Пьеса Приезжай. Яблоки созрели

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Гарри Гудини.
Теодор Хардин (брат Гарри).
Эрих Вайс (Гарри Гудини в детстве).
Дэш Вайс (Теодор Хардин в детстве).
Цецилия (Мать).
Бесс (жена Гарри).
Густав (берлинский уголовник).
Джек Гринблат (берлинский уголовник).
Артур Конан Дойл.
Джин Леки Дойл.
Джек Лондон.
Чермиан Лондон.
Оператор.
Человечек в черном.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Открывается занавес. На заднике и части потолка – ночное небо с яркими звездами.
На переднем плане, в центре сцены, на металлических сверкающих качелях, подвешенных к потолку, медленно покачивается Гарри Гудини в черном плаще с серебряными блестками, напевая немудреную песенку и лениво подбрасывая вверх большое яблоко.
ГАРРИ (напевает): «... Вернись, вернись назад, о золотое время... и сделай меня вновь младенцем... хоть на миг...» (Умолкает. После паузы.) Нет! Не так! (Вновь начинает напевать.) «...Верни меня, Господь, в тот дивный райский сад, где было так... где было так... где было так...» (Усмехается.) ... А – как там было? Не подскажете, уважаемый?! (Обращается к зрителю первого ряда. Выждав паузу, качает головой. Разочарованно.) Не подскажете... Увы... А, что Вы так странно на меня смотрите?... Ах, да! Вы ожидаете – ЧУДА! Господи, они все от меня ждут чудес! Смешные... А, что Вы... вот,
 
лично – Вы! – сделали для того, чтобы чудо свершилось? А? Купили билет? (Смеется.) Господи, и эти! – уверены, что чудо можно купить за деньги!!! (Гарри оглядывается по сторонам.) Эрих! Эрих Вайс, подойди ко мне!
Из боковой кулисы нерешительно выходит вихрастый мальчонка лет семи-восьми, в белой ночной сорочке. Приблизившись к Гарри, останавливается на почтительном расстоянии.
ГАРРИ: Смотри, малыш! Они все и всегда будут ожидать от тебя одного! И ты обязан будешь давать им это! Обязан, понимаешь! ... Веселить! Поражать! Удивлять! Восхищать! Каждый вечер, на каждом представлении, ты должен будешь явить им – ЧУДО! ... Хотя, я скажу тебе по секрету, малыш: чудес не бывает! Только – тс- с-с! (Прикладывает палец к губам.) Бывают всего лишь... нестандартные взгляды на стандартные вещи! Понимаешь?
Эрих отрицательно качает головой. Гарри смеется.
ГАРРИ: Ну, прости, дорогой! У тебя все еще впереди! Лови! (Бросает ему яблоко. Легко подтянувшись на руках, становится ногами на деревянную доску качелей. Начинает раскачиваться.) Ведь это ты станешь – мной! Великим! Непревзойденным! Непобедимым! Гарри Гудини! Гар-ри!!! Гу-ди-ни!!!
Гарри раскачивается все сильнее и сильнее и вдруг – качели летят в сторону задника и исчезают в звездном небе, а Гарри остается висеть в распластанном положении прямо в воздухе.
ГАРРИ: Не понял! Эй! По сценарию я должен был улететь в другую сторону...
Эрих, задрав голову, смотрит вверх. Гарри улыбается ему сверху.
ГАРРИ: Видишь, малыш, какие случаются порой издержки в нашей профессии! Теперь придется выкручиваться самому... Ну, ладно! Не впервой!
Гарри сбрасывает с себя плащ и с силой толкает его в сторону. Плащ, медленно вращаясь, отплывает в левый угол сцены. Гарри плывет в правый. Скрывается за кулисами. Плащ, продолжая вращаться, плывет влево. Эрих, как зачарованный, идет следом.


Натыкается на белую алюминиевую кровать, стоящую в углу сцены. Останавливается, садится на кровать, улыбается, качая головой.
ЭРИХ: Ну и приснится же...
Левый угол сцены освещается мягким голубоватым светом. Помимо кровати Эриха, засветившейся при свете причудливыми узорами и превратившуюся в некую волшебную конфигурацию, совсем рядом стоит еще одна такая же кровать, на которой кто- то спит. Чуть позади кроватей – большое окно, над которым продолжает медленно вращаться плащ, превращаясь постепенно в большое голубое облако, из которого начинает идти снег. Большие хлопья медленно проплывают за окном, создавая какую-то ирреальность происходящего
Эрих, сидя на кровати, задумчиво подбрасывает вверх яблоко. Неожиданно в его руках оказывается еще два плода. Он неумело пытается ими жонглировать.
Случайно одно из яблок падает на соседнюю кровать. С подушки поднимается такая же детская черноволосая головенка.
ДЭШ (поднимая голову): Ты чего?
ЭРИХ: (жестом повелителя протягивает руку): Подай!
Брат нащупывает яблоко, сонно передвигая ноги, идет к Эриху, отдает яблоко. Так же, медленно-сонно, идет к своей кровати.
Эрих вновь начинает жонглировать и вдруг бросает яблоко в спину уходящему брату. Неожиданно тот – быстро поворачивается, ловко ловит яблоко, отбрасывает его назад. Мальчишки, хохоча, начинают швыряться друг в друга яблоками.
С переносной лампой-лампадой входит мать. Мальчишки мигом юркают под одеяла, оставив на полу разбросанные яблоки. Мать спокойно подбирает их. Подходит к Дэшу, наклоняется, целует его.
МАТЬ: Спи, мой мальчик. (Подходит к Эриху. Так же целует его.) Спокойной ночи, мой родной.
ЭРИХ (ответно целуя ее): Доброй ночи, мамочка.


Мать достает из кармана передника одно яблоко, протягивает его Эриху.
МАТЬ: Это вам – на двоих. А эти – девочкам. (хлопает себя по карману.)
Эрих вновь целует ее.
ЭРИХ: Спасибо, мамочка. (Ловко скользнув рукой в ее карман, вытягивает яблоко и незаметно прячет его под подушку.)
Мать уходит. Мерцающий огонек лампы медленно движется к правому краю сцены.
Эрих подскакивает на кровати. С хрустом откусывает кусок яблока, бросает яблоко Дэшу.
ЭРИХ: Ап!
Дэш ловит яблоко, тоже надкусывает его и бросает обратно.
ДЭШ: Ап! ЭРИХ: Ап! ДЭШ: Ап!
Эрих бросает Дэшу огрызок яблока. Дэш с сожалением его разглядывает и, понимая, что кусать больше нечего, опускает ноги с кровати.
ДЭШ: Пойду – выброшу. ЭРИХ: Погоди! Дай сюда!
Дэш бросает ему огрызок. Эрих проводит над ним рукой, бормочет какую-то абракадабру, дует и вдруг – в его руках появляется целое яблоко! – (ловко выдернутое из-под подушки). Дэш восторженно ахает. Эрих бросает целое яблоко Дэшу.
ЭРИХ: Лови!
ДЭШ (удивленно разглядывая яблоко): Как это ты, а?
ЭРИХ (важно): Очень просто! Я попросил Боженьку (молитвенно складывает руки у груди): «дай мне, пожалуйста, еще одно яблоко!» – и он дал!
ДЭШ (доверчиво): Правда?


ЭРИХ: Да, нет, конечно! Намного проще! (Таинственно) Я... подышал на зернышко внутри огрызка... согрел его теплом... Там, внутри, было такое... ма-а-ленькое зернышко... Оно подумало, что наступило лето... и – выросло в яблоко... Из зернышек же вырастают яблоки?!
ДЭШ (нерешительно): Вырастают...
ЭРИХ (торжествующе): Ну, вот! Ешь, давай!
ДЭШ (с почтением разглядывая яблоко): Слушай, а... если мы его завтра маме подарим? А то она себе даже не оставила...
ЭРИХ: Ну, как хочешь! (Укрывается одеялом и отворачивается от брата, хитро ухмыляясь).
ДЭШ (продолжая сидеть на кровати с яблоком в руке): Эри... а ты... веришь в Бога?
ЭРИХ (не поворачиваясь к брату, глядя прямо в зал): Нет!
ДЭШ: А – в чудеса?
ЭРИХ: Тоже – нет!
ДЭШ (растерянно): Но... как же...
ЭРИХ (резко садится на кровати): Я верю – в себя! И я сам буду создавать чудеса! Понял!
Дэш согласно трясет головой.
ЭРИХ: А теперь – спи! (Умащивается поудобнее, укрываясь одеялом). И запомни: никогда! ни у кого! ничего! не проси... Даже – у Бога... У него – тем более... Знаешь, сколько людей пристают к нему со своими глупыми просьбами!
ДЭШ (ехидно): Ты же в него не веришь?
ЭРИХ (уже полусонным голосом): Ну... если я в него не верю, это не значит, что его нет...
Свет в левом углу сцены гаснет.
И сразу же вспыхивает лампадка в правом углу. Возле лампадки, на коленях, стоит мать.
ЦЕЦИЛИЯ: Добрый вечер, Господи! Ты прости меня, пожалуйста, но я опять к тебе с просьбой... (Тянется к лампадке, крутит фитилек, огонек увеличивается) Вот так... может ты меня получше рассмотришь... Понимаешь, Господи, муж мой, Самуэль, опять без работы... Нет, когда я тебя просила последний раз, его взяли раввином в местную синагогу, но...ты же знаешь... Самуэль такой бесхарактерный... В общем, Господи, если у тебя получится, попробуй еще раз пристроить его куда-нибудь... А? Попробуешь?... Спасибо, Господи... И еще... ты знаешь, ума не приложу, что мне

 
делать с моим младшеньким... Помнишь, он прыгнул с самого высокого дерева и чуть не свернул себе шею? А недавно, представляешь, подговорил такого же «шлимазела», как и сам, продать билеты по пять центов, натянул веревку между крышами домов и кувыркался на этой веревке! ... И знаешь, как он себя называет? «Эрих – Принц Воздуха»!!! Ну, что ты скажешь, Господи?!
Раздается негромкий стук. Цецилия вздрагивает.
ЦЕЦИЛИЯ: А?!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Цилечка, тебе завтра плиту зажечь? ЦЕЦИЛИЯ: Спасибо, Тамара! Зажги, конечно! (Отвернувшись от звука голоса, продолжает свою беседу с Богом на пониженных тонах). Ты представляешь, как летит время?! Вроде, вчера был понедельник и – уже суббота! Нет, ну надо же!.. Все-таки, Господи, ты не совсем правильно это решил: не работать по субботам! Возьми меня, например! Как я могу ничего не делать, если у меня шестеро детей! Это, не считая Самуэля... А – накормить? А – постирать? А – ... да, мало ли еще чего надо сделать добропорядочной хозяйке! Но, ты знаешь, я приспособилась... (Цецилия хихикнула, оглянулась по сторонам и, прикрыв рот рукой, полушепотом, обратилась – вверх). ... Соседи мне по субботам включают свет, разжигают плиту... ну, а дальше я уж сама, Господи... Только ты не обижайся на меня. Ладно? Вот, дети подрастут и я... Ой, а там – внуки пойдут... (Напевает тихонько) «... Вернись, вернись назад, о золотое время...» (Спохватывается, крестится мелкими движениями) Прости меня, Господи, Отче наш... Иже еси на небесах... (Скороговоркой бормочет про себя слова молитвы, осеняет себя крестом, тяжело встает). Ну, пойду я. Спокойной ночи, Господи. (Цецилия забирает лампаду и уходит со сцены).
В центре сцены опускается сверху большой экран, и на нем начинают мелькать кадры самых знаменитых трюков Гарри Гудини (прыжок с моста, освобождение от цепей и др.), перемежающиеся ирреальными кадрами – вспышки огня, россыпи искр, потоки воды, лучи света и проч. В последнем кадре изображение как бы затягивает зрителей в закручивающуюся воронку Галактики с мерцающими миллиардами звезд. Вращение идет все быстрее и быстрее. Убыстряется и музыка, сопровождающая изображение. И вдруг – экран взрывается и распадается на тысячи мелких сверкающих осколков-звездочек. Они медленно опускаются на сцену,

как россыпь салюта. В их ярком круговороте появляется Гарри Гудини.
Он вбегает на сцену в шикарном светлом костюме, с бутылкой шампанского в руках.
ГАРРИ: Цецилия! Душа моя! Мамочка, ты где? (Повернувшись назад, он нетерпеливо машет рукой). Ну, скорее, братишка!
Теодор, упираясь изо всех сил, вкатывает на сцену большой кованый сундук. Из левой кулисы, вытирая руки полотенцем, торопливо выходит мать.
ЦЕЦИЛИЯ: Боже мой, мальчики! Вы уже вернулись!
Гарри подхватывает ее на руки, кружит по сцене, усаживает на крышку сундука.
ГАРРИ: Мы не просто – вернулись! Мы вернулись с победой! Смотри, дорогая: перед тобой – великий! непревзойденный! Гарри! Гудини!... И знаешь, как меня называют?!
Мать вопросительно смотрит на него. Гарри отбегает в сторону, становится в гордую позу, поднимает правую руку.
ГАРРИ: «Король наручников»!
ЦЕЦИЛИЯ (всплескивает руками): Боже мой! Так ты из принца превратился в короля?!
ГАРРИ: Да, моя королева!... Ой! Я же совсем забыл!
Он подскакивает к Цецилии, снимает ее с сундука и, не опуская на пол, передает Теодору.
ГАРРИ: Подержи!
Сухонькая Цецилия, хохоча, обхватывает шею Теодора. Теодор, напевая мелодию вальса, начинает кружиться с Цецилией по сцене. Гарри тем временем, открывает сундук, достает из него роскошную шубу и набрасывает на плечи Цецилии. Теодор осторожно усаживает мать вновь на крышку сундука. Потрясенная Цецилия нежно поглаживает мех шубы. Гарри, отойдя в сторону, любуется матерью.
ГАРРИ: Королева...
 
