Закон Великой Бездны. Глава 6

Глава шестая

Рабство

1.

Из плохо освещённых коридоров подземелья заключённых выгнали наверх, в плотное, как пелена, безвоздушье. Лалор успел почти забыть это жуткое ощущение забивающегося в лёгкие мелкого песка. От нехватки воздуха заслезились глаза. Но он понял, что сейчас на поверхности день – в жёлто-серых тонах, и всё-таки день. Заключённых снова загнали в какие-то ворота, которые закрылись сразу позади них, и на этот раз, не успели Боги хоть немного разместиться в маленьком низком помещении, как их начало всё сильнее вдавливать в пол.

– Ну, полетели, – кашляя, прокомментировал происходящее один из Богов. – Поздравляем с выходом на работу. Не хотели трудиться на бескорыстное общество, поработаем на господ капиталистов.

По своей привычке Лалор начал было повторять про себя непонятные слова, чтобы потом спросить об их значении и хоть с опозданием, но понять, о чём шла сейчас речь, и только тогда вспомнил, что спрашивать ему не у кого. Программы, готовой ответить на его вопросы, нет, а больше он никому не нужен. И разговаривать ему не с кем.

«Пусть, – с досадой и обидой на весь мир подумал он, закрывая глаза. – Я себе судьбу не назначал. И чем я провинился перед кем-то там высшим, я не знаю. Кто и чего от меня хочет, учат меня или наказывают... Да и кто может слагать судьбы – не эти же вот...» – он сжал зубы и не взглянул на окружавших его осточертевших Богов.

Через некоторое время он почувствовал признаки приземления и лёг, сжавшись, – распрямиться было негде. По приземлении двери открылись, и, подготовленный, Лалор успел набрать полную грудь воздуха, чтобы хоть ненадолго оттянуть предстоящее удушье.

В помещение вбежали Боги в шлемах и с короткими плетьми в руках и, хлеща всех без разбора, стали выгонять пленных. Уворачиваясь, Лалор вместе с другими выбежал наружу.

И остановился, поражённый. Давно, со времени, когда покинул Родину, он не видел гор. А теперь он был в горах. Сердце подскочило, словно он встретил близких друзей.

Горы! Высокие пики со снежными шапками под грязным небом вздымались ввысь – крутые, резко очерченные, статные. Горы! Мудрые и древние вечные деревья мира. Как обычные деревья входили корнями в землю и уносились вершинами в небо, служа основой человеческой жизни, так горы уходили корнями в самый центр мира и возносились к небу, служа основой самому миру.

Испытав острую потребность опуститься на колени и помолиться этим вечным горам, Лалор стоял, забыв на время и о песке, забившем лёгкие, и о плетях, ударами которых щедро награждали встретившие новоприбывших здешние Боги.

Боги? Очнувшись, Лалор усмехнулся. Боги вот – это горы.



2.

На затерянном среди гор обширном плато теснились мрачные постройки, что-то двигалось, шумело, грохотало. Рассмотреть подробности Лалор не успел – его Богов загнали в какую-то постройку и остановили около странного сооружения из плотной тонкой решётки. Внутри этого сооружения находился металлический ящик, нижняя часть которого состояла из сплошного железа, а верх был забран такой же мелкой тонкой решёткой. Богов загнали в ящик, захлопнули дверь, и он, содрогнувшись, вдруг резво поехал вниз, проваливаясь под землю, под эти горы.

Наверное, Лалор смертно испугался бы этого падения, если бы с ними в ящик не погрузились охранники. Они остались спокойны, и это показало принцу, что бояться нечего.

Лалору пришла в голову мысль, что вместе они могут запросто задушить охранников, и, словно уловив эту его мысль, стоявший рядом охранник положил руку на свой плазмер.

Ящик уходил под горы и наконец остановился на такой немыслимой глубине, что у Лалора, ещё не раздышавшегося после наружного воздуха, стеснило грудь. Он поднял взгляд – и ужас сковал его целиком, так тяжело и низко нависал над головой потолок, скупо освещённый, чёрный, неровный.

Мысль о том, какая неимоверная и не исчисленная ни в каких единицах веса толща земли нависла над его головой, у Лалора помутилось в голове и глазах.

