом пылал страшный пожар. От люка на землю спускался трап, на земле стояли Боги-победители в скафандрах и шлемах. В их руках было оружие, нацеленное на раскрывшийся люк. Боги-победители приказали пленным выходить.

Пленные поплелись наружу. Они задыхались, многие держались за грудь. Не лучше их был и Лалор. Воздух забивался в лёгкие и не давал свежести. Одышливо кашляя, Боги спускались по трапу. Внизу их загоняли в какое-то смутно видневшееся строение, может быть, небольшой сарай. Пленные Боги поспешно вошли туда, дверь захлопнулась с металлическим лязгом, и первое, что понял Лалор, это что здесь можно дышать. Тут был не свежий воздух, но он входил в грудь легче и снимал одышку.

Придя в себя и немного оглядевшись, Лалор увидел, что сюда согнали всех пленных, выведенных с корабля. Через некоторое время дверь открылась, пропуская очередную группу и вместе с ней волну удушливого воздуха.

Когда в «сарае» собрались все привезённые, дверь заперли снаружи и «сарай» завибрировал и принялся ровно покачиваться.

Лалор не сразу понял, что «сарай» движется и мягко едет куда-то. Это открытие повергло принца в состояние, близкое к шоку, хоть он давно уже привык к вещам куда более странным.

Они ехали долго. Каким способом их везли, было не видно, но Лалор наконец подавил потрясение. Возил же кто-то, и не лошади, космические корабли Богов по Космосу, так почему нельзя проделывать то же самое где-то ещё? Правда, Космос – это почти то же, что море, которое несёт корабли на волнах... но это были уже материи, при мысли о которых Лалор чувствовал, что сходит с ума.

Он всё чаще осознавал последнее время, что его голова перегружена вопросами, ответы на которые ему недоступны. Мозг отказывался их воспринимать. Более того, Лалор словно утратил способность к анализу, а в его душе каждый раз поднималось нечто смутное, тяжёлое, как потоки маслянистой грязи, которые захлёстывают иногда плодородные долины в иноземных краях. В душе Лалора копилось нечто, что вызывало недоумение у него самого и пугало.



3.

Наконец путь был окончен. Повозка замерла. Ещё через некоторое время дверь открылась и пленных выгнали наружу, провели по какой-то обширной местности, рассмотреть которую было невозможно, потому что внимание пленных сосредоточивалось на попытках сохранить дыхание, и загнали в другие большие двери.

Пол пошёл под уклон, двери захлопнулись, и стало темно. Когда спуск кончился, последовал широкий коридор, и наконец пленных заперли в тюремной камере, огороженной со всех сторон решётками. Стараниями Иматы Лалор излазил достаточно подвалов и подземелий, чтобы понять, куда попал.

Присесть было не на что, и усталые Боги повалились на пол, кое-как вдыхая воздух, который был немногим лучше, чем снаружи. Лалор уселся в угол и закрыл глаза, жадно дыша, подобно рыбёшке, вытащенной из морской глубины и брошенной на дно лодки. Только немного придя в себя, он начал осматриваться.

В огромном зале, похожем не столько на подвал, сколько на пещеру, с высоким потолком и тусклым освещением, рядами размещались клетки – такие же, как та, в которой заперли Лалора. Они отстояли одна от другой на несколько шагов. Некоторые были пусты, другие – заполнены Богами. Эти Боги посматривали на новопривезённых кто с большим, кто с меньшим любопытством. Слышались разговоры. Но то ли язык Богов был другим, то ли утомлённый всем пережитым мозг Лалора отказался его воспринимать, но вникнуть в смысл слов не получалось.

От плохого воздуха стучало в голове, ломило виски и грудь, рот пересох. Поначалу Лалор ещё пытался разглядеть, не стоит ли где ведро с водой, предназначенной для пленных, но потом лёг, сжался в комок, зажмурился. Он устал. Так устал, что, казалось, лучше умереть, чем выносить такое. Но сна не было. Мука не допускала до утомлённого тела и сознания сон. Да и что такое смерть? Существует ли она для людей в этом мире Богов?

Он всё-таки уснул – не скоро, когда измучился до того, что взмолился, наконец, о том, чтобы умереть или хоть потерять сознание. Взмолился не Богам, а тому, кто был суров, но справедлив – Космосу, своей Великой Бездне, оставшейся неизвестно где, но существующей.

