куклы 1

Куклы


(фантастический боевик, постапокалиптика)




Утром отец надел на него железный ошейник с цепью, закрепленной на столбе, на самом верху которого было горизонтально прибито тележное колеса, со свисающими с него брусками просоленной и проперченной конины. Солнце пекло весь день, подросток страдал от жары и жажды, над ним кружились слепни, обессиленный он пытался отгонять их, но к вечеру его лицо и голые ступни покрылись волдырями от укусов. Сквозь пот, евший глаза, и душное марево, подросток едва мог разглядеть черный замок на сером холме. Одна из башен замка использовалась как тюрьма. Отец мальчика служил в тюрьме экзекутором.
Мальчик сегодня провинился перед отцом. Мальчик опрокинул на пол двухведерный жбан со сладким вином, крышка отскочила, и вино сквозь щели в полу утекло в подвал. Вино стоило недешево: отец получил его в дар от родственников одного из заключенных в обмен на то, что, во время очередной порки кнутом, экзекутор станет бить узника не в полную силу и без оттяга.
За четырнадцать лет своего отцовства тюремный экзекутор испытал на своем сыне все виды пыток, исключая лишь те, которые приводят к неминуемой смерти. Тело мальчика было покрыто множеством шрамов от ударов треххвостой плетью и арбалетными болтами, а также следами от ожогов. На темноволосой голове подростка белело несколько проплешин, волосы там были выдраны с корнями. У подростка было выбито два передних зуба, а уши сломаны, как у цирковых борцов. Сегодня утром под левым глазом мальчика набух свежий синяк. Отец был жесток только трезвым, а напиваясь, он плакал, просил у сына прощения и обещал, что завещает ему не только усадьбу с угодьями, табун лошадей, стадо свиней, полсотни рабов женского и мужеского пола, но и хлебную должность экзекутора.
Мимо столба, гоня стаю гогочущих гусей хворостиной, прошла босая простоволосая молоденькая рабыня в холщевой хламиде. Не в силах ясно произнести фразу пересохшим ртом, мальчик знаками попросил рабыню принести ему воды. Но рабыня испуганно оглянулась окрест и замахала хворостиной еще скорее. Любой из других рабов мог донести на нее хозяину. Хозяин уже пару раз затаскивал ее в кусты, и она знала, что руки у него, как капканы, зубы, кусавшие до крови ее ляжки, твердые,  а сам хозяин жалости не знает.
Вечером раб снял засов с дубовых, окованных железом, ворот, и во двор въехала телега, запряженная парой коренастых, мохнатых лошадей. Лошадьми правил отец, на нем был легкий кожаный доспех, за поясом поблескивал короткий пернач, из голенища сапога торчала костяная рукоятка ножа. Отец щелкнул кнутом, кончик которого ужалил раба в плечо. Раб съежился, согнул спину. В телеге сидела девушка с темно-красными волосами, рослая и полная, с чумазым лицом, в рваной мужской рубахе из мешковины. Отец часто привозил домой заключенных в тюрьме женщин, а утром отвозил их обратно. Отец грузно спрыгнул с телеги, пощелкивая кнутом, пошел к крыльцу. Едва поглядев на сына, сказал: «Ты еще не подох, щенок?!.. Живучий… В следующий раз я тебе на этот столб вместе с колбасой подвешу!» И велел рабу: «Сними со щенка ошейник». Девушка шла вслед за отцом, держа в руках пудовую гирю с цепью, которая тянулась к щиколотке девушки. Она бросила на подростка острый оценивающий взгляд. Освобожденный мальчик бросился к колодцу. Вытянув ведро с жадностью напился, остаток воды вылил себе не голову.
Мальчик сидел на ступеньке крыльца, освещенного луной, и смазывал укусы слепней влажной землей, зачерпывая жижу из глиняного черепка. Скрипнула дверь, на крыльцо вышла красноволосая девушка. Ее волосы были расчесаны, вымытое лицо покрывали веснушки, на ней было новое розовое платье. На правом предплечье девушки красовалась татуировка – рысь, изготовившаяся к прыжку. Обеими руками девушка держала пудовую гирю, прижимая ее к животу. Девушка присела на ступеньку, положила гирю рядом. Звякнула цепь.
«Ну и несет же от тебя, – заметила девушка, но с улыбкой, без отвращения, – сходил бы ты на речку, искупался!» Мальчик не ответил, угрюмый, отвернулся, зачерпнул из плошки черную жижу, шмякнул ее на зудящую распухшую щиколотку.
«Чем-то ты моего братца напоминаешь… – девушка глубоко вдохнула прохладный ночной воздух, откинула голову, всматриваясь в сизый диск луны. Порыв ветра расшевелил ее красные волосы. – Ты в рабстве родился или тебя похитили?.. Продали?.. Как тебя зовут?.. Ты немой, что ли?! Звать тебя как?..»
«Я не раб здесь. Я сын хозяина усадьбы. Зовут меня Рыжок, – мальчик отвечал, не поворачивая головы. Он шепелявил из-за отсутствия передних зубов.
«Ух, ты! Барчук, значит?.. – девушка насмешливым взглядом окинула мальчика с головы до ног. – Что ж ты терпишь такое?..»
«А что мне делать?» – Рыжок посмотрел на девушку.
«Что делать?.. Ты – парень или дерьмо овечье? В моей земле твои погодки уже идут впервые на войну. И если возвращаются живыми, то с парой вражеских голов у седел. Я бы на твоем месте сбежала. Но сначала убила бы такого отца… Меня Лия зовут!..»
«Убила бы?»
«Ну, да, а что! Когда мне было лет двенадцать, мой папаня, перебрав бражки, полез ко мне лапаться. А плюшки у меня уже тогда были пухлые. – Лия повела плечами, под тонкой тканью колыхнулась грудь, и Рыжок, сглотнув слюну, отвел взгляд. – Я ему сказала, что еще раз посмеет клешни ко мне протянуть, то я ночью перережу ему горло. Больше не трогал. Кинжал даже мне подарил и добавил, ну, дочка, ты вся удалась в свою мамашу, земля ей пухом».
«Поверил, что зарежешь?»
«Поверил, а то… У нас в роду, – она указала пальцем на татуировку рыси, – все, и женщины и мужчины, не из соломы деланные! А ты – из соломы? – девушка вытянула руку и взъерошила волосы мальчика. – Ну, вылитый мой брат. Он ушел в твоем возрасте добывать копьем серебра, коней и девок, но не вернулся.
Со стороны конюшни раздалось лошадиное ржание, ему ответил злой собачий брех. Лия, прищурив глаза, посмотрела на темный силуэт конюшни.
«Помоги мне бежать. И я возьму тебя с собой».
«Куда?»
«За Кудыкины горы… В мою родную землю, там тебя папаша точно не достанет. Обещаю, там тебя примут как моего родного брата. И никто не станет сажать тебя на цепь. Научат владеть копьем, кинжалом и пращой. И ты отправишься на свою первую войну. И если вернешься живым, то с парой вражеских голов у седла, табуном лошадей, мешком серебра и с сочной румяной девкой. Хочется уж девку-то?!»
Рыжок робко и криво улыбнулся.
«Твой папаня сейчас дрыхнет, как медведь в берлоге. Пойди в дом и сними ключи у него с пояса…»
«Он меня убьет!»
«Если проснется, может быть… Но он и не почует ничего. Весь день он знатно кнутобойничал. Выдул ведро крепкого вина. Да и на мне вволю поездил. Так что не проснется… Решайся!.. Пока не поздно… Утром он вернет меня в темницу. Через пару дней он до смерти засечет меня на замковой площади. А мое тело подвесят на зубце стены. Я соблазнила и ограбила одного из сыновей вашего воеводы, а потом зарезала двух стражников. Мне пощады не видать!.. А вскоре твой батя, как обещал, за какую-нибудь провинность, подвесит тебя на столб, сушится там вместе с колбасой. И если ты даже доживешь до смерти этого волосатого черта, то превратишься к тому времени в калеку, слабого и трусливого. Выбирай!»
Рыжок нахмурился, сдвинул брови. Поднялся, поежился, огляделся вокруг, почесал макушку. И направился к двери. «И пернач прихвати…» – сказала Лия с довольной ухмылкой.

