Сказка. Захарка-мозголом, нечистая сила и.. борона

Лунная ночь спускалась на ветхую деревеньку со странным названием ГлЯдять. Откуда есть-пошло такое название, и что оно означает никто, конечно, не помнил, да попросту и не знал никогда. Тёмная ночь, несмотря на неприглядное название деревеньки, заботливо укрывала её своим богатым бархатным одеялом, щедро  расшитым золотыми звёздами. На дворе стоял сентябрь в той прелестной поре, которая в народе именуется "бабьим летом". В эту пору днём бывает ещё по-летнему тепло, порой даже жарко, но уже тихо и уютно, без палящего, изнуряющего зноя. Солнышко ласково скользит по довольным лицам деревенских, которые с превеликим удовольствием подставляют ему свои огрубелые мордуленции, ловя последние приятные лучики пока ещё тёплого светила. Сентябрьские ночи же бывают уже отмечены печатью осени - холодные, туманный и росистые. Длятся эти ночи довольно долго и к утру никак не дают разгорается наступающему дню, окутывая землю прохладой до девяти, а то и до десяти часов.
Огороды у работающего деревенского люда, почитай, закончились, и наступила долгожданная пора всеобщей расслабухи, когда бабам хватало времени досыта, помолоть языками под лузганье налитых семечек прямо из огромных, тяжелых головок подсолнечника,  мужикам засидеться до поздна за четвертью-другой самогончика, решая неотложные мировые "проМблемы", да и деревенской многочисленой детворе, не утомленной плотным летними работами (где мамке помочь, где бате подсобить) можно было погойкать до темна и явиться в тёплую хату попозже, чтобы вырубиться без задних ног, едва коснувшись свалявшимися вихрами подушки, набитой душистым сеном.
Обычно ребятня пропадала у самой дальней, самой скособоченной хатки, где жил-проживал дед Врун, он же Брехун, как его ещё кликали деревенские в зависимости от настроения и погоды. Дело в том, что дед Врун сочинял в обильности сказки и после сказывал их ребятишкам, алчущим познанья.
Сочинять сказки дед Врун был здоров, а сказывать их в лицах ещё здоровее. Вообще-то сказочников в Глядяти было трое. Акромя деда Вруна-Брехуна сочинительством в деревеньке занимались ещё двое - дед Сказун и дед Сказан. Но тем дедам далеко было до Вруна, за это самое непризнанные сказочники люто ненавидели Вруна и всячески презирали. Эх, зависть людская, грех-то какой!
Ну, так вот. Деревенская ребетня начинала гужеваться в кодлу задолго до полнейшей темноты. Когда на дворе основательно темнело, весёлой гурьбой шли к сараюхе деда Вруна. Говорили нарочито громко, задиристо, ржали неестественно весело. Если присмотреться внимательно, вся эта веселуха была напускной и представляла собой как бы защитную реакцию неокрепших, впечатлительных детских умишек на страшилки, которыми изобиловали сказки деда Вруна. Но тем - то и были самобытные дедовы авторские  произведения ценны и притягательны для юного племени. Порой старый хрыч в такой раж входил со своими выдумками, что пацанва не расходились, а разбегалась по хатам, а дома ещё с час дрожала, укрывшись с головой под лоскутной рванью, а самые мягкотелые просилась к мамке под бочок. Но каждый вечер всё начиналось сызнова - дети сбивались в кучу и шли к деду Вруну по сказки. А тот уж новую страшилку припас, пуще прежней насочинял.
Вот и сегодня было, как всегда. С десяток пацанов уже кучковались ближе к околице, нетерпеливо дожидаясь остальных дружбанов. Темень уже спустилась, с болота пополз колдовской туман, распустил щупальца над сонным лугом, заугукала ведьмина птица в чёрном лесу. Природа приготовила соответствующие декорации к очередной ночной потехе. Громко спорили, сочинил Врун новую сказку или будет вещать старую, естественно, с изменениями и дополнениями. Ну, вот, вроде, всех дождались и целеустремлённо двинулись к домишке  Вруна, уповая, чтобы дед не распопер. Такое с ним случалось. Что поделаешь? Мастер! У него могли быть те самые "муки творчества", когда душа в клочья и так бы всех покусал.
Сегодня дед был вроде в настроении. Костерок у его сараюхи уже горел, весело потрескивая. Сам сказочник восседал на чурбане, устланном вонючим тряпьем, и ковырял горбатой палкой в середине костра, подбадривая рыжее пламя. Вид у деда был задумчивый, а глазенки прехитрющие. Подошли ребята, поздоровкались нестройным хором.
- Чаво приперлися? Не спится им, не ляжится... - заворчал дед себе под нос, но как-то беззлобно.
Это ободрило ребятню, они оживились, расслабились, законючили:
- Дедусь, сказочку расскажи. Всем миром просим.
- Ишь ты, просють они, - заартачился дед для порядку, - шо ж я вам кажный день должон сказку выдавать? Так никакого таланту не напасесьси...
- Новой нет, старенькую сказывай, - осмелел который постарше. - Мы очень даже на старенькую согласные, хоть сто раз слышанную.
Дед довольно хмыкнул. Ткнул палкой в уложенное на землю толстое бревно.
- Ладнось, изверги, садитися.
- Дедусь, что уж прям изверги, - с упреком спросил прямолинейный Васька Ковыль.
Его тут же заширяли, не дай Бог, разозлится Врун, сказку не скажет.
- А то не изверги, - действительно озлился дед. - У меня можа с утра башка тряшшить, да и спинюка разламывается. Как тут не изверги?! Приперлися они, ещё и кабенются!
- А я тебе, дедунь, растирки приволоку, мамка сама стряпает на знатных травках. Боль как рукой сымет, - это великий дипломат Федька, сын Марфы-травницы выдал.
- Хм, кхе, кхе... - опять подовольнел дед, - заметано, ташши ея сюды завтрева. Ну, тады че ж, зачнем сказочку? Ох, и страшна получилася!
Детские глазенки радостно заблестели, кажись, сказка состоится. Групка, как по команде придвинулась ближе к костру, чтобы не выходить за границу освещенного пламенем круга. Потому как дальше за светлым кругом начиналась загадочная тьма. Там было страшно!
Захарка получился в последнем ряду, впрочем, как всегда. Про этого мальчика стоит рассказать поподробнее. Захарка был третьим по счету ребёнком в семье Проськи-одиночки. Шёл Захарке десятый годок. Батьку своего он не знал-не ведал, так же как и другие его братья и сестры по причине того, что мамка их Проська была шибко гулящая баба. Влюблялась Проська часто, сразу и без ума стоило на неё какому-нибудь мужику ласково зыркнуть. Рожала  всех деток, скольких Бог посылал и никогда не задумывалась на предмет, что нищету плодит.
Деревенские мужики любили к Проске заскочить по случаю. Почтай, вся деревня у неё перебывала, кто по пьяни, кто скуки ради, кто в поисках свеженьких ощущений. Проська всех привечала, никому не отказывала и, что самое интересное, каждый чувствовал себя с ней непревзойденным любовником, так сказать, ого-го каким жеребчиком ретивым!
Не редко в пьяном угаре мужики задирались промеж собою за Проську, выясняя на кулаках, кто ей больше по нраву пришёлся, у кого силушка мужицкая ядренее. Разнимали их законные жены, растаскивали по домам, укладывали спать, а потом собирались и шли Проську-поскудницу хаить и мордобой шалаве учинять. Только все семейство, все Проськины детки становились на защиту своей бедной мамки, поднимали такой нестерпимый вой на всю округу, что даже нечисть лесная-болотная уходила подальше от деревни и пряталась до окончания разборок. Так что Проська оставалась физически не тронутой ревнивыми бабами, правда, с головы до ног обруганной самыми последними матюками. Ну, и хрен с ним! Это ничуть не портило её как бабу, а только подогревало к Проске и без того великий интерес со стороны похотливого мужского сословия Глядяти.
Вернёмся, однако, к нашему Захарке, сыночку выше представленной Проськи. Захарка - сероглазый, русоволосый пацан рождён был предположительно от заезжего "грамотея". Так прозвали тогдашнего Проськиного хахеля деревенские за то, что он скоро грамоту знал и говорил дюже красиво, по-особенному. На кой хрен его в этакую глушь занесло никто не знал. Как-то в миг "грамотей" появился в Глядяти, носом покрутил, понюхал, набрехал в три короба всем и каждому и, также в миг, исчез, оставив влюбленную Проску с выпирающим пузом. Определили, что хахель от Проськи сбежал по тому, как голосила Проська целых два часа. Видимо, залетный хахель с привлекательной молодухой и ночные беседы беседовал, так как  аккурат через девять месяцев до смерти влюблённая несчастной любовью Проська разрешилась от  бремени нашим Захаркой.
