Четверо. Монетка на ребре. Забытые пельмени

      Время переваливает за полдень, и ветер постепенно усиливается. На грунтовой дороге он собирается в причудливые завихрения – крутит, разбрасывает по сторонам сухие листья. На небе появляется россыпь кучковатых облаков, стремящихся настигнуть и поглотить друг друга. На северо-западе они сгущаются, сбиваются в сливовую массу, тяжелеют, ползут по лазурному холсту, едва не касаясь брюхом верхушек вековых деревьев. Голоса птиц теряются в прибрежных зарослях, как будто удаляясь все дальше, вглубь леса. Сюда идет гроза. И, похоже, она копила свои силы не один день.
      Вы сидите на поваленном дереве, на берегу озера. Его кора изрезана такими глубокими канавками, что вам приходится периодически ерзать на стволе, в надежде устроиться как можно удобнее. Пока что вы не добились в этом вопросе желанного успеха. Строго говоря, сегодня ни одно место не заставит вас окружить себя минимальным комфортом путешественника, которому и паутина липнет на лицо, и корневища давят между лопаток. Вы, как наяву, помните, что случилось несколькими мгновениями ранее. Перед глазами стоит яркая картина старика, бьющегося в предсмертной агонии, с пузырящейся кровью у рта, временем которого распоряжается обезумевшая дракониха. Вы боитесь представить, что она нависает над ним, словно неизбежная смерть, явившаяся за душой несчастного человека, как карающий меч, до сих пор не вынувший лезвие из остывающей плоти. Вас пугает мысль, что она смотрела в вашу сторону не случайно. Вы обеспокоены тем, что на континенте не бывает подобных случайностей. И от этого вам становится не по себе.
      Вы хотите верить, что у вас есть хотя бы одна причина, чтобы не отступиться от своего желания идти вперед, пережив трагичное начало приключения. Вы хотите верить, что подобрали правильное произведение для чтения.
      Спутник, ваш преданный слуга стоит напротив, безучастно скрестив руки на груди, и вглядывается в природную аллею, образованную кленовыми исполинами. Он молчит, но наверняка догадывается о вашем состоянии. Понять это не так-то просто, потому что лицо вашего экскурсовода не трогает ни одна складочка, ни морщинка – оно остается непроницаемым, обжигающе холодным. Создатель так резко и неестественно моргает, что вы чувствуете себя рядом с ожившим манекеном, редко используемым по причине демонстрации нестандартных размеров одежды. Несмотря на уверенность, что он скрытно сочувствует вашей впечатлительности, вы почему-то ощущаете себя одиноким, брошенным, непонятым. Обделены должным вниманием. Но вам хочется верить, что у этой истории будет счастливый конец. 
      – Куда она полетела? – наконец спрашиваете вы, поднимая голову, отяжелевшую от беспокойных мыслей. Все это время ее поддерживали руки, упершиеся локтями в колени. – Что она собирается сделать?
      – У меня есть только предположение, – отвечает рассказчик, этот флегматичный проводник, исследователь иллюзорных пещер. – Я постепенно утрачиваю контроль над континентом. Тем не менее, я могу поделиться одной из версий развития событий.
      Вам приходит в голову совершенно безумное решение проблемы. Вы подрываетесь с лежачего дерева и приближаетесь к экскурсоводу. От волнения и переполняющего напряжения у вас подкашиваются ноги и дрожат поджатые губы. Лицо краснеет. 
      – Скажи, скажи мне, пожалуйста, – лепечете вы надломанным голосом, – а есть такое сюжетное ответвление, где рыбак не умирает, а? Мы можем свернуть на нее и спасти старика? Можем все изменить? – Вы дергаете его за рукав. – Ну, говори, говори! Что ты молчишь? Выход есть, да?
      – Безусловно, – отвечает он, брезгливо отстраняя руку, будто не терпит фамильярностей, – но не исключено, что в альтернативной истории есть вероятность, что кто-то из нас умрет.
      – Как?! – натужно восклицаете вы. – Почему?!
