Король и Мастер. Глава 21

                21

Вальядолид, Испания. 1559 год.

     Вальядолид. Король Филипп вдыхал полной грудью родной воздух и не мог надышаться. Он снова в любимой Испании. Он отсутствовал пять долгих лет. Отбыл в Англию наследным принцем Филиппом, а вернулся королём Испании Филиппом II.

     Пять долгих лет, наполненных борьбой: с еретиками, французами и Папой*, который невзлюбил Испанию и думал о власти и непрекращающихся кострах казней более, чем о служении Господу и привлечении новых душ в лоно истиной веры. Его отчаянно ненавидели даже в Италии, особенно в Италии.

     Пышная свадьба с Марией Тюдор состоялась в английском Винчестере. Английская королева оказала уважение  испанцам, определив днём свадьбы день Святого Якова, коего вся Испания почитает своим святым покровителем. Принц Филипп не успел даже привыкнуть к новой для него стране и обычаям, таким недолгим оказалось его пребывание в Англии. 

     Император Карл потребовал присутствия принца в Брюсселе. Император вдруг почувствовал себя настолько больным и разбитым, что бесповоротно решил снять с себя все короны, титулы и водрузить их на голову сына-наследника, а вместе с ними – сонму разрешимых и неразрешимых проблем на его плечи. 

     Сам же император думал уже об удалении в монастырь, о тишине и покое. Церемония передачи власти Филиппу и последующие празднества поразили своим роскошеством и размахом даже видавших виды, привыкших к богатству брюссельцев.

     Принц Филипп стал Его Величеством Королём Испании и владыкой всех испанских территорий. Королём без каких-либо оговорок – ещё пребывая в Ангии, Филипп получил известие о смерти королевы Испании Хуаны в Тордесильясе. Королеву похоронили рядом с обожаемым до последнего дня её жизни мужем в Гранаде. Она встретит возлюбленного своего Филиппа и обретёт, наконец, покой.

     Перед великой церемонией Филипп неофициально посетил Вильгельма Оранского в его брюссельском дворце чтобы снова, если уж он пребывает в Брюсселе, взглянуть на коллекцию живописи принца Оранского. Так он снова оказался перед картинами Иеронима Босха и перед триптихом, вызвавшим дебаты с умиравшей доньей Менсией.

     Весь сонм чувств и ощущений, которые он испытал при первой встрече с картиной снова овладел Филиппом. « А может быть она в чём-то права», - внезапно и словно против воли промелькнуло у Филиппа, но он мгновенно одёрнул себя, осуждая за не вполне праведные мысли и прося у Господа помощи в преодолении их.
Совсем скоро он станет королём, а защита католической веры станет его долгом.

     После пиров и балов события, закрутившиеся с нарастающей скоростью, заставили молодого короля забыть о Босхе, его странных, притягательных  картинах и вообще, о каком бы то ни было искусстве.

     Весть о королеве Англии Марии, ожидающей ребёнка, быстрые сборы и поездка в Англию – весть, однако, оказалась ошибкой лекарей. Возвращение в Брюссель, проводы в Испанию отца, решившего провести остаток своих дней в краю, где были похоронены его родители и супруга, развенчание заговора Франции и Папы Римского против Испании.

     Сказать, что король Филипп рассердился – не сказать ничего, он был в ярости, хотя никто, кроме Руя Гомеса, знавшего новоявленного короля с его детства и игравшего с ним в рыцарей, участвующих в крестовых походах, не сказал бы этого о всегда невозмутимом, слегка надменном, размеренно говорящем короле Филиппе.

     Негодный Папа привлёк к заговору даже нехристей турок. Лучше бы он думал о молитвах и мессах, как ему и пристало. Король Филипп вынужден был ответить войной на заговор, посягнувший пошатнуть величие Испании и его королевское величие, определённое Господом. В отличии от своего отца, король Филипп не собирался в военный поход.

     Возглавлять военные действия он послал ликующего Фернандо Альвареса де Толедо, герцога Альбу. Герцог Альба, считавший, что только военные походы и политика являются занятиями, достойными испанского гранда, пообещал беспощадно расправиться со всеми, кто задумал ослабить могущество и славу Испании. Он разбил папскую армию в Италии, а вслед за этой победой испанские войска разгромили французов в битве при Сен Кантене.

