Как песни и этанол Россию спасли

огда произошел очередной выпуск пятикурсников в университетах, в Россию пришла катастрофа - огромное количество дипломированных философов, которых некуда было деть.

Проблема эта приближалась довольно медленно, отчего и заметить её было сложно. Сначала в стране просто повысился интерес к философии, потом и книги стали чаще покупать, на курсы записываться, да только никто на это внимание не обращал. Первый звоночек был после вынужденного увеличения мест на философских факультетах - не хватало для всех желающих, но и тогда никто внимание не обратил. Молодёжи много, поступает большое количество человек на все специальности, мало ли.

Проблема началась после невозможности трудоустроиться. То бишь, студенты оставались в качестве преподавателей, но потом и эти места закончились, а следом и вакансии работников кафедры. Начали устраивать уже на все должности подряд, даже на другие факультеты в качестве преподавателей, вместо охранников и уборщиц – не помогло. Все факультеты в университетах превратились в философские, а всё больше и больше людей в стране бродили с потерянным взглядом куда-то вдаль и бубнели себе под нос «…ризома…нарратив…симулякр…»

Вскоре в стране философов стало уже такое огромное количество, что они ходили толпами по улицам в поисках эписистемы и текстуальности. Вместо врачей, инженеров, водителей, учителей и просто офисных работников Россию заполонили великие мыслители. Ситуация была критической, поэтому для решения проблемы собрали Совет, который свет ранее не видывал – были все, начиная от обычных людей и заканчивая главами огромных компаний, даже вся властная верхушка с генералами приехала, в общем, все те, кого ещё не поразил страшный философский вирус и кто хотел исправить ситуацию.
- Одних мы расстреляем, вторых сожжём, а на проспект Ленина, где очередной филиал философского университета открыли, вообще бомбу скинем! Надо будет – атомную! – кричал с трибуны генерал-лейтенант Петличкин.
- Да вы успокойтесь и сядьте, нашёлся, понимаешь, герой, который собственную страну разбомбит! – ответил ему слесарь Митченко.
- Отставить разговоры! – грубо крикнул Петличкин, - всё, начинаем бомбить! Приказываю – перенестись в генеральный штаб и отдать оттуда приказ о пуске бомбы! Приказ – исполнить! Ать, два, ать, два, ать, два…

Петличкин повернулся на девяносто градусов, маршем отошёл от трибуны, но тут же упал, ибо до этого выпил половину бутылки коньяка. В очередной раз великий и могущественный этанол спас Россию.

- Да, ребята, - сказал бывший губернатор Кирпичёв, - мы так в Философскую Федерацию скоро превратимся, с такими предложениями-то. Слушайте, убивать философов, учитывая, что это молодёжь – на такое способны только пьяные Петличкины. Есть ещё какие-то предложения?
- Может, агитацию объявим? – предложил инженер Потапенко, - мол, пришёл, получил паёк.
- Да им разве хлеб-то нужен? – спросил губернатор, - вон, Чорана почитали, таким пессимизмом налились, что даже с дивана вставать не надо, уснули и дальше лежат, а в этом анабиозе можно хоть сто лет провести.
- И правда, - почесал голову инженер Потапенко, - не подходит.

Совет вновь принялся бурно обсуждать, что же делать с таким количеством философов. Где-то в углу тихонько сидели психиатр Игнатенко, бывший преподаватель философии Емельянов и психолог Киселёв. Они долго перешёптывались и осматривали зал, иногда что-то записывали в тетради. Кто-то вспомнил, что они есть в зале.
- Господа, наши идеи исчерпаны! – грустно сказал бывший трудовик Савенко, - мы с вами перебрали все возможные варианты и выхода нет. Придётся жить без хлеба, но с умными мыслями.
- Постойте! – сказал психолог Киселёв, - у нас есть предложение.

Все втроём они вышли к трибуне. Кисёлев огляделся на Игнатенко и Емельянова. Они одобрительно кивнули ему головой.

- Наш вариант, поймите, - психолог Киселёв выглядел очень неуверенно, - он…кому-то может показаться даже слишком экспериментальным…мы вообще очень сильно сомневаемся, что он сработает, но надежда есть…
- Так говорите же! – послышались крики Совета.
Психолог Киселёв взял бумажку, поправил очки, откашлялся и стал рассказывать:
- Дело в том, что известный психиатр Юнг писал о бессознательном в человеке, в том числе и коллективном бессознательном…
- Скорее, переходите к сути, времени у нас не так много! – вновь заголосил Совет.
- Наше предложение таково, - уверенность в голосе Киселёва мгновенно возросла, - все выпускники, ну, практически все – из России. Если мы сможем заставить сработать коллективное бессознательное в каждом из них, то они вернутся к привычному ритму жизни, но для этого нам нужны две самых ценных вещи – водка и застольные песни. Много водки и много застольных песен, очень много. Столько, наверное, за всю историю не пели. И не пили.
- Вы думаете, это сработает? – сказал в микрофон председатель Совета премьер-министр Вишневский.
- Не знаю. Нам нужен опытный экземпляр, на котором мы бы опробовали нашу методику.
- Он будет.

И, действительно, к вечеру пара бывших полицейских привели и посадили за стол студента философского факультета.
- Ч-ч-что вы д-д-делаете? Зачем вы меня сю-д-да притащили?
- Держи, - человек военной форме дал студенту, - а если не выпьешь…

Человек в форме достал из кармана книгу Ницше «так говорил Заратустра» и поднёс к ней зажигалку.
- …я оставлю тебя без любимого нигилиста!
- Нет, прошу, не надо, я выпью! – студент тут же осушил рюмку и сильно закашлялся.
- А теперь давай, подпевай. Не уныва-а-а-а-ай, не уныва-а-а-а-ай, душа-а-а-а моя-я-я…
- Упова-а-а-ай, упов-а-а-ай на-а-а Господа-а-а-а… - пропел студент сам того не ожидая, - ничего себе, а откуда я её знаю…
- Сработало! Урррррррааааааа! – Совет прямо-таки взорвался от счастья и радости, все обнимались, целовались, прыгали от восторга.

Постепенно количество философов стало падать. По громкоговорителям стали транслировать, что теперь все обязаны пить пятьдесят грамм водки под угрозой расстрела каждый день после сообщения, а сразу после этого включали что-нибудь застольное.

Так хорошо стало. Выходишь нынче на балкон, а из какой-нибудь квартиры или со двора каждый день песни хорошие. Мальчишки, девчонки – все подряд поют.

«О-о-о-йся, ты о-о-ойся, ты меня не бо-о-ойся, я тебя не тро-о-ону, ты не беспоко-о-ойся…»