Глава 11. Скала

Проводив Ольгу, Евгений убрал со стола и хотел было позвонить Татьяне, но вспомнил, что суббота у неё рабочий день, и она всегда сердится, если её отрывают от работы без серьёзного повода. У него суббота была нерабочим днём, но он также вспомнил, что, в связи со всей этой суматохой, так и не доделал вчера программу, а значит, придётся сделать ее – субботу – днем рабочим. Иначе такими темпами он вообще останется без работы, и ему скоро нечего будет есть.

Тут он, конечно, лукавил и некоторым образом кокетничал сам с собой. Он знал, что если он не закончит программу и к ближайшему понедельнику, и к следующему понедельнику, никто его не уволит. А даже если и уволят, то работу он найдёт себе без труда. Хорошие программисты на дороге не валяются, и любая мало-мальски уважающая себя фирма или организация отрывает с их руками. А программистом он был хорошим. И даже более чем.

И если бы у него была хотя бы капля честолюбия, то, как всегда говаривал Максим, он давно мог бы работать в престижной иностранной компании и иметь дом где-нибудь на островах. Или даже жить на этих самых островах постоянно.

Но честолюбия у Евгения не было. Да и особого желания перебираться на какие-то острова – тоже. Когда ему хотелось на острова, он брал отпуск и летел туда. Причём, на разные. И всюду видел одно и то же: яркое солнце, буйство тропической растительности, синеву моря или океана и большое количество туристов, сутками валяющихся на раскалённых пляжах и прокопчённых до состояния куриц гриль.

Первые пару-тройку дней он наслаждался солнцем, простором и пронизанным солью морским воздухом, но очень быстро уставал от ярких южных красок, от безоблачности неба, от изнуряющей жары и от созерцания загорелых до черноты прелестей красоток в бикини.

А через неделю ему уже невыносимо хотелось домой, в «двадцать с ветерком и дождичком» к бледноликим и светлооким мадоннам родной Северной Венеции. Его душе гораздо милее было короткое северное лето и неяркие, спокойные акварельные тона российской природы. И он любил свой невозможный мегаполис, обожаемый и воспеваемый одними и ненавидимый и проклинаемый другими.

Как-то раз, гуляя с Татьяной по набережной, они остановились на одном из мостов. Любуясь развернувшейся перед ними панорамой, Татьяна сказала, что этот город кажется ей роскошной театральной декорацией, картиной, искусно написанной рукой гениального художника или некой застывшей в мраморе и граните музыкальной симфонией. Словно это не город, населённый живыми людьми, а театральные подмостки, на которых разворачиваются сюжеты произведений русской классической литературы.

Так и кажется, что вон там крадётся Раскольников с топором в дрожащих руках; а вон кутается, прячась от пронизывающего ветра, в свою единственную шинель несчастный Акакий Акакиевич. Это город-музей, город-призрак, вобравший в себя всё самое лучшее, что есть в европейской архитектуре и культуре. Он искусственен в своем совершенстве, и совершенен в своей искусственности. И именно этим он так прекрасен, уникален, неповторим, не похож ни на что другое и, одновременно, похож на очень многое.

«За это я им восхищаюсь, – произнесла тогда Татьяна с некоторым трепетом в голосе и добавила с грустью, – но он бескровен, в нем нет жизни. И за это я его не люблю».

А Евгений любил. Он любил в нем всё: прекрасные архитектурные ансамбли, мосты и каналы; великолепные набережные с роскошными дворцами и малоэтажные домики, прелестные в своей непохожести друг на друга; широкие, разлинованные с геометрической точностью проспекты и узенькие переулки; уютные, пронизанные солнцем дворики и мрачные дворы-колодцы; сочную радостную зелень летних парков и серебристый снег, сверкающий в тусклом свете жёлтых фонарей. Обожал пригороды, такие приветливые и тёплые в своей провинциальности и столь кичливые в своей имперской помпезности. Он любил этот город всем сердцем и ни за что на свете не променял бы его ни на какие заморские сказочные острова.
А посему он вздохнул и приступил к работе.