      Рассказчик смотрит вам прямо в глаза. Он хмурится, в его взгляде проступает суровость толстокожего наставника, раздражающегося от повторения одних и тех же жизненных истин.
      – Мы являемся невольными участниками развития сюжета, – неохотно говорит он. – Мы вписаны сюда на птичьих правах, но выйти, не оставив следа, уже не сможем.
      – Как такое возможно? – стонете вы. – Я ведь просто читаю книгу, а это, это…
      – И помогаешь мне ее писать, – поясняет он мягче. Его тон становится дружелюбным, он принимается подкреплять слова жестами, словно насильно их вталкивает вам в уши. – Пойми, что здешние границы порядка вещей весьма расплывчаты. На континенте через видимую, отчетливо проступающую черту переступаешь только дважды – в момент появления и в момент ухода. Появление можно сравнить как с рождением, так и с первым упоминанием, а уход ассоциируется со смертью, либо с утратой роли в линии сюжета. – Он вздыхает, присаживаясь на дерево. – На первый взгляд кажется, что я говорю завуалировано, чтобы сбить тебя с толку, но это не так. Я хочу, чтобы ты понял, что мы вместе взялись за перо, которое в одиночку никто из нас не удержит. Это тяжкая ноша. Мы обязаны дойти до конца, выполнить обязательства перед континентом, трескающимся по швам. Ты не представляешь, сколько от нас зависит. Если бы ты знал, во что переросло твое времяпрепровождение за моими текстами.
      Краски неба стремительно сгущаются. Лазурное окно в кронах деревьев темнеет. Солнечные лучи не проникают на поляну, не освещают рассказчика и его соавтора, соучастника, пришедшего в ответственный момент, когда континентальный мир дал трещину, незначительную, едва приметную, но все-таки существующую. Крошечное углубление, микроскопическое ущелье этого мира стало доказательством иной жизни, порожденной гибким воображением, сформированной узкой специфичностью взглядов и желанием поиграть в бога. И вот, два человека, стоя друг напротив друга, ищут средства, подпитывают свои убеждения, что они играют здесь значимые роли творцов. Но если не садиться на бесконечные качели эгоизма, они, два путешественника, два заплутавших путника незаметны для континентальной ленты времени. Они – две песчинки огромных часов.
      – Идем? – спрашиваете вы, нарушая молчание.
      – Неподалеку есть городок, – отвечает рассказчик, скидывая с плеч рюкзак, – второй по величине в Озерных Землях, если быть предельно точным. Судя по направлению полета, Пикро отправилась именно туда. – Он достает из основного отделения прозрачный пищевой контейнер и извлекает из него бутерброд с сыром и вареной колбасой. – Бери. Я знаю, после пережитых впечатлений жутко хочется есть. Так вот… Надо полагать, Пикро начнет поиски в каком-нибудь людном месте. Примется расспрашивать, искать зацепки, вынюхивать следы… Ей хочется узнать, кто подкупил рыбака, который согласился на грязную работу. – Он подхватывает из контейнера еще один бутерброд и продолжает повествовать с набитым ртом. – Любопытный факт: рыбак был знаком с Пикро. Следуя незамысловатой логике, некое третье лицо рассчитывало, что старик войдет в доверие, прежде чем возьмется за охотничий нож. Но личные обиды возобладали над поставленной целью – рыбак поддался эмоциям. Он выплеснул накопленную неприязнь и проиграл.
      На жаре сыр становится мягким, липким, а колбаса отдает странной кислинкой, намекая на сомнительные сроки годности, но вам кажется, что это самый вкусный бутерброд, который вы когда-либо ели. Вы кусаете, снова, снова и снова… В последний момент замечаете, что ваши пальцы чудом остались целы, избежав участи попасть под зубы, как иногда попадает подвижный вездесущий язык.
      – У кого-то избыток денег? – рассуждаете вы. – Как можно доверить убийство драконихи старику, из которого вот-вот посыплется песок?
