Порховский городок

Иллюстрация:
Город Порхов Псковской области. Крепость XIV – XV вв.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

ПОРХОВСКИЙ  ГОРОДОК.

Содержание:

Новгород. 1412-1414.
Псков. 1418.
Путешествия и наблюдения рыцаря де Ланноа.
Псковские городки. 1426.
Новгородский город Порхов. 1428.
Пушка Галка.
Порховская крепость.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

          Экспансия великого князя Литовского Витовта в отношении соседних русских земель являлась продолжением политики его предшественников, обрисованной Ольгердом: «Вся Русь должна принадлежать Литве». Витовт захватил Смоленск и Вязьму (1395, 1404гг.) и в 1405 году напал на псковские города-крепости Коложе и Воронач. Великий московский князь Василий, зять Витовта, упустив Смоленск, встал на защиту Пскова. Военные действия 1406-1408 годов между Литвой и Москвой не носили глобального характера и закончились стоянием на реке Угре и мирным договором – 1408 год. По этому договору Витовт отказывался от агрессии в отношении Пскова, а князь Василий прекращал поддержку соперника тестя, князя Свидригайло Ольгердовича, который в результате был арестован и заточен в Кременецком замке. 

Что касается Новгорода, то отношения новгородцев и Витовта оставались стабильно напряженными.

В 1399 году Витовт требовал от Новгорода подчинения, не получил его и объявил господам новгородцам войну, при этом надеясь на своих новгородских сторонников, но разгром на Ворскле и новая уния с Польшей подорвали его шансы на успех в этом регионе, что привело к заключению мира «по старине». 

В 1404 году, после того, как Литва завоевала Смоленск, новгородцы взамен Лингвения Ольгердовича взяли к себе князем Юрия Святославича Смоленского. Витовт выразил свой протест, но новгородцы Юрия выгонять не стали и получили новое объявление войны, однако не реализованное на практике, поскольку нападению подверглись соседние псковские земли. Тем не менее князь Юрий должен был покинуть Новгород, в 1406 году поступив на службу к московскому князю и получив от него «в кормление» город Торжок. Конец последнего смоленского князя довольно темен. Он или бежал в ордынские степи и там сгинул, или через год умер в пограничном со степью Веневском монастыре, где пытался замолить свои грехи. 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новгород. 1412-1414.

          В 1412 году начались новые, так сказать, «несогласия» Витовта с Господином Великим Новгородом. Эти «несогласия» были урегулированы в 1414 году, когда новгородские послы ездили в Литву и договорились с Витовтом о мире «по старине», что означало подтверждение условий прежних подобных актов.

Под 1412 годом Ян Длугош сообщает, что к Витовту в гости приезжала его дочь Софья, княгиня Московская. Если Длугош не ошибся с датой, то, видимо, вскоре состоялся еще один ее визит, оказавшийся приуроченным к зиме конца 1413 года, когда в литовских пределах путешествовал Жильбер де Ланноа, который  упоминает ее присутствие: «Из Трок я приехал в одно селение и замок, называемый Позур [в подлиннике Posur, но где это, никто теперь не знает], лежащий на peке Меммеле (Немане), которая есть очень большая река; этот замок очень велик, весь из дерева и земли и укреплен самым положением своим (moult fort assis); одной стороной на очень обрывистой горе, другой стороной расположен на ровной земле. И там в этом замке я нашел герцога (duс) Витовта, князя Литвы (prince de Letau), его жену и дочь, жену великого государя (rоу-короля) Московского и дочь его дочери. Упомянутый князь прибыл в это место, как он обыкновенно делает — с целью поохотиться раз в год зимою в этих лесах. И здесь пребывает он три недели или месяц на охоте, не заезжая ни в один из домов, ни городов».

То есть Софья приезжала к отцу вместе с его внучкой и участвовала в княжеской охоте, этом развлечении знати. Поскольку Софье и прежде случалось выступать посредницей между отцом и мужем, возможно, ее приезд был связан с новгородскими делами.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Псков. 1418.

