Диалектологическая практика

            Ольга Константиновна Сидельникова, будучи женщиной незамужней, властной (и отчасти демонической), одаривала нескрываемым презрением каждого представителя мужского пола, который не соответствовал её весьма строгим представлением о морали и нравственности. Мы со Звиадом, как и большая часть мужской половины человечества, им не соответствовали, и она нас искренне ненавидела, в особенности меня, после того, как ей на глаза попалась моя лёгкая пародия на её мучительные лекции по введению в общее и сравнительное языкознание под названием: «Введение в начальное окуркопопадание», где рассматривались некоторые аспекты точного попадания окурком в урну. Я и Звиад, притворно-смущённые и иронически-растерянные, стояли на кафедре общего и сравнительного языкознания, а Ольга Константиновна отчитывала нас за задержку сроков сдачи отчёта по диалектологической практике, которую мы должны были проходить  в русскоязычных районах Грузии, но так и не прошли по причине занятости: Звиад трудился на пляжах Пицунды, я же (правда, мне помогали друзья)  в винных подвальчиках и пивных барах Батуми. Стоял месяц сентябрь, огромные мухи жужжали в тени липы за окном, нам хотелось на свежий воздух,  на свободу,  к друзьям,  которые ждали нас на скамеечке в университетском дворе.
             -   Мы принесём, - натянуто произнёс Звиад и, как  школьник,  которого  отчитывают  за  двойку,  опустил  голову  (всё это, конечно же, поза).
             -   А вы, Георгий, такого же мнения?
             -   Конечно, - не очень уверенно подтвердил я.
             -   Ну,  смотрите!  Даю  вам  срок  до  послезавтра, -  замогильным  голосом  произнесла  она,  и  у нас по телу, как и  положено, мгновенно пробежала нервная дрожь. Перспектива остаться без стипендии на следующее учебное полугодие нас не очень прельщала.
         Когда мы вышли на улицу, Звиад достал из кармана своих серых парусиновых брюк огромные, похожие на будильник часы на цепочке, которые он купил за семь рублей у какого-то еврея на Каменке: в сутки они отставали на полтора часа.
             -   Двенадцать ноль семь, - задумчиво проговорил Звиад.  -  Как ты думаешь, в «Женеве» сегодня будет много народу?
         По непонятным мне причинам  все пивнушки в городе нашей юности носили экзотические имена:  «Синагога», «Пакистан», «Варшава», «Женева». «Женева», хоть и не располагалась в относительной близости от университета, но пользовалась заслуженной популярностью среди студенческой братии по причине свежести и неразбавленности пива, а также  дешевизны  вяленой  рыбы и прочих закусок.
         В ответ на вопрос Звиада  я пожал плечами. Я не любил «Женеву», меня тянуло к брезентовым зонтикам «Пакистана»  в  Западном микрорайоне.
         Миша Денисов и Коля Шереметев быстро подсчитали имеющиеся у нас финансовые ресурсы. Звиад был романтиком, его не волновал завтрашний день, поэтому он купил на имеющийся у нас последний червонец две бутылки «Русской», и мы отправились в «Женеву». Там, несмотря на сентябрьскую жару, было довольно прохладно. Мы взяли четыре плавленых  сыра «Дружба»,  две буханки хлеба и двенадцать кружек пива. Соль была бесплатной.
         Звиад разлил «Русскую», закурил «Дорожные» и недовольно посмотрел на меня:
             -   Может, скажешь что-нибудь?
             -   За всех хороших людей, рождённых в XX-ом веке, - провозгласил я.
             -   Спасибо, - поблагодарил Звиад и выпил.
             -   Ты это серьёзно? - поправляя очки, спросил Миша.
             -   Конечно,  почему бы и нет?
         После третьего тоста я проникся самыми нежными чувствами к своим друзьям и даже о Сидельниковой думал с симпатией. Последний же тост был традиционным: про отсутствие эректильной дисфункции и наличие денег. В пору нашей молодости  нас больше волновала,  конечно же,  вторая часть тоста.
         Мы расстались у Центрального рынка:  Миша вспомнил, что у него свидание, а Коля заявил, что идёт в библиотеку, но пошёл почему-то совсем в другую сторону.
         К вечеру я и Звиад почувствовали некоторый голод. Сентябрьское общежитие было ещё полупустым и пойти к кому-нибудь в гости не представлялось возможным, однако  невесёлая перспектива лечь спать голодными заставила нас  пораскинуть мозгами.
             -   Чего ты не ведёшь меня к своей немке? -  раздражённо спросил Звиад.
             -   У неё сегодня вечером собрание в главном корпусе.
             -   А Мартиросян?
             -   Она ещё не приехала.
             -   Ирэна?
             -   Она скупая.
             -   Марина?