Через несколько часов кропотливого труда Евгению удалось, наконец, «поймать за хвост» зловредную ошибку, так долго ускользающую от его взора. Остальное было делом техники, которой он владел блестяще. Перезапустив заново программу, Евгений убедился, что работает она безупречно.

– Йе! Я крут! – он сделал движение рукой, подражая героям голливудских боевиков, и пару раз с ликованием крутанулся в своем кресле. Хорошо сделанная работа всегда приносила ему чувство глубочайшего удовлетворения. Он откинулся назад и сладко потянулся. Теперь можно и вздремнуть пару-тройку часиков после столь беспокойной ночи. Но претворить в жизнь это желание ему не удалось. От приятных мыслей его отвлек резкий звонок мобильного телефона.

– Да, Володя, – ответил Евгений на звонок, – привет!

– Привет! – голос Владимира звучал глухо и немного раздраженно, – ну что, ты готов?

– К чему? – удивился Евгений.

– В смысле? – в свою очередь удивился Владимир, – мы ведь договаривались поехать сегодня на скалы. Я обещал заехать за тобой в двенадцать часов. Ты что, забыл?

Евгений чертыхнулся – из-за всех треволнений прошедших суток их договоренность с Владимиром совсем вылетела у него из головы.
По возвращении с дачи Владимир однажды взял Евгения с собой на тренировку по скалолазанию. С того раза Евгений по-настоящему влюбился в этот экстремальный вид спорта и стал его горячим приверженцем.

Сам Владимир уже много лет занимался альпинизмом. За его плечами были  многодневные походы на Эльбрус, Тянь-Шань, Алтай, Памир и в Гималаи. На его счету уже было несколько серьёзных восхождений и покорённых вершин. И на протяжении нескольких лет перед его внутренним взором путеводной звездой маячила заветная мечта добраться до Эвереста. Хотя бы до его подножия, до одного из базовых лагерей.

Евгений от подобных честолюбивых замыслов был далёк, но скалолазанием увлёкся всерьез и, похоже, надолго. Они с Владимиром были завсегдатаями самых крупных скалодромов города и уже несколько раз выезжали на тренировки на искусственную скалу, которая находилась в одном из пригородов и была местом паломничества всех заядлых городских скалолазов.

А сегодня они собирались поехать к массиву природных гранитных скал. Это должно было стать первым настоящим восхождением для Евгения, боевым крещением начинающего альпиниста. Пропустить подобное он не мог никак. От предвкушения острых ощущений он испытал приятное  волнение и почувствовал прилив адреналина в крови. Всю его сонливость как рукой сняло. Он взглянул на часы – они показывали без четверти двенадцать.

– Заезжай, – уверенно сказал он Владимиру, – я готов.

Через пятнадцать минут он уже был на улице и наблюдал за въезжающим во двор Владимиром. Евгений в который раз залюбовался обтекаемыми футуристичными формами его кремово-молочной спортивной красавицы-машинки. Она была идеальна.
Довольно небрежно относящийся к собственному внешнему виду, Владимир был абсолютным перфекционистом в отношении окружающих его вещей. Впервые Евгений подивился этому, когда приятель пригласил его к себе в гости посмотреть его «гималайскую» серию работ.

У Владимира была небольшая, но с изумительным вкусом обставленная квартира. Изысканная дизайнерская мебель, персидские ковры, в которых ноги утопали по щиколотку, мягкое интимное освещение – все это было, на вкус Евгения, как-то чересчур, как-то слишком по-женски. И, одновременно с этим, строгий цельный брусок макбука самой последней модели на письменном столе и дорогущая «хайэндовая» музыкальная система, при взгляде на которую у Евгения «потекли слюнки».

А святая святых каждого живописца – мастерская – совершенно не соответствовала представлениям Евгения о том, как должно выглядеть рабочее место художника. Это была стерильно чистая, словно больничная операционная, хорошо освещённая комната с белёными стенами. Кисти, краски и прочие художественные принадлежности были аккуратно разложены по полочкам. Готовые работы скромно накрыты белой тканью. В середине комнаты стоял высокий мольберт с девственно-чистым холстом. Перед мольбертом стояла  небольшая удобная кушетка – место натурщика. Никакого хаоса и творческого беспорядка, ничего лишнего, каждая вещь находилась на строго отведённом для неё месте.
 
