Бриллиантовая рука

 Дождь мешал работам на площадке. Приходилось ждать. Виктору Леонтьевичу оставалось заниматься  документацией. И по тому, как он перебирал бумаги, и по тому, как недовольно с нервным ожиданием поглядывал на окно, Светлана Григорьевна, сидевшая у самого окна, и ощущавшая, как влажный воздух вплывает через форточку в комнату,  понимала, отчего начальник нервничает. За день на площадке не уложатся. Придется организовывать вечерние работы, а то и в ночь влезть. А это морока. Говори с людьми, чтобы остались, пиши  дополнительные наряды, проси электриков установить  прожектора.

Дверь открылась. Сначала в проеме двери появилась спина. И Светлана Григорьевна сразу не узнала, вошедшего спиной вперед. Потом вошедший повернулся бочком и Светлана Григорьевна увидела, что это   Павел Иванович. Он, долго лавируя, просунул сквозь дверной проем  зонт. И после этого ногой прикрыл дверь. Повернулся и улыбнулся начальнику такой ангельской улыбкой, словно пришел потому, что по нему тут  заскучали. Левая рука Павла  Ивановича лежала  на перевязи, как у порубанного шашкой бойца. Он попытался неуклюже сложить зонт
- Да ладно, оставь,  - сказал Виктор Леонтьевич,  - Чем порадуешь?

Павел Иванович поставил зонт у двери и вытянул из внутреннего кармана пиджака синий бланк больничного. Протянул   Виктору Леонтьевичу.

 -  Молодец, додумался, - сказал тот, пробежав глазами по бланку, - Ты это чего принес? Несчастный случай на производстве? 
- Ты почитай, чего там написано, - Павел Иванович произнес с выражением, чуть ли не  по складам, -  По до-ро-ге на ра-бо-ту. Все чин чинарем. Ванька свидетель.
- Такой же, как и ты.
- Официальный  документ! А как вы хотите? Я туда не отдыхать ходил. Я здоровьем рисковал. Мне коллектив поручил – я поручение выполнил,  - Ваньку спросите, как я честь коллектива отстаивал.
- Да уж слышали, как ты отстаивал, - сказал  Виктор Леонтьевич,- Тебя уж тут брильянтовой  рукой окрестили.
- Делал то, что поручили.
- Что поручили, то и получили. Это уж точно, - сказал Виктор Леонтьевич
- Потому что там аномальная зона.
- Тебя там не вурдалаки опоили? Ладно. Интересно, как это ты умудрился больничный получить? От тебя, небось, несло за версту.
- Ничем от меня не несло.
- Да от тебя и сейчас несет.
- А  вот сейчас – Павел Иванович поднял палец,-  Я имею право, как пострадавший. Я на лечении пребываю.
- Вот я посмотрю, какое ты имеешь право. Вызову фельдшера. И он тебя освидетельствует. Грош цена будет твоему больничному. Вот тогда и будешь пострадавшим. Хочешь по статье уволиться? Светлана Григорьевна набери медпункт.

Светлана Григорьевна послушно взяла трубку, сунула палец в диск, ожидая последнего слова начальника. Но Павел Иванович опередил ее.
-  Я пошел,  больничный вам, - и  он поспешил покинуть кабинет.
 Выйти  ему из кабинета было непросто. Одна рука  не работала. Другая держала раскрытый  зонт. Он торопился. Дверь мешала.
- Клоун, да и только, -  усмехнулся Виктор Леонтьевич, наблюдавший за  исполнением этого трюка, - Так что у тебя? 
-  Там же написано, трещина.