Захотелось кричать, кричать! Вырваться отсюда немедленно, прямо сейчас, вырваться на воздух, на простор, к небу! Всё, что угодно, лишь бы вырваться!

Впервые за время неволи у Богов Лалор понял, что готов броситься к ногам своих поработителей и молить, молить сжалиться над ним и вернуть его на поверхность, а там хоть что – работа, унижение, побои, только бы не быть здесь ни мгновения!

Ему и всегда-то было очень неуютно под землёй, когда им случалось залезать с Иматой в какие-то старинные ходы или подземелья – но тогда глубина была небольшой и рядом находился друг, который поддерживал его своим бесстрашием и даже любовью к подземным ходам и словно бы делился с ним своей уверенностью, а сейчас была безумная глубина и неимоверная тяжесть над самой головой, давящая на грудь и разрывавшая вдруг расширившееся сердце.

Так и не сумев издать ни звука, Лалор потерял сознание.



3.

Лалор очнулся со стеснённым сердцем. Очнулся от того, что короткие быстрые порывы ветра касались его лица. При мысли, что он наверху и всё кончилось, Лалор закричал и сел, раскрыв глаза.

Кругом было темно. Слабый, вязнущий на чёрных неровных стенах свет сеялся, ничего не освещая. Лалор резко взглянул вверх – и увидел прямо над собой низкий давящий потолок, словно надвигающийся на него.

Задыхаясь, он упал, пытаясь отстраниться от этой чудовищной толщи. Грудь скололо – это снова расширилось и захотело разорваться сердце.

– Позовите скорее Ченэй'дэ, – услышал Лалор сказанное на языке Богов и снова потерял сознание.

На этот раз ему стало легче ещё в беспамятстве. Ужас сменился радостным ощущением простора. Показалось, что он дышит – дышит легко и свободно, а над головой его прекрасное высокое небо. Успокоенный, он очнулся.

Снова была темнота, едва разбавленная неясным светом, исходившим от прилепленной к низкому потолку лепёшки. На коленях перед Лалором стояла женщина, и принц отстранился, стараясь рассмотреть её.

Как же назывался этот тип Богов? Кажется, лау'рками – с красноватым оттенком кожи, сильнее выраженным, чем у «розовых» Богов – землян, с большими, почти как у народа Лалора, глазами, со слишком густыми длинными волосами, собранными на затылке. Но и лицо её, и кожа шеи и открытых кистей рук была грязна – если не сказать черна. Наверное, и здесь мыться было негде. Лау'рка смотрела на Лалора глубоким внимательным взглядом и держала его за обе руки.

– Иле'ссо, – сказала она грудным голосом и отпустила руки Лалора.

– Кто вы? – спросил Лалор тихо. Впервые за много дней у него не болели вдруг голова и грудь, он дышал легко, хоть и понимал, что воздух вокруг тяжёл. И потолок над головой не давил.

«Что это со мной? – удивился принц. – Надолго?»

Лау'рка улыбнулась и переменила позу на коленях, и Лалор понял, что она простояла так перед ним долго и устала, и колени ей надавил усыпанный каменной крошкой пол.

Только тогда Лалор осознал, что лежит не на каменистом полу, а на какой-то подстилке – не слишком мягкой, но сглаживающей неровности и острые крошки пола.

– И'ркмаан! – сказал Лалор, вспомнив, как положено обращаться к Богам в этом мире.

– А ну, работать, работать! – закричал грубый голос, и послышались звуки ударов по телу. – Чего собрались? Ну, встали и разошлись, отбоя ещё не было!

Взглянув за спину лаурке, Лалор увидел в темноте, что вокруг них собралось довольно много Богов. Под ударами плети они стали подниматься на ноги, и почти сразу рядом никого не осталось – Лалор не успел даже толком их рассмотреть.

– Ну а ты чего ждёшь? – закричал охранник на лаурку и замахнулся на неё. Но она подняла взгляд и встала. И охранник, на миг оробев, не нанёс удара – его плеть замерла. Обозлившись на себя из-за этого, он вызверился ещё больше и, закричав, выхватил из маленькой кобуры странного вида бластер – тонкий и миниатюрный. У лаурки затвердело лицо, и она ушла.

Лалор остался один, на подстилке. Охранник куда-то делся, и наступила зыбкая тьма.