Несколько безалаберного по жизни Евгения даже немного замутило от подобной педантичности. Он взглянул на Владимира и поразился тому, насколько одетый в «хипстерские гоанские шмотки» художник с небрежно забранными в хвост кудрявыми волосами резко контрастирует с окружающей его обстановкой и, как ни странно, удивительно органично в неё вписывается.

Евгению пришла в голову мысль, что дело, видимо, в натуре самого Владимира. Максимально раскрепощённый, естественный и всегда верный себе он одинаково органично смотрелся бы как на великосветском приёме в Букингемском дворце, так и в жилище бомжа где-нибудь под Бруклинским мостом.

Владимир припарковался с точностью швейцарских часов, махнул Евгению рукой в знак приветствия и, не выходя из машины, открыл багажник. Евгений закинул туда свой рюкзак, сел на переднее сиденье и протянул приятелю руку. Владимир пожал ее как-то вяло и, как показалось Евгению, нехотя.

– Пристегнулся? – он скользнул отсутствующим взглядом по Евгению, – тогда погнали!

Сидя рядом с Владимиром, Евгений получал искреннее удовольствие от его безупречного водительского мастерства. Никто из его знакомых не водил машину так, как Владимир. Это было больше, чем вождение, это было настоящее искусство. Садясь за руль, Владимир словно сливался с автомобилем в единое целое, и два сердца – живое и механическое – начинали биться как одно. Машина становилась продолжением гибкого, тренированного тела своего хозяина, и каждое её движение приобретало некую человечность, одушевлённость. Она неслась по дороге плавно, грациозно и, в то же самое время, стремительно, словно огромная хищная кошка, волею судеб избравшая человека в качестве своего господина и мгновенно реагирующая на каждое движение его мысли. Это было сродни некоему ритуальному танцу, мастерски и самозабвенно исполняемому человеком и ожившим механизмом.

Тем не менее, Евгений почувствовал, что многочасовое сидение за монитором дает о себе знать. Глаза его начали слипаться, он с трудом подавил зевок.

– Бурная ночка? – Владимир вдруг пошло осклабился, – скалу-то осилишь?

Евгений был крайне поражён. Владимир был человеком открытым и предельно честным, но при этом наделённым прирождённым чувством такта и прекрасно воспитанным. Он являл собою ходячую демонстрацию общеизвестного лозунга «живи сам и давай жить другим», и подобные намеки, да ещё произнесенные таким тоном, были совершенно не в его стиле.

Евгений удивлённо взглянул на приятеля:

– Да нет, не особо... Просто несколько часов кряду просидел за работой.

– Ясно, – сквозь зубы процедил Владимир, вцепился в руль так, что у него побелели костяшки пальцев и уставился на дорогу, пристально всматриваясь в ему одному видимую точку.

«Да что, чёрт подери, с ними всеми творится?! – внутренне изумился Евгений, – сначала Татьяна со своими заморочками, потом Ольга с истерикой, а теперь ещё и этот надулся непонятно из-за чего и сидит, словно сыч!» Ладно еще Татьяна с Ольгой – они женщины, что с них возьмёшь. Но от всегда уравновешенного и спокойного Владимира он никак не ожидал подобных фокусов. Ну и дьявол их забери! Они взрослые люди, пусть сами отлавливают и воспитывают своих тараканов. Он им не папочка, в конце концов!

Не на шутку разозлившись, Евгений сердито отвернулся к окну и через некоторое время незаметно для себя заснул, убаюканный ровным ходом автомобиля.
Он проснулся, почувствовав, как кто-то сильно и довольно грубо трясёт его за плечо. Открыв глаза, Евгений увидел перед собой недружелюбное лицо Владимира.
 
– Проснись и пой! – холодно произнес приятель, с неодобрением разглядывая его. И снова язвительно поинтересовался:

– Силёнок-то хватит на восхождение?

– Чтоб тебя черти забрали! – Евгений в сердцах отстегнул ремень безопасности и вылез из машины.

