Г. Часть IV. Глава 9

9


    Последние несколько дней Григорий спал плохо, урывками. Просыпался рано и долго лежал, уставясь в невидимый в темноте потолок. Светлело поздно, с натугой, и этот молочный свет жиденького утра не приносил удовлетворения. В четверг Григорий встал ещё затемно, потому что на работе требовалось его присутствие: один из сотрудников допустил ошибки в расчётах, нужно было их исправить и извиниться перед клиентом. Можно было бы, конечно, поручить это финансовому директору, однако дисциплина – прежде всего. Все в его фирме знали, что подобные ситуации находятся на контроле самого директора, и Григорий держал марку.
     Осторожно приоткрыв дверь в комнату кузины, он убедился, что Ксюша ещё спала. Узкая полоска света из гостиной упала на её полускрытое одеялом лицо, рассыпавшиеся по подушке кудрявые волосы, и Григорий невольно залюбовался ею. В его отношении к сестре было много от родительского, отцовского – сказывалась разница в возрасте. К тому же, несмотря на всю её самостоятельность и практичность, Ксюша во многом ещё оставалась ребёнком. Она была сиротой, и Григорий чувствовал особую ответственность за судьбу этой девочки, которая когда-то, пять лет назад, пришла к нему за помощью. Он тогда и думать забыл о её существовании, с головой погрузившись в зарабатывание денег и налаживание деловых связей. Поэтому был сильно удивлён, когда однажды вечером в дверь позвонили и на пороге он увидел свою кузину. Стояла промозглая мартовская мокрядь, а на девушке было лишь лёгкое пальтишко и жиденький, хотя и элегантно повязанный шарфик. Волосы её были покрытой сеткой крошечных дождевых капелек, в руках, выставив его вперёд, словно щит, она держала маленький чемоданчик, в котором уместился весь её незамысловатый скарб.
     Григорий даже не узнал её в тот момент. Да и немудрено – ведь последний раз он видел её десять лет назад, восьмилетним ребёнком. С тех пор о судьбе её узнавал лишь отрывочно, из уст дальних родственников. Родители Ксюши развелись, когда ей было десять, разъехались в разные стороны, а потом как-то быстро и почти одновременно умерли – Григорий даже толком не знал от чего. Некоторое время она жила у своей троюродной тёти, потом вообще у чужих людей; всех подробностей Ксюша так никогда и не рассказала. В конечном итоге, как только она достигла совершеннолетия, ей было указано на дверь. Двоюродный брат, которого Ксения почти не помнила, стал её единственной надеждой. Впрочем, она мало на что надеялась, когда тем мартовским вечером, потратив перед тем немало времени на поиски адреса, позвонила в его дверь. "Что бы ты сделала, если бы я тогда тебя не приютил?" – спросил её Григорий много позже. "Не знаю, – пожала она плечами. – Пошла бы на панель, наверное". Сказано это было довольно равнодушным тоном, и Довесов не решился расспрашивать дальше, решив, что, пожалуй, она ответила вполне искренне. С моралью, как он имел возможность не раз убедиться в дальнейшем, у его кузины имелись проблемы. Однако пока её похождения не затрагивали его лично, Григорий старался закрывать на них глаза. В конце концов, он не был Ксюше отцом и даже родным братом.
     Впрочем, именно родными братом и сестрой они решили представляться. Это было сделано во избежание возможных кривотолков и пересудов. Одно время Григорий подозревал, что кузина рассчитывала поселиться у него в обмен на свою женскую благосклонность, однако затем отказался от этой мысли. За те пять лет, что они жили вместе, Ксюша ни разу не переступала черты, невидимо разделявшей их. Да и он, несмотря на всю её физическую привлекательность, раз и навсегда постановил себе смотреть на неё только как на двоюродную сестру. Его радовали её успехи в модельном бизнесе, как радовали бы они родного брата. И он с грустью думал о том времени, когда кузина найдёт себе подходящего жениха и выпорхнет из его гнезда. Уж в чём-чём, а в завидных женихах у молодой и красивой модели недостатка не было. Впрочем, как говорила сама Ксюша, ещё года три она точно замуж не собирается.
     Через полчаса в гостиную их кухни уже проникал дразнящий аромат свежезаваренного кофе и резкое шварканье жарившейся на сковородке яичницы с беконом. Обычно Григорий почти не пил кофе и предпочитал не завтракать. Однако сегодня силы и ясная голова ему должны была понадобиться, поэтому без двадцати восемь он уже сидел за столом, готовясь приступить к своей нехитрой трапезе. В этот момент в домофон позвонили.