      Спутник многократно кивает. Кусочек колбасы выскальзывает из-под сыра и падает на землю. Но вместо того, чтобы разозлиться на себя за рассеянность, ваш напарник отвечает молниеносной реакцией. Он подхватывает соевый ломоть с травы, уверенно подкидывает вверх и ловит зубами, после чего продолжает его жевать как ни в чем не бывало.
      – Что? – нарочито удивляется он. – Следующий перекус будет нескоро.
      Вдали слышится раскат грома. Гроза еще далеко, но вы заранее начинаете беспокоиться за о сохранении одежды в сухом состоянии. Не очень-то хочется мокнуть. Вы осматриваетесь по сторонам, определяя источник надвигающейся стихии.
      – Мы вымокнем, да? – интересуетесь вы. – У меня нет с собой зонта.
      Рассказчик небрежно вытирает жирные губы об рукав, затем достает из кармана брюк коробку спичек, вынимает одну, заостряет отточенным движением переламывания под углом и принимается ковыряться в зубах.
      – Он не пригодится. Мы укроемся от дождя раньше, чем он начнется.
      Он выкидывает обломок спички и вытаскивает из очередного кармана записную книжку с вложенной между страниц перьевой ручкой. Письменное приспособление выполнено из металла, но попахивает откровенной дешевизной.
      – Смотри, – говорит он и открывает книжонку и быстрым, неразборчивым почерком накладывает букву за буквой, слово за словом. – Прочтешь?
      Вы всматриваетесь в несчастное предложение, но с трудом различаете из этой сумбурной каши знакомые символы. Пытаясь отыскать смысл, связать то немногое, что удалось опознать среди нагромождения завитушек и росчерков, вы терпите неудачу. Жаль, что за соседним кустом не прячется графолог. Он бы сейчас пришелся как нельзя кстати, несмотря на тот факт, что графологов никто не берет в столь опасное путешествие.
      – Не выходит, – жалуетесь вы. – Если это увидит мой лечащий врач, то у него спадут с носа очки. Хрусталик его глаза не только сместится, а вывернется наизнанку. На следующее утро он обнаружит, что стал правшой и тогда…
      – Да-да, достаточно, – прерывает рассказчик поток сарказма. – Я понял, что в тебе избыток энергии. Но будь осторожен – Пикро не видит нас до тех пор, пока не вспоминает обо мне. В это трудно поверить, но наше присутствие остается незамеченным только благодаря ей.
      Вы икаете. Что случилось? Это из-за кислой колбасы? Последний кусочек сыра не лезет в горло? Разумеется, вам интересно, как будут развиваться события дальше, но перспектива встретиться с Пикро лицом к лицу, ощущая ее дыхание, чувствуя рокот, поднимающийся из глубины груди, отнюдь вас не радует. Несмотря на сокрытое желание прикоснуться к ее чешуе, вам хочется дольше оставаться незамеченным, сторонним наблюдателем, и вернуться домой с головой на плечах. И вдруг вас осеняет: а если Пикро догадывается, что за ней следит создатель? После жуткого столкновения с рыбаком ее чутье нельзя недооценивать. Возможно ли, что она нам подыгрывает? Если да, то зачем? Какая ей с этого выгода?
      – Эм-м… Так мы идем или как?
      – Ага, – кивает проводник. – Жаль, что твои зачаточные познания в области графологии не позволяют нам сделать это раньше.
      – Что? Я не могу разобрать, что здесь написано! Я охотно сделаю комплимент курице с ручкой в лапе, чем…
      – Не нервничай, – приказывает спутник, взгромождая рюкзак на плечи. – Лучше закрой глаза и постарайся ни о чем не думать.
