2. Шведский стол. Раткины рассказы

Шведский стол
Жизненной активности Ратко не было предела. Этой мультяшной суетности в равной степени соответствовали его природные любопытство и пытливость, выпирающие из всех умовы;х щелей и извилин. Ему все, до мелочей, в этой жизни было интересно: кто и о чем думает, зачем и куда передвигается, где витают чужие мысли, откуда и куда текут все реки мира и почему русские медведи никак ему, югославу, не встретятся ни на одной из сибирских дорог... В нем сочетались две несовместимые страсти — беспредельное любопытство и дикарская осторожность: любопытство — от природы, осторожность — из опыта войны. Одним словом, про него можно сказать: «прирожденный разведчик» или, как метко прозвали его русские парни, — «партизан». Именно такие бойцы выживают на войне чаще других.
Мне часто думалось, что он собирал людей, и все их проблемы, события и их последствия, а также собственные эмоции и впечатления в личную башковитую шкатулку, похожую на поварск;й котел, а затем внимательно пересортировывал, перемешивал и тщательно переваривал все компоненты этой кухни человеческих страстей. Так он познавал мир, а мир познавал его.
Время от времени он вытаскивал из своего котла какую-нибудь грустную или веселенькую историю и потчевал нас этим блюдом как бы между прочим.
Вот одна из таких картинок.
Дело было в одном австрийском ресторане. Или пансионе. В молодости неотразимый красавец Ратко, успешно окончивший в Белграде поварск;е курсы, подался в богатые австрийские края на приработки. Устроился коноб;ром (официантом — сербск.), или угостителем, как говорят сербы, в одном из загородных отелей в Альпах. В его обязанности, в числе других, входила уборка обеденных зон. После этого залы готовили к утреннему «шведскому» столу, как это обычно устроено заграницей для гостей, оплативших полупансион.
В этот день он встал, как всегда, с раннего утра — была его смена. Зачем-то спустился в подвал отеля. Вот какая-то дверь в конце длинного коридора чуть приоткрыта. Конечно, надо заглянуть. Любопытство — свинство, но природа берет свое... Засунул глаза внутрь, да как шарахнется в сторону... По стенам дальней этой, потаенной от случайных посетителей, комнаты висели портреты каких-то военных в немецких мундирах со свастикой. Гитлеровцы? Откуда? Дальше — еще страшнее. Флаги с фашистской свастикой развернутыми полотнищами словно «украшали» интерьер ухоженного жилища. Чьи это «палаты»? Кто хозяин?
Австрия — родина Гитлера, и много притаилось здесь фашистских змеенышей... Мысли носились вокруг сербской юношеской головы черными воронами. Ведь только недавно он вернулся с Косова поля, где нес на своих плечах мощи князя Лазаря, и был пронизан щемящей любовью к своей родине и ее святыням.
Знают сербы, что немцы до сих пор побаиваются свободно передвигаться по сербской земле и редко в Белграде встретишь немца-туриста. Помнят они время Великой Отечественной. Крепко им досталось в Югославии от непокорных сербов, и начистили они тогда немцам хохотальники.
Воевали, конечно, сербы всерьез, в отличие от многих других народов Европы. Только недавно стало известно семье Ратко, как дед по отцовской линии, Душан его звали, славно и храбро сражался в составе регулярной югословенской армии против фашистской Германии. Начинал Вторую Отечественную «борцом» (солдатом — в переводе с сербск.), а закончил — в руководящем эшелоне. Сложное время было, и никому не рассказывал дедушка Душан, что после войны закопал свои многочисленные награды вместе с сейфом во дворе дома. И только после его смерти родные случайно обнаружили под деревом тайник. Принесли сейф домой, перебрали награды да и решили, что это какая-то случайная коллекция, ведь не может же быть у одного человека столько наград невиданных на три груди. А когда правнучка этого славного рода заглянула в интернет и изучила этот вопрос по архивным документам, то поняли все, что затяжные, застольные дедовы песни про сербского героя Гаврило Принципа из самой потаенной глубины его балканской души изливались.