- Да-а, - протянул Виктор Леоньтевич, когда за Павлом Ивановичем закрылась дверь.
- Точно клоун, - стараясь примкнуть к мнению начальника, поддакнула Светлана Григорьевна,- Немолодой человек, пенсия на носу, а такое вытворяет. И Ивана с толку сбивает. Почему вы его держите?
- Ванька твой сам кого хочешь, собьет, - тяжело вздохнул Виктор Леонтьевич.
- Но он молодой, крепкий. За него еще можно бороться, - покачала головой  Светлана Григорьевна, почувствовав, что не попала в точку.
- Вот до пенсии дотянет и распрощаемся. Не увольнять же его по статье. А людей у нас много.
- Ну, так то и дело, что много, - сказала Светлана Григорьевна
 - Ты не поняла, людей на заводе много. И люди смертны. В земле их куда больше, чем на земле.  Если бы нашли эликсир вечной жизни, другое дело. Уволил бы, глазом не моргнул. А так…Работника мы найдем. А где найти такого? Это особый контингент. Штрафные батальоны.

Люди умирают. В земле их куда больше чем на земле.  Омар Хайям  писал, что глина - это перегнивший прах умерших.  Даже если, не все так, то, что такое ракушечник?  Это остатки миллиардов моллюсков.  Из праха пришли, прахом станем. А на днях  очередь стать прахом пришла Валощенко, начальнику участка КИП и автоматики. И опять же кликнули Павла Ивановича.

 В отличие от города, куда  в давние годы ненароком наведался Остап Ибрагимович Бендер, в городе, где  жил и умер Валощенко, муниципальная похоронная служба дышала на ладан. Точнее, прибыль приносила, но нервы трепала. Поэтому предприятия по мере возможностей  печальные брали на себя печальную триаду: гроб, катафалк, могила. В столярном цеху сделали  гроб. Выделяли машину. И с могилой не было вопроса. Рыть всегда находились желающие. Дело, может быть, и грязное. Не в президиуме сидеть.  Но с хорошей отдачей. За это дело родня усопшего и деньгами подкинет и жидкой валютой, и за стол  посадит. Пусть умер бы даже сам директор. Слава богу, до этого пока не доходило. Директора на предприятии сдавали один другому дела  живыми и здоровыми.

 Итак, если кто из заводских загнется, искали Павла Ивановича и Ивана. Постоянно  пробовали вспомнить, как его бишь там по отчеству. И не вспомнив, обращались к нему, как привыкли - Ванька. Эти два кадра рыть всегда были готовы. Профессиональных могильщиков за пояс бы заткнули. Знали все тонкости разметки, копки, засыпки. Мастера не только на кладбище. На поминках Павел Иванович говорил – заслушаешься.  Вспоминал факты из биографии покойника. Откуда только знал? Даже Василий Петрович, парторг, человек, которому по статусу положено знать, присутствовать и говорить на поминках, не знал о покойнике того, что знал Павел Иванович.  И чем больше Павел Иванович выпивал, тем больше вспоминал. Так, что  иной раз просто удивлялись. И даже вдова, а говорил он большей частью о покойниках- мужчинах, поражалась. Так что Павлу  Ивановичу, наконец, говорили, чтобы закрылся. И он понимал, и начинал говорить о себе. Собственно, когда он в обычных условиях напоминал, что одно время был уважаемым мастером,  и грамоты получал,  и есть у него, между прочим, диплом,  его не слушали, ему вечно затыкали рот. А вот на поминках – дело другое. Слушали, как Ойстраха в филармонии. Павел Иванович уверял, что могилу он взялся копать исключительно потому, что покойного безмерно уважал. И покойный его уважал.

И ради этих минут  поминочной славы Павел Иванович готов был рыть могилы.
 
  Покойного Валощенко он знал давно. Но Валощенко подложил свинью. Выстроил дом на окраине города, рядом со старым  кладбищем. Даже точнее, пристроил к дому родителей свой дом. И оказалось в результате, что кладбище недалеко от дома, где похоронены его родители. На одном участке. И хоть теперь  там давно не хоронили,  вдове Валощенко пошли навстречу, разрешили притулить мужа на этом же участке. 

