Нить Судьбы

Не вечно ничто.
Каждому свой срок.
Наш мир картон.
Все мы уйдем… своим путем.
А. Капустин

У жителей моего города довольно скучный менталитет. Говорят, складывался веками, хотя лучше бы он сложился в бумажный самолетик и улетел куда подальше. Точно не знаю, было ли так всегда или все началось совсем недавно (каждое поколение рассказывает новую историю), но у нас тут все по полочкам. Ты родился – твой жребий брошен. Рубикон судьбы перейден. Точнее, предопределен. Неважно, в какой семье, на каком этаже и в какое время дня и ночи. С пеленок тебе вынесен приговор: повар, актер, офисный таракан. Разве что на шею не вешают металлическую пластину с печатью, как это было у рабов. Вешают только надежную веревку с медальоном. Веревку называют Нитью Судьбы, а на медальоне символически изображается та самая Судьба: какой-нибудь ковш, звезда, кисть или шутовской колпак, как у меня. Нить рвется, когда приходит время, и человек умирает.
Еще до того, как ты родишься, твоим родителям прочищают мозги свыше и вводят в курс дела – кто ты и зачем ты. Вопрос о смысле жизни автоматически сходит со страниц учебников по философии. Да, кстати, философов у нас тут не особо жалуют. Разве что тех, которые всеми языками и извилинами за предопределение, фатализм, детерминизм и идиотизм. Я называю их идиотами, то есть идеологами.
Все предопределено. Огромное значение в таком мире играет удача. Наши предки делали князьями тех, у кого этой удачи было пруд пруди. Со мной подобные фокусы не прокатили. Ну что это за жизнь? Должность шута на побегушках. Да еще и в кукольном театре! Порой кажется, что самим марионеткам стыдно там находиться. Вообще его называют греческим театром. Все потому, что семейство, которому он принадлежит, просто сходит с ума по греческим мифам и всему такому. Как вы догадались, ставим мы «Одиссеи», «Илиады» и прочие вещи. Сейчас вся эта галиматья под угрозой закрытия. Спустя несколько лет после смерти отца, бывшего директора театра, три его любимые дочурки не знают, что делать с наследием талантливого папаши.
Иными словами, живу, как в Греции, – у меня все есть. Даже личные мойры ! От них зависит все, что происходит в театре, в том числе и жалкая жизнь шута. Это единственная работа, которая может меня прокормить, ведь здесь мое место. Помните, я говорил вам про предопределение? Место шута на побегушках – мое и ничье больше. Когда придет время, я умру, и на мое место уже будет готов новый «счастливчик». Я – кукловод, который привязан к своему маленькому театру. Он дергает меня за веревочки. Если его закроют, то моя жизнь окажется под угрозой, а я пытаюсь выжить. Нет, не подумайте, что у меня имеется смысл жизни – это слишком большая роскошь. Просто есть хочется каждый день, и даже, знаете, утром, днем и вечером. Хотя не мне решать, что там насудьбоносили для шутовской души…
Сегодня был тяжелый день. Первая сестрица-мастерица металась сама не своя от того, что ей позвонили «оттуда» и сказали, что дают последний шанс сохранить репутацию театра, иначе его отдадут под какое-то производственное помещение. Она, кстати, в гневе споткнулась о половицу в прогнившей сцене и чуть не убилась. Вторая сестрица-мастерица тоже чуть не умерла, но скорее от нервного перенапряжения, потому что ее назначили ответственной за эту судьбоносную постановку, которая должна была всех спасти. А третья сестрица-мастерица чуть не сошла с ума от новости, что ей придется всего за три дня расписать миллион декораций. Все это отразилось на благосостоянии рядовых шутов на побегушках. Нам покоя ждать не приходится. Вернувшись домой, я уснул без задних ног. И вот что мне приснилось…

Сон №1. О том, как Лахесис споткнулась о половицу.

