По страницам книги. Л. Н. Толстой. Хаджи-Мурат

                Время написания повести: 1896 - 1904 г.г.
                Время действия: ноябрь 1851 - май 1852 г.г.

Другие версии:
Л.Толстой. Казаки.
Б.Брик. Шамиль.
М.Ибрагимова. Имам Шамиль.
Р.Гамзатов. Возвращение Хаджи-Мурата.

Сложной, драматической стороной жизни России в течение долгих лет была Кавказская война. Одно из самых ярких произведений, ей посвящённых, признаётся повесть Л.Н.Толстого "Хаджи-Мурат". Как, можно надеяться, знают ученики, писатель в молодости служил на Кавказе (1851-1853 годы).
Сочинения Толстого о Кавказе: «Набег» (1852), «Записки маркёра» (1853), «Рубка леса» (1855), «Разжалованный» (1856), «Казаки» (1862) и «Кавказский пленник» (1872).
Источниками для Толстого были не только непосредственные воспоминания молодости, но и многотомный «Сборник сведений о кавказских горцах», а также «Двадцать пять лет на Кавказе» Арнольда Зиссермана ;, «Воспоминания» Владимира Полторацкого ;, «Плен у Шамиля» Евграфа Вердеревского ;, «Император Николай Первый. Его жизнь и царствование» Николая Шильдера ; и мемуары об императоре, подготовленные художницей Екатериной Юнге по просьбе Толстого.
Лев Николаевич, как и в случае с "Войной и миром", всегда придерживался принципа: «Когда я пишу историческое, я люблю быть до малейших подробностей верным действительности».
Темой поздней повести писателя о Кавказской войне стала непростая и трагическая судьба Хаджи-Мурата. Толстой начал работу над ней в 1896 году.
Учащиеся должны постараться определить, из-за чего велась такая долгая и ожесточённая война, часто без правил (1817-1864 годы). За что воевали российские власти, и за что горцы? Вспомним о подобных колониальных войнах того же времени Франции в Алжире, Англии в Кашмире, против зулусов в Южной Африке и против племён маори в Новой Зеландии. Везде колониальная миссия ведущих держав мира столкнулась с сопротивлением воинственных союзов местных вождей и с населением, легко не покоряющимся.
Предание...
Когда один из русских генералов пытался объяснить черкесам, что турецкий султан уступил Кавказ русскому царю в дар, слушавший его старик горец показал на вспорхнувшую с дерева птичку и сказал: "Дарю тебе ее. Возьми если сможешь."
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: “Жалкий человек,
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?"
   (М.Ю.Лермонтов. "Валерик". Стихотворение написано поэтом как участником одного из самых ожесточённых сражений на Кавказе у реки Валерик в 1840 году)

Толстой регулярно упоминал книгу в своих дневниках: восторг («Писал очень хорошо две главы») сменялся разочарованием в себе («Плохо работал. Опять расстрясся»), удовольствие от возвращения к беллетристике («Когда кончил, то захотелось продолжать художественную работу») — стыдом за потраченное время и усилия («Совестно писать пустяки»).
В феврале 1898 года писатель готовил для зарубежного издательства Черткова «Свободное слово» отрывок из «Хаджи-Мурата» под названием «Хазават» (в нём герой был показан религиозным фанатиком, который исповедует идею борьбы против иноверцев), но остался недоволен этой редакцией. В дневнике он писал о принципе калейдоскопа, позволяющем увидеть человека с разных сторон, — его Толстой и хотел применить к Хаджи-Мурату, не сводя персонажа к какой-то одной ипостаси.
Повесть писалась трудно, Лев Николаевич сделал шесть вариантов, последний был в основном закончен в 1902 г., но через два года Толстой добавил эпизод, посвящённый Николаю I. Он даже изменил вымышленные имена мюридов Хаджи-Мурата, когда, прочитав весной 1903 года «Акты кавказской археографической комиссии», выяснил, как их звали на самом деле.  Первые тринадцать глав книги переписывались пять раз, а пятнадцатая глава, посвящённая Николаю I, — восемь. Так и не отправив повесть в печать, он не расставался с рукописью до 28 октября 1910 года, своего последнего дня в Ясной Поляне. При жизни автора его повесть не была опубликована, а напечатана только в 1912 г.
В это время Толстой часто обращается к временам своего детства и юности (рассказы "Николай Палкин"(1887 г.), "После бала"(1903 г.), "За что?" (1906 г.)
9 июля 1896 года записал у себя в дневнике по поводу увиденного на дороге репья: «Татарин на дороге. Хаджи-Мурат».
Начинается повесть со описания малинового репея, называемого в средней России "татарин", который не даёт легко себя сорвать:
"Но он все стоит и не сдается человеку, уничтожившему всех его братий кругом его.
«Экая энергия! — подумал я. — Все победил человек, миллионы трав уничтожил, а этот все не сдается». «Какая, однако, энергия и сила жизни, — подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. — Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь»
И мне вспомнилась одна давнишняя кавказская история, часть которой я видел, часть слышал от очевидцев, а часть вообразил себе. История эта, так, как она сложилась в моем воспоминании и воображении, вот какая".