     За опьянением от побед, с которых так успешно началось его благословлённое Богом правление, пришло резкое отрезвление от вестей о трёх, одна за другой, смертях: отца и тётки Марии Венгерской в Испании и его жены, королевы Марии, в Англии.

     Власть в Англии захватила еретичка Елизавета, рождённая от сомнительного брака, не признанного Папой, и начала безжалостно расправляться с католиками. Елизавету короновали, она стала королевой Елизаветой I. К ужасу Филиппа и всего католического мира в Англии торжествовали последователи ереси, созданной королём Генрихом VIII.

     Королю Филиппу нечего было и думать теперь об Англии. Тем не менее, он думал, думал о браке с Елизаветой, о браке с еретичкой. Великая Англия, страна рыцарей и дождей, нужна была королю Филиппу союзницей, а не врагом.

     Более того, глубоко в душе король Филипп надеялся повернуть Англию в сторону истинной католической веры. Филипп готов был жениться сам или предлагал Дона Карлоса в мужья новоиспечённой английской королеве. Но Елизавета отказала ему, как, впрочем, и другим соискателям союза с Англией и её руки. Оставалось только гадать, что же было на уме у этой еретички.

     Освободившееся место супруги испанского короля долго не пустовало: после беспрестанных войн, вражды, интриг Испания и Франция, наконец, пошли на мирные переговоры и скрепили их браком Филиппа с французской принцессой Елизаветой Валуа. Филипп прибыл на несколько дней в Париж для совершения церемонии. Юная королева Испании Елизавета собиралась отправиться в Испанию как только туда прибудет её супруг Филипп.

     Известие о смерти отца заставило Филиппа поторопиться с отплытием в Испанию. До отплытия Филипп, ставший великим магистром Ордена Золотого Руна, успел провести очередной капитул ордена. Он хотел провести торжественные церемонии в Турне, где маленьким пятилетним мальчиком его посвятили в рыцари и кавалеры ордена, впервые повесили на шею золотую цепь с подвеской в виде руна барашка, но затем избрал Гент в память об отце – здесь родился и крестился император Карл.

     Сопровождающие Филиппа придворные с сожалением покидали Нидерланды, весёлый, роскошный брюссельский двор. Воспоминания об унылых испанских городах  и скучном испанском дворе навевали на них тоску.

     Король Филипп успел проникнуться глубокой симпатией к своим нидерландским владениям, где его восхищали искусно спланированные сады, архитектура, живопись, более чистые и обустроенные, чем в Испании, города. Но он тосковал по родной Испании, по Дону Карлосу, а обстоятельства, погнавшие его в Испанию заставили ощутить эту тоску с новой силой.


     Каково же было его ошеломление, когда после посещения гробницы отца ему немедленно доложили новость, которой он едва поверил, а затем долго не мог прийти в себя: в Вальядолиде и Севилье обнаружены тайные группы лютеран.

     Еретики в Испании! Шок короля Филиппа граничил даже с некоей растерянностью оттого, что среди еретиков оказались священнослужители, дворяне и служащие правительства.

     Святая Инквизиция развернула кампанию по обращению в католическую веру туземцев заморских владений Испании, мавров-мусульман и иудеев, живущих на юге страны, бросила все силы на выявление среди новоявленных католиков тайных приверженцев их старых вероисповеданий и упустила появление еретиков в важнейших городах Кастилии.

     Новость была сродни внезапно вспыхнувшему пожару. Его следовало потушить как можно скорее. Огнём.

     Тайных лютеран немедленно арестовали. Инквизиторы применили все свои таланты и причитающиеся к ним орудия выяснения правды для выявления сообщников. На последующих представлениях аутодафе некоторые из тайных лютеран публично признали себя заблудшими овцами, раскаялись и вернулись в истинную католическую веру.

     Были и те, что признали себя приверженцами еретического учения и отказались раскаяться. Они то и представляли собой центральную часть церемонии – их предстояло сжечь на костре, огонь очистит их души от еретической скверны, а заодно продемонстрирует всем собравшимся как будут гореть души нераскаявшихся грешников в Геенне Огненной.

     Только глупец или блаженный не боится отправиться на тот свет, будь он Рай или Ад. Полуживые после допросов еретики лелеяли надежду задохнуться в дыму раньше, чем огонь достигнет их измученных пытками тел.