          В 1418 году Витовт отправил к ланд-магистру Ливонского ордена послание, в котором он предлагал ему объединиться против Пскова. С Псковом и у ливонцев, и у Витовта был мир, у ливонцев на 10 лет, а у Витовта параллельный с Москвой. Тем не менее князь подбивал ланд-магистра на военное выступление (возможно, собираясь его подставить и заграбастать плоды победы, не поссорившись с зятем), указывая магистру на то обстоятельство, что они с ним «единоверные государи», что в прошлом году московский князь звал его идти на немцев, однако он не согласился, что Орден учрежден для борьбы с неверными, поэтому должен помочь ему воевать с неверными (православными) псковичами… и что теперь самое время это сделать.

Однако рыцари и сами интриговать умели, так что коварные происки литовского «единоверного» государя успехом в Ливонии не увенчались. В одиночку Витовт напасть на «неверный» Псков не рискнул, войны не было, а с Москвой у Витовта как раз сложились такие тишь да гладь да божья благодать, что это отмечают все историки. Литва оказывает Москве в тот период экономическую, политическую и военную поддержку. Торговля между ними способствует развитию и укреплению обоих государств. В своем завещании от 1423 года великий князь Московский Василий называет Витовта своим душеприказчиком: «А приказываю сына своего, князя Василья, и свою княгиню, и свои дети своему брату и тестю, великому князю Витовту».

          Что касается отношений Витовта и ливонцев, то Витовт переменил акцент в политике и стал требовать уже от псковичей, чтобы теперь они выступили с ним заодно против ливонских рыцарей, нарушив в свою очередь существующий между ними договор.

Жильбер де Ланнуа, который в 1421 году в качестве посланника королей Англии и Франции побывал в Польше у короля Ягайло, а затем стал гостем князя Витовта, в городе Каменце (или на самом деле в Каменце, или в Кременце, но отличном от Кременец-Подольского), - одним словом, он оказался участником и свидетелем приема великим князем послов из Новгорода и Пскова. Дело происходило во время застолья, послы по русскому обычаю били князю челом.

Ланноа: «И на один торжественный им [Витовтом] устроенный пир прибыли два посольства, одно из Новгорода Великого, другое из королевства Пскова, которые, целуя землю, выложили перед его столом много чудесных подарков, как-то: невыделанные куньи шкуры, одежды из шелка, шубы (soubes), меховые шапки, шерстяные сукна, зубы рыб-кураков, золото, серебро - всего шестьдесят видов даров. И он принял подношения Новгорода Великого, Пскова же - нет, во гневе приказав убрать их с глаз долой».

Гнев Витовта объяснялся тем, что «королевство Пскова» отказалось выполнить его требование прервать мирные отношения с Ливонским орденом. С новгородцами же у Витовта был мир с 1414 года.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Путешествия и наблюдения рыцаря де Ланноа.

          Следующее замечание ко Пскову и Ливонскому ордену никакого отношения не имеет, но все же оно колоритное, не хочется пропустить.  Ланноа пишет, что все дело происходило в пятницу, то есть в постный день, но за столом великого князя ели рыбу и мясо, то ли из-за присутствия здесь татар («сарацинский герцог из Татарии» и еще «один татарин с бородой, спускавшейся до колен и завернутой в чехол»), то ли из-за отсутствия привычек такого рода у самого великого князя.

Де Ланноа направлялся в Константинополь, где при дворе императора Мануила должен был встретиться с папскими послами по вопросам международной политики и унии православной и католических церквей, куда и прибыл в конце концов, пережив много опасных приключений, неоднократно подвергаясь нападениям, будучи и ограблен, и избит, кроме пруссаков, поляков и литовцев погостив также у татар и у молдаван.