     Звук домофона был мягким, переливчатым, однако Григория он всё равно возмутил. К нему вообще редко кто позволял себе заходить, особенно в столь неурочное время. Ко всему прочему этот звонок мог разбудить Ксюшу. Сон у неё был, конечно, крепкий, но всё может быть. Поэтому, подойдя к монитору и сняв трубку, Довесов уже был готов выразить возмущение столь варварским вторжением в его жилище, как вдруг увидел на экране лицо гостя и сразу изменил своё намерение. К нему пожаловал Святослав Гордин собственной персоной, и это было очень и очень необычно. "Что это ему понадобилось в такую рань?" – неприязненно подумал Григорий, но вслух ничего не сказал, а лишь нажал кнопку и впустил гостя в подъезд. Затем отпер дверь и занял выжидательную позу: опёршись о косяк, руки сложены на груди, голова немного склонена набок. При всём уважении, Святослав сразу должен был понять, что его визит оказался весьма несвоевременным.
     Однако эта предварительная подготовка пропала втуне. Гордин, стремительно появившийся со стороны лифта, прошелестел мимо стоявшего в дверях хозяина, даже не удостоив его взглядом и бросив нечто невразумительное в качестве приветствия. Он сбросил в прихожей обувь, кинул куртку в удачно подставленное кресло и, нисколько не церемонясь, прошёл в гостиную. Там он занял место во главе обеденного стола, поставил на него свой кейс и начал вынимать из него какие-то фотографии.
     – Послушай, я... – начал было Григорий, войдя вслед за ним, но Гордин неожиданно резко прервал его.
     – Ты когда-нибудь видел эту женщину? – спросил он, протягивая Григорию одну из фотографий.
     Тот взял снимок и сразу понял, что на самом деле это была вовсе не фотография, а стоп-кадр с камеры наблюдения. На нём он сразу узнал Маргариту – ту самую таинственную незнакомку из ночного бара. Стоп-кадр оказался не лучшего качества, однако сомнений у Григория не было, уж слишком хорошо запомнил он девушку. Однако, будучи осторожным человеком, он вовсе не спешил с ответом. Странное появление Святослава в его доме в столь ранний час насторожило Довесова. Поэтому, выдержав паузу секунд в двадцать, он очень спокойно ответил:
     – Трудно сказать... изображение не лучшего качества. Тебя я здесь, конечно, узнал, а женщина... Возможно, что я её и встречал, но поручиться нельзя.
     – Присмотрись хорошенько, это может быть важно, – гнул своё Святослав.
     – Что-то случилось? – спросил в свою очередь Григорий. – Мне кажется, она тут играет с тобой на рулетке.
     Святослав недовольно нахмурился.
     – Ты точно её не узнаёшь? Есть подозрение, – перешёл он на шёпот, – что ей стало кое-что известно о наших планах.
     Довесов вздрогнул, и это не укрылось от внимательного взгляда его собеседника.
     – Почему? Почему ты так думаешь? – резко спросил он.
     – Её поведение было уж очень вызывающим, – медленно, тщательно проговаривая слова, ответил Святослав. – У меня даже возникло подозрение... что она работает на органы.
     Григорий понял, что дальше играть в прятки не имеет смысла.
     – Я кое-что теперь припоминаю... – с расстановкой начал он. – Несколько дней назад, когда я беседовал с Палочкиным, она сидела за стойкой и наблюдала за нами. Палочкин её узнал. Он даже побледнел от неожиданности. Ну или от страха, не знаю.
     На лице Святослава отражалась, как принято говорить, напряжённая работа мысли.
     – Значит, всё сходится, она действительно не просто так ко мне присоседилась, – сказал он. – Но вот что действительно странно, чего я никак не могу понять...
     Тут Гордин замолчал и некоторое время задумчиво смотрел в стол. Григорий, воспользовавшись паузой, снял с огня яичницу, налил себе кофе и вернулся на своё место.
     – Чего ты не можешь понять? – спросил он.
     – Это неважно, – неожиданно резко ответил Святослав. – Ты сам говорил с ней или тебе всё известно только со слов Палочкина?
     Григорий колебался недолго. Ситуация изменилась, и скрывать даже мелкие детали было бы теперь неразумно.
     – Говорил, – признался Довесов. – И ты прав, в ней есть много... вызывающего. Она что-то знает, несомненно. Возможно, гораздо больше, чем нужно. А раз так, то мы в опасности, Святослав. В очень большой опасности. Ведь никто не знает, что она предпримет дальше...