     На аутодафе в Вальядолиде, на главной площади города, король Филипп присутствовал самолично, поэтому приготовления к «акту веры» начались загодя: в центре площади, на возвышении, поставили столбы для предстоящих казней сожжением, тщательно проверили сухость дров – от сырых дров слишком много дыма, который уменьшил бы зрелищность, а значит и величие священного действа. Такого нельзя допустить в присутствии короля и придворных.

     Построили трибуну с рядами для короля, знати и инквизиторов, не забыли украсить её хоругвями и цветами, которые обожал король Филипп. Для собравшихся на зрелище горожан это был ещё и лишний случай увидеть своего короля.

     Король Филипп предстал на церемонии в своём королевском величии: в доспехах с наброшенной на них мантией, с золотой цепью ордена Золотого Руна и мечом. Он – защитник истинной веры и монарх, ведущий свою страну по избранному Богом пути. Собравшиеся толпа зрителей с шумным ликованием приветствовала своего короля во всём его блеске.

     Началась церемония. По площади торжественно, величаво  прошли монахи и священники с хоругвями, изображениями Иисуса и святых, распевая псалмы. Процессия священников вызвала религиозный пыл в толпе. Некоторые подхватывали религиозные гимны, стараясь подстроиться в унисон шествующих священников, но пение звучало весьма нескладно.

     Как ни странно, нескладность эта, прерывающиеся в религиозной пылкости голоса только усиливали величие аутодафе, придавали ему страсти. Настала очередь проповеди.

     Проповедник-доминиканец в строгом бело-чёрном облачении проповедовал об опасностях, подстерегающих христиан на каждом шагу в виде всякого рода соблазнов и еретиков с их сладкозвучными, обманными речами. Он призывал быть осторожными, бдительными, не поддаваться на искушения, в ином случае их ожидает жестокая судьба тех грешников, что скоро будут казнены, а их души будут вечно гореть в адском пламени, которое никогда не погаснет. Никогда!.

     Проповедь показалась королю Филиппу ординарным запугиванием, но его лицо ничего не выражало, он не прервал и не остановил священника, он вообще не вмешивался в церемонию. Он вспомнил прекрасные, чувствительные проповеди его, до недавнего времени, духовника, которого тоже арестовали за причастность к еретикам. Его ранг был очень высок и дело всё ещё разбиралось. Король Филипп дал инквизиторам указание отнестись к этому делу с особой тщательностью – это мог быть просто донос какого-нибудь завистника.

     Аутодафе, тем временем, подошло к своей вершине. Инквизиторы зачитали наказания раскаявшимся грешникам. Нераскаявшихся предстояло сжечь на костре.

      Среди небольшой группы осуждённых на костёр короля Филиппа поразил один из них. Казалось, он был довольно молод, но трудно было определить возраст наверняка, глядя на его изуродованное пытками тело – грязное, с пятнами запёкшейся крови и гноящимися ранами.

     Его  оттеснили в сторону, а значит он не был дворянином, им оказали сомнительную почесть быть привязанными к столбам первыми. Его измождённое допросами лицо сейчас, перед казнью, выражало печальное спокойствие, хотя ему, конечно, было страшно – кто же не боится умирать медленно и мучительно.

     «Сжечь нечестивых еретиков! Сожгите их», - раздавались выкрики. С карих глаз спала мутная пелена, вызванная постоянной болью пыток, он оглядел ревущую в религиозном экстазе толпу ясным взглядом, в котором, показалось королю Филиппу, мелькнула жалость.

     Весь его облик выражал готовность принять страшную, мученическую смерть, принять последнее страдание. Священник- инквизитор, зачитывавший приговоры осуждённым, последний раз предложил им раскаяться и облегчить свою смерть, в случае раскаяния их умертвят перед сожжением уларом кинжала или удушением.

     Но никто из осуждённых на страшную казнь не пожелал раскаяться. Их привязали к столбам – сначала дворян, затем простолюдинов - и подожгли сложенные под столбами поленья и хворост. Сухая древесина сразу же зашлась огнём.

     Осуждающий еретиков неистовый рёв толпы поутих, дабы услышать раздавшиеся вскоре вопли грешников, их тела быстро охватывало огненное пламя. Из толпы раздавались крики одобрения и пожеланий грешникам гореть вечно в аду.