Итак, все было схвачено. Гроб, катафалк. А на могилу отрядили Павла Ивановича и Ваньку. Но в этот раз работа им не поперла. Пошел дождь.

Покойники в земле лежали так плотно, что места для Валощенко в обрез. Отец- покойник ему буквально в спину дышит. А  памятник над отцом уже  дал  крену, как Пизанская башня. Грозит могильщиков  прихлопнуть. От дождя глина мокрая, к лопате прилипает. При таких сюрпризах к появлению процессии можно не успеть. Они уже мокрые, грязные. А бутылка белой, которую им авансировали для повышения КПД, уже закончилась.

 И все же они рванули и выполнили задание.  Выполнили, а клиента нет. Может быть, вдова на могилу к родителям мужа не ходила, а теперь не помнит, как отыскать? Может быть, катафалк заглох. Катафалк это громко сказано, а проще бортовой газик от предприятия. Всякое может быть. С одной стороны, не на поезд опаздывают. Можно подождать. С другой стороны, от дождя  уже в могиле небольшие лужи образовались. Им самим бы высохнуть. Да от могилы не уйдешь. В прямом смысле слова. Могилу требуется сдать с рук на руки, как склад с боеприпасами. Всяко в жизни случалось. Павел Иванович, тертый калач, знал, что случалось, зазевались, а в свежую могилу другого уложат. А потом, поди, докажи.

  Покумекали, Павел Иванович отрядил  Ваньку, как более молодого и ходкого,  на ворота, встречать процессию. Да заодно и для сугрева прихватить. Магазин в шаговой доступности.

Ванька умотал, а  Павел Иванович стал благоустраиваться. Нашел на соседних участках куски шифера и старые доски и соорудил что-то типа временной крыши. Чтобы в могиле посуше было. Под одной из бросовых шиферин ему попалась уникальная находка. Полбутылки водки. Видно, кто-то припрятал. По какой-то удивительной причине не допил. Такую ценность Павел Иванович не собирался оставлять ни прятавшим, ни администрации кладбища. Коли шифер ничейный, так и бутылка ничья.

 Ванька никак не приходил. А дождь моросил. Павел Иванович чуть отодвинул  шифер, чтобы получился лаз, и залез в могилу. Там хоть дождь не достает. А дождь льет, по шиферу бьет, словно мертвец скребется. Тоска смертная. Он свою находку и приговорил.


 Ванька у ворот никого не увидел. А укрыться негде. И заскочил в магазин.  В магазине одинокая продавщица загибается от тоски. А чтобы Ваньке купить бутылку, ему нужно  свой рабочий комбинезон, весь глиной перепачканный, расстегнуть, и дотянуться рукой до денег. После лопаты и лома, пальцы не чувствуют купюр. Казалось бы, что проще купить бутылку. А вот это не такая простая задача, как некоторым представляется.

Посмотрела продавщица на Ванькины мучения, вышла из-за прилавка и помогла ему достать деньги.  Тоже далеко не сразу в его кармане деньги нащупала. Они на самом дне оказались. Но нащупала. Потому что  в ее интересах нащупать. Чтобы торговля шла. И Ванька купил не только бутылку, но и шоколадку, как премию продавщице. И сообщил, между прочим, что мужчина он разведенный, и без алиментов. И зовут его Иваном Ильичем. И это он другу могилу роет. А вообще-то он человек вполне себе. У него диплом техникума и когда-то он трудился начальником станции по очистке воды. И продавщица посмотрела на него, здорового лосяру, и призналась, что она тоже одинокая. И хоть по очистке воды она никогда не работала, но ей раз плюнуть любого из мужиков вывести на чистую воду. Кто с расположением, а кто просто так.  Например, она вывела на чистую воду своего бывшего. И послала его по долинам и по взгорьям. И теперь есть у нее дочка. И алименты. Только одними алиментами жив не будешь. Дочка в  первый класс ходит. И она положила Ване руку на плечо, и подарила очень обещающую улыбку. В ответ Иван Ильич положил руку на ее плечо и затем плавно провел сверху вниз, как музыканты  проводят по струнам гитары. И почувствовал он выпуклости и вогнутости, как у гитары. И услышал, как запел-зазвучал инструмент под его рукой. И подумал, что по таким бы струнам водить и водить.
- Я торчу, - нежно прошептал он.
- А то не видно, - промурлыкала в ответ продавщица
 