Его разбудили громкие крики. Просыпаться не хотелось. Пробуждение означало возврат к удушью, жажде и безысходности. О, хоть бы открыть глаза и вместо чужих лиц и клетки увидеть свои покои или лес, а главное – вдохнуть, вдохнуть свежего воздуха и напиться воды!

Кричали заключённые. Дверь одной из соседних клеток была открыта, и Боги-захватчики выгоняли из неё Богов в тесный проход. Заключённые сопротивлялись, хоть, безоружные, были заведомо слабее. И вдруг поверх этого шума чей-то сильный голос запел:



Держись – и будешь жить!

Борись – и будешь вечен!



И песню подхватило множество голосов – пели Боги, запертые в клетках:



Дитя планет и звёзд, Вселенная с тобой!



Новые голоса присоединялись к поющим, Боги во всех клетках вставали на ноги, и вскоре пели, кажется, уже все заключённые. Мощь их слившихся воедино голосов была такова, что, казалось, возникший в огромном зале резонанс способен был сокрушить потолок и стены:



Твой путь во тьме лежит,

Страданием отмечен,

Но есть огромный мир – храни его, он твой.



Боги-захватчики сжимали губы, их глаза стекленели от ярости. Всеобщее единое пение означало, безусловно, протест, едва ли не бунт. Лалор подумал, что не отлилась бы бунтующим их песня большими бедами. Едва ли Боги-захватчики простят им это выступление. Заключённых выгнали из клетки, построили и, угрожая оружием, погнали по проходу туда, откуда привели Лалора и его Богов – к выходу. Песня провожала уходящих, и сами они тоже пели:



Не меркнет звёздный свет,

Так пусть же не померкнут

Огонь у нас в сердцах,

и мужество, и дух.

Они проложат след

И после нашей смерти

Оставшихся в живых к свободе приведут.



Когда нестройная колонна удалилась и шум шагов стих в отдалении, Лалор, обернувшись, увидел, что только его Боги не присоединились к всеобщему бунту. Это покоробило его. Пусть новоприбывшие не знали слов и мелодии песни, но все стояли, а его Боги продолжали лежать, словно ничего не происходило.

Едва где-то в отдалении бухнула, закрываясь, тяжёлая дверь, как в воздухе появился резкий, нестерпимо едкий запах. Заключённые начали кашлять, стали падать или поспешно ложиться. Вдохнув несколько раз, Лалор почувствовал тошноту. У него заломило в груди, сдавило горло. В голове помутилось, и, видимо, он потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, вокруг было тихо. Боги лежали вповалку – возможно, многие ещё были без сознания, но Лалор с облегчением ощутил, что дышится легче. Воздух был чист – не как дома, но дышать стало хорошо.

Он лежал навзничь и вдыхал, вдыхал пересохшим ртом воздух. Никогда дома ему не пришло бы в голову, что от простой возможности дышать можно получать такое огромное, бесконечное, ни с чем не сравнимое удовольствие.



4.

Через некоторое время с той стороны, где был выход, появилась самодвижущаяся повозка, заставленная большими бидонами. И каким-то наитием Лалор понял, что в бидонах вода. Горло сдавило до боли. Он быстро встал и подошёл к двери клетки. Он понимал, что, если не пробьётся к воде первым, его Боги ничего ему не оставят.

Повозка медленно ехала мимо клеток. Возле каждой она приостанавливалась, и приделанная к ней железная рука задвигала очередной бидон в приоткрывавшуюся на миг специальную дверцу. Заключённые подходили к бидонам по одному, и это на миг удивило Лалора.

«Так тоже бывает? У Богов?» – лихорадочно подумал он, неотрывно наблюдая за продвижением повозки.

Но его Боги уже разобрались что к чему и, когда повозка приблизилась к их клетке, оттолкнули принца так, что он отлетел к решётке и крепко ударился о металлический прут головой – ещё не зажившей раной, полученной на космическом корабле Богов. Боль ожгла его и на несколько мгновений лишила воли. Потом он встал, но у бидона шла уже борьба за воду.

Самые сильные пили, зачерпывая драгоценную воду прямо грязными ладонями и, не дав возможности напиться другим, с наслаждением умывались и только после этого отходили в сторону.

Сморщившись от муки, Лалор отвернулся. Он ненавидел их сейчас сильнее, чем когда-нибудь в жизни.