      Вы сердитесь, но выполняете его просьбу. С неохотой. Зачем-то считаете до десяти. Каждый знает, что под опущенными веками любой мир становится недостижимым, он исчезает, теряется в закоулках разума. Если задуматься, то он и не существовал, пока не ощущалось дуновение ветра, случайные запахи не щекотали ноздри, а чей-то голос, пусть даже и малознакомый, не звал вас по имени, определяя местонахождение в том или ином месте. Все происходящее является иллюзией, надуманной картиной воображения, пока к нему не применяются органы чувств. Может, континент и вовсе не существует? Может, это дурной сон, приснившийся накануне под действием удушающей жары? Рассказчик настоятельно просил вас освободить голову от мыслей, но разве вы можете вот так просто остановить этот бурлящий поток, берущий начало с вершины подлинной реальности? И сейчас вас беспокоят мысли о доме. Что осталось позади? Учеба? Семья? Работа? Друзья? Или размышления завели вас на глобальный уровень? Игры высших сословий, отдельно взятой социальной группы, природные катаклизмы… Вы врываетесь в альтернативную вселенную, отгораживаясь от собственной, становитесь не каким-то соучастником, а ткачом, кузнецом чужих судеб. И ради чего? Устали от будничной рутины? Жаждите острых ощущений, натягивающих струны души? Скучаете по приключениям, недостаток которых ощущаете последнее время? Бежите от вопросов обыденности, требующих краткосрочных ответов?
      Ваш путеводитель, ваш преданный слуга надеется, что вы помните, что добровольно согласились отправиться в длительное путешествие. Он хочет, чтобы вы напоминали себе об этом чаще. Зачем? Все проще, чем кажется. У всего есть начало и конец. Пункт «А» и пункт «Б». Завязка и заключение. Рождение и смерть.
      Вы открываете глаза – попутчик дернул вас за рукав. Черт подери, лучше бы он этого не делал. Вокруг шум, хохот и звяканье посуды. Смена обстановки слишком резкая, чтобы вот так просто привыкнуть. Люди, драконы, носящиеся подносы над головами посетителей, трактирная стойка, где группа людей взахлеб лакает эль и запахи-запахи-запахи… Пахнет дрожжевым пойлом, тушеное мясо с луком и гарниром из картофеля мешает сосредоточиться на происходящем, колбаса в кишках, которая на порядок меньше благоухает содержимым, чем оболочкой, пирог из потрохов, щедро смазанный перетопленным жиром… Сколько суеты, пьяных вскриков и громких возгласов! Но в этой суматохе складывается впечатление, что каждый слышит, как в карманах соседнего столика звенит серебро.
      Вам трудно дышать. Опираетесь на плечо рассказчика и пытаетесь сохранять спокойствие. Вы стоите в центре, но вас никто не видит и это, это… Вам дурно. Кружится голова. Хочется присесть, но вы не решаетесь попросить об этом спутника. Быть может, все пройдет?
      – Ты в норме? – спрашивает путеводитель. – Тошнота? Слабость? Вздутие?
      – Очень смешно, – отмахиваетесь вы. – И не надо меня трогать, будто ты что-то смыслишь в медицине.
      – Ты прав, – говорит он. – Но другого терапевта на протяжении наших странствий не будет. Скажи, ты чувствуешь здешние запахи?
      – Еще бы, – бормочете вы, ворочая сухим языком. – Рафинированное подсолнечное масло здесь еще не придумали, да?
      Рассказчик игнорирует колкое замечание.
      – Если нос не потерял чувствительность, значит, наш прыжок прошел успешно. Некоторые читатели теряют способность говорить, а иные и вовсе в необузданном страхе просятся обратно, в свой мир, – насмехается он. – А теперь взгляни туда.
      Спутник указывает на столик в углу, обнесенный прибитыми к полу лавочками. На одной из них – кто бы мог подумать! – сидит Пикро. Перед ней стоит кувшин и кружка, до краев наполненная пенным напитком. Белая пузырьковая шапка возвышается над емкостью с железными ободками, норовя сползти по стенке. Вы изумленно смотрите на Пикро. Вас занимает глупый вопрос, который вы воспроизводите вслух:
      – Она… пьет?
      – Мы все пьем, – умничает рассказчик. – Кто-то больше, кто-то меньше, а некоторые предпочитают воду или клюквенный морс.
