от А до Я, я вся твоя!

Сегодня каждый при дворе.  При шпорах, в зареве поре, сидит гуторит на досуге, о жизни рваной, бежим луге. А время истинно крупье, играет, крутит шар в заре. Цветасто в праздничных нарядах, сидят и лясы точат рядом. Ночами, утром, даже днем, средь междометий под окном. Сидят всегда на прежнем месте, сидят, как муха в топи теста… сидят, как горе голубки… их сплетен целые клубки в водовороте баек речи… смешны,-бывают и горьки. В цвет мухомора, свет наречий… Пятровна в сюрности Дали. Мамон сидит я вижу ровно. В обрез синюшные портки. Вокруг репейника кусты. Он выше, гордый…профиль в фарс, ну прямо чистый ловелас, хотя тащой его каркас, а грудь в шерсти, при шерсти барс. А где? Где белые клыки? Их съела моль! Чуть - чуть плесни.
                ---------------------------

Пятровна щелкала семечки ровно, но не быстро. Примеряясь, чуть –чуть придавливала крепкую жесткую оболочку пальцем. Услышав хруст, с растояния вытянутой руки ловко забрасывала семечко в рот. Как жид - воробей, вертя головой наслаждалась их необычайным вкусом, умиляясь, выплевывала шелуху через губу, супротив южного назойливого ветра, с Максима стороны. Таращила небесные глаза…- никчёмная пора…  пытаясь осмотреть великую округу, вернулась взглядом к лугу. Увидела подругу, Горемиху, она пасла гусей. Неужто нет от «девки» новостей? И тем зловредных, без костей, что не торопится? Иль в список новостей сама попала? Что-то тут не так: Горемиха хромала. За куст зашла, пропала. Неужто не к добру? Неужто пришлый воробей стал ей нас ближе и родней? Или пристроившись к житью, приноровился и к битью? Прикрыв ладонью сморщенные глазки, как будто задремала… Присказкам своим суля вторую жизнь. Судьба хромала… неясен и прогноз. Но семечки жевала, гундося в свой прыщавый нос.
 Мамон сидел настырно рядом.  Почесывал колени, битый градом, показывал Пятровне синяки… изъеденные ноги комарами, вил из словес для эпоса крюки. Сидел на лавочке в синюшных рваных шортах, дивился: «Вот старая Яга и дура! Поди резонно-сонная? Плюет верблюдом смачно против ветра, а шелуха летит сюда… впрямь на меня.» Но бабе- через губу перечить он не стал. Ножичек достал, порезал сальце, протер пальцем две рюмки. Дунул, плюнул, налил себе и Пятровне по полной, на глоток. Перекрестился, толкнул соседку в бок, подал ей рюмку.
- Пятровна, остепенись!
Рука дающего дрожала- наверно нервный тик. Душа руке мешала. Так бывает, когда в сознанье клик…выпить хочется, а денег нет, коснись- очнись, природа побеждает…тема в крик. Ответа нет: - неужто он старик?  Но слава богу, что существуют в свете добрые соседки – «малолетки». И тема их не в стуле и горшках. В родных стенах, во щах есть вкус и капелюша жира, а время мысли остудило, и обнажило древнее ярмо. Которое еще… кому служило? Который  был с Иудой за одно.
В речах, как в щах, жиринки не нашлось… спихнем все на авось… чтоб все у нас срослось…Авось все переждем, как прежде.
В кустах чирикал воробей, ползла улитка. В основе свитка, временной надрез, палитра с краю цветом всех жирней. Меж дуг листвы свет истинно в пробирке. Жить стало веселей, с ярмом и разноцветной биркой.