Рыжок отомкнул замок на кандалах.  Лия взяла пернач в правую руку, а тяжелую связку ключей в левую. На полусогнутых ногах, ступая бесшумно, она двинулась к конюшне. Рыжок, озираясь последовал за ней. «В конюшне – Бревно, это конюх. Он всегда спит в конюшне, –  предупредил Рыжок. «Открывай ворота!» – велела Лия.
Лошади пофыркивали. Когда Лия и Рыжок прошли между стойлами шагов десять, впереди возник темный силуэт высокой мужской фигуры. Лия сделала выпад на левую ногу и ударила связкой ключей снизу вверх. Всхлипнув, конюх повалился. «Мне всегда нравились высокие парни, – сказала Лия. – Получив плюху в брюхо, они хорошо складываются. Пригляди-ка за ним, а я пока выберу лошадок покрепче, – она отдала Рыжку ключи и пернач. – А если Бревно пикнет, сразу вгони ему рукоятку в пасть».
Пока Лия седлала и взнуздывала двух лошадей, конюх Бревно восстановил дыхание, но все еще был слаб. Его вырвало полупереваренными бобами с жареным луком. Лежа на усыпанной опилками земле, конюх смотрел на Рыжка с укоризной. Лия подвела, держа за уздцы, двух лошадей. «Держи белую, она посмирнее!» Лия забрала у Рыжка пернач и тут же размозжила им голову конюху. Вздохнула: «Не доверяю я ему…»
Рыжок ошарашенно смотрел на расколотую голову Бревна: «Он был добрый. Он лепил для меня свистульки из глины».
«Так порадуйся за него! Жизнь на том свете у него будет  куда лучше, чем на этом». 
Рыжок взобрался на столб и сбросил на землю несколько вяленых колбас и кусков мяса. Лия набрала из колодца воды и наполнила ею бурдюк, который Рыжок принес из сарая. Подбежала мохнатая собака, Рыжок потрепал ее мощную морду, кинул ей кусок мяса, собака уволокла мясо за старую яблоню. Лия стянула платье через голову, скатала его и сунула в седельную суму: «Можно будет его продать». Крепкое белое тело Лии сияло в свете луны. «Чего уставился? У сарая сушится одежда, принеси мне штаны, рубаху и прихвати две накидки с капюшонами, дорога будет долгой. В сарае поищи топор и нож. На кухне должно быть кресало, кремень и трут, прихвати».
Переодевшись, Лия ловко вскочила в седло, легко стукнула рукоятью пернача по лошадиному боку и направила лошадь к воротам, держа вторую лошадь за поводья. Рыжок снял с ворот засов и распахнул их.
«Чего ждешь? Летняя ночь коротка. Садись на лошадь. Да, не с той стороны, чудило!»
Они выехали на дорогу и повернули лошадей в сторону, противоположную замку на холме. Поскакали к темнеющему вдали лесу. Развевались их черные накидки, полная луна освещала им путь.