В Молдавии его принимал господарь Александр Добрый, с 1419 года зять Витовта, взявший в жены его сестру Рингаллу- Елизавету (иначе Римгайла), все еще остававшуюся вдовой после давней смерти своего мужа, князя Генрика Мазовецкого, епископа Плоцкого, от яда. Воевода Александр уже пережил двух жен и надеялся, видимо, пережить и эту, хотя бы и ославленную молвой как отравительницу, что на самом деле и произошло, так что история числит за ним ровным счетом четырех супруг.

По дороге Ланноа должен был выполнить поручение Витовта, доставив его ответные дары Едигею. Ланноа называет его императором Солкатским (de Salhat) и другом Витовта, что условно можно было определить и так, поскольку в 1419 году Витовт заключил с Едигеем мир. Можно понять, что инициатором этого мира был Едигей, приславший посольство с дарами к Витовту первым.

В 1420-21 году Едигей был занят очередным этапом борьбы, на этот раз с ханом Кадыр-Бирди, в результате которой вот-вот должен был пасть. Или это уже произошло, а в Литве еще не получили об этом сведений. К 1421 году относится еще один набег татар на южные литовские владения, устроенный уже, надо думать, не Едигеем.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Псковские городки. 1426.

          В 1425 году Витовт, совсем как в 1418 году, снова обратился к ливонскому магистру с предложением выступить против Пскова, а затем вернулся к этой теме в 1426 году. Смерть зятя, князя Василий Московского, казалось бы, развязала ему руки. Но ливонцы отказались, сославшись на имеющийся у них мирный договор.

Тогда Витовт в конце весны все же объявил Пскову войну и в августе (через 4 месяца) выступил в поход, причем принял в нем участие лично. А ведь ему было уже 75 лет… поразмяться надумал… В Псковских летописях говорится, что войско Витовта осадило во владениях Пскова крепости  ВЕЛЬЕ (безрезультатно) и  ВРЕВ: «вревичи побиша, а вревич паде не много».

Военные действия развернулись также под крепостями Опочкой «над Великою рекою», то есть в излучине реки Великой, и Вороначем на реке Сороти (иначе Воронич).

ОПОЧКА,  деревянная крепость с двумя оборонными стенами и восемью башнями, стоящая на рукотворном острове, окруженном рекой и глубоким рвом, была построена недавно, после гибели в 1406 году крепости  КОЛОЖЕ,  став ее заместительницей в противостоянии с Литвой.

Летопись уточняет, что литовцы подошли под Опочку на Петров день, и рассказывает, как оборонявшие городок воины осуществили хитрость: под канатным мостом перед въездом в крепость они «набили кольев», а сами ушли со стен, оставив ворота открытыми. Передовой отряд татарской конницы, находившейся в великокняжеском войске (литовцы, которые были татарами), въехал на мост. Тогда защитники подрубили канаты «и мост вместе с татарами рухнул на колья, почти все неприятели лишились жизни, а которые попались в плен, тех жестоко и позорно изувечили в городе и в таком виде показали осаждающим».

В общем, Опочку пришлось бросить, настал черед крепости  ВОРОНАЧ,  которая находилась в осаде три недели, взывая о помощи: «Господа псковичи! Помогайте нам, думайте о нас, нам теперь очень тяжко!»

Литовцы осадили город в понедельник 5 августа, «и стояше под Вороначем три недели, пороки оучинивъше и пущая на град». Если защитники и жители Воронача имели основания жаловаться на псковичей, которые не поспевали подать им помощь, то сами псковичи в лице псковского летописца, записавшего все эти происшествия, жаловались на новгородцев, которые, как обычно, ничем не помогли, хотя новгородский посол находился в лагере литовцев и прекрасно знал, как обстоят дела.