Теодор с грохотом откупоривает бутылку шампанского. Мать вздрагивает. В руках у Гарри появляются три хрустальных бокала. Теодор разливает шампанское. Мать восхищенно смотрит на братьев.
ЦЕЦИЛИЯ: Дети мои... Если бы отец видел, какими вы стали!
Три бокала с хрустальным звоном ударяются друг о друга. Сразу же за этим звуком раздается звон дверного колокольчика. Мать удивленно смотрит в сторону входа.
ЦЕЦИЛИЯ: Странно... Кто бы это мог быть?
ГАРРИ (хлопает себя по лбу): О, Господи! Я же совсем забыл! Это, наверное, та девушка, которая прислала письмо!
Теодор и Цецилия вопросительно смотрят на него.
ГАРРИ (обращаясь к брату): Ну, помнишь! Она просила посмотреть ее номер! Женское «пенье» с танцами!
Дурачась, начинает мелкими шажками пританцовывать вокруг матери и брата, подняв руки и тоненьким голоском напевая что-то из индийского фольклора. Цецилия хохочет. Звонок нерешительно тренькает еще раз.
Гарри выхватывает у Теодора бутылку шампанского, бокал и кивает ему на дверь.
ГАРРИ: Давай-давай! Это по твоей части! А мы с Цилечкой еще поворкуем! Да, дорогая?
Ловко удерживая в одной руке шампанское и бокалы, другой он легко толкает сундук с радостной матерью и негромко напевает: «Вернись, вернись назад, о золотое время...» Теодор, улыбаясь, провожает их взглядом и, вздохнув, идет к двери.
Спустя мгновение, возвращается с худенькой невысокой девушкой, похожей на подростка.
ТЕОДОР (берет у девушки чемодан, принимает на руки ее легонькое пальтецо и извиняющимся тоном произносит): Не обессудьте... Мы с братом только-только вернулись с гастролей...


БЕАТРИС (восторженно): О, да! Я была на ваших представлениях в Бруклине... Я хотела тогда поговорить с Гарри или с Вами, но... постеснялась... (она смущенно улыбается).
ТЕОДОР (снисходительно-доброжелательно): И совсем – зря! Мы бы замечательно пообщались! Но, надеюсь, у нас все впереди! Верно? Вас, кажется, зовут...
БЕАТРИС: Беатрис... Можно, просто – Бесс!
ТЕОДОР: Замечательно! Мы можем начинать! А Гарри... он подойдет! Попозже...(Ободряюще кивает девушке). Ну! Не робейте, Бесс!
Беатрис отходит вглубь сцены. Замирает на мгновение. И, сделав глубокий выдох, начинает петь неожиданно чистым и нежным голосом.
ПЕСНЯ БЕАТРИС: «О чем-то далеком чуть-чуть опечалясь, Вы мне говорите одними глазами:
«Простите, мы, кажется, с вами встречались Когда-то, в том мире, где были цветами...
И я отвечаю: конечно, встречались! Когда-то, в том мире, где птицами были... Иначе, откуда, вот это – плечами Движенье-дрожанье знакомо, как крыльев
В полете размах... И откуда, откуда
Я чувствую в чем-то себя виноватой... Незыблемость счастья, рождение чуда... Я знаю о Вас все, что было когда-то...
Над миром земным, невесомо качаясь,
Быть может, друг другу шепнут две звезды: «Простите, мы, кажется, с вами встречались...
Когда-то... в том мире... где были людьми...»
Где-то, в середине исполнения песни, на авансцене появляется Гарри Гудини и замирает, очарованный.
Беатрис заканчивает петь.
Теодор медленно, как во сне, подходит к девушке, вынимает из петлицы своего пиджака красную гвоздику – протягивает Беатрис.
ТЕОДОР: Это было... это было... Что это было?

 
Беатрис, улыбаясь, берет цветок из рук Теодора.
Очнувшись, срывается со своего места Гарри. Подлетает к брату и девушке.
ГАРРИ: О, Боже! Сюда совершенно не идет красный цвет! Извините... (Выхватывает у Беатрис гвоздику, отставляет ее в сторону. Цветок зависает в воздухе.) Да, еще – гвоздика!!! (Обращаясь к Теодору) Как ты мог, Дэш?! (Повернувшись к ошеломленной Беатрис) Это – мой брат Теодор! Он слегка сентиментален! Для мужчины – не вполне подходящее качество! Впрочем... Погодите... погодите... (Гарри внимательно рассматривает порядком озадаченную девушку) ...Так! (Он вдруг достает «из воздуха» букет белых ромашек и вручает его Беатрис. Отодвигает ладонью парящий рядом цветок гвоздики). А ты – отойди, пожалуйста! (Цветок отодвигается. Машинально делает шаг в сторону и Теодор). Хм... Уже лучше! (Гарри откровенно любуется Беатрис. Вдруг он слегка подпрыгивает и – вновь «из воздуха», откуда-то сверху, достает венок из полевых цветов, который тут же осторожно водружает на голову окончательно растерявшейся девушки.) Замечательно! (Гарри отходит от девушки на несколько шагов и, повернувшись в сторону, кричит): Дайте направленный луч на актрису! Светлее! Добавьте чуть голубого! (Осветитель послушно выполняет его команды, и Беатрис оказывается, как бы парящей в воздухе в мягком луче голубовато-туманного света. Гарри улыбается, восхищенно глядя на нее). ... По-моему, я влюблен...
Теодор тем временем отходит к краю сцены и садится, свесив ноги. Гвоздика движется за ним и зависает рядом, на уровне глаз.
ТЕОДОР: И вот так всегда! (Обращается к цветку). Может, мне на него обидеться? (Цветок плавно качается из стороны в сторону). Хм... А, может, – вызвать его на дуэль? (Цветок еще сильнее начинает раскачиваться). ... А – что?! (Гвоздика вдруг «взрывается» и распадается на множество мелких красных лепестков, которые, кружась в воздухе, плавно опускаются на голову Теодора. Улыбаясь, он принимает на ладонь один из лепестков, мгновение смотрит на него и бережно сдувает в зал.)
Увлекая за собой Беатрис, к Теодору подбегает счастливый Гарри.

 
ГАРРИ: Дэш, знакомься: это – Беатрис, моя невеста! Бесс, это – Теодор, мой брат! А я, следовательно, – его! (Смеется. Затем вдруг задумывается на мгновение, что-то просчитывая мысленно.) Нет! Все-таки, он – мой! Дэш! Бесс будет с нами работать! Я, правда, еще не решил – в качестве кого... Но, думаю, может, она будет моим ассистентом... Ты не возражаешь? (Не ожидая ответа, убегает вместе с Беатрис.)
Оставшись один, Теодор в задумчивости прохаживается по сцене, разглядывая ее пространство и, как бы, что-то прикидывая. Уходит за кулисы и тут же появляется, выкатывая впереди себя огромный барабан. Устанавливает его на авансцене. Затем – выволакивает виолончель. Клавесин. Арфу. Затем – еще несколько музыкальных инструментов, располагая их полукругом, в форме оркестра.
На сцене появляется Цецилия. Внимательно наблюдает за сыном.
ТЕОДОР: Вот! Решил приготовить для Гарри свадебный подарок... ЦЕЦИЛИЯ: ... Ты... обижаешься на него?
ТЕОДОР (после долгой паузы, продолжая сосредоточенно заниматься своим делом): Разве можно обижаться на ветер, если он вдруг случайно сорвет с тебя шляпу? Или – на дождь, если он промочит тебя до нитки? Или... (Подходит к матери, обнимает ее.) Ну, что ты, мама! Я – люблю его... А разве можно – обижаться на тех, кого любишь?!
ЦЕЦИЛИЯ: Только на них и обижаются, сынок! Что толку – обижаться на того, к кому безразличен! Ты ничему не научишь его своей обидой! Так что – не бойся испытывать нормальные человеческие чувства! Злись! Обижайся! Ругайся! (Оглядывается по сторонам и шепчет Теодору на ухо.) ... Можешь даже подраться! ... Если очень хочется... Только в душе не копи обиды... Выплескивай их! И еще... запомни одно правило... Все в этой жизни должно завершаться – лю-бо-вью... (Шутливо взлохмачивает волосы на голове Теодора.) ... И Господь воздаст тебе.
Теодор отходит от матери к музыкальным инструментам, начинает подстраивать их: виолончель, арфу, скрипки...
ТЕОДОР: ... Ты считаешь, Бог есть?
ЦЕЦИЛИЯ (удивленно): А ты в этом сомневаешься?
ТЕОДОР: Но ведь никто никогда не видел его... (Пробует струны виолончели, склонив к ним голову).

 
ЦЕЦИЛИЯ: А... разве ты не чувствуешь его присутствия в своей душе?
ТЕОДОР: Иногда – да, иногда – нет... А Гарри вообще не верит в него.
ЦЕЦИЛИЯ (после долгой паузы): ... Ну, если Господь создал атеистов, значит, это тоже для чего-то нужно... Ну, ладно... побегу я! Скоро молодые должны приехать.
Мать уходит. Теодор остается один. Какое-то время он внимательно смотри на расположенные перед ним инструменты и вдруг – делает резкий взмах появившейся у него в руке дирижерской палочкой. Звучит вступительный музыкальный аккорд.
Теодор «дирижирует оркестром», и он сам, без присутствия музыкантов, вдруг начинает «исполнять» вальс Шопена No10.
Летают смычки по струнам, ударяют друг о друга литавры. Над оркестром вспыхивает и начинает покачиваться в такт музыке огромная разноцветная воздушная радуга.
На сцену вбегают счастливые Бесс и Гарри. Бесс, в белом убранстве невесты, кружится по сцене в такт вальса.
Гарри, резко взглянув в сторону оркестра, оставляет невесту и подходит к Теодору.
Брат, не замечая его, с закрытыми от наслаждения глазами, увлеченно «дирижирует оркестром».
Гарри внимательно заглядывает за инструменты.
Не обнаружив ничего, проверяет пространство – над! Взглядом ищет какие-либо приспособления, приводящие
инструменты в движение. Не находит. Раздражается. Хватает Теодора за плечи. Трясет его.
ГАРРИ: Как?! Как ты это сделал?! Объясни!
Теодор вздрагивает и от неожиданности бросается убегать от Гарри, швырнув ему свою дирижерскую палочку.
Гарри ловит палочку, на бегу разглядывает ее. Зарычав от ярости, переламывает и бросает прочь.
Оркестр продолжает играть.
Теодор по пути хватает Бесс, делает с ней тур вальса. Оставляет растерянную девушку. Опять удирает.
Гарри настигает его.
Теодор прячется за вошедшую мать.
ЦЕЦИЛИЯ: Эрих, мальчик мой, успокойся!


ГАРРИ (пытаясь вытащить Теодора из-за спины матери): Так нечестно! Пусть он скажет, как это сделал?!
ТЕОДОР (отбегая в сторону, показывает язык, переворачивается в кульбите): Очень просто! Но тебе до этого никогда не додуматься! Король наручников! Ха-ха!
ГАРРИ: А-а-а-а! (настигает, наконец, Теодора, наваливается на него. Образуя кучу-малу, братья в яростной схватке катаются по сцене.)
Ошеломленная Беатрис наблюдает за этой картиной. Мать подходит к ней, обнимает за плечи.
ЦЕЦИЛИЯ: Пойдем, дочка! Тебе еще ко многому предстоит привыкнуть...
БЕАТРИС: Но... они же покалечат друг друга!
ЦЕЦИЛИЯ: Ну, что ты... Они же не любители! Они, все-таки, профессионалы! Мальчики! Не забывайте, что нас ждет праздничный ужин! Дэш, уступи Эриху! У него все же свадьба сегодня!
ТЕОДОР: Ну, вот! У него еще и свадьба! А-а-а!
Теперь уже Гарри убегает от Теодора, чмокнув по пути Бесс и Цецилию, а разъяренный Теодор пытается его догнать.
Братья выскакивают за кулисы. Там слышится страшный грохот, звон и торжествующий вопль Теодора.
Бесс растерянно смотрит на мать.
ЦЕЦИЛИЯ (успокаивающе разводит руками): Вполне нормальная еврейская семья! И не смотри на меня такими глазами, девочка! (Настороженно прислушивается к вдруг возникшей тишине. Встревожено.) А вот теперь, побежали!
Подхватив длинные праздничные юбки, женщины убегают со сцены.
Притихший, было, оркестр начинает вновь наигрывать какую-то задорную музыку. За кулисами слышны крики «горько!» На сцену вываливаются растрепанные, обнявшиеся Гарри и
Теодор. Нестройным, но достаточно уверенным дуэтом, они выводят: «Так вернись же, вернись, то прекрасное время, когда был я младенцем... И ты был, и я...» Они хохочут и усаживаются на край сцены, свесив ноги в зал.
ГАРРИ: Дэш! Ты – гений! Это же надо, такое придумать!