Сначала дитя был, как дитя. А годика эдак в три с половиной Захарка вдруг заговорил длинными умнючими речами, изобилующими пытливыми прямыми вопросами в лоб. Откуда только Захарка слов набирался, откуда такой поистине неисчерпаемый словесный запас обнаружился в красивенькой русой головке деревенского мальчика? Мудреные фразочки из замысловатых слов Захарка  закручивал запросто. От таких не по-детски залихватских речей у деревенских ум за разум заходил и крышу сносило. Со всяким взрослым Захарка мог на равных потурыкать. Каждому Захарка мог вправить ума, утереть носопыру, припереть к стенке... Сначала это смешным казалось. Мужики даже стали для потехи приглашать мальчонку на свои пьяные гульбища. Ржали до уссыку над мальцом и щедро оплачивали его самородный дар всяко-разно харчами, так необходимыми нерасцветающей многодетной семье. Проська, мамка Захарки была до ужасти довольна своим сыночком. Каждый день в молитвах она самозабвенно благодарила Господа, что послал он ей такого "вумненького" сынишку, несмотря на то, что сама она, раба божая Параскева, "дрянь последняя, распутная мразь, и ох, грешна, ох, грешна, Господи, прости!"
Ну так вот. Всё, вроде как, ничего. Но... Захарка рос, и с ним вырастал его говорливый талант. Способность мальчишки уговорить любого человека и повыкручивать ему мозги развилась в нём до неимоверности. Его настырное всезнайство почему-то обрыдло основной части деревенских. Захарку стали сторониться, обходить говоруна за три версты. Вскоре с чьей-то лёгкой руки умнику приклеили прозвище "мозголом". Короче, Захарка-мозголом затюлюлюкал и затрахал всю деревню Глядять. Так местные говорят, я-то так не думаю.
Дед Врун тоже Захарку побаивался, вернее он боялся Захаркиных комментариев, которые незаметно перерастали в бесконечные препирательства, сопровождающиеся вынужденными бессмысленным ответами на такие же бессмысленные вопросы. Всё это портило сказки, его дедовы гениальные сказки. Дед решил все поправить. Он достиг негласной договорённости со старшими пацанами, Захарку-мозголома в первые ряды не пущать, "шоб у того и соблазну не было" начать с дедом пререкаться по ходу сказки, иначе "весь цимус спортить" - объяснял дед свою просьбицу. Захарка вскоре привык к задворкам, и уже сам усаживался туда по привычке.
В ту рокоаую ночь было всё, как всегда.Дед Врун зачал свою страшилки. Детвора притихла, тесно жалась друг к дружке, заслушалась. Посиделки прошли обычным порядком. Сказка кончилась. Врун остался доволен. Напуганные ребятишки засверкали голыми стылыми пятками по росистой траве, улепетывая по домам. И никто не обратил внимания, что Захарки-то среди них нет. Правда, дед Врун подумал: "Ага, говнюк, взыграло-таки очко. Раньше всех убрался, вумник. ЗдОрово я его настрощал. Выходит, хорошая сказка получилась! Кхе, кхе..." На этом вечер и закончился...
А утром по деревне поднялся хай. Проська-одиночка сранья не досчиталась в своём семействе сына Захарки. Сначала она молчуком обошла весь двор и ближние кусты. Потом начала тихонько кликать сына, затем орать его имя в полный голос. Захарка не откликался. На мамкин ор повскакивали старшие, с недосыпу заголосили младшие. Началась суета, кипеж. Проснулись ближние соседи, за ними дальние.
Когда солнце выкатилось совсем и стало сушить щедрую ночную росу, деревня всем миром была, что называется, на дыбах. Проська орала в голос и заходилась, деревенские бабы кудахтали наперебой и галдели, как те куры или гуси. Мужики хмурились, супились, сбившись в отдельную кучу, и что-то неразборчиво бубнили, пуская густой сизый дым из самокруток. Потом всей кучей удалились к Хромому Демьяну "порешать ситуевину", прихватив три четверти забористого, без которого никак нельзя план сработать.
На сход деревенских прибыл старшой Влас Поликарпыч. Был он грузен, мордаст, пузаст и степенен. Враз въехал в проблему, пригласил оставшихся на сходе баб к себе в дом, рассадил и велел начать обсуждение по очереди, без галдежа. Начали было с несчастной Проськи. Только зря, Проська ничегошеньки не могла сказать толком, только мекала, бекала, заливалась горючими слезами, беспомощно разводили руками и хваталась за сердце. Переводила эту Проськину несусветную белеберду её первейшая подружка Дуська Куцая.
- Проська говорит, мол, Захарка вечером ушёл на посиделки к деду Вруну, сказки, стало быть, слушать. Как вернулся не слышала, может и не приходил вовсе, что-то крепко ей спалось (недовольный осуждающий бабий гул и даже едкий комментарий "натрахалась до немочи ", при этом Влас Поликарпыч рубанул ладонью по столу, заткнув сплетниц). Утром ещё до света начала искать Захарушку и не нашла мозголома-то своего, кровинушку.
Проська заголосила басом и рухнула на лавку. К ней кинулись несколько баб, стали обмахивать бледное лицо сдернутыми с голов платками, брызгать святой водицей.
Влас Поликарпыч послал за пацанами, которые вчера у Вруна были. Выяснил, что ребята сидели в первом ряду, а Захарка по привычке за их спинами, почти что на границе света и тьмы, даже больше как бы в темноте, туда свет от костра уже и не доставал. Домой разбегались со страху от услышанной сказки, уже не замечая никого вокруг и себя не помня. Где в это время Захарка был никто не обратил внимания.
Тогда дотошные бабы приволокли на сход самого сказочника деда Брехуна. Дед, конечно, чувствовал себя виноватым, чай, на его территории казус с мальцом случился - произошло загадочное исчезновение Захарки. Как знать, может по причине страшного испуга ребёнок рванул не в ту сторону. А там лес, глушь, чаща рядом, а хуже того, болото не пролезешь... Проська охнула, схватилась за левую сторону и обмерла. Над ней опять стали суетиться самые сердобольные бабы.
Влас Поликарпыч велел Вруну в точности повторить сказку, которую он детям рассказывал. Слушал внимательно, насупив мохнатые брови, становясь всё угрюмее и угрюмее, а в конце вообще стал метать на Вруна грозные взгляды.
- Из каких-таких тигулей твоих сраных мозгов ентакая дрянь вылупляется, дед? - спросил он с издевкой. - Это ж не токмо ребёнок взрослый в тартарары попрёт, обосрамшись для начала. Что ж ты натворил, хрен моржовый? Где тепереча дитя искать? Как бы дал сейчас по башке, чтоб мозги твои перевернулась, да на место встали!
Старшой замахнулся на Вруна кулачищем. Тот приготовился к перевороту мозгов и другого содержимого башки, но кулак Власа Поликарпыч опустился на крышку стола. От грохот Проська подскочила с лавки, неожиданно очухамшись, и почему-то засмеялась, злилась звонким колокольцем. Старшой уставился на неё и подумал:
- Надо будет к Проське зайти, после того, как горе-утрату переживёт. Красиво смеётся, стерва, завлекательно!
От крамольных мыслей старшого отвлек голос Вруна. Дед весь приосанился, разгладил бороду и гордо так заявил:
- Однакось, сказки мои, как хочу, так и сказываю! Я - ахтор! Я так вижу! А ты не хошь, не слухай. Вот!
- Но-но! - старшой медленно с явной неохотой оторвал масляный взор от смеющейся Проськи. - Пошебурши мне тут!
- А чой-то? И пошебуршу! - взвигнул Врун. - Не хрен мои ахторские права ущемлять!
- Чаво-о-о?! - Влас Поликарпыч стал медленно подниматься из-за стола, тщетно пытаясь вытащить из-под крышки объёмное пузо.
- Не надо, Власушка, - сказала слабым елейным голосом Проська.
Стало вдруг тихо-тихо, только жирная муха жужжала на окне за пышной геранью.
- Чаво-о-о?! - двинулись на старшого его жена толстуха Глашка.
Ох, быть бы беде, если бы в горницу не ввалился Степка Гусь. Был он худющщий, длинношеий и пьяньщий в дупелину. Он с мужиками пил-пил, решал-решал, да и вспомнил кой-чего.
- Мозголома-то нашего, то бишь ейного, то бишь ихнего, - Гусь ткнул пальцем в сторону Проськи, которых по скромным подсчётам Степки на данный момент было не менее трёх, - Прохор-кузнец Харку, то бишь, Зарку... Е-моё! Короче, ихнего сына спиз... и Лешаку, тьфу-тьфу-тьфу, продал за борону... Да, чтоб его и вас всех нелёгкая!