Вот театр
В этот прекрасный июльский день.

Ноги нехотя спешат на работу. Болит голова. Хочется спать. Все просто – следуй своей инструкции. Твое место – в кресле отца. Ты – успешный человек, директор театра. Удача повернулась к тебе лицом, а ты ума не можешь приложить, что с ней делать!
Имя тебе – Лахесис. Ты управляешь кукольным театром на окраине города. Ты продолжаешь дело отца. Ты понимаешь, что находишься не в своей лодке. Ты сама выбрала свой жребий, и ты – идальго Пронзительное Око. Все должно быть под контролем. Разбрасываешь налево и направо сдержанные регламентные улыбки.
– Доброе утро!
– Хорошего дня!
– Успешных репетиций!
– Успеем починить сцену?
Еще одно дуновение ветерка – и театр рассыплется, как соломенный домик. Сцена рухнет от малейшего сквозняка. То запнешься о ржавый гвоздь, то сломаешь шею о бугрящуюся полусгнившую дощечку. Мало кто еще не переломал об нее ноги.
Близится новый театральный сезон. План. План. План. Смета. Закупка материала.
– Срочно, Вас к телефону!
Раз удар. Два удар. Твое сердце сейчас взорвется. Как динамит. Трубка декламирует:
– В нашем городе важные гости. Если не хотите, чтобы Ваш театр закрыли, то мы ждем достойного спектакля и новую сцену. У Вас три дня.
Швыряешь трубку. В глазах пылает ярость и растерянность. Срочно занять позиции! Раздавать команды! Нужно все успеть. Замена. План. План. План. Смета. Полусгнившая доска. Удар. Падение.
– Есть здесь одна половица,
О которую может Лахесис убиться
В этот прекрасный июльский день…
Эти шуты не перестают декламировать всякую ерунду, лишь бы перевести любую ситуацию в глупую шутку.
– Простите, вам помочь? Вы не ушиблись? – Шут, хитро улыбаясь, протягивает руку, чтобы помочь подняться. Злость переливается через край. Она затопит этот крошечный театр со всем его тряпьем и полусгнившими досками. Встаешь – ноги еще пригодятся. Глубокий вдох.
– Всем внимание! Клото – ставим новую драму по «Одиссее», триумфу нашего покойного отца. Ты ответственная. Атропа – расписать декорации и сделать задник с надписью… Хмм… Назовем постановку «Нить Судьбы». Нужно показывать то, что близко всем. Актеры – репетируем! Учим, учим, учим, ставим! У вас три дня. Плотник обещал быть завтра утром. Осторожнее на сцене.
Уходишь, оставив подопечных в лапах безграничной ответственности. Хочется заплакать и умереть. Невозможно все успеть. Не знаешь, за что хвататься. Невозможно. Какой же ты никудышный управляющий. Только и умеешь, что командовать. Сотрясать воздух под звуки рвущихся связок. Тоже мне идальго Пронзительное Око! Театр закроют. Ты почти угробила дело всей семьи. Отец бы тебя не простил.
А тем временем театр кипит. Декорации. Куклы. Фон. Свет.