Но в повести есть и другие рассказчики. Во-первых, это сам Хаджи-Мурат, который диктует ротмистру Лорис-Меликову историю своей жизни. Во-вторых, это наместник Кавказа Воронцов, пишущий развёрнутое послание военному министру Чернышёву, пересказывая и по-своему акцентируя уже известные читателю события. Наконец, это офицер Каменев, который сначала показывает Ивану Матвеевичу, Бутлеру и Марье Дмитриевне отрезанную голову Хаджи-Мурата, а потом сообщает, «как было всё дело». Рассказ Каменева — наиболее условный из всех: он явно не мог знать, о чём думал Хаджи-Мурат перед смертью.
В 1903 году, рассказывая американскому журналисту Джеймсу Крилмену о своей работе, Толстой говорил: "Это - поэма о Кавказе, не проповедь. Центральная фигура - Хаджи-Мурат - народный герой, который служил России, затем сражался против нее вместе со своим народом, а в конце концов русские снесли ему голову. Это рассказ о народе, презирающем смерть".

Хаджи-Мурат - уроженец аварского селения Хунзах, в детстве воспитывали с ханскими сыновьями. Он вырос гордым и независимым, в детстве потерял отца, погибшего в конфликте с мюридами Гази-Магомеда - предшественника Шамиля и в юности воевал в междоусобных стычках горцев против имама.
В 1840 году в результате конфликта с султаном Ахмед-ханом Хаджи-Мурат перешёл на сторону Шамиля и стал его правой рукой.
Он прославился дерзкими набегами на русские гарнизоны и получил прозвище «призрачный» — за умение стремительно появляться и исчезать. К 1851 году относятся строки о Хаджи-Мурате участника Кавказской войны В.А. Полторацкого: “Какие чудеса трубят об этом аварском хвате! Если верить наполовину тому, что воспевают о его безумной отваге и невероятной дерзости, то и тогда приходится удивляться, как аллах спасал его сумасбродную голову. Военная слава Хаджи-Мурата ни в ком не встречает себе соперничества, и популярность его гремит от Каспийского до Чёрного моря”.
Осенью 1851 года Шамиль обвинил Хаджи-Мурата в военных неудачах и взял в плен его семью. 23 ноября Хаджи-Мурат сбежал к русским, надеясь на их военную помощь. Не дождавшись подмоги, в мае 1852-го он выдвинулся в горы со своими мюридами ; и погиб в столкновении с казаками и горскими милиционерами. Тело Хаджи-Мурата было обезглавлено, голова — отправлена в Петербург.
Толстой во время службы на Кавказе не встречался с Хаджи-Муратом. В то время, когда тот сдался русским, он относился к Хаджи-Мурату отрицательно, заметив в письме:"Это был первый лихо и молодец во всей Чечне, а сделал подлость". Но позднее Лев Николаевич пересмотрел свою оценку.
Среди немногочисленных толстовских вольностей — полностью выдуманная история о том, как отец Хаджи-Мурата ранил его мать за отказ стать кормилицей ханского ребёнка, и решение опустить данные о нескольких жёнах и четырёх дочерях Хаджи-Мурата, — возможно, чтобы избежать нежелательных параллелей с многоженцем Шамилем.