- Чаво-о-о?!! - хором отозвалась изба.
Стали Гуся пытать. Толком ничего не добились, потому как выпитое дошло до самых глубин Степкиного организма и искарежило его напрочь во всех отношениях. Он пытался что-то объяснить, особенно, когда его больно щипали разгневанные бабы, но получался сплошной бубнеж, нечленораздельные звуки, тягучие слюни, а потом отвратительный пердеж от сьеденной со шкуркой головки чеснока.
Послали за Прохором. Прохор был знатный кузнец, что называется, от Бога, талантище,человек на деревне весьма уважаемый. Прибывший на сход Прохор вторгся в горницу мощно, захватив могучим телом основную часть пространства, и уставился в одну точку на столе прямо перед старшим.
- Прохор!.. - начал Влас Поликарпыч как-то издаля. - Тут вот твой сосед... Ну, как бы, Гусь...
- Виноват! - вдруг пробасил Прохор. - Виноват буду!
- Садись и рассказывай! - велел старшой.
Прохор с размаху ляпнулся на лавку, все и вся содрогнулись.
- А че рассказывать, надо признаваться! - зарассуждал Прохор сам с собой, не отрывая глаз от точки на столе.
- Прошенька, признайся, голубчик мой, - простонала Проська с ласковым томлением в осипшем голосе.
Получилось неожиданно сексуально, как бы сейчас охарактеризовали данную манеру говорить с мужиком.
- Чаво-о-о?! - изумился старшой и наконец получил залихватский подзатыльник от жены, да ещё с присказкой "поскудник, так и знала".
Бабья часть схода громко огокнула и тут же сделала вид, что ничего не видела и не слышала.
- А че признаваться... Надысь Лешак, холера, борону у меня упёр... Тьфу, тьфу, тьфу, свят, свят, свят!
Горница всем сходом ахнула единым ахом.
- Как борону? Какую борону?!
- Нашу борону, обчую, - отчеканил Прохор. - Она у нас одна...
Затихли, переглядываясь выпученными обезумившими глазами.
Поясню. Борона - была совместно нажитое деревенской имущество, немногочисленный основной фонд, так сказать. Хранили борону до весенних полевых работ в кузне, где Прохор её починял при необходимости. В этом сельхозинвентаре была сосредоточена огромная часть жизни деревенских жителей, трепетная надежда на грамотную подготовку земли-кормилицы перед посевом хлебов и получение в дальнейшем высокого урожая. Сейчас люди не хотели верить, что их сокровище - борона, исчезла. Нет у них больше бороны! Толпа баб тупо смотрела на Прохора и очнулась от своеобразного сна, когда Проська опять закатилась неудержимым хохотом. Кто-то кинул ей цветистый плат на лицо, и Проська стихала. Через трепещущую ткань послышалось жалобно завывание:
- Сыночек, Захарушка-а-а...
- Опоил меня мохнорылый, околдовал! - взвыл Прохор, стукнувшись лбом о стол.
- Да, как так? - удивился старшой.
- Припёрся ко мне ввечеру, приволок бутыль какой-то мутяги. Я сделался дурак дураком - вроде всё вижу, слышу, а супротив ничего поделать не могу. Сижу, лупалками моргаю, не возражаю. Колдовство! Бутыль сама зелье по стаканам разлила, мой стакан по воздуху к губам подлетел, и в рот мне влился. И так разов десять-пятнадцать без закуся, прикинь? Апосля ничегошеньки не помню. Очнулся под столом. Ночь. Блевал до утра, всё нутро вывернул. Похоже, траванул меня, падла лохматая! Как только жив остался? Еле до бочки с прошлогодней капустой дотащился, нахлебался рассолу. Помогло. Заснул мертвецки. А утром пописать пошёл, смотрю, а сарай, где борона наша хранится, вскрыт. Ети ж его налево! Дужка замка в палец толщиной перекушена, и, что характерно, не струментом каким, а зубищами, ей-ей! Во, страсть-то! Глядь в сарай, а бороны-то нет, спёрли кормилицу, смыздрили, смудохали, как делать нечего. Я-то сразу понял кто!
- Кто?!! - выдохнул народ.
- Да уж точно не конь в пальто... - удрученно молвил кузнец.
- А кто? - прошептал чей-то испуганный голос.
Бабы разом пали на колени и начали истово креститься класть земные поклоны. В полнейшей тишине.
- Он это. Леший поганый. Тьфу, тьфу, тьфу!
- А ты что? - еле слышно прошептал тот-же голос.
- Я-то? - поднял голову Прохор. - Поперся на болото, Лешего искать, да в копытца ему треклятому кланяться.
- Нашёл?
- Ага. Стал за борону просить, за добро народное, верни, мол, пропадём без бороны пропадом. А он сидит на коряге в самой топи вонючей и ухмыляется, лохмами трясёт. Падла! Отдам, говорит, борону за дитя разумное-преразумное лет десяти. Мне сразу Захарка-мозголом на ум подвернулся...
- Тва-а-арь прдажная! - заголосила Проська. - Зачем Захарку, почему Захарку? Сыночек мой бедненький!
- А кого ж ещё? - рассудительно заговорил кузнец. - Я так покумекал, Захарка по возрасту подходящ, разумник не в меру, а потом, опять же... давайте начистоту, он же всю деревню уже затюлюлюкал, мозги всем перекосабенил. Одним словом, мозголом, как есть мозголом малолетний! Вот и решил я, что не велика потеря, а очень даже может быть радость для деревни и упёр его сердечного пока Врун всю ребятню сказкой заворожил, отнёс на болото. Лешак ждал, как условились. Потурыкали, как обмен произвести. Договорились одновременно кинуть, я Захарку ему, он - борону мне.
Проська, незаметно подкравшись к кузнецу, пока он увлек общество своим рассказом, вцепилась Прохору в кудлатую шевелюру и начала трясти его голову с невероятной силой. Прохор завопил от боли. Проську еле оторвали от кузнеца. Она потеряла сознание и опрокинулась на пол с клоком чёрных волос, зажатых в кулаке. Все молчали. Пауза была страшной.
- Убейте меня, люди добрые! - в сердцах простонал Прохор.
- Да, убить-то тебя мало, - высказала какая-то баба своё мнение. - Человека, хоть и малого, нечисти отдал... Это ж надо позор какой!
- Так я ж за вашу же борону... - попробовал оправдаться Прохор.
- Бабоньки, да что мы одичали, что ли? - завыла одна из женщин, рванув в иступлении старенькую ситцевую кофту на пышной груди.
Посыпались сорванные пуговки, покатились по полу. Влас Поликарпыч вперился жадным взором на заходившую ходуном почти полностью обнаженную грудь разбушевавшейся бабы. "Ох, ты ж, елы-палы! Надо как-нибудь при случае к Лушке заскочить. Хороша стерва грудастая!"
- Куды зыркаешь, сучонок! - Влас Поликарпыч получил от ревнивой жены резкого тычка по печени и громко вскрикнул от боли.
Всем миром охнули и снова сделали вид, что никто ничего не заметил, типа, нас здесь не было, мы все дружно выходили.
- Да правильно он все сделал, - отозвался красивый грудной голос. - Без бороны деревне не жить, а пацанчиков ещё нарожаем!
- Ну, ты и сука!
- Не хуже тебя! И муж твой кобелина отменный! Так и передай ему, как протрезвеет. Ежели притащится  ко мне за утехой, будет ему от ворот поворот!
Началась свара, сначала словесная, взаимооскорбительная, потом бабы зацапались за платки, за рукава, за подолы, добрались до волос. Поднялся ор, переполох. Под горячую руку сторонников Проськи попался кузнец. Кто-то огрел его по башке чугунком. Хорошо шевелюра у Прохора  была богатая, смягчила удар, а то бы неизвестно, чем кончилось, каким сотрясением мозгов. Ясно, что необходим был выход на сцену старшого, и Влас Поликарпыч вышел.
- Стоять! Молчать! Дурищщи взбаломашные! - рявкнул он что есть силы.  - Чего добьётесь дракой? Покалечите друг друга и только! Надо думать, как Захарку выручать, да борону взад добывать! Давайте план планировать!
От разумных речей Власа Поликарпыча все как-то разом утихли, начали обираться, охорашиваться, а вскоре и мирно подтрунивать друг над другом, короче, закончилось всё общим дружным хохотом. Дуры бабы!
