Берег Алисы Скеди 36. Слово Успеху

        Одна галерея внутреннего храма нашей героини отведена слову. Мудрому изречённому либо увековеченному на носителе. Там всегда кто-то дежурит. Лица известных и вовсе не претендующих на славу героев меняют друг друга. Одни заглядывают мельком, а другие регулярно наведываются. Аля их боготворит. Не имеет значение ни сословие, ни поприще, ни их сценическая или закулисная жизнь. Каждый однажды ворвался в сознание своим словом. И уже вместе они открывали новую суть Алисы, расширяли её жизненное пространство, стирали материальные границы между ними.

Те, кого уже нет на земле, вполне довольны таким раскладом. А тем из живущих, кто хранит и тиражирует мудрое слово, она кланяется.
 
Марко продолжил развивать взволновавшую её тему земной бренности.

– Алисе, Buongiorno! – его хрипловатый со сна голос раздался в трубке. Как настроение? Не передумала сходить в гости к Грифани-Донати? Сегодня нас там ждут. Получил утвердительный ответ и сообщил, что нужно быть к одиннадцати.

В отель приехали туристы и фонтан весело с ними болтал. Столовый зал был полон. Ей призывно помахала рукой дама, похожая на стрекозу – на гладко причёсанной голове большие с зеркальными стёклами очки. Женщина бодро представилась:

– Присаживайтесь. Место только что освободилось… Сегодня жарко и тесно... Завтрак сервировали на четверых... Я приехала в SPA-центр. Живу тут неподалёку, – трещала соседка. Спохватилась и спросила: – А Вы?

Она попыталась быть вежливой, но тут её позвали. Вскочив, допивая остатки кофе, махнув свободной рукой знакомому, улыбнувшись на прощанье,  стремительно, то и дело, натыкаясь на стулья с завтракающими, мило извиняясь, уменьшилась и исчезла в своём мире.

Марко, отступивший перед жарой, в рубахе с короткими рукавами, стоял в тени розового навеса. 

– Мы посетим типографию. Затем я отвезу Паолу на конюшню Беллуччи. Два раза в неделю у неё уроки верховой езды. А тебя препоручу сеньору Конти. Он должен передать с тобой сопроводительное письмо, дать устные инструкции и посадить на поезд до Анконы.

– «Дама сдавала багаж…». Алиса смотрела в невозмутимое лицо и улыбалась уголками губ.
– Bene?
– Si. Grazie!

На закате дня синие тени вытягивают свои призрачные тела, цепляются за тепло и вечерний уют дня. Не в силах нести в себе то и другое истончаются, отступают в углы зданий и оконных переплётов. Затаиваются до наступления темноты, чтобы окончательно с ней слиться.

В такой час на платформе железнодорожной станции Читта ди Кастелло был один пассажир и две случайные птицы, не поделившие какую-то крошку. До прибытия поезда оставалось двадцать минут. Гостье города от переизбытка впечатлений хотелось поскорее вернуться в привычный мир. Поэтому прощание было максимально коротким.

Если Антонио и не понял её, то настаивать не стал. Сказал, что в конверте подробные инструкции и ключ от катера, что соседка, приглядывающая за домом, предупреждена, встретит и всё покажет. Пожелал приятного отдыха и творческих успехов: «Чао, Алиса!». Перед поворотом оглянулся и помахал рукой. Она помахала вслед.

Откинувшись на высокую спинку скамьи и закрыв глаза, слушала мир. Он здесь шуршал бумажным пакетом, шелестел листвой, пах травой и нагретым камнем, касаясь её тёплыми ладонями, звучал стрёкотом пичуг, будил нарастающим свистом, скрипом двери и шагами – так привычно. До слов: «Senora, il tuo treno sta arrivando. Lascia che ti porti i bagagli» (Сеньора, Ваш поезд прибывает. Позвольте внести Ваш багаж).

– Si, grazie!

Сидя на боковом кресле стрелы до Анконы, она вспоминала сегодняшнюю встречу со Словом. Как скоростной поезд стирал в своих широких окнах реальность, предоставляя волю воображению и простор для ума, так и Марко продемонстрировал ей условность границ между странами, народами и поколениями...

– Не только у нас, оказывается, храм может служить военным складом или конюшней, – подумала она, слушая друга на корсо Кавур перед зданием церкви Святого Павла.

– Эта церковь появилась здесь в тринадцатом веке, – объяснил итальянец. Затем её превратили последовательно в монастырь, в тюрьму – вплоть до 1799 года. Тогда предприимчивые типографы Франческо Донати и Бартоломео Карлуччи из городка Ассизи открыли над нею свою лабораторию.

Так что это мировая практика – всему своё время и место.

Двое товарищей настолько отменно организовали дело, что стали получать заказы от государства и церкви. Донати применил шрифт «бодони», отличивший гражданскую и религиозную хронику Читта ди Кастелло от подобных документов.