– Малыш, кто ты? – услышал он тихий голос от соседней клетки. Говорил мужчина из «розовых» Богов – невысокий, какой-то жилистый, с крупными вертикальными морщинами на лице у губ. Он стоял вплотную к своей решётке и пристально смотрел на Лалора. – Почему ты вместе с ифтад?

– Я... – прошептал Лалор на языке Богов и не смог продолжать – при попытке говорить было больно и язык, и горло.

– Держи-ка, – тихо сказал «розовый» Бог. – Поймаешь?

И Лалор увидел, что Бог, выставив между прутьями своей решётки руки, протягивает ему какой-то небольшой предмет. Он сразу понял, что этот предмет – сосуд и в нём вода. Он жадно протянул руки, Бог кинул сосуд, и Лалор схватил его. Сорвал крышку, прижал к губам. Воды было мало, но это была вода!

Его Боги увидели, чем он занят. Лалора изо всей силы толкнули в бок. Но в этой воде заключалась сейчас его жизнь, и, едва не упав, он тем не менее не выпустил сосуд из рук. Он тут же развернулся лицом к решётке, припал губами к узкому горлышку сосуда и допил воду. Боги кинулись на него толпой – воды не досталось ещё многим, – и Лалор перебросил опустевший сосуд назад «розовому» Богу. Поймал Бог или нет, увидеть он не успел. Его оттащили от решётки и избили.

...«Звери не ведут себя так...» – отрешённо думал Лалор спустя некоторое время.

 Он лежал навзничь на полу своей клетки. Было холодно, и пол вытягивал тепло из человеческого тела. Снова становилось трудно дышать, жажда не была утолена, и желудок зверски сдавливало голодом. И вспомнить трудно, когда принц ел последний раз. Но есть было нечего.

Лалор ждал, что, развезя заключённым воду, их пленители развезут и какую ни на есть еду, но этого не произошло. Боги-захватчики прошли с сумками на плечах, положили в каждую из клеток по коробке с какими-то небольшими продолговатыми предметами внутри, и больше за этим не последовало ничего.

Боги, заключённые в других клетках, разобрали эти предметы по одному на каждого, но Боги Лалора, морщась и вполголоса отпуская проклятия, к предметам не прикоснулись. Лалор взял себе предмет, свинтил крышку и обнаружил, что заполнен он какой-то серо-коричневой густой массой. Лалор выдавил себе на палец немного массы, понюхал – она ничем не пахла, – лизнул. Масса была почти безвкусна.

Если бы он знал, сколько раз в дальнейшем возблагодарит он судьбу за то, что эта масса не имеет ни вкуса, ни запаха! Иначе она была бы совсем непереносима.

Так и не поняв, что такое у него в руках, он завинтил предмет и откинул в сторону.



5.

Вокруг ничего не менялось, только воздух становился всё тяжелее. Но наконец в отдалении затопали шаги, и в проходе появилось несколько Богов, державших в руках оружие. Они остановились у клетки Лалора, отперли дверь. Увидев, что это к ним, пленные Боги медленно поднялись. Несколько пришедших остались снаружи. Они вскинули своё оружие на пленных, двое вошли в клетку, ухватили одного из Богов и вытолкали наружу, дверь закрыли и снова заперли.

Бога увели. Вернулся он без скафандра, в одном светло-сером комбинезоне, избитый. Пошатываясь, прошёл в угол, лёг и принялся стонать. Охранники, которые его привели, вытолкали тем временем из клетки следующего Бога. Так Богов уводили и через некоторое время возвращали уже без скафандров, избитыми. Ожидавшие своей очереди Боги расспрашивали их, что там и как, те угрюмо молчали или неохотно делились впечатлениями о допросе.

Наконец очередь дошла и до Лалора. Его вытолкали из клетки и погнали к выходу. Но недалеко от подъёма, ведущего наружу, заставили свернуть и после нескольких поворотов втолкнули в небольшую голую комнату. В этой комнате стоял стол, за которым сидел «серый» Бог – рутиец – в скафандре. На столе перед ним лежал прибор со множеством клавиш и экраном.

Лалора толкнули на середину комнаты. «Серый» Бог равнодушно, словно не видя, посмотрел на Лалора и лениво буркнул:

– Ну?

Лалор молчал. Бог сказал всё так же безразлично:

– Говори.

– Что говорить? – спросил Лалор, размыкая сухие губы.

– Твоё имя?