Жива все-таки в сербах неистребимая воля к независимости и свободе. Босния, земля исстари сербская, полоненная, — это песня, из горла сербского вырванная...
Далеко унеслись Раткины мысли. Ну, думает, напомню я этим «фашистам», кто их гнал с югославских гор...
Столы и барные стойки немецкого пансионата, раскинувшегося в Альпах, как и надо думать, с раннего утра ломились от изысканного изобилия европейских закусок. Какой только лакомой снеди не было в то злополучное утро в сверкающем от блеска и чистоты обеденном зале австрийского отеля! Немцы, известно, от рождения педанты по части чистоты и блеска кастрюль.
Ратко с розового восхода уже на ногах и суетливо бегает между стульями, дотирая со столов последние пятнышки ночной пыли. Туда-сюда, — весело топочут здоровые молодецкие ноги. Туда-сюда, сюда-туда...
Двери хлоп-хлоп, — открыл-закрыл, закрыл-открыл...
Открыл... — и не закрыл... Оставил какую-то щелку.
А две сторожевые бульки, охранявшие ночью территорию отеля, тут как тут. Два здоровенных вороных добермана, ощерив белые зубы, молнией втиснулись в запретное пространство. Обезумев от невиданного изобилия, свободы и запахов, прожорливые сволочи закатили себе шведский пир на весь собачий мир. Ну что ж, шведский стол, так шведский, — ешь, что хочешь и, главное, сколько захочешь. А у собак, как известно, аппетит собачий...
Ратко вернулся, как ему показалось, через минуту. По нужде, что называется, отлучился. Дверь-то в обеденную залу пошире распахнул... И, отшатнувшись, машинально снова, было, захлопнул. Да, ан, поздно уже, брат, дверь-то затворять, воры давно на столе — торопятся, чавкают, не стесняются. Из всех тазиков отведали нахаляву. Из пасти одно сыпется, другое — течет. Язык так и рыщет по тарелкам, а глаза уже в трех других зырят. Не успеют заглотить грудинку, а лапы уже сало сторожат. Зрелище захватывающее.

Две огромные собачатины попробовали все, на что у них хватило времени. Не осталось ни одного блюда на столе, которое бы им не понравилось, разве что апельсиновый сок да перец... Настоящий шведский стол получился, только по-собачьи.
А что же наш герой? Вышел совершенно сухим из воды. Смена-то не его была. Просто подменял кого-то.
Ну, подменил... Закончил работу... Да и спать пошел. И кто теперь разберется, какой угоститель этих собак завтракать пригласил.
Кстати, о доберманах есть еще один смешной рассказ, из серии «чисто сербские будни».
Дрессировщик
Раткин друг-дальнобойщик рассказал нам недавно забавную историю.
«Жил у нас в поселке один дрессировщик. Дрессировал сторожевых собак. Доберманов.
Пришел к нему как-то дальний знакомый из другого села. Видит, забор возле дома приперт крепкой калиткой. Тут же табличка с физиономиями двух доберманов и надпись: “Осторожно. Злые собаки”.
Приостановился мужик возле калитки, а из-за забора собачий лай, веселый и заливистый, и пуделек маленький — тявкает ласково, хвостом виляет и ластится к протянутой руке.
«Ну, Зоран! Вот дает перцу! Собачка с рукавичку, а написано, что злая!»
Потрепал гость пуделька, за ухом почесал... и зашел во двор. К дому подходит, видит — никого. Подергал дверь, постучал. Тихо. Развернулся, было, со ступеньки крылечка хотел сойти... да не тут-то было. Раздалось рычание грозное со стороны калитки, через которую он только что свободно прошел. Глянул — сидят у калитки два добермана, зубы скалят, глаз не сводят с незнакомого гостя. Гостенёк руку, было, поднял — раздалось рычание... И зубы, клыки длинные, оголились. Ногу со ступенек спустил — снова рычание, еще более грозное, и оскал звериный. Ни рукой, ни ногой двинуть нельзя, не только что с крыльца сойти.