Не сразу Ванька отошел от  наваждения. Мимо окна прогрохотал грузовик и  Ванька вспомнил, что есть другой мир. И там есть живые и мертвые.  И он обещал Павлу Ивановичу ждать у ворот кладбища похоронную процессию. И от мысли, что он мог их пропустить, его такой озноб прошиб, что продавщица окончательно замлела в предвкушении счастья.  И удивилась, даже обиделась, когда этот лосяра резко оторвался от теплого тела и, ни слова не говоря, рванул наружу. Она не понимала, что для  Ивана Ильича  общественный долг выше  личного. Она  грустно посмотрела в окно,  не понимая,  почему необъяснимый и загадочный Иван Ильич так заторопился  к своим жмурикам. А Иван оторвался от теплого тела продавщицы и побежал к воротам ждать процессию с  холодным телом Валощенко.
 
Но Валощенко все не было. И Иван стал подозревать, что тот обвел его вокруг пальца. Словно сговорился с продавщицей. Та отвлекла Ивана, и покойник  проскочил мимо. Иван  поспешил назад к могиле.

Он увидел, как народ крутится над могилой и кидает туда речи.  Подойдя поближе, Иван увидел, что собравшиеся  взывали к лежащему на дне бессловесному существу. Существо  не отзывалось. Ванька сразу и не признал Павла Ивановича. Так тот вымазался. О том, что лежащий в могиле жив,  свидетельствовала  пустая бутылка водки рядом с ним. Не та, что им дали при выходе на задание. Другая. Интеллигентская. Тройной очистки.  С завинчивающейся крышкой.

 Ванька разозлился. Он всегда подозревал, что Павел Иванович еще та гадина. Кинет – глазом не  моргнет. Припрятал бутыль, отослал, а сам соорудил помещение и в комфорте упивается. Так не по-товарищески. Ванька сунул свежекупленную бутыль подальше в глубокий карман комбинезона.

 Все взоры хоронящих обратились к Ване, как к  сошедшему на землю спасителю. Кому как не ему выуживать оттуда напарника?  Им просто не по чину.  Они сюда не для того явились, чтобы мазаться. На серьезном  мероприятии. В приличных костюмах.

Первым делом Ванька пугливо осмотрел собравшихся у гроба. Ни директора, ни главного. Один только Василий Петрович, парторг. А он приятель Павлу Ивановичу. Благородный человек. Не заложит. А даже если другие директору все-таки про Павла Ивановича заложат,  Василий Петрович отмажет друга. Так не раз бывало.

Да и сам Ваня не был чужд благородства. Даже не пригубил бутылку по дороге. Да и бог с ней.  Хоть Павел Иванович и гад последний, обвел его, но зато имеет место знакомство с  хорошей бабенкой.

- Это не то, что вы думаете, - обратился к народу Ваня, - У Павла  Ивановича приступ, у него колики начались. Он с утра жаловался.  Надорвался, наверное. Я бегал, искал, кто поможет.
- Колики? Комики,  - ехидно произнес кто-то.

 Теперь перед Иваном стала задача не препираться, а восстановить репутацию. Он уже был практически трезв. Вздохнул, спустился в могилу. Не напрасно продавщица замлела от его мощи и удали. Он, который  мог одной левой придушить Павла Ивановича  за его предательство, сейчас стал выпихивать его из могилы. Но было скользко. Он вовремя не перехватил руку. И бедняга снова  рухнул на дно. И взвыл.
- Видите, колики, - обратился  Ваня к склонившимся в немом ожидании над ним.