             -   Разве мы её знаем?
             -   Познакомимся.
             -   Неудобно...
             -   Может пойдём к Сандре?
             -   Ты когда-нибудь ел бутерброды у Сандры?
             -   Нет.
             -   Они похожи на тщательно отутюженную папиросную бумагу.
         Звиад глотнул слюну:  в его глазах мелькнул огонь.
             -   Мне всё равно! Я должен что-нибудь придумать.
         Мы вышли в коридор. Из четыреста третьей комнаты слышалась громкая музыка и чьи-то не совсем трезвые голоса. Звиад уверенно постучал. Дверь нам открыла блондинка в белой  майке с надписью «Dreamland».
             -   Здравствуйте, - почти хором поздоровались мы. Чувство голода сделало нас вежливыми.
             -   Вы к кому?  - удивлённо спросила девушка.
             -   К вам, - опередил меня Звиад.
             -   Но я вас не знаю.
             -   Это - Гия, - представил меня Звиад.  - А я  - Звиад Вахтангович.
             -   Ну что ж, - растерялась девушка. - Заходите, если вы ненадолго.
         В комнате сидело человек десять, среди которых оказался наш однокурсник Валера Бабич.
             -   Гия, Звиад! - радостно воскликнул он. И, обращаясь к присутствующим, пояснил: -  Ребята, это мои лучшие друзья!
         Нас  усадили за стол и, извинившись за отсутствие закуски, налили по полному стакану портвейна. Звиад старался не смотреть в  мою сторону, но портвейн выпил. Я сделал то же самое, после чего мы вывели в коридор Бабича.
             -   Валера, у тебя пожрать что-нибудь есть? - с надеждой в голосе спросил Звиад.
             -   Что вы, ребята: ни жратвы, ни денег.
             -   Ладно, пойдём спать, Звиад Вахтангович, - с иронией сказал я. - Когда спишь, то кушать хочется не очень.
             -   «Пойдём спать»! - передразнил меня Звиад. - Ты думаешь, я смогу уснуть?
         Мы закурили. От табака у меня першило в горле, но он притуплял чувство голода. И тут свершилось чудо: оно шло по коридору с двумя сумками и называлось Розой Мартиросян.
             -   Я только приехала, - сказала она. - Чего стоите, как истуканы, помогли бы!
             -   Вонцэс, Роза-джан? - расспрашивал Звиад, пока я тащил за ними две тяжёлые сумки.
             -  Представляете,  - рассказывала  Роза, - приезжаю  в  общежитие, думаю, зайду в  буфет за   хлебом.  Оставляю сумки у вахтёрши, иду в буфет,  а буфетчица мне подмигивает: «Роза, мы получили яйца». Я машинально покупаю три десятка и вспоминаю, что  столько же привезла из дому. Теперь у меня шестьдесят яиц. Если вы голодны, могу вас угостить яичницей.
             -   Вообще-то мы только поели, - равнодушно сказал Звиад, а  я позавидовал его выдержке.
             -   Но, чтобы тебя не обидеть... - добавил я.
         Роза вздохнула, взяла сковородку и пошла на кухню.
         Пока мы уплетали яичницу, Звиад рассказывал анекдоты, где армяне проявляют присущую их нации смекалку, а Роза смеялась и бурчала: -  Ладно, ладно, знаю я вас, грузин!
         Мы съели ещё одну порцию яичницы, в итоге уничтожив почти половину запасов Розы, и покинули её гостеприимную комнату около десяти часов.
               
               
               
      
         Тумбочка, оклеенная сигаретными пачками «Camel»,  напоминала мне о тех славных временах середины мая,  когда я и Иштван курили хорошие сигареты, попивая полусладкое шампанское в ресторане «Интурист». К сожалению, те времена канули в Лету, а час расплаты за невыполненное задание по диалектологической практике медленно, но верно приближался.
         Я привстал на постели и обмер: на стуле перед зеркалом сидела Элико.
             -   Не удивляйся, просто я решила сделать тебе сюрприз. Ты всегда не запираешь дверь на ночь?
             -   Всегда... Откуда ты взялась?
         Звиад называл Лену-Элико «совестью грузинского землячества», и в этом была доля истины; нас же со Звиадом Элико считала лентяями и пьяницами,  а в прошлом году целую неделю не разговаривала с нами из-за того, что мы заклеили бумагой первый слог во втором слове надписи  в кафетерии: «Горячие завтраки». Элико Кварацхелия была симпатичной смуглой шатенкой из Сочи, но, несмотря на грузинское происхождение,  грузинским  владела слабо. Звиад пытался как-то обучить её азам, но склонности к языкам у Элико не было, и он махнул на это дело рукой. Элико прекрасно готовила грузинские блюда, особенно сациви, и за это ей  прощалось незнание грузинского языка.