Старшой послал за мужиками. Приползли, кто смог. Их было двое, остальные пребывали в глубочайшем отрубе. Надежда на помощь от деревенских мужиков  рухнула. Обратились к плану Б. Он хоть и не до конца был продуман и проработан, но всё ж план. На бесптичьи и жо..., как известно, соловей. Твою ж мать, чтоб нелёгкая этих пьяндолыг взяла!
Ущербный во всех отношениях план Б был таков. К нечистому пойдёт  Прохор-кузнец, так как он лучше других знал путь к месту пребывания Лешего на болоте, опять же у него рыло было в пуху. Из малочисленного сопровождения Прохору предписывался дед Врун. Врун сам напросился, чувствовал за собой вину, аргументировал старый тем, что в сложной ситуации может, ой как, пригодиться его незаменимый талант брехуна и выдумщика. А чего ещё выставлять супротив нечистой силушки-то. Прохор с радостью согласился, всё не один, даже предложил деду ехать на своих могучих закорках. А бабам пообещал, что каждому ихнему мужику ноги из задницы повыдерает. Лично!
Бабы покивали в знак согласия, ты, мол, воротись для начала и выдали Прохору самодельный крест, который сварганили тут же, перевязав веревкой крест накрест две толстенные кривые ветки.
Власа Поликарпыча, чья репутация сильно пострадала в результате прилюдно  нанесенных ему женушкой побоев, в качестве сопровождающего даже не рассматривали. Ему это было и обидно... и не очень. Старшой дул губы и раздувал ноздри, но в душе радовался. На хрена ему в болото переться, пущай кузнец свой косяк сам выправляет. Захарку жаль, конечно, и мать его Проську тоже... вон, как сердешная мечется, вопит, что тоже за сыном пойдёт... платок с головы упал, коса распустилась, в глазах блеск безумный... Огонь-баба! Хороша! Полезли опять крамольные мысли в голову Власа Поликарпыча. Он прикрыл сладострасный взгляд, навесив на глаза густые брови. Не дай Бог жена-фурия заметит! Итак почтения лишился процентов на тридцать с гаком, придётся заново восстанавливать речпект и уважуху. Вот что змеюжина толстопузая натворила, чтоб её Леший чпокнул! Свят, свят!
Старшой осенил Прохора и деда Вруна прощальный крестом, буркнул что-то напутственное, бабы поклонились в пояс, нестройно поплакали "да как же мы без вас, да на кого вы нас", и оба-два выдвинулись. Проська возопила вдогонку, метнулась было за ними,но сильные бабьи руки удержал её, и Проська покорно стихла, обмякла, опустилась на траву.
Наши герои быстро отмахали пару вёрст по светлому редкому березнику и вступили в смешанный лес, где все чаще стали попадаться ёлочки-сосеночки. Вскоре лес перешёл в чисто хвойный, сначала молодой ельник, затем началась чащоба. Лес потемнел. Стало тревожно и неуютно. Поросшие мхом ветки так и цеплялись за одежду и за волосы, как будто чьи-то корявые пальцы пытались тормознуть непрошенных гостей. Дед Врун крутился у Прохора на спине, не уставшая предъявлять самодельный крест в густую чащобу то налево, то направо, то назад. Это помогало, придавало силы.
Наконец чащоба поредела, впереди обозначился просвет, и Прохор с Вруном вышел к болоту. Присели на сухое местечко, огляделись, прислушались, принюхались. Никого, только изнутри болота булькающие звуки и вонь несусветная. Пора было дело начинать, пока не задвохнулись напрочь.
- Эй, кум Лешак! - громко крикнул Прохор в болото. - Это я - кузнец. Выдь, поговорить надо.
Прохор сам испугался, когда Лешего кумом назвал, но было поздно. Уже вырвалось, не поймаешь назад. "Какого хрена я так сказал? - подумал Прохор - Чёрт его знает, вырвалось как-то само. Ах, ты ж чёрт, чёрт, чёрт!" Только подумал, как тут же увидал Лешего. Правда Прохор заметил сразу, что с Лешим что-то не так. Засёк это и дед Врун, прошептал Прохору на ухо:" Чой-то с Лешаком? Странный он какой то ".
Леший и правда был довольно странный. У него был совершенно потерянный, жалкий вид. Кроме того, Леший постоянно рассеянно озирался, ища кого-то глазами и глупо улыбался. "Чокнулся, поди, Лешак-то" - мелькнула у Прохора мысль - Как же с ним общаться теперь?"
- С ума твой Леший свихнулся по всем признакам - шёпотом подтвердил Прохору в ухо дед Врун.
- Давай сказочник, выдумывай, как быть? - двинул богатырским плечом Прохор.
- Надо обмозговать. Умалишенный Леший - это круто. Тут надоть с умом... Гм... Кхе... Кхе... Кхе...
На Вруна вдруг напал кашель. Леший удивлённо повернулся в сторону кузнеца, у которого подогнулись колени. Взор нечистого был отрешенный и погасший, было видно, что Леший плохо соображал. Это-то и напугало Прохора. Лучше бы Леший был самим собой, той самой злобной нечистой силой, с которой они запланировали биться насмерть, дабы отвоевать Захарку и вернуть свою законную борону. А тут сидит сплошное растерянное лохматое несчастье, которое хочется обнять и плакать.
- Прошенька, родной! - вдруг вскричал Леший и взгляд его прояснился.
Леший засветился радостью. "Может мы и правда кумовья? " - усомнился Прохор при виде неподдельного счастья на морде Лешего.
- Ты вернулся, Прошенька! Ты меня спасешь, родненький? - Леший заплакал.
- Спроси у него, что случилось? - подсказал Врун.
- Что-то случилось? - послушно повторил Прохор.
- Очень случилось, очень, - Леший никак не мог успокоиться. - Спаси меня, Проша!
- Пообещай спасти, взамен на Захарку - шепнул Врун.
- Я спасу тебя, обещаю, но...
- Никаких но, Прошенька родной, забирай его, спаси меня от него...- Леший заговорил быстро, задыхаясь от волнения. - Я устал... Я не ем и не сплю... Я разучился колдовать... Мне так осторыдли его бесконечные вопросы... Он выел мне весь мозг... Я ничего не понимаю... Я позабыл все колдовские заклинания, не могу даже порчу на засранца навести... Я пропал, пропал, пропал... Забери его, Проша, прошу...
Тут до Прохора дошло. Захарка, похоже, затеребанил Лешего. Ай, да Захарка, ай да сукин сын! Прохора охватила гордость за мальчишку, который одними словами смог уделать нечистого.
- Привет, дядь Прохор! - услышал он знакомый детский голос. - А ты чего тут?
Захарка запрыгнул на корягу рядом с Лешим. Тот сразу потух, обмяк, сгорбился, начал бросать на Захарку испуганные взгляды.
- Здоров, дядька Леший! - бодро поприветствовал его пацан. - Я тут приспал маненько на мхе, классное местечко. Или на мху? Как правильно?
Леший метнул быстрый взгляд на Захарку и призадумался.
- Ну-у-у... Как тебе сказать... Видишь ли...
- Не знаешь, не знаешь, - весело засмеялся Захарка. - А ещё Лешим называешься!
- Я не обязан знать правописание...я университетов не кончал... - обиделся Леший.
- А вот и зря! - отчеканил мальчишка. - Ну, ничего, учиться никогда не поздно! Можно, например, вечернюю школу закончить.
- Вечернюю? - удивился Леший. - Это как?
Прохор сразу понял, где порылась ошибка Лешего - нельзя было с Захаркой в полемику ввязываться, по своему горькому опыту знал, что не выпутаешься потом, задолбит малец, замумукает, мозги набекрень вывернет. Но Леший-то этого не знал, вот и попался Захарке-мозголому на крючок.
- Ох, ща он его сделает! - весело шепнул Врун Прохору в ухо и как-то по-бесовски хохотнул. - Смотри, смотри!
А Захарка тем временем продолжал:
- Вечерняя школа, она на то и вечерняя, что в ней вечерами учатся, а днем работают. Понятно?
- Я днём не работаю, у меня ночная служба, - растерянно произнёс Леший.
- Плохо, - задумчиво молвил Захарка. - Что ж нам с тобой делать?
Леший пожал плечами и вопросительно уставился на Захарку. Тот деловито побарабанил пальцами Лешего по башке. Вдруг в глазах его загорелся огонёк.
- Слушай, дядь Леший, а чего это ты такой волосатый весь?
- Ну-у-у... Как тебе сказать? - Леший опять задумался, уставившись в болотную жижу.
- Интересно даже, откуда у тебя такая повышенная лохматость? Можно предположить, что-о-о...
- Что? - поинтересовался Леший.
"Во дурак! - подумал Прохор про Лешего. - На хрена он разговор с пацаном поддерживает, увязнет сейчас, как в том болоте. Ой дурак, ой дурак!"