Сон №2. Между Сциллой и Харибдой, или как Клото запуталась в веретене.
Сердце трепетало, как маленькое красное знамя при сильном ветре, безнадежно билось о прутья грудной клетки. Ноги носили нервно дребезжащее существо по сцене туда и обратно. Клото чувствовала на себе посторонний взгляд, который только подливал масло в огонь. Она рассерженно топнула – гнилая доска насмешливо скрипнула. Из-за кулис, словно пшено из дырявого мешка, посыпались голоса актеров.
– Гомер тебя побери! Карл, где моя кукла? Она только что была у тебя в руках!
– Вы не видели мой текст? Ах, там черточки на полях…
– «Громко рыдали они, проливая обильные слезы. Не получили, однако, от слез проливаемых пользы…»
Надменная фигура Шута следила за каждым нервным движением. Чужие глаза на родном теле редко оставляют женщин равнодушными.
– Х-хватит на меня т-так смотр-реть… – Клото изо всех сил старалась изобразить злость и недовольство, но голос ломался, как тонкий лед в лужице, когда на него нарочно наступают ботинком.
– Почему ты так нервничаешь? – Шут беззаботно вертел в руках тряпичного Одиссея.
– Целый спектакль, ты можешь себе представить! Эй вы там! Поставьте наконец хоть какие-нибудь декорации! Через пять минут начинаем гнать! Да, можно с бумажками… Да. Но только сегодня! – вдруг Клото споткнулась о многострадальный ржавый гвоздь, торчащий из нутра сцены и обругала всех богов на чем свет стоит.
Шут ехидно осклабился:
– Есть здесь одна половица,
О которую может Лахесис убиться,
На которую Клото бранится,
С которой…
– Замолчи!
– Клото, дорогая, ты все успеешь, не переживай так, – раздался приветливый сестринский голос со стремянки. Атропа расположилась в глубине сцены за росписью колоннад царя Алкинноя.
– Тебе легко говорить! Мулюешь без конца свои стены, а мне… Мне целый спектакль ставить! За три дня! Никудышнее меня режиссера не придумаешь. Идиотини-Тупилберг!.. Разрази меня Зевс! – когда актеры принялись спокойно повторять текст и суетливое шевеление за кулисами стало стихать, Клото вышла на авансцену. Все ее существо ловило на себе этот насмешливый шутовский взгляд, он словно вынуждал ее оправдываться перед ним и сознаваться даже в тех грехах, которых она не совершала. – Да, мне противно все, что происходит!.. Может… – она стала говорить тише, так, что внимать ей мог только Шут и, возможно, сестра, размулевывавшая задник на стремянке. – Может, это вообще не мое! Может, я хочу, чтобы весь этот маскарад поскорее закончился! Чтобы… чтобы нас закрыли и выгнали с работы. Я убежала бы от этой несправедливой Судьбы и укрылась где-нибудь в Индии. Да, разрази меня Зевс, я знаю, что есть такая сказочная страна! Как-то нам рассказывали о ней в младшей школе. Хочу найти ее и умереть там. Там водятся змеи, знаешь?.. Хочу, чтобы какая-нибудь змея перегрызла эту несчастную Нить!.. Хочу, чтобы…
Порой Клото захлебывалась в собственном потоке сознания и даже не замечала этого. Шут радовался, лицезрея подобные всплески духовных страданий. Созерцание струящегося фонтана боли и разочарования доставляло ему неописуемое удовольствие. Перед ним оголялись провода души. Проводка искрила и могла убить… Шут несомненно оценил то, что Клото назвала бесценное наследство отца обычным маскарадом.
Пламенную речь именитого режиссера Идиотини-Тупилберга прервал звонок. Это означало, что пора начинать репетицию. Декорации уже были на месте.
– Настоящий маскарад начинается тогда, когда маски уже сняты!.. – колко заметил Шут, подхватившись с места.
Кажется, эта «Одиссея» обречена на фатальный провал.

Сон №3. Фатальный исход, или как Атропа потеряла удачу.

АКТ III.
Сцена 1.

После репетиции на сцене шут-кукловод с тряпичной куклой Одиссея на руке, позади него Атропа с палитрой и кистью расписывает натянутый на деревянные балки плотный картонный задник. За кулисами еще мечутся некоторые актеры.