      – Но она! Как же дракон…
      – Каждый из нас имеет недостатки, – язвит напарник. – Иные только ради этого и влюбляются друг в друга, чтобы почувствовать, что кто-то видит в них индивидуальность.
      – Она пьет алкоголь!
      – Лимон!
      – Прости – что?
      – Я думал, мы играем в слова, – пожимает плечами попутчик. – На мягкий знак нет слов, не так ли?
      Забавно, что он издевается над вами неспроста. Вы чувствуете себя лучше после каждой фразы, слышимой от путеводителя. И вот вы уже крепко стоите на ногах, буравя взглядом Пикро. Крылатая сидит, свесив хвост и положив передние лапы на стол. Удивительно, что она сидит по-собачьи, но вместе с тем она разминает пальцы по-человечьи, как будто несколько часов провела за вязанием шерстяных носков. Вас это и удивляет, и несколько сбивает с толку, ибо в живую ее движения выглядят привычными, незатейливыми, будто вот-вот она поднимется и пойдет по трактиру на своих задних «ногах», поддерживая прямую осанку. Интересно, как она будет держать кружку? Позабыв об опасности, вам хочется подсесть к ней и заговорить о чем-нибудь незатейливом, словно вы старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки.
      – О, ты улыбаешься?
      Вы вздрагиваете. Какого черта? Так и до сердечного приступа недолго довести!
      – Нас действительно никто не видит? – уточняете вы.
      Спутник кивает. И что это значит? То есть, «да» – никто не видит или «ага» – еще как видят! Ему трудно пошевелить языком, когда ребром стоит настолько важный вопрос? Или он как в бедных на сценарий и режиссерскую работу фильмах будет объяснять ключевые вещи в последний момент, когда в этом отпадет смысл? Что ж, намек вам ясен – писатель тянет резину. Вы переводите взгляд на Пикро и наблюдаете. Дракониха кладет голову на лапы, потом резко поднимает с ворчливым вздохом. Похоже она кого-то ждет и, судя по ее движениям и напряженным крыльям, не спущенным вниз, ожидание порядком ее утомило. Вас умиляет, как точно передает раздражение ее мордочка, которую по-прежнему вы норовите называть лицом. Ноздри то расширяются, то сужаются, веки опускаются то медленно, то подскакивают, уголок рта искривляется, выставляя на краткосрочное обозрение треугольные зубы.
      – Что-то мне подсказывает, – говорит спутник, – что она на пределе. 
      – Что?
      Спутник движением глаз указывает на кружку. Настолько он ленив и лапидарен по части пояснений!
      – А, это… Конечно, иначе зачем она налила себе эля?
      – Ну, скажем… изначально не для себя, – улыбается он.
      – А для кого?
      Рассказчик хлопает по плечу.
      – Гляди!
      Пикро обхватывает лапами кружку и опрокидывает в себя. Она осушает ее в несколько глотков и звучно опускает на стол, что едва не подпрыгивает кувшин. Эль не полностью попадает внутрь. Часть стекает по ее подбородку к шейным и грудным пластинам, капая с их острых углов на пол. Пикро облизывается, смахивая языком пенку с носа. В ее глазах читается неистовое наслаждение.
      – Убедился? – восклицает проводник. – Я с трудом контролирую континент! Я создал Пикро дикой, хищной, надменной драконихой, а она заваливается в трактир и лакает эль! Это унизительно! Хотя, нет… Кого я обманываю? Это уморительно!
