Влюбился в Германии и спекся

  Глава 23.

В июне я попал в Польшу и вывез тайно двадцать лучших инкунабул. Из  порта Гдыни мы пошли рейсом в порт Висмар, а потом в порт Любек. Оттуда я добрался в Гамбург на автобусе. У меня было с собой две тысячи долларов. И тысяча марок. Через три недели судно Франтишека должно было возвращаться из Марселя и зайти в порт Любек за новым грузом.
  Я надеялся, что за это время мне удастся попасть в антикварные магазины Гамбурга. Летом в кемпингах в пригороде Гамбурга можно переночевать за копейки. Три доллара в сутки за место в фанерном домике на окраине. Еда в Германии в бистро стоит недорого. На каждом  шагу кафе, забегаловки. Я взвалил на плечи рюкзак. За  пять долларов я доехал на  электричке  до Гамбурга и остановился в кемпинге, оставил рюкзак и решил отправиться побродить по городу. Первое, что меня поразило, это множество велосипедных стоянок. Велики  ставили в специальные металлические стойки. Никаких замков и секреток. Тысячи велосипедов походили на скопище саранчи, которая готовая стереть в железных челюстях Гамбург. 
  Я расспросил, где расположены антикварные магазины? Я шел пешком, хотя можно было доехать на трамвае. Обожаю старые города. В кармане у меня были две миниатюрные книжонки семнадцатого века в кожаных переплетах, с гравюрами на дереве. Тираж 200 экземпляров. В Европе водятся разные коллекционеры, меня интересовали антиквары, собирающие мини-книги. Я не могу похвастать, что совершенно свободно изъясняюсь на английском. Мой словарный запас три тысячи слов. Эти пленники памяти не стали ловчими птицами и не вьют гнезда мыслей. Мне важно свить гнездо смыслов и отрастить оперение для полета болтовни. Я немного знал немецкий. Неплохо бы познакомиться с девушкой в Гамбурге, завести дружбу. Мешала  моя закомплексованность  человека с Пересыпи. Нашествие пересыпского парня на Гамбург-  некий вызов Европе со стороны одесского босяка. Боже, мне не верилось, что я  попал в  европейский чопорный мир. Мир деликатного молчания в трамваях и автобусах. Мир погруженных в себя индивидуумов. Я не слышал разговоров на улицах, в автобусах. Все куда-то спешили с отчужденными лицами. Ни тени улыбки. Город манекенов. Там мне казалось в тот день. Я  влился в людской поток. Мне хотелось стать в какую-нибудь очередь, поболтать, подпитаться биотоками, подзарядиться от ауры большого немецкого города. Я пытался наступить кому-нибудь на ногу и извиниться. Улыбнуться. Перекинуться парой слов. Но меня сторонились, как чумного.  Очередей не было нигде, даже на автобусных остановках. Это был стерильный мир одиночек. Мир некоей задумчивой немоты. Даже в автобусах и метро все немцы ехали молча.  В Одессе у любой будки с пивом можно запросто разговориться и найти единомышленников, пойти к человеку в гости, подружиться, одолжить трояк до получки. А тут, судя по выражению лиц,  никто не даст ни пфенинга на коробку спичек. Никто не даст тебе даром прикурить.
 Гамбург: третий по величине город Германии, население: миллион семьсот тысяч жителей. Город разрезает пополам река Эльба. Центр жизни Гамбурга- торговый порт. Я насчитал семнадцать крупных  кораблей контейнеровозов. Все причалы были уставлены контейнерами. Гамбург- старинный город, пять соборов, семь музеев, двенадцать блошиных рынков. Меня поразил музей восковых фигур Германа Флебера. Мюзикхолл, громадое здание «Музея специй» на целый квартал в старинном шикарном особняке восемнадцатого века, чудесная гамбургская ратуша, церковь Михаэлискирхе, громадный «Хайде парк», изумительный «Зоопарк Хагенбек». Миниатюры страны чудес, где на макете выстроены копии крупнейших столиц мира.
 На периферии Гамбурга жилые застройки лепились в тесноте, как гнезда ласточек. Трехэтажные дома стояли сплошной линией, как на параде. Редко встретишь на периферии Гамбурга улицу с пятиэтажными домами. В основном трехэтажки. Это вам не Нью-Йорк. Никто не планировал сто лет назад шикарных широких проспектов  и площадей. Земля в городе  дорогая. 