- Тут, дядь Леший, два варианта обозначились, сечешь? Первый -- ты по своей лешайной природе такой...
- Ну да, вроде, сколько помню себя у нас все... - начал было разводить Леший лалы.
-... а второй, - бесцеремонно перебил Захарка, - ты как-то неправильно питаешься...
- Это как так неправильно? Почему неправильно?
- Жрёшь сдуру не то! Вот как!
- Обычно жру - грибочки там всякие, лягушечек, травку, ягодки... что там ещё... коренья всякие, какани мышиные...
- Вот! Точно! Это от каканей!
- Да иди ты!
- Ей-ей! Соображать надо, а не хавать всё в подряд!
Мальчишка нравоучительно ткнул Лешего в затылок. Тот уставился в болотную жижу. Ему было явно тяжело, в глазах появилась грусть и беспомощность. Казалось, на какое-то мгновение, у него мелькнула здравая мысль, а к чему вообще он должен вспоминать, что он жрёт, и на фига ему надо давать отчёт какому-то малолетнему засранцу, почему он такой лохматый. Но Захарка упредил дальнейшее развитие этой мимолетной мыслишки в нужном направлении, развернув её прямо в противоположную сторону, целой кучей вопросов.
- Дядь Леший, а почему у тебя детей нет? А где твоя жена сидит? Ты что прячешь её? Поди, она страшучая у тебя, тож лохматая вся? Бррр...
Дед Врун ехидно захихикал:
- Всё, писец лохматому!
- Подмогнуть ему что ль? Аж ник жалко бестолкогого стало, - шмыгнул носом сердобольный кузнец.
- Ни-ни, погодь чуток, пущай наш мозголом ещё его помурыжит. Потом мы его тепленького возьмём, ещё и борону в придачу.
Леший медленно скосил глаза к носу, тяжко вздохнул и застыл.
- Созрел, похоже, пора к обмену приступать, - подтолкнул Прохора Врун.
- Эй, Леший! - обратился к нечистому кузнец.
Леший посмотрел в другую сторону от Прохора. Он пребывал в дикой прострации, не понимая, где он, кто он, и что он тут делает. Какой-то мальчишка мучал его жутким вопросами, он искал на них ответы и не находил. Это выматывало его.
- Я здесь! - уточнил Прохор и Леший развернулся на голос.
- Прошенька-а-а... - проблеял он тихонько, - спаси... забери гаденыша...любую цену дам...
- А жо... у тебя тоже лохматая? - продолжал сыпать вопросами Захарка. - А титьки у твоей жены тоже лохматые? Это как-то некрасиво, даже противно как-то, фу! А ты уже привык? Я бы ни за что не привык.
Леший скособочился и свалился бочком в болотную жижу. Захарка добил его вконец, умучал. Кто б мог подумать?
- Захарушка! - к болоту выскочила Проська, протянула к сыночку руки. - Бежим скорее домой пока это чмо болотное не очухалось, давай ручку, голубчик мой ненаглядный.
Захарка вытаращил на мамку глаза, не понимая, как она здесь очутилась. Потом перевёл взгляд на Прохора-кузнеца и вдруг понял, что его спасают от Лешего. Только ему этого очень не хотелось. Он ещё не наигрался в свои игры разума. В лице Лешего ему такой классный экземпляр подвернулся, а его спасать. Не надо его спасать! Захарка представил, как он опять бродит один по деревне в поисках собеседника, никто не хочет с ним дружить, разговаривать, спорить... Нет уж, нате-ка, выкусите! Он ещё на болоте с Лешаком поживает, хоть денёчек.
- Маманя, не хочу домой, - захныкал Захарка и спрятал грязные ручонки за спину.
Проська со всей силы огрела Прохора увесистой палкой.
- Чего застыл? Хватай Захарку и сматываемся!
- Ой! Сдурела?! Больно ведь! - Прохор потёр ушибленное плечо.
- Прасковья! - попытался урезонить разбушевавшуюся Проську дед Врун. - Ты нам всю операцию спортишь! Геть с болота! Утопнешь, тебя ещё выручай!
- Да у вас, я смотрю, тут сговор! - обвела всех Проська недобрым взглядом. - Снюхались с нечистым! Тьфу на вас, тьфу!
Леший зашевелился. Проська схватила сына, прижала к себе, очень неласково поглядывая на копошащегося в болоте Лешего.
- Не отдам! - визгнула она так, что у всех засвербило в ушах. - Сгинь, Сгинь, тварь тваренская! Пропадом попади, ворюга треклятый! Щас крестом огрею, вот те крест!
Она вырвала самодельный крест из рук деда Вруна, стала размахивать им перед Лешим, который встал на карачки, встряхнул лохмами как пёс, стряхивая зловоную жижу с пиявками.
- Проша, забирай эту чумичку вместе с ейным балаболом и проваливайте, - сказал Леший жутко усталым голосом.
- За борону ему напомни-ка, - подсказал дед Врун. -  Условия ему ставь, условия!
- Отдашь борону, избавим тебя от мальца, - выпалил Прохор, - а так не, так не...
- Суки! - взвизгнула Проська. - Что вам дитя - разменная монета?!
- Бо-ро-на   у-топ-ла! Я её в болото зафигачил, - произнёс Леший виновато.
- А бороны, когда утопают они тоже в русалок превращаются? Ну и страшны же они, поди? Зубастые и с рыбьим хвостом. Дядь Леший, ты видал таких? А ты, дядь Прохор? А ты, дедунь? - вступил в общий гомон Захарка.
Все непроизвольно задумались над поставленным Захаркой вопросом. А он, улучив момент, сиганул на корягу посеред болота.
- Ну-ка вернись, неслушник! - рассердилась мать. - Щас задницу надеру!
- Давно пора! - подхватил Леший. - Распустила огрызка, никакого культурного воспитания!
- Зря ты так, дядь Леший! - возмутился Захарка. - Хочешь поговорить об этом, поспорить за моё культурное воспитание?
- И спорить тут нечего, итак всем всё ясно! - отрезал Леший и смачно сплюнул.
- Ладно. Спорить, так спорить! - заявил Захарка, усаживаясь поудобнее на коряге.
- Я спорить не хочу-у-у, - жалобно простонал Леший. - Я спорить бою-ю-юсь.
- Не я спор затевал, ты сам напросился! Скажи дядь Прохор, дедунь, скажи, мамань, ты же слышала?
Всё загипнотезированно уставились на Захарку:
- Да вроде как... Он первый... Вроде Леший начал...
- Он нас щас запутает, - вышел из гипноза Врун и ущипнул Прохора.
- Бляха! - очнулся кузнец. - Кончай споры спорить! Леший, вертай борону и мы отчаливаем!
- Во-во! Условия у нас таковские, - поддакнул дед.
- Бо-ро-на в болото гикнулась, шоб вы понимали, - ответил Леший.
- Прошевай тады! - заявил Врун. - Захарушка, оставляем тебя посеред спора с дядей Лешим. Очень он споры любить, как я погляжу.
- Куды прощевай?! - одновременно взьегозились Леший и Проська.
- Мамань, я побуду ещё на болоте денёк другой, - встрял Захарка, - мне с дядькой Лешим спор надо доспорить...
- Просюшка, ты ж матерь его, не оставляй дитя... Я ж его погублю, защекочу, заколдую, Яге отдам за мешок сушёных пиявок... - начал запугивать Леший.
Проська схватилась за сердце.
- Прошенька, голубчик, выручай, сделай что-нибудь, - застонала Проська.
- Щас-щас, токмо борону добудем, - несмело пообещал Прохор, ласково погладив Проську по голове.
- Хрен с ней с бороной! Сына маво спасай! - заголосила Проська.
- Что значит хрен! Борона - конечная цель нашего визита на болото! - заявил дед Врун. - Это тебе не хрен собачий! Стольки страху-жути натерпеться и хрен с ей? Хорошенькое дельце!
- Яга его зажарит на завтрак, дюже она до сладких деток охоча, - продолжал гнуть свою линию Леший, нащупав слабое место в чувствительном материнском сердце.
- Ой! - Проська повисла на шее Прохора. - Прошенька, не погуби сыночка моего, вспомни ту нашу ночь, голубчик!
В глазах кузнец появилась мечтательность, видимо, вспомнил. Тут ещё Проська зазывными важными глазами на него уставилась и ласково так по щеке гладит. Сердце кузнеца обмерло, истекло сладострастием.
- Забираем и ходу отсель! - провозгласил он. - Захарка, дуй сюда!
- Про борону не забываем! - напомнил дотошный дед Врун. - Как без струменту перед миром предстанешь? Засмеють, поди, а-то и в пинки с деревни вылетишь!