"В холодный ноябрьский вечер Хаджи-Мурат въезжал в курившийся душистым кизячным дымом чеченский немирно;й аул Махкет".
Хаджи-Мурат входит в повесть с мыслями о том, как сокрушит Шамиля и будет управлять не только Аварией, но и всей Чечнёй. После общения с кунаком Садо наиб подъезжает к позициям русских. Он сдаётся, а русские солдаты ворчат:“Сколько душ загубил, проклятый…” При этом Хаджи-Мурат доверился русским, честен и открыт: “Хаджи-Мурат ответил улыбкой на улыбку, и эта улыбка поразила детским добродушием ”.
И тут же - рядовая трагедия простого участника событий.
"Смерть Авдеева в реляции, которая была послана в Тифлис, описывалась следующим образом: «23 ноября две роты Куринского полка выступили из крепости для рубки леса. В середине дня значительное скопище горцев внезапно атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и в это время вторая рота ударила в штыки и опрокинула горцев. В деле легко ранены два рядовых и убит один. Горцы же потеряли около ста человек убитыми и ранеными». Тут же Толстой переносится с нами в родные места Петрухи Авдеева, мы узнаём о реакции на его гибель родителей и неверной жены.
"В окнах казарм и солдатских домиков давно уже было темно, но в одном из лучших домов крепости светились еще все окна. Дом этот занимал полковой командир Куринского полка, сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов. Воронцов жил с женой, Марьей Васильевной, знаменитой петербургской красавицей, и жил в маленькой кавказской крепости роскошно, как никто никогда не жил здесь". Сын главнокомандующего принимает Хаджи-Мурата и отправляет вестового к отцу.
И тут мы встречаем на страницах повести уже знакомого по предыдущему занятию Михаила Семёновича Воронцова, в то время  уже - кавказского наместника и главнокомандующего Кавказской армией, и его супругу - Елизавету Ксаверьевну.
Между прочим, Воронцов - частый визави Хаджи-Мурата в горских легендах и преданиях. "Воронцов, Михаил Семенович, воспитанный в Англии, сын русского посла, был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношениях с высшими. Он не понимал жизни без власти и без покорности".
Близ Воронцова реагируют на сдачу на милость Хаджи-Мурата:
— Если бы он родился в Европе, это, может быть, был бы новый Наполеон, — сказал глупый грузинский князь, имеющий дар лести.
Он знал, что всякое упоминание о Наполеоне, за победу над которым Воронцов носил белый крест на шее, было приятно князю.
— Ну, хоть не Наполеон, но лихой кавалерийский генерал — да, — сказал Воронцов.
— Если не Наполеон, то Мюрат.
— И имя его — Хаджи-Мурат.
— Хаджи-Мурат вышел, теперь конец и Шамилю, — сказал кто-то.
  Происходит встреча Воронцова и героя повести, приехавшего к нему в Тифлис. "Глаза этих двух людей, встретившись, говорили друг другу многое, невыразимое словами, и уж совсем не то, что говорил переводчик. Они прямо, без слов, высказывали друг о друге всю истину: глаза Воронцова говорили, что он не верит ни одному слову из всего того, что говорил Хаджи-Мурат, что он знает, что он — враг всему русскому, всегда останется таким и теперь покоряется только потому, что принужден к этому. И Хаджи-Мурат понимал это и все-таки уверял в своей преданности. Глаза же Хаджи-Мурата говорили, что старику этому надо бы думать о смерти, а не о войне, но что он хоть и стар, но хитер, и надо быть осторожным с ним. И Воронцов понимал это и все-таки говорил Хаджи-Мурату то, что считал нужным для успеха войны".
В Тифлисе встретили Хаджи-Мурата “с большим триумфом, ласкали… увеселяли балами и лезгинками”. “Все привыкли его видеть”, “всякому хотелось взглянуть на это смирившееся, наконец, чудовище”.

Уже понятно, что писатель весьма ценит фольклор - и русский, и кавказский. И вводит в повествование народные песни.
В «Хаджи-Мурате» поют и русские, и горцы.

После удачной вылазки на территорию неприятеля рота Бутлера затягивает: «То ли дело, то ли дело, егеря!» Иван Матвеевич предпочитает другие — тоже, судя по всему, жизнерадостные — композиции: «Как вознялась заря» и «Шамиль начал бунтоваться в прошедшие годы, трай-рай-рататай, в прошедшие годы».
Одна из горских песен посвящена кровной мести: её герой умирает, понимает, что родные вскоре забудут его, и всё равно просит братьев расквитаться со своими обидчиками. Для Хаджи-Мурата эта песня имеет личное значение.
Другая песня повествует о джигите Гамзате, который угоняет у русских табун белых коней и гибнет в окружении вражеского войска. Перед смертью он просит перелётных птиц рассказать о своей участи родным, описывая незавидную участь своего тела: «растаскают и оглодают наши кости жадные волки и выклюют глаза нам чёрные вороны». Древнее предание настраивает Хаджи-Мурата на серьёзный, почти торжественный лад — после намаза он решает «биться, как Гамзат». Наконец, третья песня — не народная, а домашняя. Её сложила мать Хаджи-Мурата после того, как отказалась кормить чужого ребёнка и чуть не погибла от рук собственного мужа. Эта песня убеждает героя в правильности его выбора, возвращая в детство и напоминая о любимом сыне Юсуфе, который сидит в яме у Шамиля. Взволнованный мыслями о семье, Хаджи-Мурат приказывает седлать лошадей и отправляется на прогулку, которая — в полном соответствии с метасюжетом ; горского фольклора — окажется для него последней.