 Пятровна стряхнув с подола шелуху, приняла тихонько рюмку, глазом окинув, измерила: -Нет! Нет! Мамон её не обделил. Чика в чику,- поровну. Скривив лицо, гримасой удивив, склонила голову, чуть приостыв тихонько повторила: - Помянем Архипа, его тело зарыто. А мы еще живы и помним его. И скривив свое, еще не морщинистое лицо, приоткрыв безразмерный рот, задрав голову, вылила рюмку в черную безмерную пасть. Вот напасть! Напитком горло обожгло… секундочка прошла бабенку закачало…а в голове орда и в блеск начало крутить веретено. Пятровна закусила кусочком сала, вздрогнула, освободилась из колош, чуть-чуть натужилась, став в раскорячку нехотя выплюнула жесткую свиную жвачку, себе под ноги. В анонс, слюна попала пьющему на нос… он не заметил…но отметил: «Отменный самогон! И сила в ветер! Он чист и светел, а внутри –огонь!
- Я ранее. Шкурку как волк жевала. Аж страшно стало… таперь её сосу.
- Соси, соси,- да боле не проси.
-Ах поскудник. И здесь меня поддел. Сам не удел… а я еще при деле.Вчерась Петраха в гости заходил. Вот потеха. Огурчик отсудил, он жгуч. Как перчик.
-Неужто засадил? якобы не расслышал, Мамон. Для приличия потер пальцем в ухе.
 - Слышу плохо, а вижу далеко. В глаз попадаю муравью легко… а ноне…
- Мели Емеля. Портки то снял, а дальше, как Тетеря. Сучок поди подсох, в округе древний мох… Не люб ты мне, одна с тобой потеря.
- А я вот в комель не возьму: зачем тебе идти к нему? коль я, Мамон, и рядом?
- Мамон прости. Чахотка в коме, и я как женщина в надломе… Сижу, гляжу, а сладу нет, кто мне отвесит комплимент?
- Я по причине лет робею. Верней сказать… чуть-чуть болею.
- Нет не скажи. Вчерась в росе, ты мял бабенку на косе. Она как Галатея. И ты мудак, как нынешний судак, ловился на блесну… теперь жди в мудях Ерофея.
-Ты не греши. Она чиста, и телом одуванчик.
-А ты, небось, как банщик… попарил бабу, жарил, мял бока, пока твоя жена ушла, и бросилась в бега. Жди тещу молодес, она гостит у «Берендея.»
- Да я мастак на бабьи игры. Вчерась осилил сразу две… мял их в соломенной копне…
-Не ври! Вчерась ты как кабанчик, верней свинья сосал свой «пальчик». Жевал крапиву, лебеду…и матерился, на беду. И Как Викарий, иль Лопух все проговаривал мне в слух.
- Не ври! Я не Викарий Тишин, который каркает на крыше. За мной топорщатся грехи. Во мне дерутся петухи. А бабы- судьи, сжали горло, меня насилуют притворно.
- Не оскопись, коль баб подворной, ты не осилишь в этот раз. Придет черед и светлый час… Не осрамись. Держи в узде, его, и ближе к борозде.
-Кто, о чем! А ты о нем. Его я прячу даже днем. Вот посмотри. Трусы- лосины. Меня обтягивают стильно. Пощупай. Пошукай. Потом историю лакай… и смысл ищи…
-Да! Отцвели ведь васильки. А ноне хрен не слаще редьки. В селе отсутствуют «быки», и грязи множество на гребне… а это кто крадется к нам? Неужто суженый Абрам? Ошиблась, в глаз попала мошка.
- А я вчерась поставил квас. Немного, нужно про запас. Какой ядреный боже квас… а это чей плывет баркас?
- Чай не признал? Твоя ведь теща. Гостинец видимо несет, а смотрит прямо на восток… неужто ей по нраву мерин?
-Который травушку жует?
-Который меж двух дуг прижмет. И глубину в измор измерит.
- Не осуди меня зловредно… я по старинке, лет последний. Кто наслаждается тобой, и не цветочком и вербой.
- Не торопись судить без верно. Не осуди поступок скверно. Мы здесь лишь немощно, прости.
У нас отсутствуют венки. А почему жена канючит? И почему вас тещи дрючат... тут уж вопрос?
Плесни кудесник… за алтарь, я промеж девок,-твой букварь. От А до Я,- всегда твоя.


Меж двух эпох взрослеет дуб… листвой богат и в тень не скуп. В обрез зеркальности погоста, при минимальном сжатий тоста… мил человек в сезон строки, вьет для величия венки. Скребет ногтем себя по сердцу. А колебание в три герца… иного с дури занесет, туда, где мудрый наперед, все взвесит за… потом помрет.