Прохор задумался.
- Да! - решился он занять однозначную позицию насчёт украденной бороны. - Гони похищенное! Пацана забираем только в купе с бороной!
- Бо-ро-на у-топ-ла! Скоки раз объяснять. Увязла ваша железяка в болоте! - который раз возразил Леший.
- Интересно глянуть, она уже русалкой заделалась? - тут-же зарассуждал Захарка. - А может ещё какой тварью болотной? Все равно интересно... Дядь Леший, а какие ещё у тебя на болоте твари водятся? А какого они цвета? А как они там на дне дышут?
Леший беспомощно опустил плечи и сел на кочку со словами "Трандец мне несчастному!"
- Зови служек своих болотных на помощь, - подсказал дед Врун, - пущай они борону из болота выколупывают.
- Вумник нашелси, типа говнюка вон на той коряге, - Леший посмотрел на Вруна, как на совершенного придурка. - Без тебя не обойдутся, без твоих советов идиотских... Шоб служек вызвать заклинание прочесть надо... А я по милости вашего малолетнего мандюка не помню ни хрена... Все заклинания у меня в затюканном исстрадавшемся мозгу перекочевряжились и взад не выстраиваются! Можа заберёте его без бороны, а? Я потом отлежусь, отдохну и добуду вам борону, чест слово!
Леший с надеждой уставился на деда.
- Нуу... Гм... Не знаю...- Врун вопросительно взглянул на Прохора.
- Правда, замкнутый круг какой-то... - почти согласился Прохор.
- Вы че? Поверили лохматому? Брешет он, как чёрт брешет! - закричал Захарка, который заподозрил, что комедия подходит к концу. - Ему сбрехать, что два пальца обос...! Леший на то и чудище болотное, чтобы всех обьегорить!
- Ну, допустим, по части брехни это ты у нас мастер! - сказал Леший и зло посмотрел на Захарку.
Потом опомнился и быстро отвёл взгляд.
- Это когда ж я тебе сбрехал чего? Приведи-ка пример! Чего глазенки прячешь! - начал нападать Захарка на Лешего.
- Уйми его, мамаша, - попросил Леший Проську. - Прохор, как человека, прошу, сделай что-нибудь...
Обстановка опять начала накаляться. Леший всхлипывал, утирая слезы грязным рукавом, Проська рыдала в объятиях кузнеца, Захарка был на грани тоже пустить слезу, чувствуя, что ему не выторговать хотя бы ещё денечек пожить на болоте в обществе оппонента Лешего, да и мамку было до смерти жалко. Дед Врун был начеку, мысленно ругал себя за временную слабость и делал многозначительные знаки Прохору, чтобы он не уступал Лешему, а требовал вернуть-таки борону. Прохор в это время жалел Проську, уткнувшись носом в её душистые волосы и думал... сами догадываетесь, о чём, точно не о бороне. Прохор думал, почему Проська назвала старшого Власушкой, и стоит ли ему забивать этим голову... или ничего в этом нет такого уж страшного и обидного...
Вдруг среди этих дум ясное небо без единого облачка полыхнуло молнией, ударил оглушительный гром. Все свалились наземь, кроме Захарки. Не то, чтобы он не испугался, но чрезмерное любопытство пересилило страх.
- Бздынь! А вот и я! - произнёс противный скрипучий мужской голос.
Захарка во все глаза смотрел на гостя, который приземлился рядом с болотом на странном летательном аппарате и, когда выпрыгнул из него, оказался не гостем, а гостьей. Обладательница мужского голоса была жутко мерзкой старухой, одетой в грязную рвань. Лицо, вернее морда, старухи была одновременно страшная и отвратительная. Водных процедур она, похоже, не видела с покон века. Космы торчали спутанными клоками, практически закрывали заскорузлые щёки, наружу выступал только крючковатый нос и два нижних клыка, изьеденных кариесом. Нос постоянно дёргался и вращался, чего-то вынюхивая. Из-под свисающих лохм блестели неприятным зелёным блеском вострые глазки злой ведьмы.
- Охренеть! Ну и страхолюдина! - изумился Захарка про себя, но не заметил, как сказал это вслух от избытка чувств.
- За страхолюдину приговариваешься к лютой смертушке, козявка человечья! - старуха ткнула в Захарку скрюченным пальцем с десятисантиметровым загнутым когтем. - А за смелость, так и быть, прощаю!
Старуха мерзко захихикала.
- Ягушка, солнце моё (???)! - Леший аж подпрыгнул, узнав в неожиданной гостье свою давнюю подругу по нечистым делам. - Как же я рад, дорогуша!
Леший кинулся обнимать Ягу, заплакал у неё на плече, быстро-быстро затарабанил, пытаясь ввести бабу Ягу в курс дела относительно своих злоключений.
- А мне сказали, ты с Кикиморой-старшей в отпуск на юга подалась... Морюшко... Солнышко... А я уж тут не чаял, что выживу! Умучал меня мозголом хренов, затрахал совсем...
- Да ты че?! Вона как! И наши лес-болото не миновало постыдное поветрие... - Яга с любопытством кинула взгляд на здоровяка Прохора, подмигнул ему вспыхнувшим красным огнём глазом. - Вижу-вижу, такой красава могет (отвратительно двусмысленно захихикала). Ну-к, что ж, гей - он и в Африке гей! Не тужи, с кем не бывает...
Яга зашла сзади Лешего с интересом оглядела его задницу.
- Совсем люди очертенели! Прости, Сатано! Своих им мало, на наше нечистое племя позарились! Возмутительно! Извращенцы! Прости, Сатано!
Яга перекрестилась снизу вверх. До Лешего медленно дошло, куда старуха клонит. Он  отпрыгнул от Яги, рот его перекосился в диком испуге.
- Дура! Ты чего подумала, узколобая, своим грязным умишком? - Леший аж зашёлся от возмущения, зачерпнул грязной вонючей жижи и глотнул.
- Сам же признался, что вы с ним трахаетесь...
- Не, ну вы видали? - обратился Леший к присутствующим.
Люди остолбенели и не могли вымолвить ни слова, тем более, что вообще не понимали, о чем речь и чего так психует Леший. Они просто безмолвно пожимали плечами, типа, мы не в курсе, чего старая ведьма несет.
- Я ей жалиться, а она... - обиженно подсморкнулся Леший. - Ну, спасибо, соседушка, за помощь таковскую!
- Не распускай нюни! - прикрикнула на Лешего Яга. - Сказывай, чего тут люди-человеки на твоём болоте делают?
Леший, стараясь не сбиваться с мысли и изо всех сил пытаясь унять дрожь в голосе, поведал бабке свою тоску-печаль, связанную с треклятой бороной и малолетним извергом Захаркой, который достал его своей заумной болтовней, а пуще всего идиотскими вопросами, и как по этой причине он, Леший, считай, умом тронулся.
- Ага, вали на крайнего! - вспылил Захарка. - А ну-ка, дяденька, вспомни с чего началось...
- Цыть, малявка! - перебила мальчугана Яга. - Не сметь мне встревать во взрослый разговор! Хамюга малолетняя!
- А то че? - полез Захарка на рожон.
- Сколдуй его, Ягуша, прыща ентого, занозу подлую! - почти взмолился Леший. - Никакого сладу с говнюком нету!
- Ой! Ой! Ой! - вскрикнула Проська и кинулась к сыну, чтобы прикрыть его от нечистых.
- Поойкай мне, шалава! - метнула Яга гневный взгляд на Проську. - Мамаша хренова! Нарожала кучу, а этикетку не учишь ни хрена...
- Не смей, страхолюдина, мамку обзывать! - вступился Захарка, сжав маленькие кулачки.
-Э-э-э! - выступил передом Прохор. - Мы так не договаривались! Давайте решать вопрос по понятиям. Леший отдаёт украденную борону, мы забираем Захарку и прощаемся... (он чуть не сказал друзьями, но одумался)... короче, прощаемся.
- Да, давайте приходить к концессусу! - вернул дед мудреное словечко.
- Достали меня людишки своей бестолковостью и твердолобостью, - обратился Леший к Яге. - Хоть кол им на голове теши, вынь и положь борону. А я говорю, бо-ро-на  у-топ-ла, твою ж мать!!! Сколдуй их, Ягуша, сколдуй!
- А сам чего? - удивилась Яга. - Давно бы в каменюки их превратил на веки вечные...
-Ой, Прошенька! Ой Захарушка мой! - Проська обмякла и свалилась.
- Чой-то она? - уставилась на женщину Яга. - В жабу её превратил бы...