 Сверху пришли к выводу, что одному Ивану не справиться. Подали веревку, ту, что для опускания гроба. Ваня обвязал напарника под мышками. Сверху тянули.  Ваня  снизу толкал. Павел Иванович завывал как безутешная вдова. Но вытянули. Могила свободна.  Теперь черед вдове завывать, а гробу лечь на предназначенное место. Но задача непростая. Тесно и скользко.  С какой стороны не подойди, отовсюду скользкая мокрая глина? И уклон к могиле. Можно туда сыграть. Специалисты знают, как подойти, как веревки просунуть. И все остальное. Главный  специалист  Павел Иванович. Но теперь  на нем можно поставить крест. И  вырастает задача заполнить брешь народом из хоронящих. Да еще  найти помоложе на подхват со стороны ног.

И в который раз Василий Петрович проявил  большевистскую  организованность и самообладание. Обвел взглядом  кворум,  ткнул пальцем в двоих комсомольцев. И те взялись за веревки  в ногах покойника.  И сам он  шагнул  в  кладбищенскую грязь и вместе с Ваней попускал веревки в голове гроба. Даже горсти земли на крышку гроба было непросто бросать. Глина липкая. Побросали кое-как. Руки вытерли, и поминай, как звали. Уехали. Ваня глазом не успел моргнуть, а вокруг ни души. Павла Ивановича в расчет можно не брать. Он не работник. Да и вопрос еще, после всего, есть ли у него душа

Засыпать могилу Ване пришлось в одиночку. Павел Иванович весь в глине, напоминающий  раненого спецназовца из боевика, стонал в сторонке. Никакой от него помощи, кроме вреда. Хомут на шею. Забрали бы с собой. Так нет. Оставили потому, что в таком виде, грязного и пьяного сажать в автобус не захотели. Побрезговали.

-  Что ты ноешь?  Что с тобой такое? - зло бросил Ванька.
- Что, что? Ты мне руку свихнул. Слон.
- Интересно как?
- А вот так. Когда я упал на руку.
- Так это ты сам  себе и вывернул. Нечего было бутылку притыривать и потихоньку пить.
- А я и не притыривал. Я ее нашел.
- Прямо тут на кладбище?
-  Прямо тут на кладбище. Нашел и чего мне делать? Ты куда-то сгинул. А мне прикажешь тут под дождем ждать и на нее любоваться?
Ваня оглянулся вокруг. Присмотрелся, а вдруг такое чудо, что еще где недопитая валяется. Но чудес не бывает. И  стало обидно и завидно. Ему таких подарков судьбы  никогда не перепадало. Он был готов добить Павла Ивановича и тут же в могиле закопать. Но Павел Иванович  так жалобно стонал, что  Ване стало жаль его и стыдно собственных мыслей.  Совестно стало. Действительно, пока он в сухом помещении крутил амуры с продавщицей, Павел Иванович стерег могилу, мок. А раз мок, то и выпить мог.

- Все равно,  это не по-товарищески, - сказал Ваня, - А ну покрути рукой.
Павел Иванович немного покрутил рукой.
- Никакого вывиха у тебя нет. Был бы вывих, ты бы так не махал.
- А я тебе говорю вывих. Первый вывих у меня что ли? Годами ты не вышел меня учить. Вот ты с мое поработай и учить будешь.

 Ваня со старшими не спорил. Раз  на пятнадцать моложе лет напарника, то и лопата в руки. Молча,  с напором и  злобой  вырывал  он лопатой  из  глиняного бугра куски, тем временем  мысленно  подбивая итог дня. С поминками  пролетели. Жаль не водки, жаль несостоявшейся компании. Хотя и водки тоже жаль. Выпил то он всего ничего, с утра полбутылки. Учитывая его комплекцию, дождь и работу на свежем воздухе – просто слезы. И всему виной Павел Иванович. А теперь, этот же самый Павел Иванович, еще и жизни учит.