  Я отыскал антикварный магазинчик на улице Мохленданен дом № 47. Показал список  книг на английском языке господину в клетчатом пиджаке с чертами лица Мефистофеля. Он позвал из глубин антикварной тищины товароведа. Немец в дымчатых очках, сухощавый и гибкий, как лоза, окинул меня взглядом врача, а потом, клюнув носом, углубился в мой список со сдержанным и строгим выражением лица. Казалось,  его нельзя было удивить даже первой книгой Альда  Мануция  или Эльзевира.
-Надо видеть эти книги,- сказал в итоге сухо антиквар. Это был как приговор. Его губы сиреневого цвета двигались, как створки раковины. Бледное лицо парило в воздухе медузой и жило отдельно от тела. Черные волоски водорослей на его голове покорно уступили место лужайке лысины, чей блистательный газон матово блестел, как плафон.
-Что вас интересует из этого списка?- спросил я.
-Возможно, пару книг,- дернул он капризно бровью.- Все зависит от состояния .
   Меня несколько задело слово «товар». Какой к черту  «товар»? Это история мира! История мысли. История мук познания тайн. Поэзия алхимии. Самая настоящая классическая дьявольщина!
 Его лицо было непроницаемо, как у патологоанатома. Он явно был человеком из зазеркалья и даже не полюбопытствовал: откуда я? Где живу? Мы говорили на английском языке. Я мог бы объясниться и на немецком языке, но предпочел казаться  неофитом.
 Я отправился за моими инкунабулами в камеру хранения. Поразмыслив, я решил удивить антиквара  двумя книгами Парацельса. Родился Парацельс в 1493 году в Швейцарии, его псевдоним состоит из двух частей. Греческое слово «para» означает почти, а Цельс являлся римским врачом V века, который по мнению ученого уступал ему в мастерстве. Получив образование в нескольких университетах, врач путешествовал по Европе, исцеляя в основном за счет природных средств. В 1527 году Парацельс получил звание доктора и профессора медицины в Базеле. Там он показательно сжег книги таких авторитетов, как Аристотель и Гален, чьи идеи находил устаревшими. Парацельс смело шел наперекор традициям, разрабатывая собственные методики. Ему помогал опыт и мистика. Ученый считал, что магия может дать врачу больше, чем все книги. Парацельс немало времени посвятил поиску философского камня, однако считал, что тот не может превращать металлы в золото. Алхимику он нужен был, чтобы дать эликсир бессмертия и приготавливать чудодейственные лекарства. Надо сказать, что такая точка зрения стала поворотной от алхимии к химии. Алхимия Парацельса - это химия жизни, наука, доступная каждому. Надо только суметь воспользоваться. Человек, наделенный разумом, может создать то, на что у природы ушли бы долгие годы. Также Парацельс предсказал современную гомеопатию. Нынешняя медицина вообще многим обязана этому ученому. Он открыто высмеял теорию, выставлявшую эпилептиков одержимыми дьяволом. Сам ученый заявлял, что смог создать философский камень и будет жить вечно. Но умер Парацельс в возрасте 48 лет, упав с высоты.

 Второй инкунабулой была книга Арнольдо де Вилланова «О противодействиях снадобьями и травами  ядам».  Он родился в1240 году и умер в 1311 году. Получил отличное образование. Классические науки он изучал в Экс-ан-Провансе, в Монпелье - медицину, затем была Сорбонна. Среди близких знакомых Арнольдо значились английский монах Роджер Бэкон, автор «Зеркала Алхимии», и Альберт Великий. Надо сказать, что де Вилланова завидовал своему коллеге-доминиканцу, который имел гораздо больше возможностей для опытов. Окончив обучение, Арнольдо объездил всю Европу, став популярным и недешевым врачом. Однако необычные методики и вольные разговоры привели к преследованиям со стороны церковных властей. Странные микстуры, амулеты, гипноз - все это указывало на связь с нечистой силой. В медицине ученый использовал золото, как универсальное лекарство, не гнушаясь также пользоваться достижениями алхимии (ртути, соли, сернистые соединения). Жизнь де Вилланова отличалась от религиозных алхимиков, вроде Альберта Великого, Роджера Бэкона или Фомы Аквинского. Преподавая в Парижском университете, Арнольдо произносит столь смелые речи, что всполошилась инквизиция. Говоря об алхимии, стоит заметить, что ученый считается одним из тех, кому действительно удалось создать философский камень. Это указано в его трактате «Великие четки», правда, исторического подтверждения так и не существует. Арнольдо утверждал, что сумел осуществить превращение свинца в золото. Уже после смерти ученого церковь решила осудить его. Большая часть сочинений де Вилланова была сожжена, не помогла и дружба с понтификом. Непонятно сегодня, какие именно сочинения из дошедших до нас, собственно, принадлежат мэтру. Посвятил лучшие годы жизни медицине, оперировал, лечил снадобьями, лекарствами, порошками, сушеными скорпионами. Вправлял любые вывихи и грыжи. Наращивал кости. Делал протезы из золота и серебра впервые в мире. Окончил курс в университете, в Сорбонне. Среди близких знакомых Арнольдо значились: английский монах Роджер Бэкон, автор «Зеркала Алхимии», и король алхимии Альберт Великий. Де Вилланова завидовал своему коллеге-доминиканцу Альберту, который имел гораздо больше возможностей для опытов. И был сказочно богат.