ТЕОДОР: Это что! (Машет рукой в сторону оркестра.) Довольно! Кода! (Инструменты умолкают, и лишь одна скрипочка в упоении продолжает безостановочно пиликать свой мотив. Теодор в недоумении косится на скрипочку.) Не понял...
ГАРРИ (хохочет): Замечательно!
ТЕОДОР (радостно поворачиваясь к брату): Правда? ... А знаешь, какой потрясающий трюк я придумал вчера вечером?! Мы повезем его в Россию... Русские любят экстрим! (Он подхватывается, отходит в центр сцены, размахивает руками). Представляешь, здесь будет стоять огромный бидон!
ГАРРИ (подходит к нему): Аквариум!
ТЕОДОР (на миг задумывается): Точно! Аквариум! С прозрачной стеной! И ты в нем будешь освобождаться от цепей...
ГАРРИ (в задумчивости ходит по сцене): ... Чего-то не хватает... Чего-то, этакого... Понимаешь... Чтобы – ах! (Хватает Теодора за руку). Знаю! Пойдем!
Быстрым шагом братья уходят со сцены.
Двое рабочих в униформе вкатывают на сцену платформу с огромным аквариумом на ней. Рядом с большим – находится аквариум поменьше, в котором плавают рыбы.
Аквариумы соединены резиновым шлангом.
На сцене появляется Гарри в ярком атласном халате. Широко улыбаясь, он радостно распахивает руки перед
зрителями. Слышатся крики: «Браво!» «Да здравствует Король наручников!» «Виват, Королю!» «Привет, Гарри!»
ГАРРИ: Леди и джентльмены! Сегодня я представляю вам мое оригинальное изобретение – «водяную камеру пыток»! В общем, в этом нет ничего сверхъестественного, но я готов заплатить тысячу долларов тому, кто сможет повторить этот трюк! Смотрите! Все достаточно просто! (Гарри, сбросив халат и оказавшись в купальном костюме, легко вскакивает на платформу). В этом аквариуме находится обыкновенная вода! (Гарри опускает руку в большой аквариум и радостно улыбается). О! Сегодня – тепленькая! ... Здесь... (он простирает руку в сторону меньшего аквариума). ... обитают такие маленькие симпатичные рыбки... (он пальцем слегка взбалтывает воду и тут же быстро выдергивает палец) ...называются они – пираньи! Между двумя сосудами имеется соединительный шланг... В начале его... или – в конце, я уже не помню, существует небольшая, но достаточно прочная, плотина... По нашим подсчетам, пираньи, когда у них хорошее настроение, прогрызают ее ровно за полторы минуты! Надеюсь, сегодня они не сделают это быстрее!


Кстати, Теодор! (Обращается к брату, стоящему вместе с Бесс на краю сцены). ...Зверей кормили? ... Если они голодные, они меня сожрут! ...Ну, будем надеяться, что сегодня этого не произойдет! Итак... (Гарри спрыгивает с платформы и подходит к краю сцены). Меня, как обычно, опутывают цепями...
Ассистенты начинают крепко опутывать его мускулистое тело тяжелыми цепями с крупными звеньями, навешивать замки и закрывать их ключами.
Гарри, бряцая амуницией, подходит еще ближе к краю сцены.
ГАРРИ: Попробуйте! (Протягивает в зал спутанные руки). Достаточно ли прочно!
С потолка опускается железный крюк. Теодор прицепляет к нему Гарри.
ГАРРИ: Сейчас меня опустят в аквариум, и ассистенты закроют за мной верхнюю часть камеры... Смею заверить высокочтимую публику, что я все же не самоубийца, и в случае... непредвиденной ситуации... мой брат Теодор разобьет стеклянную стенку топором, дабы выпустить меня на волю и, возможно, спасти мне жизнь... Со всем откровением и совершенно честно заверяю вас, что не ожидаю несчастного случая... но всем нам известно, что несчастные случаи все же происходят, и именно тогда, когда их меньше всего ожидаешь... Поехали!
Крюк начинает подниматься, и Гарри медленно зависает над аквариумом.
ГАРРИ (в зал): Ну, вот! Я даже не могу послать вам воздушный поцелуй!.. Засекайте время, господа! Если трюк получится, значит, фокус замечательный! Если – нет...ну что ж – значит, цепи были чересчур прочными!
Гарри опускают в аквариум. Теодор отцепляет крюк и вместе с другими ассистентами закрывает аквариум тяжелой крышкой. Два ассистента в расшитых золотыми галунами пурпурных
ливреях, стоящие по краям платформы, начинают бить в барабаны.
Теодор, взяв в руки большой топор, вместе с Бесс отходит к краю сцены.

Сквозь стекло большого аквариума видно, как Гарри барахтается в воде, пытаясь освободиться от цепей.
Бесс, с тревогой поглядывая на большие песочные часы, стоящие на краю платформы, прижимается к Теодору.
Теодор растерянно глядя на Беатрис, вдруг опускает топор на пол и освободившейся рукой начинает нерешительно и нежно гладить ее волосы. Судя по всему, он уже не совсем понимает, где он находится.
Вода в аквариуме вдруг начинает краснеть.
Бесс испуганно дергает Теодора за рукав.
Взглянув на аквариум, Теодор хватается за топор. К стеклу прижимается лицо Гарри и одной, уже
освободившейся рукой, он делает отрицательный жест.
Теодор отступает назад.
Ассистент переворачивает песочные часы. Пошла вторая
минута.
Вода в аквариуме становится все краснее и краснее. Бесс в отчаянье закрывает лицо руками.
Не выдержав, Теодор вскакивает на платформу и
размахивается топором, чтобы ударить по стеклу.
В это самое мгновение крышка аквариума сдвигается и из
воды пулей вылетает Гарри. Он хватается за крюк, висящий над аквариумом, и, раскачавшись, спрыгивает на пол.
Купальный костюм на Гарри изорван. На теле видны укусы, из которых сочится кровь.
Бесс подает ему халат.
Устало поклонившись, Гарри уходит со сцены.
Рабочие в униформе выкатывают платформу с аквариумами
за кулисы, открывая участок сцены, на котором в кресле сидит Гарри.
Возле него – Бесс. Осторожными движениями она смачивает ему раны лекарством. Гарри морщится и охает. На сцену с топором в руках влетает Теодор. Подбегает к брату.
ТЕОДОР: Ну, как ты?
ГАРРИ (кривясь от боли): Проклятые твари! Еще немного и они обглодали бы меня до скелета... Впрочем, я думаю, что выглядел бы вполне недурно... Да, дорогая? (Ласково смотрит на Бесс) ...И вы бы смогли меня продать в какой-нибудь анатомический музей, чтобы окупить провал аттракциона...
Бесс качает головой, нежно глядя на мужа. Теодор, размахивая топором, принимается нервно ходить по сцене.


ТЕОДОР: Это я виноват! Как я мог так просчитаться! Надо было взять другой материал! Или, хотя бы, перегородку, эту чертову, сделать шире!
ГАРРИ: Перестань, Дэш! Никто не виноват... Я специально уменьшил плотину...
ТЕОДОР (в недоумении опускается перед братом на колени): Зачем? ГАРРИ: Ну... хотел добавить немного драйва... (Виновато поднимает глаза на брата). Кто же мог подумать, что эти твари такие прожорливые?!
ТЕОДОР: ...Добавил... (Устало отходит к краю сцены, отворачивается.)
ГАРРИ: Ну, Дэш! Ну... не обижайся! Ну, как ты не понимаешь! Ну, вспомни, как обезумела публика, когда увидела красную воду в аквариуме?! ...Ведь нашего зрителя сейчас можно сразить только кровью! Ну, Бесс (в отчаянье обращается к жене), ну скажи, хоть ты что-нибудь!
БЕСС: Говорят, на представлении был король Швеции... Говорят, он чуть не потерял сознание...
ГАРРИ: А мама? Мама – видела?
БЕСС: Маму сейчас отпаивают от обморока...
ГАРРИ: И вы молчите! Вы мне ничего не сказали!!!
Гарри вскакивает и, резко отведя руку Бесс со смоченной тряпицей, выбегает со сцены.


Бесс какое-то время молча сидит на корточках. Затем встает. Медленно подходит к Теодору. Перекладывая мокрую тряпку из одной руки в другую, смотрит ему в спину.
БЕСС (неловко усмехнувшись): Может, и тебе где-нибудь помазать? ТЕОДОР (резко развернувшись, вдруг распахивает перед ней рубашку): Здесь!
Вздрогнув от неожиданности, Бесс автоматически прикладывает ему к груди мокрую тряпку. Застонав, как от боли, Теодор прижимает ее руку к себе. Мгновение они смотрят в глаза друг другу. Очнувшись, Теодор отстраняет руку девушки.
ТЕОДОР: Извини... (Резко уходит со сцены. Тряпка остается у него на груди).
 
Оставшись одна, Беатрис подходит к стоящим на сцене музыкальным инструментам. Трогает струны виолончели: они издают жалкий неправильный звук.
На сцену, одной рукой вкатывая инвалидную коляску с матерью, другой – сервированный стеклянный столик на колесиках, вбегает Гарри.
ГАРРИ (весело кричит): Бесс! Братишка! Шампанское из подвалов короля Швеции!!! Лучшему иллюзионисту мира!!! Гарри Гудини!!! (Произносит более спокойно, скороговоркой) И... его семье, конечно.
Гарри разворачивает мать лицом к залу, устанавливает перед ней столик.
ГАРРИ: Бесс! Женушка моя дорогая, иди к нам! Давай отметим наш праздник! ...А где Дэш?
Беатрис подходит к столику, молча берет бокал с шампанским.
Мать внимательно наблюдает за невесткой.
ГАРРИ (скорчив гримасу боли, потирает ногу): А, ч-черт! Ты не обработала мне ногу... А вдруг я умру от заражения крови?! БЕСС: Успокойся. Такие, как ты, не умирают от банальных болезней!
ГАРРИ (с интересом): Правда? (Обращается к матери). Мамуля, а ты знаешь, я ей верю! Она всегда говорит правду! (Обнимает Беатрис, кружит ее по сцене, слегка приподняв, и усаживает в кресло). Моя любимая, драгоценная женушка... (Кричит). ...Дэш, ну где же ты?! (Машет рукой). А, ладно... подойдет... (Высоко подняв бокал с шампанским, становится в позу оратора). ...Дорогие мои ... возлюбленные! Я хочу признаться, что всеми своими достижениями в жизни я обязан вам! Тебе – моя девочка (он обнимает и нежно целует мать), и тебе, моя дорогая (то же самое Гарри проделывает с Беатрис). И еще... (он становится за креслом матери и кладет ей руку на плечо. Сухонькая ладошка Цецилии тут же ложится на ладонь сына). ...Бесс... Ты должна знать: я люблю тебя так, как никогда снова не полюблю другую женщину... Это непреложная истина... Но – любовь к матери... это любовь, которой достойна только настоящая мать... потому что она любила меня до того, как я появился на свет... любила, когда рожала меня... и будет любить тогда, когда один из нас... продолжится в мире ином... Я никогда не