В день 1 января 1852 г. военный министр Чернышёв привозит донесение Воронцова о Хаджи-Мурате в Зимний дворец. Император не в духе и только приходит в себя от вчерашнего маскарада. Он досадует на тех, кто считает, "что они могут управлять собою лучше, чем он, Николай, управлял ими".
Толстой объяснил эту вставку с царём:“Он был нужен как иллюстрация моего понимания власти”. Но то же относится и к имаму.
Николай не одобряет предложений об интернировании сдавшегося врага в глубь России, одобряет, что Воронцов хочет его "использовать" и на другой день даёт распоряжение "теперь, когда вышел Хаджи-Мурат, усиленно тревожить Чечню и сжимать ее кордонной линией".
Заодно, как бы между прочим, царь приговаривает польского студента к 12 000 ударов шпицрутенами (хотя «достаточно было пяти тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека»).
А далее тут же мы видим Шамиля. "6 января 1852 года Шамиль возвращался домой в Ведено после сражения с русскими, в котором, по мнению русских, был разбит и бежал в Ведено; по его же мнению и мнению его мюридов, одержал победу и прогнал русских".
Имам обсуждает с ближайшим кругом измену Хаджи-Мурата."Помириться с Хаджи-Муратом и опять пользоваться его услугами было хорошо; если же этого нельзя было, все-таки нельзя было допустить того, чтобы он помогал русским. И потому во всяком случае надо было вызвать его и, вызвав, убить его". Шамиль грозится отдать на поругание жену Хаджи-Мурата Софиат и ослепить их сына Юсуфа.
Николай и Шамиль - противники, но оказываются многим похожи.
Вот описание царя: «...вернулся в свою комнату и лег на узкую, жесткую постель, которой он гордился, и покрылся своим плащом, который он считал (и так и говорил) столь же знаменитым, как шляпа Наполеона...» А вот Шамиль: «Вообще на имаме не было ничего блестящего, золотого или серебряного, и высокая... фигура его... производила то самое впечатление величия, которое он желал и умел производить в народе». И - зеркально: про Николая - «...хотя он и гордился своими стратегическими способностями, в глубине души он сознавал, что их не было». И про Шамиля: «...несмотря на гласное признание своего похода победой, знал, что поход его был неудачен». Оба решают дела молча, проявляют свирепый нрав, гипнотизируют своей вседозволенностью подчинённых... Шамиль, может быть, только более непосредственен в соответствии с упрощёнными нравами горцев в сравнении с придворной витиеватостью. Это «два полюса властного абсолютизма — азиатского и европейского», как заметил позднее автор.
Николай в это время находится уже на закате своего царствования, став особо мнительным, боящимся любой тени опасности для себя. Шамиль также выродился и устал от беспредельной власти. Он также подозрительно относится к своим подданным. При этом даже его мюриды за глаза спорят, герой Шамиль или проходимец.
И тот и другой молятся, но только для виду - Николай “прочёл молитвы не приписывая словам никакого смысла”, Шамилю “надо было совершить намаз, к которому он не имел никакого расположения”.
Оба правителя похожим образом отводят душу - Николай с любовницей Нелидовой, Шамиль - с юной, новой любимой женой Аминет. О Николае: “О том, что распутство женатого человека было нехорошо, ему и не приходило в голову, и он очень удивился бы, если бы кто-нибудь осудил его за это… Он стал думать о том, что всегда успокаивало его: о том, какой он великий человек”.
По мнению Бельгарда, в «Хаджи-Мурате» «император Николай I подвергается недопустимым, крайне грубым и оскорбительным для его памяти нападкам»; помимо прочего, «изложены в дерзостной, неуважительной форме отзывы о нём как носителе верховной власти, а также о царствовавших ранее государях и государынях».
Хаджи-Мурат на фоне Николая и Шамиля оказывается как бы попавшим в расселину между ними...