Страх приотпустил Лалора, тело было слабым, и он забылся коротким, без сновидений, сном.



4.

По пробуждении Лалор осознал, что с трудом вспоминает последние события. Воспоминания были неясными, зыбкими, и он не мог разобрать, были ли все эти Боги, на миг возникшие перед ним, на самом деле или приснились, была ли возле него лау'рка.

Он выбрался из ниши и попробовал нащупать в слабо разбавленной темноте себе дорогу. Несколько раз он наступал на что-то мягкое и понял, что это постели – такие же, как та, на которой он спал.

Ноги подкашивались, Лалора мелко трясло, хоть вокруг было тепло. Подобные ощущения были знакомы Лалору. Так дрожал он в три или четыре года, когда под ним и его отцом вдруг рухнула лошадь. Что ж, Лалор честно признавался себе, что боится. Темнота в сочетании с чудовищной глубиной приводили его в ужас, и он мог только удивляться, что способен дышать и не чувствует обморочной тошноты. Наверху, на свободе, мало нашлось бы такого, что испугало бы Лалора, но подземелья сдавливали его целиком.

Вокруг не было тишины. Неясный грохот слышался отовсюду, и Лалору казалось, кто-то катал и катал без конца телеги с камнями по мощёной булыжником улице.

Держась рукой за неровную, в грубых выступах стену, Лалор полуощупью продвигался куда-то. Вокруг ощущался ток тёплого воздуха, временами долетал слабый свет. Это продолжалось долго.

Несколько раз Лалор сворачивал, следуя поворотам стены, и, когда вдруг увидел впереди настоящий свет, остановился.

Свет был неяркий, но белый, не похожий на трепещущий красный свет факелов. Впрочем, видел Лалор такой свет у Богов – и на их корабле, и в подземелье с клетками.

Он снова двинулся вперёд и вдруг резко остановился, весь вжавшись в стену.

Прямо на него надвигалась согнутая в низком проходе чёрная фигура.

Сердце оборвалось в груди Лалора.

«Чёрт!» – ахнул он.

Душу стеснил суеверный страх – рассказов о преисподней он успел наслушаться дома. Так что же, теперь от Богов – в ад?

И Лалор рассердился:

«Но пусть я проклял Богов, ты ко мне тоже не приближайся! Служить тебе я не стану!»

«Чёрт» надвинулся, и Лалор шагнул ему навстречу. Тот поднял фонарь, и принц разглядел, что это обычный Бог-рутиец, только одежда его засалена, и лицо, и вся кожа, не скрытая скафандром, черны и грязны. Он отшатнулся от выросшего перед ним Лалора и вскинул руку с плетью.

– Ты кто такой? – закричал он. – Чего здесь шатаешься?

Лалор молчал, и охранник присмотрелся к нему.

– А, это ты – новичок? Очнулся? Вот ты-то мне и нужен. Идём.



5.

Он повёл Лалора низким тёмным коридором. Грохот усиливался, но оставался по-прежнему неясным. Они остановились у перегородившей проход решётки. Её отпер появившийся с той стороны Бог. Они вошли в поперечный коридор – высокий и хорошо освещённый, концы которого терялись где-то в полумраке и дальше в темноте. Здесь стояли столы с экранами, за этими столами в креслах сидели скучающие Боги в скафандрах – охранники.

– Кто? Куда его? – спросил тот из Богов, что сидел ближе, у сопровождавшего принца Бога.

– Чипировать, – отозвался тот.

– Как зарегистрирован?

– Числится как Ранх.

– Да? – охранник, задавший вопрос, взглянул от экранов на Лалора. – А драный-то! Что, бунтарь?

– Вся информация у вас, посмотри, – буркнул Бог, сопровождавший Лалора. – Пропускай.

Плазмером на ремне он указал Лалору направление, они пересекли поперечный коридор и, пройдя ещё одну решётку, оказались в низком, но просторном месте. Взглянув вокруг, принц ошарашенно заоглядывался, не зная, с чем сравнить место, в котором оказался. Оно ни на что не было похоже. В тусклом свете что-то ехало и двигалось, гремело, грохотало. Кругом были Боги – охранники в скафандрах и с оружием и другие, без скафандров, наверно, рабы.