задумывался о существовании загробной жизни... я не верил в нее... (Он крепче сжимает ладонь матери). Но в данном случае, я не хочу даже думать о том, что... (Он становится на колени и утыкается лицом в материнский подол). Ты ведь никогда не оставишь меня, правда?
ЦЕЦИЛИЯ (ласково проводит ладонью по волосам Гарри): Правда...
На сцену торопливой походкой входит Теодор. Он в темном костюме, застегнутом на все пуговицы. Левая ладонь его перебинтована. Берет бокал с шампанским и становится около столика, стараясь не смотреть на Бесс.
ЦЕЦИЛИЯ: Дэш, сынок, куда же ты запропастился?
ТЕОДОР: Нужно было слить воду из аквариума и... собрать рыб... БЕСС (кивает на забинтованную ладонь): Это они – тебя?
Теодор виновато отводит взгляд в сторону.
ЦЕЦИЛИЯ: Дети мои... я устала.
Гарри с готовностью подхватывается с колен.
ГАРРИ: Я отвезу тебя!
ЦЕЦИЛИЯ: Не нужно. ...Это сделает Дэш.
ГАРРИ: Но...
ЦЕЦИЛИЯ (делает Гарри останавливающий жест рукой. К Теодору) Пойдем, сынок! Нам надо кое о чем поговорить... Правда? ТЕОДОР: Да, мама.
Теодор увозит мать. Гарри с Бесс остаются одни.
Гарри делает, было, несколько шагов вслед за ушедшей парой, но затем останавливается. Подходит к столику, наливает себе шампанское. Пьет. Спохватившись, обращается к Бесс.
ГАРРИ: Тебе налить? БЕСС: Не нужно...
Бесс ставит свой бокал с недопитым шампанским на столик, отходит к музыкальным инструментам.
Гарри садится в кресло на ее место.
Бесс беззвучно проводит ладонью по струнам виолончели, затем, вращая инструмент по сцене, подходит вместе с ним к сидящему Гарри. Поставив виолончель перед собой и опершись о гриф подбородком, какое-то время молча смотрит на Гарри.
Гарри, опустив голову, думает о чем-то своем. Наконец, он подымает глаза.
ГАРРИ: О, Боже! Ты собираешься играть?
БЕСС: Гарри... ты помнишь тот день, когда впервые признался мне в любви?
ГАРРИ: Конечно, помню... На тебе был венок из полевых цветов и, кажется, белое платье... И Дэш был где-то рядом... Кстати, где он? ...Ах, да...
БЕСС: А помнишь, мы тогда поклялись друг другу всегда говорить только правду?
ГАРРИ: Я никогда не обманывал тебя, Бесс... В этом нет никакого смысла... Ты знаешь обо мне все... Так же, как и я о тебе...
БЕСС: ...Мне, кажется – не все...
Гарри вопросительно смотрит на нее.
БЕСС: ...Можно задать тебе один вопрос?
ГАРРИ: Хоть тысячу, дорогая!
БЕСС: ...Почему ты во время представления сказал, что это твой трюк? Вы ведь придумали его вместе с Теодором!
ГАРРИ: Господи, какая чепуха! (Поднимается, начинает нервно ходить по сцене.) ...Это Дэш уполномочил тебя?...
БЕСС (перебивает его): Ты прекрасно знаешь, что Дэш никогда не задал бы тебе подобного вопроса, но я хочу знать! По-че-му?!
Гарри подходит к ней, берет за плечи. Виолончель продолжает находиться между ними.
ГАРРИ (говорит намеренно громко, четко разделяя слова): Потому что я – Гарри Гудини! Я сделал себя сам! Сделал – королем!
А король всегда – один! Моя голова постоянно занята мыслями о новых трюках, бессонными ночами я пытаюсь придумывать планы, которые должны заставить зрителей оценить мои достоинства. И, если Дэш имеет к этому какое-то отношение, он должен гордиться этим! Понимаешь?!
БЕСС: Нет!
Гарри устало отходит от нее, садится в кресло.
ГАРРИ: ...Жаль... Извини, я хочу побыть один...


Бесс вместе с виолончелью уходит со сцены.
Свет микшируется. Начинает звучать мелодия песни Беатрис «О чем-то далеком чуть-чуть опечалясь...»
Какое-то время Гарри находится на сцене один.
Он опустил голову и, кажется, уснул.
Слева, из-за кулис, медленно выезжает коляска матери. В
руках у Цецилии горящая свеча. Коляска останавливается на авансцене, достаточно далеко от Гарри. Цецилия сидит неестественно прямо, глядя куда-то вдаль.
Свет становится белесовато-голубым, и уже непонятно – то ли это явь, то ли – сон Гарри.
ГАРРИ (очень тихо): ...И ты считаешь, что я не прав, мамочка? ЦЕЦИЛИЯ (так же тихо): ...Прав-не прав... Как можно судить, сынок, о качестве чужой правоты... Кто-то – правее, кто-то – левее... (Она усмехается). Иногда проходит время и вдруг – твоя правота превращается в мыльный пузырь... А, казалось ...была абсолютной, непреложной истиной... Дело совсем не в этом...
ГАРРИ: А в чем?
ЦЕЦИЛИЯ: Ты сделал свою жизнь произведением искусства, а законы искусства другие, чем законы ...просто жизни.
ГАРРИ: ...Иногда мне кажется, что я блуждаю по пустыне... Что кругом – только бесконечный песок и барханы, и мне никогда не выбраться из этого... И лишь в тот миг, когда придумывается новый трюк или новая формула... какой-то огонь зажигается впереди, и я ясно вижу, куда мне идти... И вся моя жизнь состоит только из этих мгновенных вспышек-озарений... Я очень люблю тебя, мама... Я люблю тебя больше всего на свете... У меня есть – ты, Беатрис и Дэш... Три самых дорогих для меня человека... Но... если вдруг... на одной чаше весов, которые поставят передо мной, окажется ваша любовь, а на другой – моя мгновенная, секундная вспышка... Нет! Что это я говорю?! Господи... Прости меня, мама... (Гарри закрывает лицо руками).
ЦЕЦИЛИЯ (спокойно): Успокойся, сынок. Я буду любить тебя всегда... (она вновь усмехается). ...И мне абсолютно безразлично, что там перевесит на твоих весах... Ай-вей, ради Бога...
ГАРРИ (обрадовано): Правда, мама? ...Но ведь, наверное, это неправильно... Ведь ты сама говорила всегда, что любовь важнее всего на свете! Важнее – славы! Известности! Денег... Господи, ну почему же мне больше всего на свете хочется этой сладкой отравы... ЦЕЦИЛИЯ: Скажи, сынок, а ты действительно любишь то, чем занимаешься?


ГАРРИ (усмехнувшись): Ну, мама, ты могла бы об этом не спрашивать!
ЦЕЦИЛИЯ: Тогда, зачем тебе признание?
ГАРРИ (растерянно): Но... как...
ЦЕЦИЛИЯ: Важно не признание, важна – работа! Радость в ней самой. Ты работаешь не для того, чтобы добиться славы, а потому что наслаждаешься своим творчеством. Ведь так?
ГАРРИ: Мама, но итог моей профессии – это получить признание публики!
ЦЕЦИЛИЯ: О, Боже!.. У этой больной публики?! Это, значит, быть еще более больным, чем она! Гений, между прочим, обычно получает признание лет эдак, через двести!
ГАРРИ: Мама, но я не могу ждать двести лет! Я хочу – здесь и сейчас! Да, наверное, я какие-то вещи делаю неправильно... ЦЕЦИЛИЯ (перебивает его): Не раздражай меня, сынок! Что значит: «правильно, не правильно»! «Правильно» – это всего лишь, что кто- то так сделал до тебя! Понимаешь? Но – так! – не означает «идеально»! Сделай иначе! Творческие люди, между прочим, всегда поступают неправильно! Только из этого выходит толк!
ГАРРИ (медленно-раздумывая): Мама, но ведь ты всегда гордилась моими достижениями...
ЦЕЦИЛИЯ (глубоко вздохнув, так же медленно, как Гарри): Я гордилась не твоими достижениям, сынок, а тем, что ты делал это для меня... Не обижайся, пройдет какое-то время, и ты сам во всем разберешься... А сейчас надо поторопиться... Мне нужно сказать тебе самое главное... Я могу не успеть...
ГАРРИ: Ты куда-то собралась?
ЦЕЦИЛИЯ: ...Ну, как тебе сказать... Наверное – да... Но, прежде, чем мы расстанемся я должна... Ну, вот... Уже не успеваю...
Слышится дальний мелодичный звон колокольчика. Цецилия внимательно прислушивается к нему. Гасит свечу. От погасшей свечи вверх начинает идти тоненькая струйка дыма, которая становится все больше и больше и, в конце концов, обволакивает Цецилию так, что она сама превращается в большое голубоватое облако.
Свет на сцене на мгновение гаснет. Слышится удар грома. Когда свет загорается, Цецилии на сцене нет.
ГАРРИ (очнувшись, вскакивает в кресле и беспокойно озирается). А? Что такое? Мама?...


Продолжая озираться, он подходит к месту, где стояло кресло Цецилии. Наклоняется, поднимает с пола огарок свечи. Недоуменно смотрит на него.
С противоположной стороны на сцене появляются две крупные мужские фигуры.
Один из вошедших споткнувшись о барабан, невольно чертыхается.
Гарри резко поворачивается.
ГАРРИ: Кто здесь?
I-й МУЖЧИНА: Э-э-э... Наше почтение великому «королю наручников»!
ГАРРИ: Как вы вошли сюда?
II-й МУЖЧИНА: Там... (неопределенно показывает на предполагаемые двери) ...было не заперто.
ГАРРИ: Но вход – там! (Показывает в противоположную сторону). I-й МУЖЧИНА: Э-э-э... Не обессудьте, уважаемый... Сейчас мы постараемся все объяснить... Понимаете... мы... нас...
II-й МУЖЧИНА: Нас уполномочили... решить с Вами один деликатный вопрос...
ГАРРИ (продолжает подозрительно смотреть на вошедших): Кто – уполномочил? Какой вопрос?
II-й МУЖЧИНА: Вы только не волнуйтесь... Мы с Густавом (кивает на второго мужчину, который делает Гарри некое подобие поклона) представляем, так сказать, в своем лице, делегацию от ...ассоциации берлинских уголовников. Меня зовут Джек Гринблат... (Он тоже слегка кланяется Гарри. Чувствуется, что речь далась ему с трудом и Джек, достав носовой платок, вытирает свой лоб).
ГАРРИ: Что-о-о? К-какой ассоциации?
ДЖЕК: ... Господин Гудини... мы являемся давними почитателями Вашего бесценного таланта! Простите, но так уж сложилось, что мы много лет следим за развитием Вашего творчества и... в знак особой признательности, разрешите преподнести Вам наш скромный дар (Он роется во внутреннем кармане своего плаща и достает оттуда золотые наручники. Протягивает их Гарри). Вот!
ГУСТАВ (сделав шаг вперед, очень интимно): Это – российское золото самой высокой пробы...
Гарри нерешительно берет наручники, рассматривает их.
ДЖЕК (торопливо): Не извольте беспокоиться! Золото натуральное, доставлено из Сибири, обработано парижскими ювелирами...


ГАРРИ (хмыкает): Совсем недавно мне чуть было не пришлось побывать в Сибири! С не совсем обычной миссией...
ДЖЕК: Как же, как же! Наши российские ...коллеги обрисовали нам это в лучшем виде!
ГАРРИ (прохаживаясь по сцене и разглядывая наручники): ... Русские заперли меня в карету... впрочем, она больше была похожа на тюремную камеру, чем на карету! – ключ от которой находился у начальника знаменитой тюрьмы на Сахалине!
Джек и Густав недоуменно переглядываются.
ГАРРИ (уловив их взгляды, поясняет): Это еще дальше, чем Сибирь! В двадцати днях пути от Москвы!... В таких каретах русские перевозят каторжников!
Джек и Густав опять переглядываются. Гарри усмехается.
ГАРРИ: ...Согласно системе безопасности карета запирается одним ключом, а-а-а... открывается совсем другим! Через двадцать дней! На Сахалине!
ГУСТАВ (молитвенно сложил руки у груди): Спасибо тебе, Господи, что ты сделал территорию Германии гораздо меньше России... ГАРРИ: ...Сотрудники тайной полиции раздели меня догола и тщательно обыскали. Причем, весьма сурово...
ГУСТАВ: О, это они могут! (Джек толкает его в бок.)
ГАРРИ: ...Втроем они уложили меня на стол и стали осматривать... Один начал с головы, опускаясь все ниже и ниже к ступням, другой – принялся за мои ноги и продолжил вверх до головы... Потом меня стали крутить и переворачивать без всякого намека на вежливость! Да...
Гарри подошел к столику, налил себе шампанское в бокал. Секунду поразмыслив, предложил «гостям». Густав сделал было шаг вперед, но Джек дернул его за рукав.
ДЖЕК: Премного благодарствуем... На работе... не положено.
Гарри понимающе кивнул, подержал бокал и тоже отставил его.
ГАРРИ: ... Они вывели меня на тюремный двор и показали карету. ...Честно говоря, она выглядела вовсе не как карета, а скорее... этакий гигантский сейф на колесах... Хм... (Гарри задумался).