Вытащив из багажника всё необходимое, они начали облачаться в снаряжение. Несмотря на дурное настроение, Владимир внимательно осмотрел Евгения, проверил, в порядке ли его страховочная система, надежно ли защелкнут карабин на тросе, хорошо ли прикреплены на поясе анкеры, оттяжки, крючья и прочие необходимые предметы, от наличия которых на скале может зависеть жизнь человека. Убедившись, что Евгений полностью готов, Владимир хмуро кивнул и начал первым быстро и ловко карабкаться вверх по гранитной стене.

Маршрут был не самым сложным. Скала имела множество естественных выступов, трещин и углублений. Им практически не пришлось использовать крючья. Скальники удобно цеплялись за шероховатости камня, и подниматься вполне можно было только при помощи рук и ног. Но, тем не менее, Евгений очень скоро почувствовал, как сильно он устал. Руки, на которых приходилось висеть по несколько секунд, чтобы найти опору для ног, налились свинцом, мышцы «горели», спина начала ныть. Настоящее восхождение в природных условиях оказалось гораздо более сложным и тяжелым, нежели тренировки на специально устроенных скалодромах. Даже его недавний подъем на довольно высокую искусственную скалу казался ему сейчас детским садом.

Из последних сил преодолев последние несколько метров, Евгений добрался до плоской, словно тарелка, вершины, стянул с головы каску, отстегнул страховку и с наслаждением вытянулся на земле. Он лежал, совершенно обессиленный и тщетно пытался восстановить дыхание, с болезненным свистом вырывавшееся из «горящих» легких.

Владимир же дышал ровно и спокойно, словно не преодолел только что отвесную скалу высотой в двадцать с лишним метров. Он достал из рюкзака шейкер с углеводно-протеиновым коктейлем и протянул приятелю. Евгений прильнул к шейкеру пересохшими губами, залпом выпил половину и снова лёг на спину. Владимир допил остальное и медленно сделал несколько упражнений на растяжку.

Коктейль сделал своё дело, и через несколько минут Евгений почувствовал себя гораздо лучше. К нему вернулись силы. Он осторожно подвигался, разминая отёкшие члены.

– Что-то я в неважной форме, – удрученно произнес он, – хотя и в зал хожу регулярно, и плаваю время от времени.

– С твоей формой всё в полном порядке, – возразил Владимир и заговорил нудным тоном тренера, – «качалка» и бассейн – это совсем другие виды нагрузки. В зале ты работаешь с весом и методично качаешь те или иные группы мышц. В бассейне, напротив, твоё тело максимально расслабляется в воде и задействуются в основном плечи и спина. А в вертикальных видах спорта тело «сражается» со своим собственным весом и земным притяжением. К тому же, нагрузка все время «плавает» – вес тела постоянно перемещается то на носок, то на пятку, то на руки, а, бывает, что и на одном пальце приходится висеть. Общая физическая подготовка и тренированные мышцы, конечно, имеют немаловажное значение, но удачное восхождение – это годы специальных тренировок. И лучше в естественных условиях.

Он одобрительно посмотрел на Евгения:

– Для первого раза очень даже неплохо. Ты молодец.

Они помолчали каждый о своем, и Евгений решился всё-таки задать волнующий его вопрос:

– Ты чего такой смурной сегодня, Володя? Я слышал, ты поссорился с Ольгой?
Владимир заметно вздрогнул и ответил с некоторым усилием:

– Да... Если это можно так назвать... А откуда ты об этом знаешь?

– Оля сказала, она была у меня вчера.

Владимир помолчал и продолжил с некоторым усилием:

– Я искал её полночи. Не знал, куда податься. Сначала поехал было к Максиму с Леной, но вспомнил, что они сейчас в Испании. Все Олины друзья остались в Москве, здесь она еще не успела обзавестись новыми. Я обзвонил всех её однокурсников, которых знаю, но её нигде не оказалось. Позвонил и тебе, так, на всякий случай... Мне и в голову не могло прийти, что она может быть у тебя.

Он судорожно вздохнул и спросил:

– Почему ты не ответил на мой звонок?