Распоряжение Николая осуществляется. Аул Махкет сожжён."Аул, разоренный набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат провел ночь перед выходом своим к русским.
Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину". "О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти".
Между тем мечущегося по Кавказу Хаджи-Мурата в Чечне поселяют у офицера Петрова и его подруги Марьи Дмитриевны. Он сходится и дружит с другим офицером - Бутлером. “Хаджи-Мурат остался один …лицо его изменилось исчезло выражение торжественности, ласковости, удовольствия– выступила озабоченность”.
Марья Дмитриевна о Хаджи-Мурате: "Обходительный, умный, справедливый: человек. Он татарин, а хороший". (В строгом смысле татарами на Кавказе в России называли тюркские народы - кумыков, балкарцев и карачаевцев, но и других могли в просторечии считать "татарами").
“Война! — вскрикнула Марья Дмитриевна. — Какая война? Живорезы, вот и всё…”
Приехав в Чечню, Хаджи-Мурат не получил доверия местного командования. Князь Барятинский и другие смотрят на него только как на занятную диковинку, продолжая надзор за ним. Герой повести явно подавлен.
“Шамиль враг, он жив и я не умру, не отплатив ему”.
"Не достигнув своей цели в Чечне, Хаджи-Мурат вернулся в Тифлис и каждый день ходил к Воронцову и, когда его принимали, умолял его собрать горских пленных и выменять на них его семью. Он опять говорил, что без этого он связан и не может, как он хотел бы, служить русским и уничтожить Шамиля. Воронцов неопределенно обещал сделать, что может, но откладывал, говоря, что он решит дело, когда приедет в Тифлис генерал Аргутинский и он переговорит с ним. Тогда Хаджи-Мурат стал просить Воронцова разрешить ему съездить на время и пожить в Нухе, небольшом городке Закавказья, где он полагал, что ему удобнее будет вести переговоры с Шамилем и с преданными ему людьми о своей семье. Кроме того, в Нухе, магометанском городе, была мечеть, где он более удобно мог исполнять требуемые магометанским законом молитвы. Воронцов написал об этом в Петербург, а между тем все-таки разрешил Хаджи-Мурату переехать в Нуху". Нуха - ныне Шеки, город в Азербайджане.
О жизни Хаджи-Мурата в Нухе Толстому написал Иван Корганов, сын уездного начальника города Нухи. В своё время отец Корганова держал горца под стражей, и Иван Корганов, узнав из газет о работе Толстого над «Хаджи-Муратом», захотел помочь писателю. Толстой охотно расспросил Корганова и его мать об устройстве дома, в котором жил Хаджи-Мурат, облике пленника, степени его религиозности, знании русского языка и обстоятельствах побега.
Везде обман, везде попирали его свободу, его гордость...
«Выведет ли он семью назад к русским, или бежит с нею в Хунзах и будет бороться с Шамилем, — Хаджи-Мурат не решал. Он знал только то, что сейчас надо было бежать от русских в горы».
Но уже вскоре он и пять его мюридов-нукеров окружены.
«“Пуля пробила ему плечо... Еще пуля попала Хаджи-Мурату в левый бок... А между тем его сильное тело продолжало делать начатое. Он собрал последние силы, поднялся из-за завала и выстрелил из пистолета в подбегающего человека и попал в него. Потом он совсем вылез из ямы и с кинжалом пошел прямо, тяжело хромая навстречу врагам. Раздалось несколько выстрелов, он зашатался и упал... Но то, что казалось им мертвым телом, вдруг зашевелилось. Сначала поднялась окровавленная, без папахи, бритая голова, потом поднялось туловище, и, ухватившись за дерево, он поднялся весь. Он так казался, страшен, что подбегавшие остановились. Но вдруг он дрогнул, отшатнулся от дерева и со всего роста, как подкошенный репей, упал на лицо и уже не двигался».
«Вот эту-то смерть и напомнил мне раздавленный репей среди вспаханного поля».
Удивителен в этой сцене фон природы:“пока Хаджи-Мурат со своими людьми шумел, въезжал в кусты, соловьи замолкли. Но когда затихли люди, они опять защелкали, перекликаясь ”, “щелкнула пуля... вслед за этим затрещали винтовки”, “соловьи, смолкнувшие во время стрельбы, опять защёлкали”.
 Финал - голову Хаджи-Мурата возят по крепостям. В крепости Грозной  её показывают Бутлеру и Марье Дмитриевне, и те замечают: “несмотря на все раны головы, в складках посиневших губ было детское доброе выражение ”.