Густав толкнул Джека. Они одобрительно подмигнули друг другу.
ГАРРИ: ...Когда я через сорок пять минут, весь в поту, несмотря на то, что на улице был... (Гарри передернуло от воспоминаний) совершенно ненормальный русский мороз, вывалился из кареты, полицейские были в шоке! ...Следующий раз я освободился за двенадцать минут!
Не выдержав, Густав и Джек в восторге зааплодировали. Гарри, наконец, залпом выпил шампанское и поставил бокал.
ГАРРИ: ...После чего они сфотографировали меня и... оставили фотографии в полиции... так, на всякий случай!
Гарри лукаво подмигнул Густаву и Джеку. Совершенно сраженный Густав сделал шаг вперед.
ГУСТАВ: Господин Гудини! А, расскажите, как Вы выбрались из Центральной тюрьмы Чикаго?
ГАРРИ: Ну, не только – Чикаго! ...Канзас-Сити, Миссури, Сан- Франциско, Лос-Анджелес... В Канаде, в Сент-Джоне, я снял с себя смирительную рубашку! Очень крепкая... но – у меня получилось! Должен Вам сказать, господа, большинство смирительных рубашек делают из брезента, а... чем жестче материал, тем хуже он гнется и тем больше времени уходит на освобождение! А еще бывают рубашки изготовленные целиком из кожи... Знаете, как трудно выбраться из них?
Обалдевший Густав отрицательно качает головой. Гарри спохватывается.
ГАРРИ: Впрочем, это, должно быть, вам не интересно!
ДЖЕК: Ну, что Вы, господин Гудини! Как раз это нам и интересно!
Гарри внимательно вглядывается в Джека и вдруг начинает хохотать.
ГАРРИ: О, Господи! Ну, конечно же! Я совсем забыл...
Он берет со столика наручники и внимательно смотрит на них.

ГАРРИ: Так, что же Вам от меня нужно, господа?
ДЖЕК: Совсем немного... Вы должны помочь нам вскрыть сейф в муниципальном банке...
Гарри внимательно смотрит на него. Ободренный Джек делает шаг вперед.
ДЖЕК: Понимаете, Вы совершенно ничем не рискуете! Всю черновую работу мы берем на себя... Кроме того, алиби Вам будет обеспечено...
ГАРРИ: Вон!
ДЖЕК (не понимая) Что?
ГАРРИ: Вон из моего дома!
ДЖЕК: Вы не поняли! Это – только аванс! (Подбородком указывает на наручники). Ваша работа будет достойно вознаграждена!
ГАРРИ (швыряет им наручники): Заберите свой «аванс» и выметайтесь! Иначе, я вызову полицию.
Разочарованно переглянувшись, Густав и Джек, подняв наручники, направляются к выходу. Гарри наливает в бокал шампанское и, слегка отставив бокал, насмешливо разглядывает через него уходящую парочку. Сделав несколько шагов, Густав вдруг поворачивается и, резко выхватив из-под плаща револьвер, стреляет в Гарри. Пуля разбивает бокал с шампанским и вдруг – Гарри ловит ее рукой! Ошарашенные «гости» замирают.
ГАРРИ (разглядывая пулю): Смит-Вессон, сорок пятый калибр... (Поднимает голову на «гостей»). ...Нехорошо, господа...
Густав и Джек, очнувшись, бросаются бежать.
ГАРРИ: Эй! Выход – там! (Показывает в противоположную сторону)
Резко изменив направление, «гости» бросаются в другую сторону.
На звук выстрела на сцену влетает Теодор. Бросается к брату. Хватает его за плечи.
ТЕОДОР: Что? Что случилось?
ГАРРИ: Ничего страшного... Просто... сорвался один довольно выгодный контракт. (Смотрит на свою ладонь. На ней выступает кровь). А, ч-черт! Опять – производственная травма! Не смотри на меня так, Дэш! Ничего страшного не случилось...
ТЕОДОР (отводит глаза): Случилось, Гарри...
ГАРРИ: Что?
Теодор отворачивается. На сцену входит Бесс.
Гарри встревожено переводит взгляд с Теодора на жену.
ГАРРИ: Нет!
На заднем плане появляются два каменщика с тележкой кирпичей. Громко стуча мастерками и не обращая ни на кого внимания, они начинают выкладывать массивную кирпичную стену
Гарри делает шаг вперед и вдруг... падает на колени. Брат и жена бросаются ему на помощь.
Помогают подняться.
ГАРРИ (произносит совершенно обессилено): ...Мама...
Теодор с Бесс уводят его со сцены, поддерживая под руки. Каменщики остаются делать свою работу.
Медленно растет на глазах у зрителя кирпичная стена.



КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

На заднем плане – массивная кирпичная стена.
Слева на сцене, за печатной машинкой, стоящей на небольшом столике, согнулся Теодор.
Напротив – в инвалидном кресле сидит Гарри. Ноги его укрыты теплым клетчатым пледом.
Гарри диктует Теодору свою книгу.
ГАРРИ: ... «Самый лучший способ убедиться, что у тебя все получается, – это выяснить, сколько ревности и злобы... вызывают ваши достижения у существ, которые строят свой... успех на жалком подражательстве...»
Теодор быстро стучит пальцами по клавишам машинки. Закончив, выжидающе поднимает глаза на Гарри.
ГАРРИ: ... «К сожалению, как бы не старались иллюзионисты охранять свои секреты, находится много людей, злоупотребляющих доверием, и... волшебная лоза разрастается быстро...»
Окончив фразу, Гарри вдруг, вращая колеса кресла, подъезжает к левой боковой кулисе, объехав Теодора, и лицом утыкается прямо в кулису.
Допечатав отрывок, Теодор какое-то время ждет продолжения, затем оглядывается на брата.
ГАРРИ (после долгой паузы): ... Какой сегодня день?
ТЕОДОР: (называет день недели, в который играется спектакль) ГАРРИ (так же, не поворачиваясь, отрицательно машет головой): Какой день... после ухода Цецилии?
ТЕОДОР: Сто пятнадцатый...
ГАРРИ (развернувшись в зал): Мне, казалось, прошла целая вечность...
Входит лакей, неся перед собой поднос с визитной карточкой.
Лакей (остановившись на почтительном расстоянии): Сэр! Мистер Лондон и мисс Лондон.
Теодор, взглянув на Гарри, поднимает со стола печатную машинку.

 
ТЕОДОР: ...Займусь, пока, редакцией текста...
ГАРРИ: А? (Непонимающе смотрит на Теодора).
Теодор уходит.
ГАРРИ (лакею): Проси.
На сцену выходят Джек и Чермиан Лондон.
Он – высокий, широкоплечий, смотрит, чуть «набычившись». Она – темноволосая, худенькая, своей трогательностью
слегка напоминающая Беатрис. В руках у Чермиан какая-то книга. Гарри неожиданно-резко встает из коляски навстречу Джеку. Они крепко обнимаются.
Чермиан здоровается с Гарри за руку и протягивает ему
книгу.
Гарри внимательно читает вслух.
ГАРРИ: «Вахтенный журнал яхты «Снарк»... Чермиан Лондон... (Раскрывает книгу, читает надпись, внимательно взглядывая на Чермиан). ... «Самому очаровательному... Надеюсь встретиться в Лунной долине... Всегда Ваша...»
ЧЕРМИАН (поясняя): Это – о нашей с Джеком попытке совершить кругосветное путешествие... (Она мило усмехается). Мы пытались обогнуть земной шар на сделанном по чертежам Джека кече... Вполне приличное двухмачтовое суденышко... Вот оно! (Она тянется к Гарри и показывает фотографию в книге). А... это мы с Джеком! ...Путешествие, к сожалению, не удалось, но зато – написалась книга!
ГАРРИ (растроганно): Спасибо, Чермиан! Это – бесценный подарок! Тем более... я сейчас делаю попытку тоже написать... надеюсь, нечто любопытное!
ЧЕРМИАН: О!?
ГАРРИ (смущенно): Вот, пишу... невзирая на нехватку общей культуры... Да, Вы садитесь! (Вдруг спохватывается он).
Джек с Чермиан озираются: у столика стоит всего один стул.
ГАРРИ (Джеку): Вы – сюда, пожалуйста! (Указывает на стул). А Вы (к Чермиан) – сюда! (Подкатывает ей кресло).
ЧЕРМИАН (неловко улыбнувшись): Но...
ГАРРИ: Что Вы, что Вы! Оно очень удобное! И поверьте... я доверяю в нем сидеть... только самым близким своим друзьям... (На какое-то мгновение лицо его искажает гримаса боли. Он отворачивается). ...Я пойду, распоряжусь насчет виски... (Стремительно выходит).
ЧЕРМИАН (вслед ему): Мне – без содовой!
ДЖЕК (усаживаясь на стул): Да... Последнее время с ним явно что- то происходит!
ЧЕРМИАН: (втискиваясь в кресло): Еще бы! Он так любил бедняжку Цецилию, что, я думаю, не скоро оправится после ее ухода... Надо бы его чем-то отвлечь...
ДЖЕК: (усмехается): Давай-давай! У тебя это неплохо получается! Смотри, только: Беатрис может не понять твоей...
ЧЕРМИАН: Ах, ты... (Хватает колокольчик, висящий на подлокотнике кресла и швыряет его в Джека).
Джек успевает увернуться, и колокольчик падает на пол, издав жалобный звук.
На сцене возникает лакей.
ЛАКЕЙ: К вашим услугам, господа. (Замирает, почтительно склонив голову).
Джек и Чермиан неловко переглядываются.
Почти тотчас с подносом, на котором стоят три стакана, из-за кулис появляется Гарри.
ГАРРИ (лакею): Спасибо, Чарли, мы сами управимся.
Лакей выходит.
Гарри ставит поднос на столик, замечает колокольчик на полу, наклоняется, подбирает его. Подходит к креслу.
ГАРРИ (не замечая смущения Чермиан): ...Цецилия подзывала меня... или кого-нибудь еще... а иногда – просто слушала его звон... (Он трясет колокольчиком. Улыбается). Правда, красиво?
... Я прибегал... а она... начинала ворчать: «Ай-вей, в этом доме нельзя вздохнуть свободно! Все начинают бегать, как будто пожар случился...» (Гарри аккуратно повесил колокольчик на подлокотник кресла. Снял с другого подлокотника плед и стал тщательно прикрывать ноги Чермиан). Так удобно? (Он взглянул на Чермиан. Она вдруг нежно провела ладонью по его волосам).
Гарри резко встал и подошел к столику. Взял стакан. Замер. Джек с Чермиан неловко переглянулись. Пауза затягивалась.

 
ДЖЕК (негромко кашлянул): ... Так, о чем же твоя книга, Гарри? ГАРРИ (очнувшись): А... я думаю, она будет называться «Исторические личности в мире иллюзионизма»... К сожалению, о нашей профессии знают, до бесстыдного, мало...
ЧЕРМИАН: Ну, вы сами виноваты в этом! Творите свои процессы под непроницаемым покровом тайны!
ГАРРИ: Да, конечно... и это тоже имеет место. Но – представляете, в Британской энциклопедии не упомянут ни один американский иллюзионист! Более того, даже слово «иллюзионизм» отсутствует! Сейчас готовится очередное издание, и я хочу, естественно, исправить эту ошибку... Но, Боже мой! Я никогда не думал, что писать книги – такой каторжный труд!
ДЖЕК: Ты знаешь, дружище, как по мне, так это делать гораздо проще, чем выбираться из аквариума с пираньями!
ГАРРИ: О чем ты говоришь, Джек?! Я выбрался из аквариума за три минуты и при этом получил массу удовольствия!
ДЖЕК: Ну... я тоже иногда получаю удовольствие от писания своих романов...
ГАРРИ (недоверчиво): Да-а-а?
После небольшой паузы друзья переглянулись и расхохотались.
ГАРРИ: ...У меня, конечно, нет ни университетского диплома, ни ученых степеней и... к моему... произведению могут отнестись не так серьезно, как хотелось бы...
ЧЕРМИАН: Ну, что Вы, Гарри, с Вашим жизненным и профессиональным опытом у Вас получится замечательная книга! Я просто уверена в этом!
ГАРРИ: Правда? ...А мне все кажется, что я недостаточно образован, к сожалению... Я вчера пошел на лекцию Брандера Мэтьюса о Шекспире и к середине... заснул...
ЧЕРМИАН: Да, Вы, наверное, просто устали!
ГАРРИ: Честно говоря, было немного... Хотя... скорей всего, сработал мой инстинкт фиксировать заполнение аудитории... ДЖЕК: Да, на его лекции присутствовало не так много слушателей. ГАРРИ (живо): А Вы тоже были?
ДЖЕК (замялся): Э-э-э... Я как-то с Шекспиром... не совпадаю по стилю... наверное...
ЧЕРМИАН (расхохоталась): Гарри, если бы Джек пошел на эту лекцию, Вы бы спали с ним вместе! Только он – гораздо раньше! Уж, за это я ручаюсь!
ГАРРИ: Правда? А я... даже как-то... закомплексовал, что ли...