Евгений повел плечами:

– Оля не велела. Она была на грани срыва, я не стал ей перечить.

Владимир нахмурился, потом кивнул:

– Я бессмысленно кружил по городу, не находя себе места, не зная, что мне делать. Пока не получил сообщение от Татьяны. Она написала, что Оля жива и здорова, находится у друзей, и сегодня не нужно её беспокоить. Утро, мол, вечера мудренее, поезжай домой и ложись спать. Что я и сделал. То есть, я  поехал домой, но уснуть мне, естественно, не удалось.

– И ты не попытался выяснить у Татьяны, где Ольга? – удивился Евгений, подумав о том, что будь он на месте Владимира, перевернул бы всё вверх дном, но девушку бы нашел.

– Выяснить у Татьяны? – криво усмехнулся Владимир, – нет, у неё я в тот вечер выяснять больше ничего не хотел. У меня и сейчас нет большого желания с ней встречаться... Я решил, что поговорю с Ольгой утром. На следующий день, едва только рассвело, я помчался к ним домой. Долго звонил в домофон, прежде чем понял, что дома никого нет. Тогда я поехал к Оле в институт, припарковался недалеко от ворот и решил, что буду ждать её до конца занятий, а если она не появится, снова поеду к ней домой. Но мне повезло. Долго ждать не пришлось. Не прошло и часа, как я увидел Олю, почти бегущую ко входу. Я кинулся к ней, остановил её, хотел объяснить то, что произошло. Но она не пожелала со мной даже разговаривать. Сказала, чтобы я убирался из её жизни, что между нами всё кончено и что прошлой ночью у неё открылись глаза на многие вещи. Тогда я поинтересовался, где же она с такой пользой провела прошлую ночь. Она ответила, что в твоей постели, с тобой...

Владимир задохнулся и взглянул Евгению прямо в глаза:

– Это правда, Женя?

– Правда, но... – Евгений больше ничего не успел сказать.

Рывком пантеры Владимир бросился на него и вцепился ему в горло. Евгений захрипел и попытался оторвать от себя его руки. Но Владимир держал его мёртвой хваткой и сдавливал шею всё сильнее.

Евгений увидел над собой его искаженное гримасой жгучей ненависти лицо и налитые кровью глаза. И в этих глазах он прочитал свой смертный приговор. Тогда его обуяла ярость.

Гнев придал ему сил, ему удалось оторвать от себя Владимира и вскочить на ноги. Владимир тут же кинулся на него снова. И тут Евгения охватило настоящее бешенство. Он перестал думать и дальше действовал уже автоматически, руководствуясь инстинктом выживания.

Старшие школьные и студенческие годы Евгения пришлись на время бурного расцвета гопничества и появления разного рода криминальных и полукриминальных группировок. Драться тогда ему приходилось часто и много. И делать это он научился хорошо. В своё время он ознакомился со всеми видами рукопашного боя, которые были ему доступны: в той или иной степени владел приёмами самбо, карате, дзюдо, знал основные техники бокса.

Он сложил ладонь в кулак и что было сил ударил Владимира в лицо, вложив в этот удар весь свой гнев. Оглушённый Владимир ошарашенно замотал головой, но, к немалому удивлению Евгения, устоял на ногах. Тогда Евгений с разворота ударил его пяткой прямо в солнечное сплетение. Владимир нелепо взмахнул руками, начал заваливаться назад, словно в замедленной съемке и вдруг исчез.

Евгений несколько секунд тупо наблюдал за тем, как стремительно разворачивается свёрнутый страховочный трос. Внезапно до него дошёл смысл произошедшего, и он с диким воплем упал грудью на трос, с силой вцепившись обеими руками в уходящий за край площадки конец. Снизу раздался крик боли. Видимо, схватив веревку, он дернул её и ударил Владимира о скалу.