 Наконец, Ваня примостил деревянную стелу с фанерной табличкой и звездой.   Собрал инвентарь и  сунул в кусты. Инвентарь заводской. Но если их кинули как последнюю падаль, более того, раненого человека бросили, так и им чихать на заводское имущество. Не на себе же вывозить. Сейчас главная забота раненого Павла Ивановича с поля боя вынести.

У выхода с кладбища Ваня помог стонущему напарнику стащить с себя  комбинезон. Сам переоделся. Как не злиться на Павла Ивановича? Мало того, что  поминок лишил, причитает так, что, глядишь, придется везти его в травмпункт. Да в какой травмпункт его в таком виде повезешь? А домой то он  сам доберется?  А ведь  совесть не позволит бросить Павла Ивановича одного. Но совесть совестью, а Ваня не знал, где живет Павел Иванович.

- Павел Иванович, ты где живешь? – спросил Ваня.
- В городе.
- Я понимаю, что не в деревне. А где в городе?
- Там, - Павел Иванович махнул здоровой рукой  в сторону  кладбища. И Ваня понял, что напарник потерялся в пространстве.
 

Самый простой вариант пришедший Ване в голову – доехать  автобусом до центра. От центра Павел Иванович, наверное, найдет дорогу домой. Ничего не остается, как ждать автобуса. Тут у кладбища  конечная остановка.  Этот маршрут  ходит редко. Хорошо, что остановку из окна магазина видно. Что мешает вернуться в магазин и переждать там? Теперь можно дамочке показаться в цивильном виде.

- О, кто к нам пришел, под самый занавес, –  сказала продавщица, увидев вошедших.
- Мы тут переждем, пока автобус придет? – попросил Ваня, и так посмотрел ей в глаза, что продавщица позабыла обиду, когда он вдруг рванул от нее, как ошпаренный.  Ваня пожаловался, - Вот не знаю, как его домой доставить. Туман у товарища, полное забвение.
- Оно и видно, - продавщица задумалась – Такого зверя и в автобус не пустят.  Вот, что, через час ко мне товар привезут. Это грузотакси.  Вы мне поможете товар принять. А я свернусь. Все равно торговли нет. А Димку, водителя, попрошу вас  до центра подбросить.

 За время ожидания товара, пока Павел Иванович кунял в подсобке, Ваня еще плотнее переговорил с продавщицей. И сердце стало разрывать. Ему хотелось продолжить знакомство прямо сегодня. И он читал в ее глазах, что к этому есть основания. Но Павел Иванович  висел гирей. Не мог Ваня бросить товарища в таком состоянии. Даже такого иуду, каким он сегодня себя проявил. Что придумать? Немало Ваня покопал могил с Павлом Ивановичем, а где тот живет, так и не выяснил. Мог выручить Василий Петрович. Ваня знал, где живет Василий Петрович. В самом центре города. У площади Ленина. Года два назад Василий Петрович купил мебельный гарнитур, и Ваня ему затаскивал.

Дима согласился взять их в машину, согласился тормознуть около площади Ленина. Ваня рванул к Василию Петровичу. И вот заветный адрес у Вани в голове. А Люда, - так звали продавщицу, - в сердце. И что самое приятное, когда Ваня вернулся к машине, - Люда сидела на месте,  в машине. Не ушла. Объяснила: у нее сумка под завязку. С такой сумарой переть на перекладных – пупок развяжется. Вот  когда сейчас закончат с этим чертом, так Дима ее подвезет прямо к дому. А Ваня, она надеется, ей и сумку поможет донести. А  то у них лифт постоянно ломается. А у нее седьмой этаж.