ЧЕРМИАН: Неужели такая малость может лишить Вас уверенности в себе? Гарри! Гарри... (укоризненно протянула она).
Гарри подошел к креслу, встал сзади, положил руку на спинку, чуть-чуть коснувшись плеча Чермиан. Тут же ее ладонь успокаивающе легла на его неожиданно беспомощную руку.
ГАРРИ: ...Вы сказали – «малость», Чермиан... Знаете, я всегда считал себя очень сильным человеком... А уж, окружающие и подавно видели во мне супермена... Буквально на днях мне пришлось общаться с восхитительной Сарой Бернар... и она вполне серьезно попросила... восстановить ей ампутированную ногу... Хм... Люди верят в то, что я действительно могу совершить – чудо...
ЧЕРМИАН (очень тихо): Но... это же так, Гарри...
ГАРРИ: Нет. Это – не так... Это совсем не так, друзья... Я ... обманщик... Я просто – великий обманщик... (Он убирает руку с кресла и отходит в сторону. Говорит в пустоту, как будто сам с собой). ...Я был уверен в том, что я король! Что мне по силам – все! – в этом мире... А оказалось – есть другой мир... Куда уходят безвозвратно... И он, этот мир, неподвластен мне... И я... всемогущий... освобождающийся от любых цепей, в которые меня заковывали... не могу... не могу! – освободиться от безумной тоски, схватившей за горло...
Джек встает со стула и подходит к Гарри. Обнимает его за плечи.
ДЖЕК: ...Если Господь когда-нибудь посылал ангела на землю, то это – твоя мать, Гарри...
ГАРРИ: Если бы я мог поверить в Бога, Джек!
Они подходят к столику, берут стаканы, отпивают по глотку виски.
ЧЕРМИАН: Гарри, мы с Джеком недавно присутствовали на сеансе спиритуализма у сэра Артура Конан Дойла...
ГАРРИ (морщится): Не говорите мне об этих шарлатанах!
ДЖЕК: Но... Конан Дойла вряд ли можно причислить к шарлатанам. ГАРРИ: Не знаю! Я недолюбливаю его Шерлока Холмса, а сам сэр Артур вызывает у меня уважение лишь, благодаря нежному отношению к своей матери...

Чермиан и Джек многозначительно переглядываются.
ЧЕРМИАН: Но... на сегодня учеными доказан факт общения с теми, кто... живет в мире духов... А сэр Артур добился всеобщего признания в этой...области...
Гарри молчит, угрюмо уставившись в пол.
Джек делает Чермиан едва заметный кивок головой указывающий на выход.
ЧЕРМИАН (пытаясь встать с кресла): Впрочем, Гарри, Вы на нас не очень обидитесь, если мы вынуждены будем уйти... У Джека сегодня лекция в университете...
Гарри бросается к ней, не позволяя встать из кресла.
ГАРРИ: Что Вы, что Вы! Я Вас провожу. (Он берется за ручки кресла, расположенные сзади).
ДЖЕК: Прости, дружище, но, учитывая твою склонность фиксировать заполнение аудитории, я не приглашаю тебя на сегодняшнюю лекцию. Сомневаюсь, что в субботний вечер соберется много народу. Так что, отсыпайся дома!
ЧЕРМИАН: Джек, прекрати! Ты теперь будешь попрекать этим Гарри всю жизнь!
ДЖЕК: Нет, дорогая, всю – не буду!
Посмеиваясь друг над другом, они уходят.
Через некоторое время Гарри появляется на сцене, аккуратно везя перед собой пустую коляску. Он останавливается в центре, смотрит на коляску и вдруг – становится перед ней на колени, кладет голову на сидение и замирает в этой неудобной позе.
За его спиной неслышно появляется Теодор. Тоже замирает и молча смотрит на брата.
ГАРРИ (не оборачиваясь): Чего тебе, Дэш?
ТЕОДОР: Эрих... поверь... я не меньше тебя любил маму...
Гарри вдруг взмывает с колен и в диком прыжке, схватив Теодора за плечи, начинает неистово трясти брата.
ГАРРИ: «Не меньше»?! Ты говоришь: «не меньше»! Почему же ты позволил ей уйти, не попрощавшись со мной?! Почему ты не позвал меня?! Как ты мог!
 
Теодор молчит.
ГАРРИ: Прости... (Отпустив брата, начинает лихорадочно ходить по сцене, повторяя). Почему... Ну, почему?... Ну, почему?...
Теодор устало садится в кресло. Гарри бросает на него резкий взгляд, но – не говорит ничего.
Теодор снимает колокольчик с подлокотника кресла.
Этого Гарри вынести не может и, рванувшись к брату, вырывает у него колокольчик. Крепко сжимает его в руке.
ГАРРИ (после паузы): Расскажи...
ТЕОДОР (устало): ...Она попросила липового отвару... Начала пить... Потом – закашлялась... Потом сказала: «Передай Эриху...» ГАРРИ: Что??? Ну, что???
ТЕОДОР: ...Потом опять закашлялась и... все... (Резко встает с кресла, начинает ходить по сцене). Эрих! Ну, что ты мучаешь себя и меня?! Я рассказываю тебе об этом сотый... миллионный раз! Я ничего не успел сделать! Никто бы ничего не успел сделать! Это произошло в какую-то долю секунды... Я даже головы повернуть не успел, не то, что крикнуть или побежать за тобой...
ГАРРИ (тихо, сам себе): О чем она хотела мне рассказать? О чем... (Вдруг подымает руку с колокольчиком и начинает резко, безостановочно звонить).
На сцену почти вбегает, сделав все же последний шаг умеренно-сдержанным, лакей. Выжидающе смотрит на Гарри.
ГАРРИ: Бумагу и чернила.
Лакей выходит. Через мгновение появляется вновь, протягивает Гарри поднос с бумагой и чернилами.
Гарри, склонившись над столиком, начинает что-то быстро писать. Закончив, взмахивает несколько раз листом бумаги, смотрит: просохли ли чернила. Отдает письмо лакею.
ГАРРИ: Отнесите сэру Артуру Конан Дойлу! Немедленно! ЛАКЕЙ: Слушаюсь... (Быстро выходит).
ГАРРИ (Теодору): Пойдем!
Вдвоем они быстро уходят со сцены, забрав с собой коляску. Какое-то время сцена остается пустой.

Затем на ней появляются двое рабочих, вносящих большой светлый предмет. За рабочими следует Артур Конан Дойл – высокий, широкоплечий, усатый, с хриплым гортанным голосом.
КОНАН ДОЙЛ: Сюда, пожалуйста! Правее! Так! Вот здесь!
Рабочие ставят предмет на пол, начинают раскладывать. Это оказывается большая белая ширма. Рабочие устанавливают ее таким образом, что она закрывает от зрительного зала довольно внушительное пространство сцены.
Конан Дойл удовлетворенно смотрит на ширму.
КОНАН ДОЙЛ: Так... Замечательно! ...Теперь, это – сюда! (Он перемещает столик в центр сцены). И... еще, пожалуй, два стула...
Рабочие уходят. Появляются снова, каждый – со стулом.
КОНАН ДОЙЛ: Благодарю. Свободны.
Рабочие уходят. Конан Дойл ставит один стул возле столика.
Другой – довольно далеко от него, – на краю сцены, противоположном расположению ширмы. Оглядывает сцену. Пробует зачем-то на прочность столик и стул возле него. И, удовлетворенно крякнув, выходит.
Через некоторое время на сцене появляются Гарри и Беатрис.
БЕСС: Извини, Гарри, но не понимаю, для чего ты все это затеял?! ГАРРИ (осматривая ширму и изучая материал, из которого она сделана): ...Девочка моя, ты же всегда понимала меня... (Он подходит к Беатрис, нежно берет ее за плечи). ... А – вдруг? ... Единственное, о чем бы я хотел попросить тебя...
Стремительным шагом на сцену выходит Конан Дойл. С ним – худенькая стройная женщина с красивыми темно-золотистыми волосами.
КОНАН ДОЙЛ: Знакомьтесь: леди Джин Леки Дойл.
Все чопорно кланяются друг другу.
ГАРРИ: Леди Беатрис Гудини...

Церемония чопорных поклонов повторяется с точностью до абсолюта.
Леди Дойл усаживается за столик и, с отрешенным взглядом уставившись вдаль, замирает.
КОНАН ДОЙЛ: Ей необходимо какое-то время, чтобы настроиться... (кивает на жену). Извините... (берет Гарри под руку и отводит его чуть в сторону от Беатрис). Вы знаете, сэр Гарри, порой мне кажется, что я послан в этот мир с единственной целью... (он вынимает из кармана трубку и, набив ее табаком, раскуривает) – быть факельщиком спиритуализма... и мне было предопределено создать Шерлока Холмса лишь, как средство добиться признания и, благодаря ему, стать другом каждой семьи... И, уж конечно, я останусь в истории не как писатель, а как – величайший посредник между миром духов и... (оглядывается на стук, который начала издавать леди Дойл. Деревянным карандашом она громко стучит по столу, ритмически чередуя удары). Тс-с-с... (Конан Дойл прикладывает палец к губам и на цыпочках подводит Гарри к свободному стулу). Садитесь. (С силой нажав Гарри на плечи, усаживает его на стул. Растерянная Бесс остается стоять рядом).
Гарри опускается на стул, не отрывая пристального взгляда от леди Дойл.
Конан Дойл становится за ее спиной и кладет ей руки на плечи.
Неожиданно, через какое-то время леди Дойл отбрасывает карандаш и, встав со стула, резко, не глядя ни на кого, отходит в сторону.
Конан Дойл бросается за ней. Через плечо она бросает ему чуть слышную фразу.
Конан Дойл подходит к Гарри.
ГАРРИ (привстав со стула): Что-то случилось?
КОНАН ДОЙЛ: Извините, Гарри... Но – два человека с одинаковым настроем ума... все равно – положительным или отрицательным – мешают контакту с потусторонними силами...
БЕСС: Хорошо. Я уйду.
КОНАН ДОЙЛ: Простите, леди Гудини...
БЕСС: Это Вы меня извините, сэр Артур. (Бесс уходит).
КОНАН ДОЙЛ: ... Гарри, я хочу предупредить Вас, что к сеансу должно отнестись с безусловным доверием... Пожалуйста, подойдите к нему не так, как подходит к жертве детектив, а как смиренная верующая душа, ищущая поддержки и утешения...


Фривольность и пустое любопытство отталкивают потусторонние силы...
ГАРРИ: Я постараюсь, сэр Артур...
КОНАН ДОЙЛ: ...Это вовсе не означает, что Вам следует забыть о своем критическом настрое... Умственная гармония не отменяет здравого смысла...
ГАРРИ: Смею Вас заверить, что мое сердце открыто, и желание постичь истину абсолютно искренне...
КОНАН ДОЙЛ: Хорошо. ...Ты готова, Джин? (Повернулся он к жене).
Леди Дойл сидела за столиком в неестественно прямой позе, закрыв глаза и положив обе ладони на стол.
Неожиданно из ее груди вырвался громкий стон. Затем каким-то странно-звенящим металлическим голосом она произнесла:
ЛЕДИ ДОЙЛ: ...Дух Цецилии Вайс, ты здесь?
Гарри помимо воли приподнялся на стуле.
Конан Дойл с силой нажал на его плечи, заставив опуститься на стул.
ЛЕДИ ДОЙЛ: Дух Цецилии Вайс, ответь нам!
Неожиданно сильный порыв ветра пронесся по сцене и на мгновение погас общий свет.
Затем, из полной темноты возникли: вначале – колышущееся пятно света за ширмой; затем – горящая свеча на столике перед леди Дойл и – непонятный источник света озарил напряженное лицо Гарри.
Кроме этих трех световых пятен на сцене, все остальное пространство было залито непроглядной чернотой.
ЛЕДИ ДОЙЛ: Дух, явившийся нам, ответь: ты веришь в Бога?
В воздухе, над головой леди Дойл возник довольно большой огненный крест. Повисел мгновение и растаял.
ЛЕДИ ДОЙЛ: ...Ответь нам: ты действительно являешься духом Цецилии Вайс?

Пятно за ширмой заметалось, и вдруг прозвучал голос Цецилии.
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: ...Благодарю тебя, Господи! Благодарю... Наконец-то... Я пыталась... О, как часто я пыталась... Мальчик мой, ты здесь?
ГАРРИ (совершенно обессилено): ...Мама...
ЛЕДИ ДОЙЛ: Ответь нам, благословенный дух, может ли Гарри Гудини задавать тебе вопросы?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Эрих, мальчик мой, спрашивай меня обо всем! Наконец-то, я могу с тобой общаться! Радость бьет во мне через край!
ГАРРИ: Мама... ты где?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Я – дома. Слава Богу, я дома.
ГАРРИ: ...Тебе там хорошо, Цилечка?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Здесь – всем хорошо, мальчик мой! Здесь нет такого понятия – «плохо»... (Голос вдруг засмеялся знакомым смехом Цецилии). Это вы там понапридумывали себе всяких глупостей, что человек должен испытывать негативные эмоции! Солнышко мое, запомни: лю-бовь! Любовь и больше – ничего! ГАРРИ: Но... разве там не наказывают за земные грехи?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ (укоризненно): Эрих... Эрих... Мы живем во вселенной, гораздо более доброжелательной, чем нам кажется... Здесь никогда и никто не подвергается суду! Здесь существует только любовь и доброта!
ГАРРИ: ... Но, как же...
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Мальчик мой, единственный суд, которому мы подвергаемся, исходит из нас самих... Он вытекает из чувства вины и покаяния... Они же...
ГАРРИ: Кто – «они»?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: ... Светящиеся существа, которые нас встречают... Они задают лишь один вопрос: «Вы поступали по велению сердца? Вашим движителем была любовь?» И, если вдруг оказывается, что человек совершал какие-то поступки под влиянием вспышки ярости или – ревности, или – злобы, они могут лишь указать на то, что это неправильно... Понимаешь? Они выступают как учителя и советчики, с единственной целью – научить... (Голос издает легкий смешок). ... Мне было легко отвечать на их вопросы... В моем сердце всегда была только любовь...
ГАРРИ: А... Бога ты не видела?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ (с явным сожалением): А вот... с Богом я пока не встречалась... Ну, что ж, у него, наверное, слишком много более важных дел... А, жаль... Честное слово, жаль...