Более 200 лет – это семейный бизнес. Сегодня их работы превратились в исторические реликвии и культурное наследие Италии. А типография, вобравшая в свои стены мудрость времени, человеческого разума и труда, продолжает, на удивление, действовать. Как музей, как площадка для художественных выставок и как современное производство.   

Поднимаясь по крутой лестнице после такого вступления, она помимо воли испытала трепет, поскольку через мгновение смогла перенестись в прошлое на более чем двести лет. 

Марко, на правах участника событий, тихим проникновенным голосом повествовал.
– С тех пор здесь мало что изменилось. – Посмотри! Этот вид из окон на красно-коричневые черепичные крыши и приглушённый свет, под которым оживают вычурные силуэты старинных машин. Ах! Я обожаю этот неповторимый запах бумаги и чернил… И завораживающее скольжение прессов по листам.

Очарованная, она смотрела туда, куда показывал друг. Сквозь гул веков до неё доносились слова.

– Алисе. Здесь обучают профессиям! Переплётчика-реставратора кожи и
 пергамента. Гравёра-резчика-чеканщика. И само собой – типографа.

Он на минуту умолк, собираясь с мыслями.

– Древняя действующая, типография с оригинальным оборудованием. Признанный Музей живой графики в Умбрии. Уникальное место для всех художников, применяющих старые методы гравировки на деревянных блоках или медных плитах и рисования на камне для литографий... – Ты понимаешь, Алисе?! Она действует – и город не умрёт. А люди сохранят человечность!

Бенцони глубоко, совсем по-юношески вздохнул.

Перед её глазами на столе лежал небольшой кусок картона из типографии. На специально состаренной бумаге гравюра средневекового города. Ему более двух веков. И только что она оттуда. Оставив за плечами не руины, а пульсирующий мудростью, очень нужный современности голос.

– Было просто, красиво и очень убедительно.  Спасибо, друг.

Поезд замедлил мелькание фонарей за окном и превратил их в один – рядом с выходом на перрон. Здесь стояла молодая женщина в вельветовой куртке. В одной руке она держала внимание вновь прибывшей – написанное от руки фломастером слово: «Алиса», а в другой – английского спрингера на поводке.

Поэтому каштановый локон с виска под порывом ветра всё порывался скрыть от неё обзор. Наконец итальянка, широко улыбаясь, отдала вновь прибывшей табличку и убрала волосы за ухо.

– Ciao, Элис! Я – Мона. Это – Чоко. Мой рыдван за углом. – Идём?

Дружелюбный пёс, забегая вперёд, оглядывался в нетерпеливом желании показать гостье все своё хозяйство и, может быть, тайное место, где хранит свою косточку. Если только дама не разочарует его в пути.

За углом стоял старый красный пикап с длинным кузовом, забитый коробками и ящиками.

– Развожу цветы по магазинчикам, – пояснила Мона. В голосе итальянки много задора и воли. Такая ни за что не упустит изменения в «программке». 

– Давайте помогу забросить чемоданы. Господин Конти попросил вас встретить и расположить. А мне что? Мне не в тягость. Ведь по дороге.

И без реверансов вдруг скользнула на другу тему: «Мне 44 будет через две недели. А Вам? Или можем на «ты»?»
 
– Ладно. И так вижу. Хорошо выглядишь. У вас в России, говорят, люди долго не стареют – холодно потому что, – она громко рассмеялась.

Чоко неожиданно завыл. Мона успокаивающе потрепала его за ухом.

– Тебе там понравится, – продолжала она. – Очень.

Немного подумала, и, решившись, добавила.

– Я бы хотела иметь такой дом. Но у нас с Чоко малость не хватает. Вот здесь, – женщина выразительно постучала по лбу и опять прыснула.

Пёс посмотрел укоризненно – зачем хозяйка выдаёт их секреты незнакомке. 

Вела Мона легко. Высунув локоть в окно, одной кистью плавно вписывала грузовичок в повороты.  Рассмотреть её не было никакой возможности. Ловила любое движение. И это, в противоположность насмешливому замечанию, говорило, что с головой новая знакомая дружит.

Следя вполуха за болтовнёй обаятельной итальянки и языком дороги, Алиса размышляла про успех.

– Сколько людей стремится к нему, столько и молитв отправлено небесам. Но успех не возвращается с молитвами. Небеса молчат. Двигатель успеха заводит само стремление. 

В радужном настроении ты отправляешься в путь. И солнце освещает каждый его шаг. Кажется, что вся вселенная с тобой заодно. И так говорят. Тем не менее – всё про себя и его Высочество ты узнаешь по дороге.

Качели и дорога – лейтмотивы жизни нашей героини...

Дорога в любое время года и суток, в любой точке на карте. Дорога ведущая и неведомая. И единственная – твоя – некое целенаправленное перемещение отсюда и в вечность. 