- Не получается, - прошептал Леший в страхе. - Всё заклинания на хрен забыл, мозг мой, пацаном затраханный совсем растопырился, отказывается слушаться...
- О как! - всплеснула Яга руками. - Тогда я всех сколдую, делов-то.
-Очень обяжешь, матушка-спасительница! В ножки кланяюсь, уважь меня бедного-несчастного нечистого!
Леший и впрямь бросился Яге в ноги.
- Ужо мы вам! - погрозил он людям. - За все мои муки адские заплатите, изверги!
- Погодь, - остановила Яга разошедшегося Лешего. - Сперва о цене давай договоримся.
- Согласен, на любую цену! - второпях выкрикнул Леший.
- Ага. Тогда так. Запиши, а - то твой скособененный мозг не запомнит, поди.
- Куды писать-то? - не понял Леший.
Яга хлопнула в ладоши и на плечо к ней уселась огромная лупатая сова.
- Угу-угу-угу... Всё-всё запомню, хозяюшка.
- Три мешка сухих пиявочек, семь снизок мухоморчиков, две пятилитровые баклахи змеиного яду, по ведрушке заячьего и медвежьего помету...что ещё... ах, да, чуть не забыла - белены или сон-травы мешочек. Вот так-то, страдалец мой!
- Ох, дороговато! Ну, да ладно, сделаю, Ягушка! - Леший потёр руки, предвкушая, как свершится справедливое возмездие. За такое ничего не жалко.
- Пацана-то я зажарю... - начала рассуждать о добыче Яга. - На вид он дюже укусненький, молоденький...
- Ой! - очнулась Проська.
- Не ойкай! Цыть!
- Ой!
- Кузнеца в камень-валун обращу...Пущай при дороге валяется, может присесть, отдохнуть когда... Деда,  хрена старого, в болоте утоплю пиявкам на радость, кровушки попиться ...
- Ой! Ой!
- А бабу - в чёрный омут. Из неё классная русалка выйдет, буду её в аренду Лесному Хозяину сдавать за хорошую цену....
- Ой! Ой! Оюшки-и-и!!!
- Поойкай мне! Думаешь в жабу лучше? Спасибо скажи бабушке...
- Стоп! Стоп! Бабушка, а позвольте узнать? - заговорил Захарка.
- Ну, узнай, любопытный мой!
- Осторожнее, Яга! - предупредил Леший. - Не заметишь как, втянет в канитель, не выберешься
- Не указывай! Сам обделался, думаешь я такая же.
- Я предупредил...
- Бабуся, а вот к примеру, кузнеца в камень ты каким заклинанием колдовать собираешься?
- Да уж знаю каким, - захихикала Яга. - Не твоего ума дело, сопля!
- Я просто узнать хотел из любопытства - ты одними словами будешь колдовать или...
- Или. - ответила Яга и пощупала Захаркино плечо. - Укусно пахнешь, мой юный дружок, мясушко молоденькие, нежное, косточки мядовые ...
- Уж и спросить нельзя...
- Спрашивай, спрашивай, - Яга наклонилась к Захарке, втянула носом воздух. - Человеченка... Ни с чем не сравнить!
- Яга, осторожней, не расслабляйся, - напомнил Леший.
- Иди к Лешему! - огрызнулась Яга.
- Бабуся, можно уточнить, - обратился к ведьме Захарка.
- Ну...
- С каких волшебных слов обычно заклинание начинается?
- Ага, так тебе всё и выложи. Есть специальные слова...
- Боишься, не говори...
- Кто боится? Это ты, задрипанный щенок, мне говоришь?
- Яга, аккуратнее, затянет, - опять предупредил Леший.
- Бабусь, а давай пройдёмся. Мешают нам здесь беседовать.
Захарка взял Ягу за руку и увлек в кусты. Послышалось хихиканье, потом заливистый смех Яги. Ей явно нравилось разговаривать с пацаном. Иногда из кустов раздавалось :
- А вот и не знаешь, не знаешь, а ещё колдовать собралась!
- А вот и знаю!
- А тогда скажи, перед заклинанием ты направо закрутишься или налево?
- Тихо, дурак, это нельзя громко говорить, надо шёпотом...
- Ладно, прости, буду шёпотом...
- Умничка!
- А само заклинание после колдовских слов ты как скажешь, - зашептал Захарка.
Баба Яга что-то за шептала в ответ.
- Постой, бабуся, не так скоро.
- Говоришь три раза по три колдовских слова, потом - "Да чтоб ты превратился в..." Называешь нужное. Понятно?
- Не совсем. Давай ещё раз. Надо сказать: "Да чтоб ты превратился в..." или "Чтоб ты превратился в... Да" или "Да превратился ты чтоб в..."
- Щас... - Яга что-то забормотала. - По-моему... Щас... Кажется... или нет?
- Крутиться точно против часовой или по?
- Щас... Кажется против...
- Или по?
- Щас... Кажется по... Не помню, твою ж Лешего мать!
- Или против? Бабусь, ты, попробуй, покрутись, может вспомнишь.
- Да помню я! Куды ж вертеться-то, право-лево? Щас-Щас... Чой-то я закружилась немного. Поляжу чуток. Щас...
- Ого!!!
- Чой-то?!
- Это твоя машина? Вот это аппарат!
- Моя леталка-выручалка!
- Бабусь, пошли поближе покажешь!
- Пошли... Правда, устала я, полежать бы мне в тенечке... Крыша куда-то съехала, такое впечатление...
Яги с Захаркой не было минут двадцать. Наконец они появились - из кустов, бодро подпрыгивая, выскочил Захарка, Яга тащилась следом. Она еле переставляла ноги, горбатая спина ещё больше сгорбилась, руки безвольно висели до земли, нос тоже. Морда Яги сделалась болотистого цвета под стать окружающей обстановке, на ней отпечаталась неимоверная усталость и озабоченность.
- Уделал - таки, - беспомощно посмотрел Леший на Ягу.
- Заткнись, чувырло болотное! - окрысилась на него Яга. - Лучше вспомни, откель у меня леталка взялась?
- Что за леталка?
- Ступа моя, дурень лохматый!
- А я почём знаю? Сколько помню, ты всегда при ей!
- Или ступа при Яге? - вмешался Захарка. - Вот в чем вопрос?
- Да! - поддакнула Яга.
- Эх, я ж тебя предупреждал... - Леший сочувственно посмотрел на Ягу.
- Сам дурак!
- Колдуй, пока все напрочь не отшибло! - посоветовал Леший.
- Бабусь, сколдовать ты завсегда успеешь, - дал встречный совет Захарка. - Ты вот лучше вспомни, кто конструктор твоего летательного аппарата? Машина-то не абы что, тут великая конструкторская мысль порылась...
- Лешак, твою мать, кто хонструхтор? Говорят же тебе там мысль порылась... великая!
- Да не мысль, а собака порылась! - звонко засмеялся Захарка.
- Собака?! - удивлённо спросили Яга и Леший.
- Конечно! - Захарка постучал палочкой, как по барабану, сначала по башке Лешего, потом Яги. - Мысль, если она есть, порываться не станет. Зачем ей порываться? А вот собака... Другое ж дело... Её несчастную поп может убить... Ей край порыться надо. Согласны?
Леший с Ягой окостенели, заморозились, пытаясь связать в кучу несвязываемое. В полнейшей тишине прошло несколько минут. Вдруг Яга подскочила и кинулась к людям. Прохор встал на её пути, заслонив Проську, дед Врун сам прыгнул за широкую спину кузнеца. Яга дико хохотнула и остановилась как вкопанная.
- Забери гаденыша взад, соколик! Меня щас обморок хватит от его затей! Проси, чего хошь, все исполню! Кстати, ты не в курсах, кто хонструхтор ступки моей? Нет? Жалость-то какая! Я ж теперь не усну, пока не вспомню. Ой, куда это меня дёрнуло? Заберёшь мальца?
Яга с мольбой и страданием воззрилась на Прохора.
- Бо-ро-на.. - тихонько подсказал Врун.
- Бо-ро-на у..., - попытался вставить Леший.
- Заткнись! Борону, чтоб она пропала, добуду, заберёшь? - с надеждой подступилась к Прохору Яга.
-Угу... - согласился тот с достоинством, - и доставка "болото-дверь".
Дело закрутилось, пошло дело. Яга хлопнула в ладоши: раз, два, три... Слава Богу, вспомнила хоть это. Прискакала на курьих ногах ступа или леталка, как называла её хозяйка. Яга вынула из кармана фартука толстенную веревку, привязал к ступе. Другой конец вручила перепуганному Лешему и велела нырять в болото в том месте, где утопла, по его прогнозам, борона. Леший хоть и испугался, но перспектива избавиться от мозголома придал ему смелости. С пятого захода Леший зацепил борону. А там уж дело техники, в смысле ступы, да Прохор подмогнул - вытащили борону.