КОНАН ДОЙЛ (склоняется к плечу Гарри и входит в зону освещенности. Негромко). Пора заканчивать сеанс... Для первого раза, более чем достаточно...
ГАРРИ (Конан Дойлу): Погодите! ...Мама! Мама! Ты здесь?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ (после небольшой паузы): ... Да, мой мальчик. ГАРРИ: Цилечка, ответь, пожалуйста... О чем ты хотела рассказать мне перед уходом? Помнишь, ты сказала Дэшу: «Передай Эриху...» Что? Что, мама?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: ...Эрих, ты что, смеешься над своей старой больной матерью?!
ГАРРИ (растерянно): Почему, мама?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Как я могу помнить о том, что было полгода назад?
ГАРРИ: Мама... ну, может, это было что-то важное?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ: Важных вещей, о которых можно говорить вслух, так мало... Жаль, что понимаешь это слишком поздно... Прощай, мой мальчик...
ГАРРИ (лихорадочно): Подожди... Ну, подожди, пожалуйста... Я... я забыл спросить... самое главное... а... (растерянно)... какая у вас погода?
ГОЛОС ЦЕЦИЛИИ (искренне смеется): Погода у нас за-ме- чательная! Здесь всегда светит оранжевое солнце и лишь иногда выпадает сверкающий белый снег или идет разноцветный дождь... (Голос стихает, чуть вибрируя эхом).
ГАРРИ (медленно-медленно поднимается со стула, тихо повторяя): ... Разноцветный дождь... разноцветный дождь...
На сцене медленно гаснут источники света, кроме свечи перед леди Дойл. Загорается, так же медленно, общий свет.
И – какое-то легкое белое облако поднимается над ширмой и уплывает вверх.
Леди Дойл задувает свечу, кладет руки на стол и обессилено опускает на них голову.
Гарри начинает медленно, в задумчивости, прохаживаться по сцене, повторяя тихо: «разноцветный дождь... разноцветный дождь...» Вдруг он, резко развернувшись, быстрым шагом подходит к ширме и одним движением руки отбрасывает ее в сторону. Ширма падает – маленький человечек с погасшим фонарем в руке, сидящий на корточках, испуганно наклоняет голову. Гарри в ярости поворачивается к Конан Дойлу.
ГАРРИ (металлическим голосом): Извольте объясниться, сэр Артур?

Конан Дойл поспешно подходит к Гарри.
КОНАН ДОЙЛ: ...Видите ли, сэр Гарри... для усиления...как бы это правильно назвать...
ГАРРИ (едва сдерживаясь): Правильно это называется шарлатанством! Вы такой же фальсификатор, как и все!
КОНАН ДОЙЛ (срываясь на крик): Гарри, но для усиления впечатления Вы тоже пользуетесь на своих сеансах подобными приемами!
ГАРРИ: Я – обманщик! И никогда не скрывал этого! А Вы претендовали на роль Мессии!
КОНАН ДОЙЛ: Посмотрите на Джин! Она действительно общалась с духами! Ведь по ней видно...
ГАРРИ: По ней видно только то, что она такая же шарлатанка, как и Вы! ...Уйдите, сэр Артур. Я прошу Вас: уйдите!
Леди Дойл устало поднимается из-за стола. Проходя мимо Гарри, она на миг останавливается.
ЛЕДИ ДОЙЛ (говорит тихо, очень устало): ...К сожалению, большинство человеческих существ... обладает «ментальным экраном»... который мешает видеть дальше «материального занавеса»... (Она слегка пошатывается. Конан Дойл бросается к ней, поддерживает). ...Но тот, кто научился... заглядывать за этот занавес... (Она грустно улыбнулась). ...Чтобы обнаружить «новую страну» внутри себя, надо всего лишь оставить позади старую... Мы не обманывали Вас, сэр Гарри! Мы просто пытались подстроиться под определенное сознание... Извините...
Обняв жену за плечи, Конан Дойл уводит ее со сцены. Гарри остается один.
Какое-то время он стоит, опустив голову, над поваленной
ширмой и вдруг, в бешенстве, начинает крушить ее, разрывая материю и ломая деревянные стойки.
ГАРРИ (всхлипывая): ...Разноцветный дождь... разноцветный дождь...
На сцену вбегает Беатрис. Бросается к Гарри.
БЕСС: Что с тобой, милый? Что случилось?
Гарри, как ребенок, прижимается к ней, уткнувшись в колени.

Горько плачет, повторяя лишь два слова.
ГАРРИ: ...Разноцветный дождь... разноцветный дождь...
БЕСС (гладит его по волосам): Успокойся, мальчик мой... не надо... Все будет хорошо... Пойдем... (Она помогает ему подняться. Придерживая за плечи, уводит со сцены.)
Перед самыми кулисами Гарри останавливается.
ГАРРИ (не оглядываясь): Уберите это! Немедленно.
Гарри и Бесс уходят. С противоположной стороны появляются двое рабочих, начинают убирать сцену от обломков ширмы. Тут же за ними на сцену стремительно влетает Гарри. Он – в другой одежде, в другом настроении и с пачкой исписанных листов под рукой.
За ним появляется кинооператор с огромной кинокамерой на деревянном штативе.
ГАРРИ (рабочим): Быстрее! Быстрее! Пошевеливайтесь! (Оператору) Камеру ставим здесь! Или, нет! Вот здесь! ...А, вообще, она у нас будет ездить! Туда-сюда!
ОПЕРАТОР (испуганно): Как это?
ГАРРИ: На тележке!
ОПЕРАТОР: Но... кино никто и никогда не снимает с тележки! Это неправильно!
ГАРРИ: Что значит – «неправильно»?! «Неправильно» – это означает всего лишь, что до нас так не делали! Понял? Повтори!
ОПЕРАТОР (послушно): «...До нас так не делали...»
ГАРРИ: Молодец! А мы сделаем! (Кричит) Дэш! Где же ты? Беатрис!
Оператор устанавливает камеру. Затем начинает ходить с мелом по сцене, делая какие-то метки.
На сцену вбегают Беатрис и Теодор.


ГАРРИ: Ну, наконец-то! (Он радостно взмахивает руками, и кипа бумаги разлетается по сцене). О, Боже! (Гарри немедленно плюхается на ближайший лист). Садитесь! Ну, садитесь же!
Бесс и Теодор нерешительно опускаются на остальные листы. Гарри елозит по полу, стараясь «посидеть» на всех листах. Бесс и Теодор с недоумением наблюдают за его действиями.
 243
ТЕОДОР: Эрих, мне сказали: ты продал всю нашу постановочную аппаратуру...
ГАРРИ (не отрываясь от своего «дела»): Ну, продал...
ТЕОДОР: Зачем?
ГАРРИ (поднимается с пола, собрав все листы): Ну, вот! Теперь все должно быть нормально! (Объясняет Бесс и Теодору тоже поднявшимся с пола и отдавшим ему остальные листы). Это примета такая: если сценарий упал, на нем обязательно нужно посидеть! ... Дэш, понимаешь... Как бы тебе объяснить! ...Я больше не могу заниматься фокусами! Не мо-гу!!!
ТЕОДОР: Но мы связаны множеством контрактов! У нас срываются гастроли в Англии, во Франции! Нам придется платить бешеные штрафы! Ты об этом подумал?!
ГАРРИ (твердо): Подумал.
ТЕОДОР: И... твое решение окончательно? ГАРРИ: Да.
Теодор растерянно ходит по сцене.
ТЕОДОР: Но... как же мои трюки? Я ведь придумал столько нового для тебя!
ГАРРИ (обнимая его за плечи): Не пропадут твои трюки! Мы используем их... в синематографе!
Теодор и Бесс удивленно смотрят на него.
Гарри начинает расхаживать по сцене, размахивая листами бумаги.
ГАРРИ: ...Я написал гениальный сценарий! Представляете: Арктика! Голубые льды... Китобойная шхуна отправляется на промысел...
Свет на сцене микшируется, становится дымчато-голубым.
На дальнем плане вдруг разъезжается стена, и на сцену с диким скрежетом въезжает нос огромной рыболовецкой шхуны.
Ошарашенные Бесс и Теодор оглядываются назад. Гарри спокойно машет рукой.
ГАРРИ: Да, погодите! Еще не снимаем!
Судно с таким же скрежетом заползает назад. Стена смыкается.

ГАРРИ: ...Шхуна терпит крушение и вмерзает в арктический лед! Проходит сто лет! И... в 2021 году экспедиция американских ученых находит в глыбе льда нашего героя, некоего Говарда Хиллари. Его оживляют и привозят в Нью-Йорк, где он попадает в особняк ученого доктора Стрейнджа прямо на свадьбу его дочери Фелис... И здесь! – начинается главное! Хиллари узнает в Фелис свою невесту, девушку, с которой он был обручен сто лет назад! Ее тоже звали Фелис и – оказывается – эта, нынешняя, на самом деле потомок той, из прошлого века! ...Хиллари прерывает свадебную церемонию и устраивает скандал! Он пытается убедить девушку, что в нее переселилась душа его невесты! Его, естественно, принимают за сумасшедшего и отправляют в психиатрическую лечебницу... (Гарри перевел дух и улыбнулся). Ну, в общем, все заканчивается хорошо! ...Ну, как вам?
БЕСС: А кто будет играть Фелис?
ГАРРИ (разводит руками): Ты, конечно! ...Я и для Дэша придумал роль! Правда, без слов... (Брату) Ты будешь играть жениха Фелис! Роль небольшая, но зато...
В это время на сцену оператор ввозит громоздкую тележку.
ОПЕРАТОР: Сэр Гарри!
ГАРРИ: Что такое? (Оглядывается, бросается к тележке). Боже, какое чудо! Давай, попробуем!
Вдвоем с оператором они начинают устанавливать кинокамеру на тележку.
Бесс и Теодор уходят со сцены.
ГАРРИ (взгромоздившись на тележку, крутит ручку камеры): А ну- ка, провези меня!
ОПЕРАТОР (толкая тележку): Тяжело... Надо бы вдвоем!
ГАРРИ (соскакивает с тележки, становится рядом с оператором. Толкают тележку вместе): Сейчас, вроде, нормально!
ОПЕРАТОР: Но там же я еще буду стоять!
ГАРРИ (косится на него): С сегодняшнего дня садишься на диету! Понял?
ОПЕРАТОР (грустно): Понял...
ГАРРИ (весело толкает его в бок): Да, ладно, не грусти! После съемок доберешь! Ну, что, попробуем?
Оператор становится за камеру, разворачивает ее в глубину сцены.

ГАРРИ: Внимание! ...Мотор!
Камера издает легкий треск. Из объектива вырывается сноп света, подобный лучу кинопроектора.
В этом луче, наверху кирпичной стены, в значительном удалении от нас, возникают фигуры Бесс и Теодора.
Бесс – в белом свадебном платье. Теодор – в темном строгом костюме.
ГАРРИ (кричит): Бесс! Начинай!
БЕСС: «Я очень счастлива. Наверное, этот день останется в моей памяти, как самый прекрасный день моей жизни!»
ГАРРИ (кричит): Дэш! Подходишь к ней, берешь ее за руку!
Теодор вдруг делает пару шагов назад и исчезает из «кадра».
ГАРРИ (кричит): Дэш! Не выходи из «кадра»! Куда ты пропал?
Теодор появляется в «кадре» с огромным букетом белых роз.
Вручает их Бесс. Она счастливо зарывается лицом в цветы. Теодор, улыбаясь, смотрит на нее.
ГАРРИ (кричит): Молодец! Теперь – бери ее за руку!
Теодор послушно берет Беатрис за руку.
ГАРРИ (кричит): И теперь вдвоем вы уходите из кадра! Ты ведешь ее к алтарю!
Теодор зачаровано смотрит на Бесс.
ГАРРИ (кричит): Уходите из кадра!
ТЕОДОР (вдруг нежно проводит ладонью по щеке Бесс): Какая ты красивая...
ГАРРИ (тихо оператору): Что он делает?.. Там же нет таких слов... ТЕОДОР: ...ты очень красивая, Беатрис... я давно хотел сказать тебе об этом, но все как-то не решался... Ты знаешь, еще с нашей первой встречи... помнишь, когда ты пришла на прослушивание... и эта песня... которую ты пела... «...когда-то, в том мире, где были цветами»... Знаешь... ты, наверное, была самым красивым цветком... в «том мире»...