Евгений подполз к краю, посмотрел вниз и похолодел от ужаса: Владимир висел на конце страховочного троса, словно тряпичная кукла, и размахивал руками и ногами, тщетно пытаясь дотянуться до стены. Но беда была в том, что с этой стороны скала была вогнутой и гладкой, как отполированное стекло. И без специального снаряжения зацепиться за неё не было никакой возможности. А всё снаряжение Владимира осталось наверху – он отцепил патронаж с инструментами, когда лёг отдохнуть. Жизнь ему спасла лишь глубоко укоренившаяся, почти инстинктивная, альпинистская привычка никогда не снимать страховочного пояса, находясь наверху – падение с двадцатиметровой высоты на острые камни грозило неминуемой гибелью.

Евгений лежал на краю площадки, судорожно вцепившись трясущимися руками в трос. и не знал, что ему делать. Сердце его бешено колотилось, пот струился по лицу, он задыхался. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

– Володя, ты жив?? – от страха Евгений «дал петуха», откашлялся и крикнул еще раз, – как ты там, Володька?!

– Подыши через нос, – крикнул в ответ Владимир.

Евгению показалось, что он ослышался, настолько нелепо прозвучали эти слова в данной ситуации. Он не мог понять, кто из них двоих сходит с ума.

– Что ты сказал?? – растерянно переспросил он.

– Сделай несколько глубоких вдохов и выдохов через нос, – повторил Владимир и пояснил, – тебе нужно справиться с паникой, иначе ты не сможешь мне помочь.

Голос его был таким спокойным, словно он не висел над пропастью, готовясь сорваться в любую секунду, а сидел на коврике для медитаций перед своими учениками. Евгений был потрясён выдержкой друга. Потом вспомнил, что у Владимира за плечами богатый альпинистский опыт и что он, скорее всего, не в первый раз попадает в подобную патовую ситуацию. А это означает, что он знает, как из нее выбраться. Значит, необходимо в точности следовать всем его инструкциям.

Евгений закрыл глаза и послушно сделал несколько медленных вдохов и выдохов. От страха это его не избавило, но сердце стало биться ровнее и в голове немного прояснилось.

– Что дальше, Володя? – крикнул он.

– Найди точку опоры и зафиксируй страховку.

– Что сделать?? Какую точку?? – в отчаянии закричал Евгений.

Он слышал слова Владимира отчётливо и ясно, но смысл этих слов до него не доходил. Ему хотелось разрыдаться.

Владимир, видимо, хорошо понимал, что творится с его приятелем, поэтому он заговорил терпеливо и медленно, словно обращаясь к маленькому ребёнку:

– Женя, слушай меня внимательно. Сосредоточься на моём голосе. Всё хорошо. Поводов для паники нет. Там, за твоей спиной, растёт дерево, берёза. Дойди до неё, два раза оберни страховочный трос вокруг её ствола и защёлкни карабин. Это очень просто. Ты знаешь, как это делается. Ты справишься.

Евгений оглянулся и, действительно, увидел берёзу. Внезапно его осенило – он, наконец, понял, что от него требуется. Ну, конечно! Нужно закрепить страховку, это ведь очевидно! Как же это сразу не пришло ему в голову? Ведь они с Владимиром постоянно это делали на тренировках.

Евгений боялся, что, если он встанет, то непременно выпустит трос из рук, поэтому он медленно пополз в сторону дерева, постепенно разворачивая другой конец веревки. Добравшись до берёзы, он два раза обернул трос вокруг ствола, потом, для верности, обернул ещё и третий раз и защёлкнул карабин. С силой подёргал. Берёза, впившаяся кривыми корнями в гранит, стояла крепко и была вполне способна, по мнению Евгения, выдержать вес человека. Убедившись, что страховка в порядке, Евгений пополз обратно. У него кружилась голова, и он был убежден, что, поднявшись на ноги, непременно сорвется с вершины вслед за Владимиром.

– Я зацепил, что делать дальше? – крикнул он.

– Молодец! – теперь ты тоже пристегнись к тросу. А потом поможешь мне выбраться. Я буду взбираться наверх, а ты, в свою очередь, вытягивай меня. Так будет в два раза быстрее, и мы сэкономим силы и время.

Сказав это, Владимир обхватил обеими ногами трос и при помощи рук быстро начал карабкаться по нему, словно по канату на уроке физкультуры. Евгений пристегнулся и принялся тянуть трос на себя, перебирая руками. Хотя Владимир весил не очень много, тащить его было очень тяжело. Евгений не надел перчатки и вскоре почувствовал, как «горят» его ладони. Но он знал, что даже если сдерёт с них всю кожу до самого мяса, все равно ни за что не выпустит трос из рук.