      – Где этот придурок? – возмущается Пикро, будто обращаясь к кувшину. – Договариваешься встретиться до заката, откладываешь дела насущные на потом, а он строит из себя раболепную пчелку! Так я и думала – ему на меня наплевать. – Она подпирает голову лапой. – Последнее время я сомневаюсь, что я ему нравлюсь. Когда-то он был настойчивее и решительнее… Ох, – вздыхает Пикро, – как я устала от своей внешности! Все из-за этих проклятых пятен и шипов. Застер не знает, как перейти на следующий этап, пока не придумает, каким образом ему удастся на меня залезть без угрозы для собственной жизни. – Она ухмыляется. – Это нелепо – самец боится быть самцом. Сторонится риска, когда плод так сладок, м-м-м…
      Мимо ее стола проходит половой – статный курносый юноша в длинном переднике, надевающийся через шею. Он несет поднос с половинкой печеночного пирога и копченые гусиные хвосты с кое-где торчащими пеньками. Пикро реагирует быстро – она преграждает ему путь шипастым хвостом.
      – Прошу прощения, – отзывается учтивый юноша и переносит ногу через преграду. – Если позволите, я тороплюсь.
      Но Пикро неотступна. Она поднимает хвост, не дав половому перенести вторую ногу. Тот замирает. Хвост драконихи поднят с пола, касается провисших штанов в области паха несчастного служки. Кажется, что острые ядовитые шипы вот-вот его проткнут, в аккурат точно по шву ничем не незащищенного мужского достоинства.
      – Садись за стол, – приказывает Пикро, лукаво щурясь. – Есть разговор. Думаю, ты не откажешь, кхм, даме в маленькой просьбе?
      – Простите, – выдавливает из себя половой, – у меня работа…
      – Так выполняй ее. Или общение с посетителями не входит в круг твоих рабочих обязанностей?
      – У меня ограниченное время…
      – Которое ты на меня исчерпал? – шипит Пикро. – Или которое тратишь на ненавистную работу? Я вижу по твоей вялой походке, будто тебе здесь не место. И пусть ты улыбаешься каждому встречному, от меня не скроешь, как ты меня ненавидишь. Вот только себя ты ненавидишь еще больше. День ото дня ты встаешь с первыми лучами солнца и идешь на кухню отмывать посуду от плевков. Раз в неделю ты получаешь две серебряные монеты, которых с трудом хватает на две головки сыра и кувшин выпивки, но ты не спускаешь все деньги на еду. Половину заработка ты откладываешь, мечтая прикупить себе рыцарские доспехи, после чего собираешься податься в замок на службу. Тебе кажется, что туда берут каждого холопа, однажды подержавшего в руках меч, пока стражник-завсегдатай отвернулся. – Пикро самозабвенно улыбается. – А теперь представь, насколько вырастут шансы трактирной крысы, если она принесет голову разыскиваемой драконихи! Женщины выстроятся в ряд, чтобы прыгнуть в его койку. Они сделают все, чтобы его, кхм, меч отполировался до блеска.
      – Твою ж мать! – вырывается из вас. – Я только начал думать, что…
      – Тихо! – приказывает спутник. – Замолчи!
      Юноша, недолго думая, садится за стол, едва не выронив поднос из рук. Он бледен, как поганка. Пикро хмыкает, наливает в кружку эля и нанизывает на коготь гусиный хвост. Она подносит его к свету, словно оценивая, насколько хорошо прокоптилось нежданное угощение.
      – Я даю тебе выбор, – говорит она. – Сейчас ты идешь в свою каморку, собираешь пожитки и уезжаешь из Лаккоса так далеко, как только можешь. – Она сует гусиный хвост в рот и неспешно жует. – Второй вариант – ты умираешь сегодня ночью в темном переулке от моих когтей. – Она облизывает палец. – И, наконец, третий вариант, самый спорный и циничный, но имеющий право на существование, – ты перерезаешь себе глотку кухонным ножом, который спрятал под льняным поясом, думая, что я не замечу, и мне не придется делать грязную работу. – Пикро отхлебывает немного эля. – Что скажешь? Какой ты сделаешь выбор?
      Половой застыл от изумления. Или от страха. Он не движется, не подает признаков жизни, но его выдает нижняя губа, дрожащая, как сухой лис на ветру.
      – Хочешь подумать? – спрашивает Пикро, цепляя второй хвост с подноса. – Я не тороплю, решение действительно непростое.
