19. Сердце крёстного

Мама отменила поездку домой, и мы отправились искать дом. Папа убедил нас, что дом расположен неподалёку от  берега реки и объяснил, как до него добраться. Он позвонил экономке, попросил  прийти, всё показать и познакомиться с нами.
Сначала мы добирались на трамвае, а затем пересели  в  автобус. Словно двухэтажный, до того высокий. Я назвала его Виноградное солнце. Он зелёный, а окна дарят ему прозрачность, - сияющую, золотую прозрачность, сквозь которую бежит свет.

Вышли на остановке у лесополосы и свернули к деревьям. Тучи закрыли солнце, и оно будто захромало  в порывах тёплого ветра. Удивительное чувство, словно возвращаешься домой - туда, где ждёт меня невидимый крёстный. Я была уверена, что он ожидает меня там, потому что рядом с нами призрака не было.

Спешила увидеть этот дом, чтобы оказаться  рядом с его следами, шорохами, мыслями. Почему он купил этот дом для меня? Как догадался, что  поступлю в университет? Неужели ведал заранее обо всём, что произойдёт?

Все эти вопросы занимали меня, пока мы шли по песчаной дорожке с небольшого склона. Дорожка узкая, светлая, усыпанная разноцветными камешками.
 
Деревья остались позади, когда перед глазами возникло поле. Именно возникло, золотым пространством, напоминающим мёд на фарфоровом блюдце. Осталось пройти через него, вдоль зелёных ростков. Там, через поле, на небольшой возвышенности виднелись кусты и деревья, между которыми проглядывали белёные стены. Слева много домов, но только вокруг одного из них, играет под небом такой сильный, великолепный сад. Мы направились по тропинке, где уже до нас привычно ходили люди.

Поле. Оно сливается с небом  похожими мыслями. Упорядоченные ростки оживляли всё видимое пространство, делая его чистым и удивительным. Тусклая земля гордилась жизнью, которая начинается здесь и нигде не заканчивается. Собранные ветра, казалось, довольны всем, что видят, сквозь что витают: невидимо, истинно и бесследно.

Одержимые порывы ветра, пробегающие под небом, сталкиваются над полем, садом, холмами  и разлетаются прохладными, дикими призраками. Шла за мамой и видела их. Чувствовала, как становимся важными лучами красоты близкого поля под бескрайним, переменчивым небом.

Дом белый, двухэтажный. Рамы окон на этажах отличаются друг от друга. На первом этаже - голубоватые. На втором этаже и на чердаке  - розовые.

Дом окружает, единственный в своём роде, зелёный сад, а в нём цветы искрами: красные, золотые, белые, синие, оранжевые и розовые.

Там, в саду, словно перемешалось счастье, на которое, со своей почтенной высоты взирают деревья, да пышные и дородные кусты шиповника.

Мы свернули направо и увидели дверь цвета корицы. Только поднялись по точёным, деревянным ступеням крыльца, как дверь приоткрылась, и перед нами появилась женщина - экономка, лет пятидесяти, - огромная, словно вековой дуб. Она показалась мне очень красивой и светлой. Выше меня сантиметров на тридцать. Женщина улыбнулась, и аккуратные белые зубки блеснули в лучах послеобеденного солнца. Большая голова на широких плечах переходила в крупное тело, от которого пахло чистыми скатертями и кулинарными изысками. Пухлые щёки, открытые миру большие, голубые глаза, тихий нос и рот, знающий красивые слова.

- Нина Ивановна, - произнесла она, улыбаясь так приятно, точно вернулся полдень, когда солнце - белое и чудесное.
- Анна, - сказала я, слушая, как мама называет своё имя и ставит сумки на пол широкого, гостеприимного коридора. Там, прямо на стене прихожей прибита табличка с цитатой. Постойте! Я подошла ближе, чтобы прочитать имя автора - знакомых, очень знакомых слов. Спустя мгновение, всплеснула руками, чем удивила экономку.
- Вам известна эта писательница?  - поинтересовалась Нина Ивановна.
- Конечно! Как сюда попала эта дощечка? Она же проживала очень далеко отсюда! - воскликнула я.
- Перестань задавать странные вопросы, - попросила меня мама. - Мы же только приехали! Не пугай Нину Ивановну своими закавыками.
- Нет, что Вы! - воскликнула Нина Ивановна. - Меня радуют и вопросы, и любовь к книгам. Писательница, о которой речь, однажды, лишь однажды приезжала сюда, и ей подарили этот дом.

Я застыла в полном изумлении: пол у меня под ногами принадлежал ей! Той, кем когда-то я была!

- А почему этот дом выставили на продажу? - спросила мама, пытаясь понять, как крёстному удалось его купить. Если маму волновал вопрос: «как крёстный купил этот дом?» - то меня интересовало, почему он купил его для меня? Он же думал, как вся моя семья, что я поступлю, и буду жить на съёмном жилье. Но купить мне дом у семьи писательницы, которая к тому же, сто лет назад родилась мной…

Разве он знал об этом? Ведь он подарил мне саму себя, живущую и творившую много лет назад. Очевидно, одно - крёстный хотел, чтобы я писала.

По четырём комнатам бегало солнце. Но оно не могло свободно беседовать с занавесками, потому что с ними танцевал ветер, громыхая розовыми ставнями и замирая от вездесущего великолепия.

Там я радовалась волной птицей и если бы была другой, могла бы занимать большее место в гнёздышке, но предпочла скромное и уютное.

Комната, которую я выбрала, была рядом с той, где в ***8 году останавливалась знаменитая писательница.