«Спасательная операция» длилась не больше пятнадцати минут, но Евгению показалось, что прошла целая вечность, прежде чем кучерявая голова Владимира показалась над площадкой. Владимир сделал последнее усилие, перекинул тело через острый край и лег на спину. Не выпуская троса из рук, Евгений в полном изнеможении упал рядом с ним.

Только теперь, когда весь этот кошмар остался позади, Евгений вдруг с остротой осознал, что он чуть не стал причиной смерти человека. Если бы не предусмотрительность Владимира, то сейчас там, внизу, на острых камнях лежало бы бездыханное его окровавленное тело. Воображение Евгения так живо и во всех натуралистических подробностях нарисовало эту страшную картину, что спазм тошноты перехватил его горло и на глазах выступили слёзы.

Он крепко сжал плечо лежащего рядом приятеля и прошептал с чувством невыразимого раскаяния:

– Прости меня, Володя! Прости!

– Зачем ты это сделал?! Ну зачем, скажи?? – голос Владимира был исполнен страдания.

Евгений забормотал, оправдываясь:

– Я не хотел, правда! Ты ведь первый кинулся на меня с кулаками! Я лишь оборонялся...

Владимир резко поднялся и сел.

– Я не об этом, – отмахнулся он от слов Евгения, как от чего-то малозначительного, – зачем ты переспал с Ольгой??

Тут Евгений тоже поднялся и возмущённо воскликнул:

– Да не спал я с ней, черт возьми! То есть, спал, но в самом что ни на есть буквальном смысле, без какого бы то ни было сексуального подтекста!

Владимир с недоумением уставился на него:

– Что ты хочешь этим сказать? Что это значит?

– Она заявилась ко мне вчера поздно вечером в растрёпанных чувствах и совершенно не в себе. Плакала и кричала, что ненавидит вас с Татьяной. А когда я отпоил её валерианкой, немного успокоилась и попросила, чтобы я провел с ней ночь в качестве ... жилетки. Я не смог ей отказать, хотел помочь. Мы спали в одной постели, но между нами ничего не было. Совсем ничего. И знаешь, именно тогда я вдруг понял, что за последние несколько месяцев Ольга стала для меня кем-то вроде ... сестры. И, похоже, это взаимно.

Владимир, слушавший Евгения с широко раскрытыми глазами, вдруг кинулся к нему. Евгений отпрянул, не зная, чего от него снова ждать. Но он крепко обнял его и произнес быстро и горячо:

– Спасибо тебе, дружище! Спасибо! У меня словно камень с души свалился.

Отстранившись, он спросил:

– Почему же ты сразу не сказал?

– Когда? - возмутился Евгений, – ты ведь мне слова не дал произнести, сразу полез в драку. А когда меня бьют по морде, то я обычно не разговариваю, а даю сдачи, уж не обессудь!

Владимир помрачнел:

– Прости меня, Жень! Я сам шокирован произошедшим и, признаться, даже несколько напуган. Не ожидал от себя такой бурной реакции. Никогда не думал, что могу быть способен на подобное...

Он нахмурился и продолжил:

– Я ведь совсем не ревнивец, Женя, и ни разу не собственник. Конечно, слова Оли неприятно меня поразили, я был в крайней степени расстроен и зол. Но, поразмыслив, решил, что вы оба люди взрослые и вольны поступать так, как считаете для себя возможным. Я, вообще, всегда придерживался убеждения, что никто ни при каких обстоятельствах не вправе указывать другому человеку, что ему следует делать и как жить. Ольга была взбешена, обижена и не настроена на мирную беседу, а сцены, скандалы и прилюдные выяснения отношений – это совсем не моё. Поэтому я просто развернулся, сел в машину и уехал. И сделал то, чем всегда занимаюсь в моменты наивысшего душевного напряжения – кинулся в мастерскую, чтобы завершить картину, которую писал всю прошлую ночь. Закончив работу, я вспомнил, что мы договаривались поехать сегодня на скалы и позвонил тебе. Уверяю, Женя, у меня и в мыслях не было устраивать здесь эту безобразную сцену. Я даже не собирался ничего выяснять. Но ты первый начал этот разговор. А когда ты сказал, что переспал с Ольгой...