«Какая, однако, энергия и сила жизни, — подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. — Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь».
"Хаджи-Мурат — вроде бы герой того же ряда: перейдя на сторону русских, он оказался вне закона в Чечне; сбежав из крепости, стал ещё и врагом империи". (И.Кириенков).
Общий итог истории, рассказанной в повести, Толстой выражает словами: "Чудовищная нелепица войны".
Голый факт: Россия потеряла на Кавказе около 77 тысяч человек. (За 45 лет. В недавней чеченской войне - около 15 тысяч за семь лет).

Первое издание повести (Москва, 1912 год) вышло с несколькими цензурными пропусками. От XVII главы осталось одно предложение: «Аул, разорённый набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат провёл ночь перед выходом своим к русским».В том же 1912 году в берлинском Издательстве И. П. Ладыжникова ; увидела свет бесцензурная версия «Произведений».
 Василий Розанов считал поздние произведения Толстого слабыми и назвал страницы «Хаджи-Мурата», посвящённые Николаю I, «позорными». Издатель «Нового времени» Алексей Суворин ; высказался ещё резче: «Против «Капитанской дочки» чего же это стоит" и далее не вполне прилично.
 Марк Алданов ; сказал Ивану Бунину: «Великая русская литература… кончилась на «Хаджи-Мурате». А вот Исаак Бабель рекомендовал учиться на этой повести простоте и точности изложения: «Там ток шёл от земли, прямо через руки, прямо к бумаге, без всякого средостения, совершенно беспощадно срывая всякие покровы чувством правды, причём когда эта правда появлялась, то она облекалась в прозрачные и прекрасные одежды».
Со временем повесть Толстого была оценена по достоинству многими.
А фильма по повести, столь богатой действием, до сих пор...нет. Вернее, нет у нас в стране - есть западные и турецкий. Вот что в советское время написал Расул Гамзатов о неудаче замысла съёмок экранизации Г.Данелии по сценарию прославленного дагестанского поэта в 1966 г.:
Лихой наиб, в отчаянном бою,
Давно срубили голову твою.
Покоится близ отчего предела,
В могиле обезглавленное тело.
Но почему, хоть ты погиб давно,
Тебя еще боится Госкино?
Вопрос об экранизации периодически поднимается.
Профессор Дагестанского государственного университета Тимур Айтберов (2013 г.): "Без настоящей и достоверной биографии наиба Шамиля мы не сможем снять правдивый фильм. За основу сценария необходимо брать научную биографию и, конечно же, надо использовать великое произведение Льва Николаевича Толстого с его неповторимыми образами и психологическими портретами. Но факты, не соответствующие действительности, нельзя включать в кино. Многие не утруждают себя чтением книг, предпочитая узнавать историю по кинофильмам. Снимать фильмы на местном уровне, такие как «Хаджимурад. Жизнь на вершине отваги», — очень хорошая идея, нужная и своевременная. Но если мы хотим получить от этого кинофильма такой же положительный результат, как и от произведения Толстого, необходимо снять его в соответствующем качестве с привлечением профессионалов и солидных финансовых ресурсов».
Очевидно, всё ещё впереди...
Вопросы учащимся: Как вы думаете, почему чрез много лет Толстой решил написать эту повесть? Почему так непросто и мучительно её писал? Почему выбрал героем Хаджи-Мурата?


Рецензии
Кавказские войны - это постыдная страница русской истории. Генерал Ермолов огнём и мечом выжигал чеченские посёлки, хотя мира можно было добиться совсем другими методами. Кстати, почему Толстой в своей повести не упоминает имени этого душителя Кавказа? Сама повесть не улеглась в моей голове в школьные годы. Противоречивая фигура Хаджи-Мурата не стала мне ближе и понятней и после прочтения Вашего, Аркадий, очерка. Но это не относится к Вашей работе. Скорее это свидетельствует о моей неподготовленности.

Алла Валько   23.01.2025 08:23     Заявить о нарушении
Непросто в своё время готовил это занятие - тогда ещё не улеглись в памяти события в Чечне. Непросто было и писать этот материал. Попытаюсь ответить на Ваш, Алла, вопрос. Толстой, наверное, потому не упомянул Ермолова, что основное действие повести происходит уже после отъезда генерала с Кавказа. А ведь удивительно, что после того, как сдался в плен Шамиль, его принимал в Орле восьмидесятилетний Ермолов... Хаджи-Мурат представляется настолько противоречивым, что понять его лучше можно, видимо, лишь хорошо зная психологию его соплеменников. Спасибо!

Аркадий Кузнецов 2   23.01.2025 23:07   Заявить о нарушении