ШУТ. (Выходит на авансцену, декламируя стихи.)
Есть здесь одна половица,
О которую может Лахесис убиться,
На которую Клото бранится,
С которой…

АТРОПА. (смеясь) Хватит выдумывать! У нас уйма работы, а ты занимаешься своим дуракавалянием. От твоих колких стишков ты не сохранишь свою работу, а скорее наоборот.
ШУТ. Все вокруг рушится и умирает, а она, счастливая, размулевывает задник под колоннады царя Алкиноя. (Театрально оборачивается к зрительному залу, указывая на Атропу.) Лицезрейте! Единственная в своем роде богиня, довольная своей судьбой. Великий живописец всех времен и народов – ее ловкая кисть изрисовала все стены театра.
АТРОПА. (смущаясь) Хватит паясничать… (за кулису) Эй, кто-нибудь! Подайте тонкую кисть!
 АКТЕР. (Выглядывает из-за кулисы, протягивая кисть.) Почему ты такая счастливая?
АТРОПА. Упадок неизбежен, ты же понимаешь. Все предрешено. (Улыбаясь, водит кистью по штукатурке.) С моим участием или без него – все закончится. Я занимаюсь своей работой, и я абсолютно счастлива. Грешно клеветать на судьбу, друг мой. Посмотри, какой красивый цвет… Да! Этот гобелен будет кроваво-красным…
ШУТ. Как же это странно получается. У каждого свой жребий. (Расхаживает вдоль сцены.) Один его ненавидит, второй не понимает, что с ним делать, а третий находит в нем себя. Итого на троих лишь одна счастливая душа. Каждый третий шаг – счастье. (Останавливается и ковыряет носком торчащий из сцены ржавый гвоздь.) Кому же выгодна такая статистика? До счастья несчастье и после счастья несчастье.
АКТЕР. Скажи спасибо, что среди несчастий оно есть! Хотя бы одно, маленькое-маленькое. Да-да, грешно клеветать на судьбу. (Скрывается за кулисой.)
АТРОПА. Ну вот, осталось всего ничего… (Разводит краску в палитре.) Еще пара штрихов и дело с концом. Фух… Ну, как, Шут? (присматриваясь к рисунку) Как выглядят колоннады царя Алкиноя с низости человеческого бытия? (смеется)
ШУТ. (щурясь, с иронией) Кажется, это самый безобразный задник, который я видел за всю свою карьеру! Да, кстати, если серьезно, (указывает) то в том углу некрасиво торчит кусок материи, его нужно убрать.
АТРОПА. (зевая от усталости) Да, ты прав, мой дорогой Шут. (за кулису) Эй, кто-нибудь! Подайте ножницы!
АКТЕР. (Выглядывает из-за кулисы, протягивая ножницы.) Держи, счастливая богиня.
Атропа принимает ножницы и балансирует на стремянке в попытках дотянуться до правого угла. Шут и Актер молча наблюдают. Под стремянкой надрывно скрипит прогнившая доска.
АТРОПА. О Зевс! Нет!
Неловко пошатнувшись, Атропа падает со стремянки, случайно разрезая ножницами собственную Нить Судьбы. Золотой медальон с изображением кисти тускнеет.
ШУТ. (Выходит на авансцену, декламируя стихи.)
Есть здесь одна половица,
С которой Лахесис сразится,
На которую Клото бранится,
О которую можно убиться
В этот прекрасный июльский день.

Занавес.

Послесловие Автора.
Нервно запиликал будильник. Почему утро наступает так быстро? Я проснулся. Такие сны просто выводят меня из себя. Ощущение, будто я убил целую вечность на просмотр какого-то второсортного ужастика. Самое страшное состояло в том, что с пробуждением эти кошмары не закончились…
Придя на работу, я понял, что новая сцена гораздо хуже старой – наскоро укрепленные тросы оказались настолько хлипкими, что кулисы рухнули прямо на генеральной репетиции. Декорациям пришел конец. Спектакль перенести не удалось. Больше у меня нет работы. У моей судьбы истек срок годности. Атропа перерезала собственную Нить Судьбы, и система сломалась. Ремонту не подлежит.
В городе хаос. Что делать со своей свободой – ума не приложу. Для начала выпью кофе, а там видно будет.