 
Гарри отходит от камеры и садится на край тележки.
ГАРРИ (тихо): ...В конце концов, я всегда могу вырезать это...
Оператор останавливает камеру и садится рядом с Гарри. На сцену быстрым шагом входит Теодор.
ТЕОДОР (Гарри): Мне необходимо с тобой поговорить.
ГАРРИ (встает с тележки, машет рукой): После! Помоги. Нам нужно отснять общий план.
Оператор становится за камеру, включает ее.
Гарри и Теодор становятся рядом и начинают толкать тележку через всю сцену. Затем – назад.
На сей раз, в снопе света возникают – ледяные торосы, китобойная шхуна, бородатые матросы.
Возможно, это будут кадры из реального фильма Гарри Гудини «Человек с того света», проецируемые просто в воздух.
Изображение должно быть ирреальным и слегка размытым.
Дважды проехав по сцене, Гарри и Теодор выталкивают тележку с оператором за кулисы и возвращаются на сцену.
Гарри садится на край сцены, свесив ноги в зал. Теодор, мгновение поразмыслив – садится рядом.
ТЕОДОР: Эрих...
ГАРРИ (жестом останавливает его): ...Погоди, Дэш... Помнишь, мы раньше часто пели с тобой одну песню... Ее очень любила Цецилия... (Напевает) «О, если б вернуться хотя бы на миг...» (Растерянно) ...Я забыл слова...
ТЕОДОР (напевает): «Вернись, вернись назад, о золотое время и сделай меня вновь младенцем, хоть на миг...»
ГАРРИ: Точно! Как же это я? А?
ТЕОДОР: ...Эрих...
ГАРРИ: ...А ты знаешь, я ведь им... почти поверил... Все было так... похоже на правду... Меня, конечно, слегка насторожила фраза «...Радость бьет во мне через край!» (Грустно смеется). Ты можешь себе представить Цецилию и – эту фразу: «радость бьет во мне через край!» Но... я так хотел поверить!!! Дэш, неужели там действительно ничего нет?
ТЕОДОР: Не знаю, братишка...
ГАРРИ: Пообещай мне...
ТЕОДОР: Что?


ГАРРИ: Пообещай, что если кто-нибудь из нас окажется там... это ведь произойдет – рано или поздно... и, если там действительно что-то есть...хоть что-то... мы... ты или я... кто будет первым... пришлем оттуда какую-то весточку... Об этом никто не будет знать, кроме нас двоих... Только ты и я... (Наклоняется, шепчет Теодору на ухо какие-то слова). ...Только – ты и я.
ТЕОДОР: Хорошо...
ГАРРИ: И запомни: что бы ни случилось, я все равно буду тебя любить, Дэш...
ТЕОДОР: Я тоже тебя люблю, Эрих. Больше всего на свете... Но... ГАРРИ: Подожди! Я должен тебе кое в чем признаться... Помнишь, в детстве ...нам было лет по семь, наверное ...я из огрызка «сделал» яблоко?
ТЕОДОР: Конечно, помню!
ГАРРИ (вздыхает): Так вот: я не вырастил его из семечка, Дэш... Я украл его из кармана Цецилии и обманул тебя...
ТЕОДОР (вздыхает): ...Я тоже обманул тебя, Эрих...
Гарри настороженно смотрит на Теодора.
ТЕОДОР: ...я не отдал это яблоко Цецилии... Я съел его ночью. Тихонько... под одеялом... чтобы ты не слышал...
ГАРРИ: Ка-а-ак?
ТЕОДОР: ...Очень просто. Вместе с семечками... чтобы и следа не осталось... Прости меня, Эрих...
Гарри обнимает Теодора и вместе они начинают весело хохотать. Через какое-то время Гарри отстраняется, отходит от брата и совсем другим тоном говорит:
ГАРРИ: Ну, а теперь – говори, о чем ты там хотел мне сказать...
Теодор тоже встает и подходит к кирпичной стене на сцене. Хлопает ладонью по кирпичам.
ТЕОДОР: Эрих! Я придумал, как ты пройдешь сквозь стену! ГАРРИ: Что???
ТЕОДОР (торжественно): Я придумал трюк – «Прохождение сквозь кирпичную стену»!
Теодор убегает за кулисы и тут же возвращается с листами ватмана, свернутыми в рулон. Разворачивает их и раскладывает прямо на полу. Опускается на колени.

Гарри – рядом с ним. Вдвоем они начинают ползать по листам.
ТЕОДОР: Смотри! Вот здесь! Здесь! И здесь! (Тычет пальцами в чертежи).
ГАРРИ: А – здесь?
ТЕОДОР: А для этого – вот! (Ползает по чертежам, показывая отдельные детали).
ГАРРИ: А как...
ТЕОДОР: Элементарно, Ватсон! (Опять ползет к очередной детали). ГАРРИ: Братишка, ты гений!
ТЕОДОР (нарочито скромно) : Ну, гений это у нас – ты! А я... так... твое техническое приложение...
ГАРРИ (шутливо навалившись на брата): Ах, ты мое гениальное приложение!
Они начинают кататься по сцене в шутливой борьбе. Теодор, войдя в раж, неосторожно заламывают Гарри руку.
ГАРРИ: Э-э-э! «Приложение»! Не сломай мне руку перед премьерой! ТЕОДОР (обрадовано): Так, значит?...
Гарри вскакивает на ноги.
ГАРРИ: Гениальное представление братьев Гудини: «Прохождение сквозь кирпичную стену»!
Братья убегают со сцены. Теодор возвращается. Собирает чертежи. Затем, поплевав на стену и перекрестив ее, убегает тоже.
Звучит барабанная дробь.
Под ее звуки на сцене появляется Гарри в концертном костюме. Поверх костюма – темный плащ с серебряными блестками звезд. Гарри останавливается перед стеной в гордой позе. Тут же на его лице начинают мерцать блицы вспышек, сопровождаемые характерным «клацаньем» затвора фотоаппарата.
МУЖСКОЙ ГОЛОС (усиленный динамиком): Сэр Гарри, говорят: после двухгодичного перерыва Вы решили вернуться к концертной деятельности?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Скажите, мистер Гудини, это правда, что Вы собираетесь «пройти» сквозь кирпичную стену?

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Говорят, что до Вас этот трюк не удавалось сделать никому в мире...
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Говорят...
Голоса наслаиваются друг на друга, перебивают, перекрикивают, сливаются в какую-то неразличимую звуковую какофонию. Постепенно стихают.
Усиливается барабанная дробь.
Гарри отходит немного назад и начинает медленно-медленно идти на стену. Через пару шагов он немного поднимается над сценой и так же медленно, как будто в замедленной съемке, летит в центр стены.
Стихают и барабаны. Наступает абсолютная тишина.
Гарри приближается к самому центру стены, распахивает руки, прижимается к стене, начинает сливаться с ней и вдруг...
Звучит тихий голос Теодора.
ТЕОДОР: Эрих... ...Прости меня, Эрих...
Гарри резко оглядывается.
ГАРРИ (так же тихо): Дэш? ...Дэ-э-эш!!! (Дикий крик).
Гарри падает со стены.
Недолгая пауза.
Затем – вспышки фотокамер, и тишина взрывается бешеной
звуковой какофонией.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Сэр Гарри, это правда, что все трюки Вам придумывал Ваш брат Теодор Хардин?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Мистер Гудини, говорят, что без брата Вы не способны выполнить ни один трюк?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Скажите, Гарри, Вы действительно навсегда оставляете свою концертную деятельность?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Говорят, Гарри Гудини внезапно прервал свой гастрольный тур!
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Итак, господа, эпоха великого Гарри Гудини закончилась!
Гарри поднимается с пола, медленно озирается по сторонам.
ГАРРИ: Бесс! Бесс!!!


На сцену вбегает Бесс.
ГАРРИ: Пожалуйста... не пускай ко мне больше никого... Мне необходимо побыть одному.
Бесс уходит. Гарри остается один. Непонимающе смотрит на сцену. В зал. Куда-то вверх. И вдруг – опускается на колени.
ГАРРИ: ...Господи... Прости меня, Господи... я не верю в тебя... Понимаешь... может быть, у меня просто не было повода поверить... Я во всем привык полагаться на себя... и на брата... мы все делали вместе... я и Дэш... Понимаешь, Господи... все чудеса мы делали сами! Нам не нужен был ты! Мы никогда не просили тебя ни о чем! Господи... Даже, когда не стало Цецилии, я... я пытался и не смог поверить! А сейчас... я прошу тебя: помоги мне! ...Если – можно... Мне сказали, что ты помогаешь даже тем, кто в тебя не верит... и прощаешь... Господи... (плачет).
Раздается тихий стук и на сцене появляется маленький худой человечек в черном.
ГАРРИ (сквозь слезы): Я же просил никого не впускать! ЧЕЛОВЕЧЕК: Простите, мне нужен Эрих Вайс... Это Вы?
Гарри поднимается с колен. Отходит в сторону. Вытирает слезы.
ГАРРИ (не поворачиваясь к человечку): Что Вам угодно? ЧЕЛОВЕЧЕК: ...Меня просили Вам передать...
Гарри, не поворачиваясь, протягивает руку.
Человечек ему навстречу протягивает руку с листом бумаги. Между руками довольно большое расстояние, но ни тот, ни
другой не делает шаг навстречу.
Человечек пожимает плечами, хмыкает и уходит.
Гарри оглядывается – в воздухе висит листок бумаги. Гарри делает шаг, протягивает руку к листку.
Листок вдруг вспыхивает огнем, и в воздухе возникают три
горящих слова: ПРИЕЗЖАЙ. ЯБЛОКИ СОЗРЕЛИ. Гарри, не веря своим глазам, читает слова вслух.
ГАРРИ: ... «Приезжай. Яблоки созрели». (Нерешительно). ...Дэш? Дэш? (Оглядывается по сторонам).

Раздается смех и голос брата.
ТЕОДОР: Ну, что братишка? Ты до сих пор не веришь?
ГАРРИ (облегченно): Дэ-э-эш...
ТЕОДОР: Иди к стене, Эрих!
ГАРРИ: Но... я не смогу без тебя!
ТЕОДОР: Я с тобой, брат!
ГАРРИ: Но я... я забыл самое главное! Я упустил деталь... Как... как она должна открыться... Я не могу разобраться в твоих чертежах?
ТЕОДОР: А в чудо (смеется) ...ты поверить не способен?
ГАРРИ: Ну... я... я не знаю...
ТЕОДОР: И правильно! Чудес нет! Есть только ступени знания! Но... кроме ступеней знания, есть еще ступени Милосердия... Эрих, милый, все очень просто... Не нужны никакие чертежи и никакие детали! Все гораздо проще! Ты знаешь, любые стены рушатся перед... перед...
ГАРРИ: Перед чем, Дэш?
ТЕОДОР: Ты должен вспомнить сам, Эрих! Сам! Пожалуйста, вспомни! Это действительно – очень просто! И запомни: никакой силы! Никакой силы, Эрих! Только...
ГАРРИ: Что?
ТЕОДОР: ...Вспомни! Иди...
Гарри медленно идет к стене.
Подходит. Высоко поднимает правую руку и бережно прикладывает ее к стене. Замирает. Прижимается к стене. Шепчет:
ГАРРИ: Побеждаю... любя...
Очень тихо стена начинает раздвигаться.
Гарри медленно проходит сквозь образовавшийся проем. Две половины стены продолжают двигаться и открывают
все пространство сцены.
Гарри идет дальше на яркий свет в глубине сцены.
Перед ним еще раздвигаются какие-то стены, распахиваются
ворота. Одни, другие, третьи...
А он все идет и идет в глубину сцены.
И звездный плащ развивается за спиной.
И сверкают и переливаются серебряные звезды на черном
плаще...

А потом – плащ и Гарри сливаются с ярким светом и растворяются в нем...
А в глубине сцены, далеко-далеко от зрителя, становится ясно различим небольшой светлый квадрат. В котором – и оранжевое солнце, и – синее небо с белоснежными облаками, и – яркая зеленая трава...
Но это все – далеко-далеко...
А на переднем плане – вдруг начинает идти разноцветный дождь.
И звучит песня Бесс.
«...О чем-то далеком чуть-чуть опечалясь, Вы мне говорите одними глазами:
«Простите, мы, кажется, с Вами встречались... Когда-то, в том мире, где были цветами...
И я отвечаю: конечно, встречались! Когда-то, в том мире, где птицами были... Иначе, откуда, вот это – плечами Движенье-дрожанье знакомо, как крыльев
В полете размах. И откуда, откуда
Я чувствую в чем-то себя виноватой... Незыблемость счастья, рождение чуда... Я знаю о Вас все, что было когда-то...
Над миром земным невесомо качаясь,
Быть может, друг другу шепнут две звезды: «Простите, мы, кажется, с Вами встречались... Когда-то, в том мире, где были людьми...»

Елена Петровская.
 +38 098 055 6717