Сопровождающий Лалора Бог ухватил его за плечо, протащил, оглушённого, через какие-то блестящие брусья на полу, мимо Богов и тёмных сооружений, которые, казалось, надвигались на него, и через несколько сотен шагов Лалор оказался у ряда одинаковых, белых, странно смотревшихся здесь дверей. Охранник толкнул Лалора в одну из них.

Там оказалась комната, в точности каюта космического корабля. В ней стояло на столах и было вделано прямо в стены множество приборов, напомнивших Лалору те, что находились в каюте, где Лалор лежал привязанный к кровати после ранения.

Дверь закрылась, и стало тихо. Бог, находившийся здесь, обернулся. Почувствовав, что его снова ждёт нечто плохое, Лалор вскинулся, готовый защищаться – здесь были стулья, способные заменить оружие. Охранник и этот Бог обменялись несколькими быстрыми фразами, и Бог взял со стола тонкий миниатюрный предмет, похожий на бластер, какой, смутно вспомнил принц, он уже видел недавно. Лалор ахнул, получив болезненный укол в живот, и упал будто в тёмную яму.

Он был без сознания недолго. Очнулся с тупой болью в плече, но на животе, куда воткнулась игла, болезненности почти не было. Он лежал на узкой твёрдой кровати в той же каюте. Подошёл охранник, жестом приказал ему подниматься и вывел из комнаты.



6.

Среди грохота, движения и снующих Богов они прошли к более узкому коридору, свернули. Здесь стало тише и темнее.

Охранник повёл Лалора под нависающим потолком.

Боясь, как бы снова не подвалило жуткое состояние удушья и ужаса перед этой безмерной глубиной, Лалор старался не поднимать взгляда и смотреть только себе под ноги.

Они свернули несколько раз. Становилось всё темнее, но, наконец, посветлело, грохот усилился – теперь в нём явно выделился стук падающих камней, к которому добавилось смутное журчание воды, и они вышли в довольно просторное, но такое же низкое место.

Здесь было достаточно светло. Пол был неровным, Лалор запнулся обо что-то и увидел под ногами две гладкие металлические полосы, блестящие и очень ровные, уходящие в полумрак параллельно друг другу.

Грохот нарастал и наконец разделился на несколько источников. Охранник повёл принца к одному из них – кажется, самому громкому и постоянному.

Свет лился сверху, и его источником служили приделанные к потолку матовые круги, похожие на лепёшки. Он поглощался тёмными стенами и полом и казался из-за этого совсем тусклым.

Зрение не могло ещё привыкнуть к такому свету, и Лалор чувствовал себя полуослепшим, когда охранник подвёл его к эпицентру грохота, сунул ему в руки тяжёлую палку и нечто мягкое. Приблизил губы к его уху:

– Работаешь здесь! – прокричал он. – Образуется завал – будете наказаны все, и мне плевать, кто ленился, а кто бегал без остановки. Делай как все и не раскрывай рта, не то нажрёшься такой пылищи, что до конца рабочей смены не доживёшь. Да глаза береги, а то пойдёшь в расход раньше времени.

Он повернулся и ушёл.

Лалор остался стоять, сжимая палку и стараясь разобраться, почему не огрел ею охранника. Потом моргнул несколько раз, силясь разглядеть здесь хоть что-нибудь и понять, где он и откуда валятся и валятся какие-то крупные камни. Он чувствовал даже, как тела касается сквозь прорехи рубашки ветер, поднимаемый падающими камнями. В ушах гудело от шума.

Через некоторое время он осознал, что находится здесь не один, какие-то существа тяжело и медленно пробегали мимо него и тоже создавали шум. Не в силах понять, где очутился, Лалор напрягал слезящиеся глаза, всматриваясь в тусклый полумрак, и вдруг почувствовал, как кто-то положил на его плечо тяжёлую ладонь.

– И что они тебя, такого глазастого, сюда поставили! Ты жмурься, жмурься, сынок. Да отойди с дороги-то и постой вон там, пока не обвыкнешься. Только, если увидишь, что кто-то идёт, начинай кидать как все, не то плети заработаешь или, ещё хуже, иголку получишь – а это беда.

Говоривший отвёл Лалора к стене и исчез.



7.