- Грузитеся! - скомандовала Яга, указав на ступу.
- Куда? - не поняли люди. - Не вместимся мы.
- Сигайте, говорю! - сверкнула глазищами бабка.
Как бы не казалось это странным и неправдаподобным, но в ступе уместились все люди. Сказка, что ж вы хотите! Нечистые, баба Яга и Леший, остались. Яга подошла к ступе, похлопала по фюзеляжу со словами "лети и возвращайся, жду, будем хонструхтора вспоминать". Захарка заржал. Яга сверкнула на него не добрым взглядом и произнесла "шашнадцать". Проська прикрыла лицо сына ладонью, материнское сердце заныло, почуяв неладное.
Ступа задрожала, взмыла вверх и взяла курс на родную деревню пассажиров. Шла ступа  низко над лесом, выше не давала подняться привязанная за верёвку борона. Все молчали, не верили в спасение. Приземлились на опушке леса, дальше ступе было нельзя. Это поняли по тому, как она вся затрепыхалась. Выгрузились, отвязали борону, и леталка Яги умчалась в чащу леса на своих толстенных курьих ногах. Сели на травку рядом с бороной. Как же хорошо дома! Захарка заснул у мамки на коленях. Проська прислонилась к мощной спине Прохора и думала, какой все-таки Прошенька надёжный мужик оказался. А спинища крепкая, жаркая, славный бы из него валун получился, ежели бы... Проська устыдилась своих нелепых мыслей и задремала. Прохор думал о ней, боясь шевельнуться. Какая Парасюшка, однако, нежная, чувствительная натура, а волосы душистым разнотравьем пахнут, да со спелыми ягодами. Очуметь! Влюбился что ли? Прохор вдруг представил Проську в образе русалки, нагую, блестящую серебряной чешуей, с гибким извивающимся телом... Прохор покраснел, как пацан, и засмущался своих мыслей и видений.
Дед Врун делал вид, что дремлет. Сам подсматривал за остальными и за бороной, попутно соображая и прикидывая, как извлечь максимум пользы за свой геройский поступок по добыче бороны.

Солнце садилось в лес. Сказочный день заканчивался. Кажется, благополучно. Слава Богу!


Послесловие.
Прошли годы. Страшные события, случившееся в заброшенной деревеньке Глядяти с героями нашей сказки, подзабылись за нескончаемыми делами и заботами. О том, как кузнец с  Вруном выручали Захарку-мозголома и незабвенную борону, дед-сказочник до сих пор сказывает детворе, приукрасив свою роль в данном предприятии и добавив ещё больше всякого вымысла. Весенние работы теперь начинаются с дедова огорода. Это ему такой приз  деревенские  назначили за труды праведные. Кузнец Прохор теперь вовсе не кузнец. Он старшой на деревне, народный сход избрал, бортонув бывшего Власа Поликарпыча. Проська, вернее Прасковья Никитишна, у нашего Прохора в женах. Детей у них полон дом, почитай, дюжина, если сосчитать всех-всех и до Прохора и после совместно нажитых. Дом у Прохора и Параскевы полная чаша, семья крепкая да дружная. Захарку деревенский люд признал главным героем. Ничего себе, нечистую силу сдюжил! Теперь каждый за честь считает с Захаркой потурыкать, поспорить, послушать его дельных советов. Даже расписание по деревне имеется в какой избе в какой день Захарку привечают. Непочтительно мозголомом Захарку уже давно никто не кличет, забыли. Да-а-а... Бежит время, течёт... Захарке скоро шестнадцать... Он теперь не сероглазый беспорточный шкет, а завидный парень. Девки на него зарятся откровенно, не стыдясь пялят глазенки.
А в шестнадцатое Захаркино лето случилась с ним странность одна. Никто не знает откуда в то лето на деревне появилась девица Алёнка. Краса писаная, что стать, что лицо, заглядение. Прижилась Алёнка у одинокой ведуньи Василисы. Втрескался в неё Захарка по самое не балуйся. Она, вроде, к нему тоже не ровно дышать стала. Радовались на деревне - хороша пара, ох хороша! Как-то после праздника по случаю Захаркиного шестнадцатилетия молодые пошли прогуляться в лес по ягоды. Обратно Захарка один вернулся. Сгинула его красавица свет Алёнушка в чаще лесной, как сквозь землю провалилась. Вот только была и нету! Пошли всем сходом искать. Обшарили весь лес, ни следочка. Ночь спустилась, отложили до утра, кроме Захарки. Он всю ноченьки темную по лесу круги наворачивал, из сил выбился, рухнул на землю и вырубился. Утром примчался домой с вытаращенными глазами и к мамке приставать начал:
- Говори, что такое тебе Яга сказала тогда на прощанье. Она мне во сне привиделась и намекала, что ты знаешь!
Припомнила Проська те почти забытые события, тот недобрый ведьмин взгляд и единственное слово "шашнадцать". Мамка показала глубокий шрам на тыльной стороне ладони, которой она прикрывала тогда маленького сына, в виде знака какого-то, символа непонятного. Долго разглядывал этот знак на маминой руке и выглядели что-то похожее на цифру "16".Видимо, спасла тогда мать сыночка от неминуемой гибели, которую пыталась наколдовать ему мстительная Яга в шестнадцать лет. Но колдовство все же сработало, случилось несчастье, потерял Захарка свою любовь.
Он замкнулся в себе. С каждым днем становился все печальнее и грустнее, перестал разговаривать с людьми. Захарка стал одиночкой, как в пору своего детского мозголомства. Почти все свободное от домашних дел время Захарка проводил в ненавистном теперь лесу в надежде отыскать возлюбленную. Тщетно. Грустно. Невыносимо грустно.
 Однажды, возвращаясь из леса и проходя мимо покосившегося домишки ведуньи Василисы, он заметил старушку в окне. Василиса явно махала ему зайти. Захарка с надеждой кинулся к бабусе. Та молча посадила его к столу, жестом велела молчать и ткнула пальцем в миску с водой. Захарка внимательно стал смотреть на воду. Вода, как вода, только почему-то тёмная. Вдруг по воде побежала рябь, в центре забурлило, поползли круги. Затем вода успокоилась и Захарке открылась картинка на гладкой поверхности воды. Он узнал то самое место на болоте, где встретил когда-то Лешего. Да вот он и сам Леший, все такой же мохнатый, со всклоченными патлами. Леший поднял глаза к небу, откуда в его направлении двигался аппарат - ступа с Ягой. Захарка дёрнулся, чуть не свалив миску. Василиса больно ущипнула его и опять жестом приказала молчать. Ступа спустилась в болото и Яга шустро выпрыгнул из неё. Невероятно  лёгкой походкой Яга направилась к Лешему
- Ну, покажись, покрутись, красавица! - сказал Леший, ошщерив рот в мерзопакостной улыбочке.
Яга, делая самые непристойные движения задницей, начала крутиться перед Лешим. Захарка обомлел. Он не верил своим глазам. Перед Лешим исполняла свой дикий непотребный  танец его любимая Алёнушка. Сомнений не было, это была она его пропавшая невеста. И она была бабой Ягой. Ум Захарки помутился, не отдавая себе отчёта, он вскочил и наотмашь смахнул миску со стола. Василиса рухнула под лавку и стала оттуда дико подвывать:
- Что ж ты наделал? Теперь все пропало! Беги!
Захарка кинулся прочь, сметая на пути пучки травы, какие-то склянки со снадобьем. Бежал долго, не зная куда. Случайно оглянувшись, увидел, что домишко Василисы полыхает, сьедаемый жадным огнём. Неумолимый огонь перекинулся на соседние постройки и, раздуваемый не понятно откуда взявшимся сильным ветром, помчался по деревеньке, уничтожая все на своём пути. Так погибла деревня ГлЯдять. Удивительно, но люди не пострадали, если не считать, что почти все лишились крова и нажитого. Деревенские быстро снялись с проклятого места, разбрелись, кто куда. Никто не захотел восстанавливаться на проклятое пепелище. Сгинула деревенька. Исчез и Захарка, тоже сгинул. Поползли слухи, что якобы он утопился в чёрном омуте, кто-то, наоборот, видел, что он полез в самую топь в болото и пропал в трясине, одна баба уверяла, что видела своими глазами, как Захарка повесился на кривой сосне...
Жаль парня, было-то ему всего "шашнадцать". Жить бы да жить...

А ты не буди Лихо, пока оно спит тихо! А-то привязался, кто "хонструхтор", да кто "хонструкхтор"?.. Кхи-хи-хи...