И тут Дима поставил условие.  Он работать такси не подписывался. За допуслуги надо платить. А  то, что у Вани в кармане завалялось,  сущая мелочь. И Люда, проявив понимание, сказала, что с нее Димке будет бутылка.  А Ваня потом, как будут деньги,  с ней рассчитается. И она посмотрела на Ваню, понял он намек или не понял. В том смысле, что  она надеется, что сегодняшним днем их знакомство не закончится. Дима недоверчиво хмыкнул, давая понять, что  обещаниями бутылки сыт не будешь. И тут Ваня вспомнил про свою бутылку, которую сегодня купил. И сказал, что он расплачивается на месте. Флакон при нем. Сказал и сам поразился. Как красиво сказано! Поразился неизвестно откуда взявшейся поэтичности языка. Поразился  своей щедрости, удали и  размаху. Даже можно сказать своим, метаморфозам. Такое умное словечко вворачивала  Светлана Григорьевна,  машинистка Виктора Леонтьевича. Ну не одной ей говорить красиво.
И в самом деле, метаморфоза. Ведь  когда, случалось,  он оставался должником своих дам, то чихал на это. А теперь душа восставала.  Дама не должна платить за него. И Ваня вытянул из широких штанин комбинезона бутылку и протянул Диме. И посмотрел на даму.  Он видел, что дама о чем-то задумалась. О чем?

Проезд оплачен. Пока  Дима со свистом вез по адресу, Иван думал, о чем загрустила дама.  И понять не мог. Хорошо, что Павел Иванович жил в частном доме. Так что с проблемы с подъемом на этажи не было.  Сдали домочадцам.

Людина сумка для Вани - пушинка. И лифт в ее подъезде работал.  Все складывалось прекрасно. В лифте на перовом этаже Ваня  привлек ее, и она до седьмого не брыкнулась. Только когда остановились перед ее  дверью, сказала
- А я уж подумала, когда ты бутылкой расплатился, что больше тебя не увижу.
- Ты что, - нежно произнес Ваня, - я просто не могу, когда женщина за меня платит.

Все подходило к логической развязке.  Но  развязка вышла не такой, какой ждал Ваня. Дома у Люды торчала  дочка. Люда увидела, как все у него упало. Жаль стало и этого крепкого  мужика, и своего женского счастья. И предложила Люда дочке сходить к подруге. И тут Ваня встал на защиту ребенка. Сказал, что нечего ребенку под дождем ходить. И заметил, как в первый момент удивилась Люда. Но  через секунду ее глаза засветились. Она оценила его благородство.

Девочка делала уроки в комнате. А взрослые на кухне пили чай. Женщина то смотрела в чашку, то резко переводила взгляд, и так пристально глядела новому знакомому в глаза, словно в чашке с чаем она что-то важное про него вызнала. И выпив полчашки, заявила, что она не такая, чтобы сразу в постель. А с пьющими мужиками, чтобы он имел в виду, у нее разговор короткий. Он пожал плечами и заверил, что прикладывается исключительно по большим праздникам. И подумал: если она оговаривает условия, значит, уже планирует наперед.
 
Дома, засыпая в своей крохотной комнатке малосемейки, Ваня подводил итоги дня. Имелись, конечно, в этом дне отрицательные моменты. С поминками пролетели. С Павлом Ивановичем намучился. С Людой продолжения не случилось. И под конец она ему выкатила ультиматум насчет пьющих  мужиков.

 Но с другой стороны, немало красивых благородных поступков  он за этот день совершил. За бутылкой сбегал, пока Павел Иванович  в могиле прохлаждался. Бутылку до могилы доставил целехонькой, даже не пригубил по дороге. Павла Ивановича из могилы вытащил. Сам собственноручно могилу засыпал. Павла Ивановича домой отвез. Бутылкой за это пожертвовал. Сумку до дому донес

Как быстро меняется картина жизни! Ваня  вспомнил, как прекрасно  картина жизни менялась после стакана белой. Как говорится, я сразу смазал карту будня, хлебнувши водки из стакана.  Нет, карту будня будем теперь менять иначе.  Будем менять себя.