Лалор стоял, медленно привыкая и начиная разбирать контуры того, что его окружало. Сначала из мутной мглы выступило движение валящихся откуда-то сверху, словно с потолка, камней. Они сыпались не беспрерывно, а небольшими, но частыми партиями. Эти камни создавали груду на полу, и её, тяжёлую, растаскивали куда-то тёмные – неужели человеческие? – фигуры.

В первый миг сердце Лалора встрепенулось от предположения, что здесь люди. Так, может быть, вот она, отгадка того, зачем он понадобился Богам? Им надо, чтобы кто-то работал в их шахтах, но не сами же Боги возьмут на себя работу каторжных! Вот они и привозят сюда людей.

На миг Лалор задохнулся от радости, что встретил наконец людей, обычных живых людей, а не измучивших его Богов! Но радость эта быстро схлынула, оставив в душе пустоту и какое-то странное, подозрительное предчувствие. Что-то было не так в его рассуждениях. Что-то, чего он не сумел пока ухватить.

Постепенно в полумраке проступили и другие подробности. Он разглядел, что люди – или Боги? – большими лопатами нагребают камни в непривычного вида двухколёсные тачки и возят их в большой, высотой по пояс Лалору, длинный ящик, стоящий возле Лалора колёсами на тех самых блестящих брусьях-полосах. Двое или трое, находящиеся ближе, закидывают камни сразу в этот ящик. При этом ящик стоял в коридоре, а куча камней была как бы в довольно глубокой нише, почти отдельной комнате.

Потом принц попытался рассмотреть лица работавших, чтобы понять, кто же это, но лица у всех были одинаково черны и почти сливались с чёрными стенами. Взблёскивали только белые зубы, когда кто-то из работающих тяжело переводил дыхание или отирал локтем со лба струящийся пот.

Работали без остановки, отскакивая в стороны и прижимаясь к стенам комнаты-ниши, когда сверху обрушивались камни. Эти камни раскатывались к самым ногам, но рабочие уже поспешно и тяжко опять нагребали их в свои тачки и ящик, чтобы почти сразу отпрянуть снова и снова кинуться работать.

«Это же очень опасно! – подумал Лалор. – Они что, одержимы своей работой или ненормальные?»

Падая вниз и откатываясь, камни запросто могли их покалечить, переломать им спины и ноги.

«И что же должен делать здесь я?» – спросил наконец себя Лалор – и ужаснулся. Он понял, что ему тоже надо встать под этот камнепад и так же кидать тяжёлые большие камни в ящик или тачку, и успевать уворачиваться от летящих на него камней.

«Я не смогу так, я не хочу! – взбунтовался в душе Лалор. – Я принц, а не каторжный, я не совершил никакого преступления, чтобы расплачиваться за него!»

Но через некоторое время он осознал, что и ему пора браться за работу. Он не успел ещё понять почему – его потрясённый всем пережитым сегодня разум ещё не нашёл ответа.

Ответ пришёл мгновением позже. Если он не будет работать как другие, накажут всех, а кто-то здесь сказал ему тёплое слово «сынок».

Лалор взглянул на предметы в своих руках. Мягкое оказалось рукавицами, а палка – лопатой, широкой и большой, с длинной ручкой, по весу способной сравниться, пожалуй, с двуручным мечом.

«Вот чем я ещё не работал», – усмехнулся он и, натянув рукавицы, как в бой, кинулся к куче с валящимися на неё камнями.

...Люди или Боги, работавшие здесь, поставили его с краю, у самой вагонетки, как назывался ящик, сказали, что он должен подбирать крошево, которое остаётся после того, как другие выберут крупный камень. Очень скоро Лалор понял ещё кое-что, а именно: поставив работать сюда, ему выделили самое безопасное место. До вагонетки камни почти не долетали.



8.

К концу рабочей смены Лалор устал так, что его шатало во все стороны. Когда ему позволили наконец положить лопату, снять рукавицы и повели куда-то вместе с другими рабочими, он с трудом различал их и с таким же трудом переставлял ноги. Ему было уже безразлично, куда его ведут. Хотелось пить (рядом слышалось журчание воды), но ещё сильнее – упасть и никогда больше не вставать, тем более в мозгу копошилось воспоминание, что пить всё равно не дадут.

Когда путь был окончен, не помня себя, он повалился на что-то и сразу погрузился в сон.