В конце концов конфликт разрешился миром. Псковичи прислали к Витовту своего посадника с посольством, однако его челобитье не имело толку, пока не прибыл посол и от московского князя, внука Витовта, Василия Васильевича. Под давлением Москвы Витовт свернул свое военное предприятие, и 25 августа там же, под Вороначем, был заключен окончательный мир псковичей с литовцами. Витовт даже откупа от Пскова взял всего одну тысячу рублей, несмотря на то, что ему предлагали все три, только своих пленных псковичам пришлось выкупать отдельно.

Легенда утверждает, что тут еще имело место божье знамение. Летопись: «В одну ночь случилось чудо страшное, внезапно нашла туча грозная, полился дождь, загремел гром, молния сверкала беспрестанно, и все думали, что или от дождя потонут, или от молнии сгорят, или от грома камнями будут побиты; гром был такой страшный, что земля тряслась, и Витовт, ухватясь за шатерный столб, кричал в ужасе: «Господи, помилуй!» Вероятно, псковичам очень хотелось, чтобы все так и было.      

Врев ныне село на Псковщине, а на месте городища – древнее кладбище. От Воронача, полностью разрушенного в ходе последующих войн, сохранились только земляные валы подковообразной формы, заросшие травой, по сей день возвышающиеся посреди небольшой долины. Неподалеку – деревни Михайловское, Тригорское и Святогорский монастырь. Это Пушкинские места.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новгородский город Порхов. 1428.

          В 1428 году Витовт провел удачную войну с Новгородом, с которого взял большой откуп. Новгородцы в свою очередь просили помощи у Пскова, но псковичи ехидно отвечали в том смысле, что «как вы нам не помогли, так и мы вам не поможем». При этом они ссылались на договор с Витовтом, по которому обязались не вмешиваться в конфликт. Война с Новгородом для Витовта вообще стала возможна в связи с тем, что Псков и Москва одинаково обязались не помогать новгородцам. Тверичи в знак лояльности прислали Витовту свой отряд. 

Объектами военного нападения стали новгородские города Вышгород и Порхов на левом берегу реки Шелонь.

          ПОРХОВ  (Порховский городок), построенный в 1239 году новгородцами и тогдашним новгородским князем Александром Невским во время создания оборонной  системы из деревянных «городцев» по реке Шелони, уже давно имел каменную крепость, возведенную на месте деревянной в 1387 году, - из валунного камня с облицовкой из известняковых плит. Две стороны крепости, южная и юго-западная, защищались излучинами реки (Порхов стоит на правом берегу), а северная проходила вдоль болотистой низины, поэтому наиболее удобно было штурмовать крепость с востока.

Приступная восточная стена строилась по немного выгнутой вперед ломаной линии (как тупой треугольник) и имела три угловые башни – Никольскую, Среднюю и Псковскую. Еще одна башня, Малая, располагалась на северной стене, но она играла в обороне небольшую роль. Башни были четырехярусные, размерами 7 на 7 метров в основании и с толщиной стен полтора метра, на каждом ярусе имелись бойницы (по 3 на каждую сторону), каждая шириной не более полуметра, приспособленные только для стрелков, не для пушек.

Две башни, Никольская и Псковская, находились по углам стены и вблизи входов в крепость, причем возле каждой было выстроено специальное оборонное укрепление, именовавшееся «захаб». По существу, это короткий коридор, нечто вроде вытянутого каменного мешка между двух параллельных стен (одна крепостная, другая построенная вдоль нее), перед воротным проемом в стене, причем этот коридор мог иметь сверху перекрытие. Противник, прорывавшийся к воротам крепости, неизбежно попадал в «захаб» и обстреливался в условиях тесноты со всех сторон и сверху.

Наличие «захаба» делало практически невозможным применение тарана для разрушения ворот и превращало артиллерийские залпы по воротам в мало эффективные, ведь для того, чтобы добраться до воротных створ, сначала нужно было разрушить две стены. В общем, «захаб» представлял собою замечательное изобретение фортификационного искусства, делавшего штурм ворот, наиболее, кажется, уязвимого места крепости, практически бессмысленным занятием.