     Иные смотрели на костры инквизиции с корчившимися в них людьми и слушали их жуткие вопли с нескрываемым страхом и жалостью, судорожно осеняли себя крестами, клялись себе впредь вести праведную жизнь, не совершать тяжких грехов, регулярно посещать церковь и молиться.

     Король Филипп наблюдал за церемонией и последующей казнью с бесстрастным лицом, на котором невозможно было ничего прочесть: ни одобрения, ни осуждения. Во время казни ни один мускул не дрогнул на лице его и теле. И только сидящий рядом с Филиппом Руй Гомес видел, что не жёсткий по своей природе Филипп, в противоположность сидящему с другой стороны Фернандо де Толедо, герцогу Альба, напряжён, и звуки душераздирающих воплей, зрелище горящих людей, пусть даже они и еретики, ему в тягость.

     Уже ночью, когда король Филипп отходил ко сну после дня, наполненного, как обычно, напряжённым трудом, пред его взором неожиданно возникло лицо поразившего его человека, сожжённого на утренней церемонии аутодафе и лица из толпы в религиозном экстазе.

     Где он видел всё это? Образ казнённого пред его взором сменился на другое видение: лик с печальным, кротким выражением и гротескно-злые, свирепые лица окружавших его людей. Картины кисти Босха, что он видев в Нидерландах.

     Филипп тряхнул головой, чтобы наваждение исчезло и отправился спать... Пламя огня безжалостно съедало города и земли, наполненные грехами: обжорством, похотью, гордыней, завистью, нагих людей пытали изощрёнными способами.


     Следующим утром волевым усилием король Филипп отогнал от себя все мысли о вчерашнем аутодафе и своих снах. Сонм важных, неотложных дел требовал его внимания, кипы государственных бумаг ждали прочтения. Как и прежде, король Филипп предпочитал подавляющую часть бумаг просматривать сам и в большинстве дел принимал непосредственное участие.

     Руй Гомес де Сильва в который уже раз замечал королю: Его Величество вполне могли бы поручать значительную часть дел секретарям и ответственным за соответствующие отделы правительства вельможам и таким образом вопросы будут решаться скорее.

     Филипп, как обычно, внимательно, с бесстрастным лицом выслушивал верного приближённого, советы которого ценил, но полагал, что практически все проблемы страны требуют его непосредственного участия.


     Из Юста, монастыря монахов-иеронимитов, где скончались император Карл и Мария Венгерская, прибыли бумаги отца и картины тётки Марии, что она завещала племяннику. Коллекция уменьшилась, много картин Мария Венгерская раздарила в Нидерландах сановникам и людям, ей служившим, в память о себе и в знак признательности.

     Оставшееся собрание по повелению короля Филиппа развесили на стенах одного из залов, чтобы король Филипп смог взглянуть на него. Вот великолепный конный портрет его отца, заказанный Марией Тициану, очаровательный парный портрет Яна ван Эйка, картины Диерика Баутса, Патинира, Яна Мабюза, портреты  в исполнении Антониса Мора.

      А здесь несравненное библейское Снятие с Креста кисти Рогира ван дер Вейдена, что висело в его спальне когда он гостил у тётки Марии. Как и тогда, во время визита Снятие с Креста вызвало у короля благоговейный трепет, он сложил ладони в молитвенном жесте.

     Несколько картин и копий Иеронима Босха, висевшие среди остальных, но располагавшиеся рядом, одна к одной, разительно отличались от всех других. Король Филипп, находившийся к зале совершенно один, даже без прислуги, непроизвольно покачал головой, а затем, поймав себя на этом жесте, усмехнулся.

     Если бы в комнате присутствовал кто-то ещё, король Филипп, он наверняка это знал, не сделал бы подобного жеста. И вновь он разглядывал, рассматривал нелепые и страшно-смешные фигуры людей и страшилищ.

     На картине, изображающей повозку с сеном он заметил группу всадников несколько в стороне от повозки, не обратил на группу внимания в своё время у тётки Марии. Люди из этой группы выглядели солидно и богато.