Но кто-то уже будил его. Стараясь привести в чувство, принца сильно хлопали по щекам. Он замычал, отбиваясь от помехи, и к его губам оказалась прижата кружка с водой. О, Великая Бездна! Подобное благодеяние могло быть дано только ею!

Так и не осознав до конца, кто и почему дал ему напиться, он снова рухнул в сон, как в смерть.

...Его снова будили, и он противился этому. Мышцы болели, рот не открывался. Казалось, что накануне он ел ложками какую-то грязь и она облепила ему весь рот и даже набилась в нос и глаза, глаза слезились.

Постепенно просыпаясь, он ощутил настоятельную потребность умыться, и эта мысль, оформившись в мозгу, наконец пробудила его. Он огляделся.

Было темно, и тьму разбавлял только свет лепёшки, прилепленной к потолку. Вокруг двигались неясные тени. Кто это, люди?! Лалор подался к ним. Неужели всё-таки он снова среди людей? Ведь они, кажется, добры и хорошо к нему относятся. Люди!

Рядом мелькнуло несколько тёмных лиц проходивших мимо существ, Лалор жадно всмотрелся в них, ожидая увидеть под слоем въевшейся пыли родные лица соотечественников, украденных Богами и привезённых сюда...

И отшатнулся. Это были не человеческие лица. Это были всё те же лица Богов.

Лалор застонал и кинулся в сторону. Наткнулся на кого-то, сшиб с ног и осел к стене. Его колотило.

– Ненавижу вас! – закричал он, сжавшись. – Ненавижу, ненавижу, сьетэ! Сьетэ! Вы...

Обитатели шахты столпились вокруг него. Он увидел это, и душа окончательно зашлась от последнего и, как ему сейчас казалось, самого тяжёлого предательства судьбы.

– Ненавижу всех вас, ненавижу! – выкрикивал он.

– Дайте воды! – сказал чей-то голос.

Лалору подали ковшик, он выбил его, и вода расплескалась по его телу и камням вокруг.

– Не трогайте, я не ваш! Сьетэ! Ненавижу вас, сьетэ!

Но попавшая на тело вода словно бы немного вернула его в реальность. Рыдания кончились, и, сжавшись, он забился куда-то в угол, подсознательно ища убежища от всего мира и от жизни.

– Он не сьетэ имеет в виду, – задумчиво произнёс неподалёку знакомый женский голос. Говорила лаурка. – Он плохо знает космолингв, и кто-то дал ему неверные понятия. Как странно! Надо попробовать разобраться.

– Кто он такой? – спросил мужской голос. – Где они нашли мальчика, который не знает космолингв?

– Бывают же случаи неспособности к языкам, – ответил третий голос – голос странного тембра, принадлежащий словно бы подростку и похожий на голоса «жёлтых» Богов. – Надо выяснить, что за язык его родной. Может быть, кто-то из землян знает его и мы сможем вступить в контакт с мальчиком?

– Это его они называют Дикарём? – спросил мужской голос. – За что? За незнание языка?

– У него вся спина в шрамах, – сказал голос «подростка». – И не только спина. Рубашка в клочья. Сволочи.

Повисла небольшая пауза, и тот же голос «подростка» продолжал:

– Непонятно, почему мальчика отправили не на предприятия, куда-нибудь на конвейер? В шахты! Как наиболее сильных мужчин или злостных бунтарей!

Снова возникла пауза. Потом голос лаурки сказал тихо:

– Как страшно у него на душе! И дело не только в том, что он попал в шахты. Его терзает чувство вины. И он никому не верит.

Поняв, что она его жалеет, Лалор притих. Он успел отвыкнуть от чьего-то сострадания и почувствовал, что к глазам подступили слёзы. Но когда она попыталась подойти к нему, резко отпрянул и закричал:

– Отойди от меня, каторжная! Каторжная!



9.

Каторжные разошлись, и Лалор остался один. Он лежал, сжавшись на полу, и в голове его рождались мысли одна страшнее другой.

«Каторга! – думал он в отчаянии. – Вот куда я попал! Так все здесь, оказывается, отверженные – каторжные!»