Лалор нахмурился. Ему, принцу, не подобало отвечать на вопросы каких-то дознавателей. Королю и его наследнику вообще никто не смел задавать вопросов – исключая, конечно, самых близких друзей в неофициальной обстановке. Рутиец подождал ответа и, не дождавшись, спросил снова:

– Полное галактическое имя?

Лалор молчал.

– Адрес? – задал следующий вопрос «серый» Бог. И пояснил: – Родная планета и так далее до названия улицы и номера дома. Имена родственников?

Лалор продолжал молчать. Рутиец как-то вяло хмыкнул и спросил другое:

– Ты разве намерен откупаться? Есть у тебя что-нибудь?

– Я не понимаю, – сказал наконец Лалор угрюмо и с некоторой растерянностью. Ему и правда были знакомы не все слова, которые произносил этот Бог.

Бог посмотрел чуть внимательнее.

– Ты кто такой? Почему так одет? И драный весь. Кто тебя так, а? Свои, что ли?

Потерявшись в количестве вопросов, Лалор молчал. Бог подавил скучающий зевок и встал на ноги.

– Рассказывай о себе всё, иначе застрелю прямо здесь! – пронзительно, но как-то привычно закричал он, и Лалор почувствовал, что так он кричит на всех и давно сам устал от этого.

Лалор повёл плечами и стал смотреть в другую сторону.

Увидев равнодушный взгляд пленника и его гордо поднятое лицо, Бог-дознаватель позвал кого-то. Пришёл здоровенный Бог в шлеме – Лалор вспомнил, что такие, как он, похожие на четвероногих драконов с руками вместо крыльев и немного более человеческим лицом, называются тагассианами, – схватил Лалора за плечо, протащил и за руки пристегнул к стене. Взмахнул короткой плетью.

«Вот так, по рёбрам? Даже не по спине?» – ужаснулся Лалор и, закрыв глаза, как мог отвернул лицо.

Тагассианин отхлестал его, отстегнул и толкнул подошедшему охраннику. Лалора трясло. Он не мог стоять и, кажется, упал. Охранник за руки поволок его по проходу куда-то вниз. На этом допрос закончился.

Его притащили назад в клетку, толкнули и забрали другого Бога. Лалор перевернулся на спину и остался лежать. Но когда пол и потолок понемногу заняли вокруг него положенные им места, поднялся и отодвинулся в сторону от двери. Ему было плохо. Настолько плохо, что не было сил даже ненавидеть тех, кто так бесчеловечно с ним обращался.

 

6.

Шло время – медленное, не занятое никаким, хоть самым примитивным делом. От безделья, почти постоянной нехватки воды, воздуха и движения у Лалора болела голова, он был физически слаб. Мысли в голове копошились тёмные и тяжёлые.

Заключённых из клеток не выпускали – даже по самой крайней необходимости, и это было унизительнее всего. Через равные, но большие промежутки времени в углу каждой из клеток поднимался из-под пола специальный сосуд, и Лалор заметил, что все обитатели клеток тогда отворачивались и закрывали глаза. К этим сосудам подходили по одному. Мыться пленным не давали вовсе.

Только его Боги вели себя в это время иначе – отворачиваться или закрывать глаза они не желали, отпускали в пространство какие-то мерзкие замечания и ухмылялись. Их поведение вроде бы не удивляло Лалора; после всего, что пережил, он и не мог ожидать от них чего-то другого. Удивляло поведение всех остальных. Это было поведение людей культурных – высококультурных, попавших в нечеловеческие условия. Лалор чувствовал, что, окажись здесь приближённые его отца, они быстро впали бы в цинизм и не злословили бы, конечно, над окружающими, но и отворачиваться бы не считали нужным. Они рассуждали бы, скорее всего, примерно так: «Мы все созданы Богами одинаково. Какие нежности!» Глядя же на поведение своих соседей по клеткам, Лалор с недоумением приходил к выводу, что они действительно Боги. Не могущественные, но развитые лучше людей.

Эти Боги никогда не дрались за воду, предметы с серо-коричневой массой брали каждый по одному, и никто не пытался прихватить лишний в ущерб находившемуся рядом более слабому. Они проводили своё заточение в молчании или тихих разговорах, иногда пели песни на незнакомых Лалору языках, остро интересовавших принца.