Множество свечей горело в люстрах огромного зала, где я могла сидеть у окошка и любоваться садом. Но всё остальное время жила в меньшей, белой комнате, любимой птицами.

Они заглядывали в окна на рассвете, постукивая клювами в прозрачные стёкла. Высматривали меня глазами, полными волнения, выбегающего из глубин бьющегося сердца, спрятанного под перьями.

Именно в эту комнату, мы с Ниной Ивановной перенесли стол из комнаты писательницы. Единственный стол, кроме кухонного, за которым можно писать письма и заметки. Сколько лет этому столу? А  выглядит почти, как новый.
Теперь у меня самое удобное  рабочее место и я могу растворяться в словах, образах, мыслях, своей любви к миру.

Помимо стола из липы, конечно, стул. Стол и стул у окна. Нежные, шифоновые занавески с изображением голубого льна живыми шелестят на ветру. Кровать на ножках у пианино. Инструмент - белый с золотыми буквами. Книжные шкафы встроены в стену напротив кровати и слева от окна. Гардеробная и шкаф  с полками расположились у деревянной, розоватой двери. В комнате уютно и свежо.
Я выудила из сумки все вещи и долго с упоением распределяла их по своим местам.
 
Сразу поняла, что любимой частью комнаты будет стол. И зеркало с витиеватой рамой и туалетным столиком из липы. 

Когда сидишь за столом, отражаешься в зеркале. А если держать спину прямо, кажешься самой себе скульптурой. Как там поживает статуя похожая на меня? Так я о ней ничего и не узнала.

Мама уехала. Необходимо выходить на работу, - отпуск мамы подошёл к концу. А я осталась с восхищением, заметками, таинственным пространством и Ниной Ивановной, напоминающей по внутренней силе - один из вековых дубов возле монастыря.

Следует разложить всё по полочкам, а затем только торопиться домой. Маме не понравилось уезжать без меня. Она всё поглядывала на Нину Ивановну - горничную, как я назвала её и думала, думала…

Наше утро с горничной начиналось с пение птицы Зарянки или Малиновки - более распространённое имя. Видела апельсиновую грудку и даже щёчки. Нежная птица, кругленькая, точно звенящее солнце на ветру.

Мы с Ниной Ивановной встречаемся каждое утро на прямоугольной кухне и завтракаем. Булочки с корицей, ватрушки, сахарное печенье или кексы. После, горничная, либо готовит обед, либо убирается. Поначалу я пыталась помочь, но это обидело мою экономку. Она сказала, что  крёстный (она не знает, что он мой отец) оплатил её работу и мне лучше отправиться в комнату, сад или к реке.

В саду повсюду возникает Прекрасное. Оно рождается из невидимой любви неба и земли, окутывая всё кругом неистовым, нежным светом, - тихим и звонким, словно ключи. Дикие цветы распускаются наряду с домашними. Бабочки и мотыльки торопятся друг за другом, будто зимы и не было. Если бы там, в монастыре, сидя за своей первой партой, я догадывалась о моём новом периоде в жизни,  - это бы согревало меня даже в те зимние, ледяные дни, когда лопались древние батареи и мы слушали уроки, сидя  в шубах и валенках.

Птицы суетились вокруг меня. Их ремесло - летать, понимать мир по-своему. Каждое утро видят они, как из-за гор появляется солнце - золотое око небес, чудес, дива. Зелёные леса. Лучи бегут по облакам, листве, тропинкам. Лучи согревают камни, а камни - землю. Из-под земли тянутся ввысь ростки. Ростки обходят камни и превращаются в стебли травы, цветка, в стволы дерева.

Земля. Она так сильна, что её можно считать родившейся из чудес. Мы смотрим сквозь стёкла; наблюдаем, как солнце играет с цветами и дождём, ветками и ветром. У солнца своя музыка.

Я надела короткие шорты и майку с многочисленными воланами, которые подпрыгивали на каждом шагу. Собрала волосы в высокий хвост.

Шла босиком, придерживая шлёпанцы рукой. Чувствовала себя свободной и незаметной.
Солнце окутало меня золотом. Спустившись с холма, я перешла на более твёрдую землю, ступая среди, высушенных небом, следов.

Торопилась к реке, думая о своих призраках. Вспоминала, как в саду несколько раз мелькнула Ивовая веточка. Крёстного не было.

Размышляла о том, что у каждого человека есть неординарные способности. Пересмотрела собственную теорию о призраках или духах, уверяя себя в том, что их видят многие люди, просто не говорят об этом.

Когда дом остался позади, я оглянулась - вдали, между ветками деревьев, проглядывали  дома. Все они - белые, с рамами, выкрашенными в белый цвет. Только рамы нашего дома выглядят иначе, словно не опасаются выделяться. Дома застыли вдоль поля. Насчитала их шесть. Наш дом ближе всего к реке.

Спустилась вниз и прошла между кустарниками пышной сирени. Изумрудные жуки поселились в ней и, жужжа, пролетали над головой.

Когда царство сирени осталось за спиной,  увидела, что траву под ногами сменил песок. Теперь можно ступать по нему и не бояться оцарапаться или пройтись по колючкам. Нет, под ногами чисто и тепло. Кое-где камешки, которые можно обойти.
Река приветствовала меня ветром. Он перемешивался с солнцем и писал невидимые письма, отправляя их полю - далёкому от берега; и холму, где наш дом.

Назвала его «Сердце крёстного». И пока я люблю свою семью, призрачное сердце моего крёстного продолжает биться.