             -   Ты какой-то растерянный, Гия.
             -   Будешь растерянным, когда свяжешься с Сидельниковой. Так когда ты приехала?
             -   Утром.
             -   Деньги одолжить можешь?
             -  Зачем  тебе  и  Звиаду  нужны  деньги,  я  знаю.  Питаться  будете у меня.  Правда яичницу по-армянски я вам сделать не смогу,  но кое-что другое  -  пожалуйста.
             -   Когда ты виделась со Звиадом?
             -   С чего ты взял, что я его видела?
             -   А яичница по-армянски?
             -  А, это,  -  Элико рассмеялась. - Просто я случайно  встретилась  с  Розой, которая   до  сих  пор  пребывает  в лёгком шоке после вашего  вчерашнего ужина.
             -   Сплетница она, эта твоя Роза, - возмутился я.  - Ещё подруга называется!
         Я  всё-таки взял у Элико десять рублей и поднялся к Звиаду.
             -   Я еду сегодня  на Турмалиновскую, - заявил он.
         В общежитии на Турмалиновской жила девушка, которую Звиад считал своей возлюбленной, но та упорно продолжала считать его своим другом.
             -   Ладно, - сказал я,  протягивая ему пять рублей.
             -   Откуда? - изумился Звиад.
             -   От нашей сестры из Сочи.
             -   А-а... Не знал, что она уже приехала.
         Около часу дня, проводив Звиада до автобусной остановки, я отправился в универсам «Плевен» за пивом, которое предполагал распить с Валерой Бабичем. (То-то, он удивится!) При выходе из универсама, - счастье, как и горе, всегда сваливается на нас неожиданно, - мне повстречалась девушка,  которую Звиад почему-то называл «твоя немка», хотя  мы  с ней  не  давали к этому ни малейших поводов.
             -   А, Гия! Здравствуй, - Карола держала в руках две бутылки дешёвого вермута и улыбалась мне.
             -   Как дела? - спросил я,  укладывая «Жигулёвское» в портфель, более подходящий для министерских бумаг. - Пиво будешь?
             -   Буду, - неожиданно согласилась Карола.
         Она просунула вермут подмышку и взяла протянутую мной бутылку пива.
             -   Хороший сегодня денёк, - сказал я. -  К тому же воскресенье. Пошли, сядем вон на ту скамейку.
         Карола была стройной синеглазой блондинкой, пожалуй, слишком высокой для женщины, но общего впечатления это не портило. Мы были знакомы уже второй год,  мне она была очень симпатична и, по-моему, я ей  тоже, но дальше вялого флирта дело не шло, к тому же она была лидером немецкого землячества, вечно в делах и проблемах, которые часто не оставляли ей времени даже на учёбу. «Ordnung muss sein», - вот весь смысл твоей жизни, - как-то упрекнул её я и она не на шутку обиделась.
             -   Иштван  не  приехал? -  спросила  Карола,  отхлёбывая   из  бутылки  холодное,  как  наши  отношения, «Жигулёвское».
         Иштван Гелеи, мой сосед по комнате, был в Будапеште и наверняка пил свой любимый «Olaszrizling», закусывая его пахнущей дымом и специями венгерской колбасой.
             -   Нет, - ответил я. - Иштван не приехал,  да и куда ему спешить? Можно лишнюю недельку прожить и без лекций. Хочешь закурить? Кстати, это не повредит твоей репутации, что ты пьёшь пиво прямо на скамеечке в Аллее Роз?
             -   Сегодня же выходной, - удивилась Карола.- Кому какое дело?
             -   Ну да, конечно, - насмешливо согласился я.
         Мимо, как всегда некстати, проходил Толя Марочкин, вечный студент, поэт и художник, к тому же болельщик тбилисского «Динамо».
             -   Гия,  святая душа!  - тут он покосился на вермут, а потом заметил Каролу. - Дай на похмелон, а то мне до «Пакистана» не дойти, так трубы горят после вчерашнего. Мы с Коляном вчера вечером в «Горке» нажрались, говорил я ему: не мешай водяру с дерьмом,  но сам знаешь, у него после третьей крыша едет.
             -   А я думал,  Коля вчера в библиотеку пошёл после «Женевы», -  заметил я, раскрывая портфель. - Бери пиво, пока холодное.
         Марочкин был человек понятливый, а иногда даже душевный. Выпив одним махом две бутылки пива, он предложил:
             -   Ребят, а может  к нам? Меня Колян ждёт в «Пакистане», можно его потрясти, рыбки взять.
             -   Пойдём? - спросил я у Каролы.
         Сегодня был необычный день. Карола испуганно посмотрела на меня и шёпотом произнесла:
             -   Пойдём, если ты хочешь, но я ничего не понимаю, на каком языке он говорит?