– Я этого не говорил, – напомнил Евгений.

– Да, правда, не говорил... Это я так услышал... И меня «переклинило». Знаешь, в меня словно бес вселился. Совсем перестал что-либо соображать. Никогда не предполагал, что могу настолько потерять контроль над своим эмоциональным состоянием. Даже не представляю, что со мной такое случилось...

– Да ничего особенного, – пожал плечами Евгений, – это называется ревность, старина. Разве тебе не знакомо это чувство?

– Ревность? - Владимир покачал головой, – все эти якобы мужские «разборки» всегда напоминали мне брачные игрища в стаде шимпанзе и казались крайне отвратительными. Не думал, что сам когда-нибудь докачусь до подобного позорного состояния...

Он тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза ладонью.

– Я ведь убить тебя хотел, Женя, – содрогнувшись, очень тихо произнес Владимир, – по-настоящему хотел, кроме шуток. И убил бы, если бы...

Он осторожно дотронулся до своей опухшей губы и усмехнулся:

– А ты здорово дерёшься, приятель.

– Жизнь научила, – коротко ответил Евгений.

– Да, жизнь... – задумчиво повторил Владимир, а я, веришь ли, дрался впервые... И, надеюсь, что больше не доведётся.

Он лёг на спину, закинул руки за голову и хмуро уставился в небо:

– Никогда этого не забуду...

– Да, ладно тебе, нашёл из-за чего переживать. С кем не бывает? – Евгений махнул рукой и тоже растянулся рядом, – в конце концов, как говаривал незабвенный мастер Йода (или кто-то другой?), у каждого из нас есть тёмная сторона. Мы считаем, что чужая душа – потемки, забывая при этом, что и своя собственная не так светла и прозрачна, как нам иногда кажется. Ведь, по сути своей, мы животные, как бы нам ни хотелось от этого откреститься.

Как ты сказал? Шимпанзе? Именно, шимпанзе и есть. И мало чем отличаемся от наших предков приматов. Особенно, когда это касается выживания или удовлетворения основных инстинктов. И на самом деле мы себя практически не знаем. Пока живем в тёплом уютном мирке, пользуемся всеми благами современности, сыты, одеты, обуты, мы можем себе позволить роскошь быть цивилизованными. Соблюдаем законы нашего социума, сосуществуем друг с другом более или менее мирно, выгуливаем собачек, балуем кошечек. И пребываем в самодовольной уверенности, что знаем, как поступим в той или иной ситуации.

Но стоит только разразиться, к примеру, войне, с её хаосом, разрухой, голодом и прочими малоприятными «бонусами», и вчерашний интеллигентный учитель географии в очочках сегодня с упоением режет кому-нибудь горло и жёстко насилует женщин, опьяненный кровью и снятием запретов; а отсидевший десять лет зек с риском для жизни выносит детей из горящих домов. Мы не можем знать, какая часть нашей натуры возобладает в экстремальной ситуации и как мы себя проявим. Тут уж карта ляжет...

Евгений помолчал немного и добавил:

– А знаешь, Володя, я ведь тоже тебя чуть не убил. Значит, мы квиты.

Воцарилась долгая пауза. Было слышно только, как свежий осенний ветерок нежно треплет золотые листья березы над их головами.

– Какая же я все-таки свинья, Женя, – вдруг громко и с чувством произнес Владимир.

– Почему же? – удивился Евгений.

– Ты ведь мне жизнь сегодня спас, а я даже не сказал тебе за это «спасибо».

Евгений внезапно почувствовал, что его начинает разбирать неудержимый смех. Он откинул голову и громко рассмеялся. Владимир изумлённо покосился на друга и вдруг тоже начал смеяться вслед за ним, всё громче и заразительнее. Через несколько минут они уже оба хохотали во всё горло, утирая выступившие от смеха слёзы.