     В отличие от остальных, они не пытались ухватить себе клок сена. «Отчего?», - спросил себя король Филипп. «Оттого, что сена у этих людей уже предостаточно», - ответил себе король Филипп. «А ведь я принадлежу к этой группе и мог бы ехать среди этих всадников. », - сказал себе король Филипп. Он ещё ближе прильнул к центральной панели триптиха и уставился на участок с группой. А может быть он узнает в одном из этих всадников себя?... Король Филипп глубоко вдохнул и выдохнул, оправляясь от охватившего его наваждения.

     Наверное, те из его семьи, кто имел Босха могли испытывать нечто подобное. Вот несколько картин, что принадлежали Марии Венгерской; его дед, герцог Филипп заказывал Босху триптих, даже собственной герцогской персоной посетил художника; его двоюродная бабка Маргарита Австрийская, сестра герцога Филиппа тоже делала заказы художнику, владела изображением Святого Антония, может быть, у неё были и другие картины; в Вене, у императора Фердинанда или  эрцгерцога Максимилиана, его кузена, находится триптих с изображением Страшного суда, что когда-то заказывал Босху герцог Филипп.

     Он должен продолжить коллекционировать странного художника, вдруг неожиданно подумал король Филипп, собрать всё, что возможно. У него ещё есть картина, оставшаяся ему от прабабки Изабеллы Кастильской и картины, что подарила Донья Менсия де Мендоса.


     Делом, занимавшим мысли и время короля Филиппа была подготовка встречи его новой французской жены Елизаветы Валуа, её огромный кортеж уже выехал из Парижа и вскоре должен прибыть к границам Испании. Несмотря на увещевания Руя Гомеса, король Филипп ежедневно самолично просматривал отчёты о подготовке празднеств и собирался на днях посетить северные границы страны, чтобы лично проинспектировать как украшается путь по которому последует процессия королевы Елизаветы.

     Руя Гомеса король отправил встречать художницу из Италии Софонисбу Ангиссолу*. Она присоединится к Антонису Мору и его ученику Санчесу Коэльо**. Король Филипп пригласил её ко двору в качестве художницы и придворной дамы в свите королевы Елизаветы.

     По возвращении в Испанию королём, Филипп даровал Рую Гомесу титул Принца Эболи. Руй Гомес, а точнее Руй Гомес де Сильва, ребёнком прибыл с семьёй из Португалии в Испанию в составе свиты Изабеллы Португальской.

     Филиппа он знал с его рождения. Когда принцу Филиппу исполнилось семь лет, Руй Гомес стал его пажом, с этого времени началась служба Руя принцу, а затем королю Филиппу. Никто не понимал короля лучше, чем Руй Гомес, иные придворные полагали, что он может влиять на короля.

     Руй Гомес, новоявленный Принц Эболи, не был уверен, что он до конца понимал короля, но одно свойство короля он знал наверняка: никто не может влиять на корол Филиппа. Только император Карл мог.

     Король Филипп отправится встречать свою королеву к границам Испании и будет участвовать во всех турнирах и празднествах в её честь, а не останется ожидать её в Вальядолиде, полагал Руй Гомес, принц Эболи.

     К северным границам Испании, в Гвадалахару, король Филипп выехал верхом в сопровождении принца Эболи, герцоца Альбы, да ещё нескольких грандов, пожелавших составить компанию королю в верховыхпрогулках.

     За ними следовал внушительный кортеж: вереница карет, повозки с необходимым хозяйством, гранды и менее знатные идальго, с любопытством ждущие встречи со своей королевой, всадники со знамёнами, хоругвями и гербами наиболее именитых семей Испании и Франции.

     Мягкий декабрь и лёгкий снежок превратили верховые прогулки короля Филиппа в огромное удовольствие. Он был в прекрасном расположении духа, с нетерпением  ехал на встречу своей супруги.
  * Павел IV ( 1476 – 1559) -  223 Папа Римский с 1555 по 1559. Был известен непомерной жестокостью. Служил инквизитором до избрания Папой. Боролся за власть с Карлом V и Филиппом II.
 * Софонисба Ангиссола (или Ангвиссола) ( 1532 – 1625) –  итальянская художница. Много лет работала при испанском дворе, писала преимущественно портреты. Была также придворной дамой жены Филиппа II Елизаветы Валуа.
* Алонсо Санчес Коэльо (1531 – 1588) – испанский художник-портретист, ученик Антониса Мора. Работал при португальском и испанском дворах.