Исследователи выяснили, что первоначальная толщина стен Порховской крепости при высоте 7 метров не превышала 1,8 метра, хотя нигде не составляла менее 1,4 метра.

Поверху стен был устроен боевой ход, покрытый двухскатной кровлей, с внешней стороны лежавшей на каменном парапете (бруствере). Со стороны крепостного двора боевой ход представлял собой открытую галерею, стойки которой опирались на деревянные закладные балки. 

Как водится, внутри крепости находилась  ЦЕРКОВЬ,  в данном случае также выведенная из камня и посвященная популярному на севере святому Николе. По заведенному обычаю считалось, что святая сила вкупе с военной сделает оборону крепости наиболее эффективной. Церковь могла стать последним оплотом обороны в случае, если враги все же прорывались внутрь. В ней прятались последние защитники крепости и женщины с детьми. Часто из подвала церкви был прорыт за пределы крепости подземный тайный ход. В таком случае у оборонявшихся имелся шанс на спасение.

Если подземного хода не имелось, или им в сложившейся ситуации бесполезно было воспользоваться, а те, кто прятался в церкви, все же не сдавались, то стены здания разбивались тараном, или же его обкладывали дровами и сжигали вместе с людьми. В ряде случаев, особенно если в подвале помещался пороховой погреб, последние воины взрывали себя вместе со зданием… Но в Порхове до такого не дошло.    

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Пушка Галка.

       Летопись рассказывает об осаде Порхова весьма занятные вещи: в войске у литовцев имелись пушки (литовское войско, как мы помним, являлось передовым в отношении современных технологий). В частности, там была одна  ПУШКА,  очень большая, которая называлась  ГАЛКОЙ.  Как тут не вспомнить артиллерийскую базу Тевтонского ордена и огромную орденскую пушку под названием Бешеная Грета. Летописцы описали пушку Галку очень подробно, поскольку она удивляла всех своей величиной и разрушительной силой выстрелов.

И вот так случилось, что эта пушка Галка, крушившая своими ядрами порховские стены, взорвалась во время одного из выстрелов, причем погиб полоцкий воевода и много «ратных людей и лошадей», а мастер-пушкарь, ее создатель, оказался разорван на куски, так что не удалось собрать «ни тела его, ни кости». Последний выстрел Галки вообще оказался роковым во многих отношениях: ядро попало в башню крепости, разрушило зубцы, долетело до стоявшей у стены церкви, срикошетило и вернулось в литовский лагерь, сея смерть и разрушения.
 
Порхов взят так и не был, горожанам удалось откупиться от Витовта серебром - денежной суммой в 5 тысяч рублей и еще одной тысячью рублей за пленных. Летописец уточняет, что на выкуп по всем новгородским землям собирали с 10-ти человек по рублю. Согласно легенде, Витовт, принимая от послов серебро, изрек буквально следующее: «Вот вам за то, что называли меня изменником и бражником».
   
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Порховская крепость.

Крепость Порхова с честью выдержала боевое испытание, но сильно пострадала, в результате чего в 1430 году она была достроена: стены усилили прикладкой, доведя их толщину до 4,5 метров (что позволяло лучше выдержать удары таранной осадной техники и залпы артиллерийских орудий, стрелявших каменными и свинцовыми ядрами).

С башнями восточной стены поступили также, а бойницы башен растесали под пушечные амбразуры, хотя специалисты отмечают, что последнее усовершенствование было сделано не слишком удачно. К счастью, большого значения это не имело: Порхов больше не подвергался нападениям и не попадал в осаду, а в конце XV-того века, после присоединения Пскова и Новгорода к Москве, потерял оборонное значение. Результат – крепость дожила до наших дней. Немало она повидала, помнит и Витовта.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

2012г.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Предыдущее: «Конец Золотой Орды» http://proza.ru/2020/08/16/1697
Продолжение: Прекраснейший костел святой Анны. http://proza.ru/2020/09/03/1097