Далеко не сразу Лалор понял, что серо-коричневая масса – это еда и другой здесь не будет. Взять эту массу в рот и проглотить было всё равно что заставить себя съесть разведённую глину – разум протестовал и уверенно говорил, что это не может быть съедобным. Но после такой трапезы голод проходил. Желудок успокаивался, и даже силы в руках и ногах на время прибавлялись. Плохо было то, что попадали ему эти предметы совсем не каждый раз. Боги отталкивали его от ящика с пищевыми предметами, а драться с ними, то есть устраивать грубый мордобой, было гадко. Хоть голод и был непереносим.

Нерегулярно и довольно редко поработители пригоняли в освобождённые клетки новые партии заключённых. Новички вызывали у Лалора чувство, близкое к ужасу: они брели, едва волоча ноги, согнувшись и хватая воздух сухими ртами – такие же, каким был в их ситуации наверняка и Лалор, – и не видели ничего вокруг. Их загоняли в клетку, и они начинали медленно приходить в себя, садились, понемногу осматривались и, наконец, между ними завязывались разговоры.

Но Лалору хватало ближних разговоров, более громких и редко прерывающихся, заглушавших другие голоса. Его Боги спорили, горланили какие-то песни, ссорились, и их ссоры то и дело перерастали в шумные драки. Лалор тогда, как мог, отстранялся и вжимался в решётку, чтобы не получить не ему предназначенную затрещину и не привлечь внимания к себе.

Новеньких уводили по одному на допрос и почти всех возвращали назад.

Иначе было, если являлась большая группа охранников, чтобы забрать Богов из той или иной клетки. Уведённые больше не возвращались. Куда их уводят, Лалор не знал. Когда открывались двери очередной клетки и охранники начинали выгонять заключённых в проход, те устраивали безнадёжное, но яростное сопротивление. Тогда все заключённые во всех клетках поднимались на ноги и кто-то запевал:



Держись – и будешь жить...



Лалор быстро выучил слова этой песни, и чем дальше, тем больше нравилась она ему – суровая и дерзкая. Он вместе со всеми вставал на ноги при появлении в зале охранников, с мрачной радостью отмечая про себя гримасы недовольства своих Богов. Поработители ненавидели эту песню и в наказание за неё, едва успев выйти и захлопнуть дверь, делали что-то с воздухом в зале. Заключённые начинали задыхаться, их мучила боль в груди, и наконец они теряли сознание.

Но всё равно каждый раз, провожая своих товарищей, заключённые напутствовали их словами:



Борись – и будешь вечен!



7.

Лалор не замечал, что привлекает к себе внимание окружающих. Первым обратил на него внимание землянин с крупными вертикальными морщинами у рта, который предложил ему воду. Но всю группу заключённых из его клетки вскоре увели. На их место через некоторое время пригнали новую партию заключённых, и, обвыкнувшись со страшными условиями, эти заключённые тоже обратили внимание на юношу, странно одетого и ведущего себя иначе, чем те, кто был заперт с ним вместе.

Проводившего допрос рутийца Лалор не заинтересовал – несмотря на истории, которые о нём рассказывались. Занятым на распределении давно и стойко надоело всё, чем они принуждены были тут заниматься. Но обитатели зала присматривались друг к другу внимательно, и мальчик, слишком юный по сравнению с теми, кого привозили сюда обычно, не мог не обратить на себя их внимания.

Свет горел в зале круглосуточно, и определить наступление дня или ночи было невозможно. Утомлённый бездействием и духотой, Лалор лежал, прижавшись к холодной решётке, – Боги теснили его, стараясь выгадать для себя побольше свободного места, а никакой управы на них у него не было.

– Мальчик, – негромко окликнул его голос от соседней клетки. Давно уже никто не обращался к нему по-доброму, и Лалор повёл взглядом, отыскивая того, кто его позвал.

На него смотрел мужчина из «синих» Богов – четверорукий воурианец. Когда-то воурианцы до того напугали его своей четверорукостью, что принц передёрнулся и отвернулся.

Поняв, что каким-то образом сделал мальчику неприятно, воурианец заговорил с ним по-другому:

– Иркмаан, я хочу вступить в контакт с вами. Ответьте мне, пожалуйста.

Лалор резко оглянулся на воурианца и быстро лёг к нему спиной.

Увидев и услышав, что происходит, один из Богов Лалора грубо позвал:

– Ранх! Иди сюда, или будет хуже!