Лалор помнил то прекрасное чувство товарищества, с которым относились к нему Боги в клетках и здесь. Но открытие, что все они – каторжные, то есть, по понятиям, усвоенным с детства Лалором, отверженные, преступники, совершавшие нечто злое и отвергнутые за это обществом, подкосило его. Едва ли они окончательно пали из-за своих преступлений, и в них наверняка осталось нечто человеческое – то есть, божественное, конечно, – но всё равно они – те, с кем нельзя соприкасаться человеку с достоинством, потому что такое общение унижает. Оно оскорбительно и в высшей степени недостойно.

Лалор лежал, пытаясь понять, что ему теперь делать, как поступать, для чего жить. И вдруг новая мысль пришла ему в голову, и он приподнялся.

Но ведь он – принц. По рождению и происхождению, по положению в жизни – будущий король. Ему, и только ему, надлежало разбираться в судьбах человеческих и судить. Может быть, осуждать на каторгу и даже на смерть, но кого-то – и миловать, избавляя от напрасного приговора, в том числе от каторги. И кто ещё, кроме короля, может смягчить условия самого последнего преступника, если он нечеловечески страдает? Король – тот, кто может и должен общаться со всеми. Даже с каторжными.

Поняв это, Лалор встал. Пусть он никому не мог здесь помочь, но это не отменяло его долга, его происхождения. Значит, он обязан не шарахаться от каторжных, как мальчик, а идти к ним, как король. Потому что король, лишённый власти и привилегий, находящийся в изгнании, всё равно остаётся королём.

И снова вспомнилось, как Боги грязно и грубо обокрали его – отняли камзол с камнями, нож и даже пуговицы; как секли его проводом, держа за руки и за ноги, как отталкивали от воды...

И против воли приходили сравнения. Боги, к которым он попал на космический корабль, были грубы и дики. Боги, которые потом захватили их в плен, также не отличались высокой нравственностью и добротой. А те, кто сидели в клетках и работали здесь – непосредственно каторжные? – вели себя совсем иначе. Может быть, у Богов наказывают не за преступления, а за остатки добродетели? Тоже нет. Не то не отправились бы в шахты вместе с ним Боги с космического корабля.

Что пыталась и не успела объяснить ему на последнем занятии программа? Для чего она показывала ему целую череду неподвижных и движущихся картинок, смысл чего пыталась донести? Он спросил тогда, что такое ифтад.

Потом, не слишком давно, кто-то ещё произнёс при нём это слово. Произнёс, обращаясь к нему... «Розовый» Бог, землянин, из соседней клетки спросил: почему ты с ифтад?

Что же такое «ифтад»? Почему их противопоставляют понятию «сьетэ»? «Сьетэ воюют с ифтад...» – так сказала тогда программа. И ифтад были на том космическом корабле, который тогда напал на них. На котором ещё были Богини, которых он защищал и был ранен.

И что из этого? Как разобраться во всём без помощи программы, если её нет и больше не будет?

Один садит цветок в землю, другой его топчет... Один строит дом, другой выгоняет его оттуда. Добро и зло. Созидание и насилие. Одно – сьетэ, другое – ифтад. И в этой же непосредственной связи морские разбойники. Ну при чём здесь они? Тоже зло, только морское? Тоже ифтад? Или сьетэ? Сьетэ! Лалор ненавидел это слово.

Он стоял, привалившись к стене. Ладони болели и не сгибались. Он поднял их к своему лицу. Черенок лопаты вчера, несмотря на рукавицы, сбил с них кожу, как было когда-то в детстве, когда он только начинал упражнения с мечом. А теперь его руки давно отвыкли от меча.

Ноги подгибались, хотелось есть, пить, промыть глаза. О том, чтобы вымыться самому или сменить одежду, не могло идти и речи.

Подумать только, ведь когда-то он был счастлив, абсолютно счастлив, со своими книгами, Иматой и Солоххом, с друзьями и вольным простором лугов и леса, с поездками к морю... А здесь?

И тут до него медленно дошло, что он не один. Чьё-то дыхание чувствовалось поблизости.

Лалор резко оглянулся, всматриваясь. Неподалёку, напротив него, кто-то был. Он стоял, прислонившись и запрокинув вверх голову.

– Кто тут? – спросил Лалор.

Стоявшая фигура шевельнулась.

– Это я, – ответил женский голос. – Моё имя Ченэ'йдэ Та'фун, я лаурка.