             -   На русском, - успокоил её я.
             -   А куда поехала крыша?
             -   В Пакистан.  Пошли, Карола, я тебе по дороге всё объясню.
         Наверху, на втором этаже универсама, мы обнаружили Колю Шереметева, с безразличием созерцающего окружающую его действительность. Кароле, впрочем, он поцеловал руку и высказался на тему того, что у меня всегда был хороший вкус.
             -   Может, вино выпьем? - глядя на меня, несмело предложила Карола. 
             -   Мадам,  -  заметил  Шереметев,  бросая  косвенный  взгляд  на вермут. - Разве это вино? Впрочем, всё равно подойдёт: жизнь  это почти всегда подмена одних понятий другими.
         Марочкин сбегал за за кружками и мы принялись за пиво с вермутом - замечательная смесь!
             -   Нет,  ну  ты прикинь,  - тарахтел Марочкин (я переводил Кароле). - Я ему говорю:«Осенний сад»  за 1-07, на пятёрку - четыре пузыря и закусон впридачу, а он, мол, неудобняк, в натуре, с нами дамы: на хер ему сдалось это шампанское, кислятина долбаная, разве это не дама, что, она не глушит вермут вместе с нами? Сразу видно - баба она, что надо.  Не понимаешь ты, Колян, тонкостей ситуации!
         Карола пила наравне с нами и не пьянела. В её синих глазах отражались лучи солнца, пробивающиеся к нам сквозь брезентовый навес. Говорила она мало, в основном отвечала на вопросы любознательного Марочкина.
             -   Твоя  фамилия  -  Троян?  Да  ты  чё!  Я  в Болгарии был в прошлом году, так там город есть  «Троян»,  вино - классное. Мы с Христо неделю не просыхали, пока его бабушка за нас не взялась. А ты, случайно, не болгарка? Нет? Да какая разница, баба ты нашенская, не то что шереметевские с «Горки». Прикидываешь, забодал одну - у неё фамилия была «Граф» - давай,  мол,  поженимся:  я буду Шереметев - Граф, а ты - Граф - Шереметева.
         Коля рассмеялся:
             -   Анатолий, ты можешь хоть немного помолчать?
             -   Не могу. Я мыслю так: завалим ко мне на хату, я звякну Туранской, сгоняем за бухаловом и покажем Кароле Троян класс! (Толя так часто повторял фамилию Каролы, что в мою душу закрались сомнения: уж не навевает ему это прошлогодние болгарские винно-водочные воспоминания?) Ты как, Гия?
             -   Сойдёт.
             -   А ты, Карола?
         Карола пожала плечами:
             -   Я так, как Гия.
             -   Тормози   тачку,  Колян,  -  распорядился  Марочкин. -  Подъедем к общаге, я займу бабки у Нади и  прямым ходом ко мне.
         Слово «бабки» Карола, видать, знала. Она вспыхнула и шепнула мне на ухо:
             -   Сколько надо?
         Вопрос был риторический.
             -   Надо столько, сколько есть, - философски ответил я.
         Мы взяли такси и после того, как Марочкин повидался в общежитии с Надей, поехали во Дворец пионеров, где Толя числился художником и имел в полуподвале мастерскую,  куда время от времени наведывалась уборщица, чтобы вынести мусор и окурки. Марочкин ей ничего не платил: уборщице вполне хватало денег, вырученных за пустые бутылки.
         Когда мы вошли в мастерскую,  Карола с удивлением взглянула на меня:
             -   Твой друг - художник?
             -   Во всяком случае, он сам так считает.
         Вскоре явились Шереметев и Светка Туранская с бутылками яблочного вина «Волжское», хлебом и колбасой. Марочкин порылся в красках и извлёк «Кильку в томатном соусе».
             -   За то, чтобы всегда было что, с кем и где!  -  провозгласил он и выпил до дна.
         Карола улыбнулась. После очередного тоста, я предложил ей пройтись. Во дворе Дворца пионеров уже давно стоял остов полусожженного ЛАЗа.
             -   А,  это  здесь, -  почему-то  сказала  Карола, кладя мне руку на плечо. - Мы думали сегодня с Биргит выпить вечером вермут и я пошла в универсам.
             -   А  я  думал  выпить  пиво  с  Валерой,  -  ответил  я,  расстёгивая пуговицы на её сорочке. - И вечером заняться диалектологической практикой.
             -   Мне не будет холодно?
             -   Нет.
             -   А потом?
             -   Потом  никогда ничего не бывает.
             -   Я сегодня выучила много новых слов.
             -   Знаю.
             -   Нет, не так... подожди. А сюда никто не войдёт?
             -   В этом автобусе уже давно никто не ездит. Мы - его последние пассажиры.