Лалор медленно посмотрел на своего Бога, размышляя, идти или нет. За неповиновение они могли избить его, но время, когда, боясь вызвать гнев Богов, принц Лалор прислуживал им, давно кончилось.

Тем не менее Лалор встал. Его тело постоянно ныло от побоев, и получать новые у него не было никакого желания. Аккуратно ставя ноги между телами лежащих Богов, он подошёл к позвавшему его Богу – тоже воурианцу.

– Ну? – равнодушно сказал он.

– Отойди к той стороне и сядь там. Больше не подходи к левой решётке, ясно?

Лалор посмотрел на него, думая, спросить, в честь чего вдруг вышло такое распоряжение, или поберечь силы и без необходимости не злить скучающих и раздражённых Богов, и буркнул:

– Пусть подвинутся.

К его удивлению, Боги возле правой от двери решётки действительно раздались в стороны, давая Лалору место, где можно было присесть.



8.

Когда в отдалении открывались массивные двери и в зале раздавался шум шагов большой группы охранников, лёгкий гул голосов, словно висевший в воздухе, смолкал. Лалор видел, как бледнели и словно бы выцветали лица заключённых, и понимал, что каждый с невольным страхом думает: не за его ли группой идут, не за ним ли? Даже его Боги – и те, несмотря на свою извечную грубость, каменели и с неприкрытым страхом напряжённо прислушивались: в какой проход свернут? Отнесёт судьба или нет?

Возможно, все эти заключённые знали нечто такое, чего не знал Лалор, но он был, пожалуй, единственным в этом зале, кто почти не задумывался о будущем. Ему снова казалось, что хуже, чем сейчас, уже некуда. Если бы всех этих заключённых хотели убить, то незачем было бы поить и кормить их, незачем вообще было их сюда везти. А раз они нужны живыми, то условий тяжелее этих придумать просто невозможно, и значит, хуже не будет.

Когда его Боги убеждались, что судьба опять отнесла, кто-нибудь из них бормотал – так, чтобы было слышно в других клетках:

– Некоторые вообще не поют никаких глупостей, а душить будут всех...

Эти слова не возмущали Лалора. Они вызывали презрение. Петь вместе со всеми напутствие было прекрасно, этого требовало всё его существо, это являлось единственным здесь, что возвышало душу, то, чего так давно не было в жизни Лалора.

Постепенно состав заключённых в зале сменился, но песня провожала уходящих по-прежнему – новоприведённые быстро перенимали её у старожилов. В конце концов в числе этих старожилов оказался и Лалор. Когда зал оглашали крики угоняемых, принц вскакивал и, изо всех сил сжимая руками прутья решётки, отчаянно и звонко запевал песню-напутствие, и весь зал подхватывал её.

Про себя же Лалор не без горечи думал, что ему вслед эта песня не прозвучит. Его Богов никто не захочет напутствовать, потому что все помнят их отношение к окружающим: глупые и оскорбительные выходки, их хамское поведение. Впрочем, с тех пор как попал на корабль Богов, он так привык к подобным знакам немилости к себе со стороны судьбы, что если ловил себя на таких сожалениях, то сам удивлялся им.

Но вечно «относить» Богов Лалора не могло.

Однажды, войдя в зал, большая группа охранников направилась к их клетке. Открыли давно не отпиравшуюся дверь, стали выгонять Богов в проход. Лалора толкнули, заставляя выходить. Сшагнув на пол, принц попал в чьи-то грубые руки, которые схватили его и впихнули в уже образовавшуюся толпу.

Лалор не закричал, не стал драться. Рядом не было тех, кто поддержал бы его. Его Боги и не собирались сопротивляться. Они покорно, как овцы, выстроились в колонну и пошли к выходу по первому же знаку своих поработителей. Лалор отчего-то понимал, что они считают борьбу бессмысленной и глупой.

И вдруг чей-то сильный голос крикнул:

– Мальчик! Эта песня – тебе!

И запел:



Держись – и будешь жить!

Борись – и будешь вечен!



И пленные во всём зале дружно подхватили, вставая и выпрямляясь в своих клетках:



Дитя планет и звёзд, Вселенная с тобой!

Твой путь во тьме лежит,

Страданием отмечен,

Но есть огромный мир – храни его, он твой!..


Горло Лалора сдавило короткое рыданье, и он засмеялся – от прилива благодарной радости, огромной, словно прекрасная Великая Бездна.