      – Алкоголь притупляет драконью реакцию, – выдавливает из себя юноша сквозь зубы. – Я думаю…
      – Ах, значит, второй вариант? – смеется дракониха с кружкой у рта. – Смелый выбор! Быть может, я дам тебе шанс увидеть меня раньше, чем я перегрызу тебе глотку.
      Половой молчит. Его начинает трясти, он судорожно оглядывается по сторонам, будто ожидая помощи. Но трактир шумит, есть, пьет, играет в карты и брякает на лютне будничный веселый мотив. Никто не обращает внимания на разрастающийся конфликт углового столика, впрочем, тихо звучащего на фоне суеты незатейливого заведения, где парочка картин местных пейзажей контрастирует с расстилающимися во всю стену гобеленами отшумевших битв между людьми и драконами. На одном из них изображен жуткий змий, сжигающий солдат заживо. Странный способ укрепить шаткие отношения между расами, вывешивая подобные работы в людном месте, где каждый второй человек, однажды имевший разногласия с крылатыми, закипал от ненависти после нескольких кружек дроби. Тем не менее, городок Лаккос принадлежит Озерным Землям, где основную массу населения составляют драконы.
      – О боже, – притворно стонет Пикро, – как же мне не везет с убийцами! Одни едва ноги передвигают, а другие настолько молоды и наивны, что читаются как с листа. – Она, не стесняясь, продолжает уплетать гусиные хвосты один за другим. – Послушай, окажи мне услугу! Вернись к своему нанимателю и попроси его послать за мной опытных наемников. Мне совсем не хочется идти по трупам крестьян. Это так скучно – вонзать когти в отребье, неспособное держать оружие в руках.
      Половой поднимается и, как деревянный солдатик, уходит, держа руки по швам. Спустя несколько мгновений к столику приближаются два дракона. Они без крыльев, закованные в тяжелые доспехи, их походка грузная и решительная. Вы со спутником переглядываетесь. Он кивает в сторону Пикро, мол, не отвлекайся, продолжай смотреть.
      – Выметайся из трактира! – рычит один из драконов. Его голос низок, но остается впечатление, будто он говорит через прижатую ко рту лапу. – Сейчас же!
      Пикро прожевывает последний хвост и поднимает взгляд.
      – Неужели он выбрал второй вариант?
      – Что? Ты слышала меня? Выметайся!
      Пикро молча спускается со скамьи и идет к выходу в сопровождении здоровяков. Трактир на какой-то миг затихает, наблюдая за происходящим, но как только дверь хлопает с обратной стороны, все продолжают заниматься своими делами – раскладывать карты и сплетничать.
      – Пойдем, – говорит ваш спутник. – Лучше нам не отставать.
      – Сквозь стену?
      – Хочешь в ней застрять?
      – Что? В смысле?
      – На моей памяти такое уже было. Пришлось переписывать полглавы, чтобы убрать помещение, где разворачивались события. Так что лучше доверимся проверенному способу. – Он достает записную книжку и царапает несколько слов. – А так как у тебя с пониманием моего почерка явные проблемы, то закрой глаза и постарайся ни о чем не думать.
       «Ни о чем не думать». Он издевается? Как можно ни о чем не думать, когда где-то там, позади этого мира, остались пельмени на плите? А Пикро? Она снова собирается обагрить свои когти? А если она вспомнит о своем создателе? Как это произойдет? Она сразу разорвет нас в клочья или предложит нам сделать выбор, как половому из трактира? Погодите… Если суть перемещения напрямую связана с освобождением головы от мыслей, то как тогда получилось переместиться уже дважды, без особых последствий? Получается, что опущенных век достаточно? Нет, похоже, спутник что-то недоговаривает. Нет, он нарочно держит в неведении!
      – Готов? – спрашивает он.
      – Готов.
      Да какой там готов, думаете вы. С самого начала вы думали, что континент встретит вас с распростертыми объятиями, а на самом деле он только и ждет, как вонзить нож в сердце.
      И да, пельмени. Чертовы пельмени!