Говорить про успех в общепринятом смысле при таком раскладе можно уже не начинать. И память услужливо иллюстрирует.

Погода в северных широтах капризна и предприимчива, как молодая жена в гареме – не соскучишься.

В тот раз им с Ильёй предстояло сделать марш-бросок в будний день – восемь часов пути. 

Днём трасса забита. Движение бешеное. Много неожиданных ситуаций решать приходится по мере их внезапного поступления из ничего. Адреналин разрушает связи отлаженного организма: хочется то пить, то писать, то съесть кого-нибудь. Ну и погода сверху кладёт свой «surprise!» …

Дома ждёт пёс. Ласковая, терпеливая и бездумно преданная Лялька. По-любому надо возвращаться. Выехать решили поздним вечером. В начале июля полярный день ещё в разгаре, а движение приостанавливается.

То, зачем они затеяли поездку и ещё одно созревшее и собранное по ходу дело, как вишенка на торте – приятно и только – ушли в фон.

На авансцене танцевали жизнь со стихией.

Первые километров тридцать путешественники радовались голубому небу, яркой зелени на песчаных обочинах, тому, что ослепляющее солнце всё не может обогнать автомобиль и заглянуть в глаза. Бессильное изменить траекторию, оно огненным языком лизало зеркала.

В пути нет места ожиданию. Здесь дирижирует процесс, в котором ты оркестр и зритель – наблюдающий и переживающий.

Сначала тебя удивляет какое-то невероятное количество кричащих и мечущихся в небе чаек, а за поворотом уже серое, сочащееся моросью небо и сразу запотевшее ветровое стекло. Солнце здесь будто бы никогда не ночевало.  Трасса всё больше напоминает набухшее от воды шёлковое покрывало с проступающими на нём лужами. Колеса, шипя и расплёскивая их далеко в стороны, раскатывают полотно.

Они чутко перебирают покрытие. Бесконечный вальс масок-поворотов. Девственные участки (возле них обычно вьются шумные стайки гидромолотов, экскаваторов, бульдозеров). Тут ты познаёшь все взлёты и падения любви. Старые анемичные куски трассы. С трещинами и россыпями злокачественных щербин, ждущих оперативного вмешательства, а между делом проверяющими на прочность покрышки.

И, наконец, участки, где колёса плывут в призрачной влажной пелене, между светло-серым небесным алтарём и расплавленным серебром под ними. В котором утонула разметка, и только спидометр указывает, что ты уже отрываешься от земли, а дворники отсчитывают мгновения твоей жизни.

Тогда, как благословение водителям всех времён и народов, ты мысленно посылаешь свой респект.

Их стремление успеть трясло на ухабах, ослепляло солнце, заливало дождём, унижали более прыткие, пропускали редкие мудрые. Лобовое стекло пачкали случайно столкнувшиеся. Но оно привело туда, куда они себе наметили. И в конце концов успели.

Успех – это не про материальное. 

И что бы ни думал Чоко, Алиса уже чувствовала, что эти двое – очень успешные люди. Им не хватает самой малости – магии признать это.

– Вон, там, смотри! Уровнем выше, среди листвы красная крыша. Видишь? Нам – туда, – кивнула головой итальянка.

Минут через десять, изрядно покружив по серпантину, они остановились у серых высоких ворот с врезанной в них дверью. На три четверти скрытых зарослями вьющегося растения, усыпанного мелкими жёлтыми цветами. Мона выпрыгнула из кабины и открыла дверь. Махнув рукой, позвала внутрь. Под колёсами чемоданов скрипел светлый песок.

На просторной лужайке растянулась в неге приземистая вилла в средиземноморском стиле. Строение напоминало рыжеволосую «тильду», постриженную лесенкой. С прямой чёлкой до самых синих на свете глаз. В белоснежной майке и с торчащими из-под мохрящихся краёв джинсовых шорт карманами на длинных ногах. В одной руке у неё был аккуратный дворик с цветником, кустарниками, пальмами и соснами. В другой – зона для отдыха под лёгким ажуром навеса. С полом из отполированных дубовых досок, диванчиками, столом, шезлонгами и качелями. Рядом в бассейне бурлила жемчугом самой высшей пробы прозрачная вода.

Девица могла любоваться утренней дымкой, в которой тонуло море. Но сейчас, вечером, встречала гостью и зажгла фонари. Они выгодно подчёркивали достоинства постройки на тонущем в тенях заднике.

Арочные окна вдоль длинной стены светились тёплым золотом. Эта красотка способна оказать располагающий к приятельству приём и готова поделиться богатым внутренним содержанием.

– Кто же ты на самом деле скромный филолог, не равнодушный к русской бардовской музыке? – Алиса была озадачена и очарована. – Непременно спросить у Марко.

– Я здесь включила освещение перед твоим приездом. Бассейн присоединён к сети. Так что можешь искупаться, – на прощание подсказала соседка…

        (Продолжение следует)