Вот та же  Света,  - теперь, конечно,  к ней иначе,  как  Светлана Григорьевна не обратишься, - Света не раз говорила ему, если бы он не вел себя, как эгоист, ему бы цены не было. А он даже не задумывался над Светиными словами, что  эгоист никого не любит, а любовь человека меняет к лучшему. Теперь задумался. Нужно  работать над собой! Пора приниматься за себя.

Он встал, прошел в ванную, посмотрел на себя в зеркало. Зеркало какое-то немытое. Он вытер зеркало влажной губкой,  а потом газетой. Свет мой, зеркальце скажи…  Нужно побриться. Побрился. Почистил зубы на ночь. Теперь похож на человека. Нужно начинать жить по-человечески. Он думал о себе, о своих неожиданных порывах. Если бутылку отдал, если зубы почистил, если побрился, это верные признаки того, что втюрился он, как фраер.

Засыпая, он перебрал в памяти тех баб, с которыми его раньше сводила судьба. Те конечно, были моложе этой. Да и он тогда был, как огурчик. А эта – не девчонка, серьезная женщина. С понятием.  Все! Жизнь начинается с чистого листа. Где-то в книге он читал, что каждый день нужно начинать с хороших поступков.  Завтра начнем.

На следующий день Ваня встал пораньше и с утра погнал к Павлу Ивановичу. Тот немного отошел от вчерашнего. С последствиями употребления  и с перегаром  он привык справляться народными средствами. А вот  как быть с рукой? Рука болела. Очень хорошо, что пришел Ваня. Пусть скажет на работе, что он берет отгул. 

Ваня покачал головой и сказал, что Павел Иванович категорически не прав. Нужно сейчас доехать до работы, помаячить, чтобы заметили, сделать вид, что упал, и сразу в медпункт. И Ваня подтвердит, что Павел Иванович  упал на его глазах. И пошлют его в город  на рентген.

 Сработали на опережение. До заводского медпункта еще не дошли новости о   вчерашних похоронах. И отослали их с чистым сердцем в городской травмпункт. Там вообще  смотрели не на Павла Ивановича, а на снимок. Ваня же повторял, что стал свидетелем, как коллега споткнулся буквально за квартал от заводской проходной.

В то, что Павел Иванович шел на работу,  оступился и повредил руку, не верил никто. Не верил и Василий Петрович. Но Василий Петрович был другом Павлу Ивановичу и парторгом предприятия. И Виктор Леонтьевич знал, что Павла Ивановича с его дутым больничным лучше оставить в покое. Не до того. Тут работы в  ночь выползают.


 Виктор Леонтьевич подошел к окну. Он наблюдал, как Павел Иванович идет под зонтом. Под  натянутым от дождя тентом у агрегата, выведенного в ремонт, крутились слесари. Окликнули Павла Ивановича. Тот что-то ответил. Виктор Леонтьевич не слышал слов, но понимал, что разговор всех развеселил. Этому все нипочем. Сейчас бы крутил гайки, а он больничный принес.

- Вот и поработай  с таким контингентом, - сказал Виктор Леонтьевич.
В комнате была одна Светлана Григорьевна.   
- А вы заметили, - сказала она, - Ваню после похорон словно подменили. Стал бриться каждый день. И причесывается. Одеколоном от него за версту.  И как стеклышко.

 Светлана  Григорьевна ценила гармонию. И гармонию в окружающих ее мужчинах в том числе. Но как это редко  получалось. Прекрасно, если начальник  и умен, и хорош собой. Но Виктор Леонтьевич был не молод, невысок, толст и на сальной коже его лица синели темные прожилки. А  как хорошо бы было, если бы он был сложен, например, подобно  Ивану.  Вот если бы начальник был умный, как Виктор Леонтьевич, но такой высокий и ладный,  и  подходящий ей  по возрасту, как Иван. Тем более, теперь он стал на человека похож.  Но начальником ему не быть.  Чудес не бывает.