Сидит непрошенный гость час, сидит два, резко не двигается. А собаки отдыхают по очереди. Одна уйдет, попьет, поест, полежит, а в это время кобель сторожит и смотрит на незнакомца, как волк на добычу. Стоит на прямой линии как натянутая тетива. Потом «дама» сторожит в оловянной стойке, а кобель пьет, ест и отдыхает.
Пара собачья, сторожевая, и видно, что обученная.
Так и просидел гость на крыльце с 6 утра до 6 вечера, пока хозяева дома со свадьбы не вернулись. Ни покурить, ни воды испить, ни маковой росинки вкусить, ни прилечь, ни на очко не сесть.
Обозлился гость, но дождался-таки освобождения.
Только хозяева во двор, оловянные собаки как ручные дворняги расслабились — ластятся, носами тыкаются, обрубками хвостов туда-сюда, сюда-туда...
— Привет, дорогой! Давно не видел. Как дела?
— Дела — на букву х.., и не подумай, что хорошо.
— Что так?
— Какого х...орошо ты этих волкодавов держишь? С голоду чуть не умер. Ни воды, ни цигарки...
— Умные твари, дрессированные...
— Какая такая дрессировка, ежели они живого человека чуть не уморили. Стоят, как вкопанные, хуже надзирателей тюремных. Ни воды, ни сортира. Ни лечь, ни встать, ни повернуться с боку на бок. Как истукан просидел на крыльце. Где у вас тут туалет?
Хозяин махнул рукой в сторону огорода, и гость в секунду ретировался по скопившейся нужде. Вернувшись, он поинтересовался, что за яма в огороде выкопана. Ни под что не подходит — ни под погреб, ни под бассейн, ни под фундамент, ни под выгребную яму. Странные у нее какие-то размеры.
— На кой тебе яма 3х4 да еще в глубину три метра?
— А это я собак дрессировал землю копать...
— ???
И Зоран рассказал следующую историю:
«Нанял я двух албанцев, чтобы до вечера вырыли яму для туалета. Дал им лопаты и ушел в гости.
— Копайте метр на метр и полтора в глубину.
— Не успеем мы до вечера, — лениво заверили работники.
— Собаки вам помогут.
Албанцы посмеялись со злорадством и принялись копать.
“Ну, — говорю, — братья, не взыщите, если что не так...”. Оставил их и собак пустил, чтобы присмотрели. А сам ушел до свояка в гости.
— Как раз до вечера и управитесь.
Албанцы покопали, сколько захотели, да отдохнуть решили. Спешить, вроде, некуда, лучше себя поберечь... Только лопаты поставили, а собаки тут как тут — рычат, зубы скалят. Работники опять за лопаты — собаки замолчали. Что за хреновина? Только приостановились, чтобы отдохнуть, руки опустили. Не тут-то было — собаки снова грозно зарычали и поближе подошли, хотя до этого вдалеке сидели. Албанцы лопаты схватили, копают — собаки отошли, замолчали. Копают лихорадочно, не понимают, что происходит. Только остановятся — опять злобные рыки. Уже и яму по размеру, метр на метр, выкопали, а остановиться нельзя — собаки сторожат и за каждым движением наблюдают: только остановишься или лопату бросишь — “Р-р-р-р...” и стойка собачья, оловянная.
Перепугались албанцы... И копают, и копают...
Уже три метра на четыре по периметру прокопали, а остановиться все равно нельзя. В глубину ушли на метр ниже, а потом и на два... Вот и три метра выкопали.
Яма уже в два их роста, а собаки стоят на краю ямы и смотрят. Бедные работники уже в полном изнеможении и осторожно, как в замедленных съемках, двигаются, лишь бы лопаты из рук не выпустить. Только приостановятся, собаки в злобе снова рычат. И не лают, гады, вроде бы и не слышно их с улицы, а рычат тихо со стеклянными глазами. И албанцы снова копают и копают... От бессилия и злобы они шепотом костерят хозяина по батюшке и по всей родне, но лопаты из рук не выпускают...
Так и выкопали эту яму».
— Кто выкопал-то?
— Собаки, конечно!