Вправлял любые вывихи и грыжи. Наращивал кости. Делал протезы из золота и серебра впервые в мире. Окончил курс в университете, в Сорбонне. Среди близких знакомых Арнольдо значились: английский монах Роджер Бэкон, автор «Зеркала Алхимии», и король алхимии Альберт Великий. Де Вилланова завидовал своему коллеге-доминиканцу Альберту, который имел гораздо больше возможностей для опытов. И был сказочно богат.
 Окончив обучение, Арнольдо объездил Европу и стал популярным, недешевым врачом. Излечивал подагру, артриты, удалял камки из почек, принимал роды. Растягивал в ваннах с морской водой позвоночник на особой установке, идею которой  я позаимствовал у него. Поднимал с постели паралитиков. Но его химические опыты и превращении е свинца в золот вызвали гнев папы Пия Второго. Странные микстуры, амулеты, гипноз, протезы - все это наводило церковников на мысль о его связи с нечистой силой. Кто имел право делать из свинца золото? Можно было пошатнуть финансовую систему страны.
 В медицине Арнольдо использовал для протезов золото, как универсальное средство, заменяющее кости. Он делал золотые руки и ноги только очень богатым людям. И люди ходили на протезах. В его лаборатории были всевозможные химические соединения, соли, сернистые окиси калия и марганца, порох, ртуть, йод. Он пять лет преподавал в Парижском университете. Произносил смелые речи о приоритете науки над церковными догмами и вызвал гнев  инквизиции. Утверждал, что нашел философский камень и сделал впервые в мире мореходный компас. Написал трактат: «Великие четки».  Сумел добиться превращения свинца в золото. И это подтвердил на опытах даже великий Парацельс. Да, то было золото, но весьма низкой пробы.
  После смерти Арнольдо, церковь решила осудить его. Этот безумец мог при жизни с помощью марганцовки, сахара и йода поджечь любой дворец. Сахар был взрывчатым материалом. Де Вилланова продемонстрировал  опыт на громадной городской свалке в Париже. Он сжег всю свалку за два дня
 Большая часть сочинений де Вилланова была сожжена на костре. Не помогла  его дружба с понтификом.

  Две книги,  которые были у меня в рюкзаке, были изданы посмертно  в 1592 году. Их издал за свой счет великий Парацельс.  Первый труд назывался: «Рассуждения о методах наращивания костей». А второй труд: «О  способах превращения свинца в золото».  Все книги Парацельса о Арнольдо де Вилланова считаются во всем мире редкостью. А эти книги были с автографом Парацельса. Парацельс  первым предсказал  в 1522 году создание через 500 лет государства «Московии», которая спасет весь мир от катастрофы. Парацельс предсказал войну в 1941 году. И предсказал победу «Московии». Переизданные книги  Арнольдо де Вилланова Парацельсом в 1592 году я не нашел его ни в одном  каталоге  в Ганновере. Возможно это были единственные уцелевшие экземпляры.
…Антиквар Ганс Шурмант углубился в книги с головой и, казалось, забыл обо мне. Мог бы предложить чашечку кофе. Он листал с трепетом  труды Парацельса, два раза протирал замшевой шкуркой лупу и изучал тщательно все гравюры и страницы. Он что записывал на листке, ставил какие-то значки в своей тетрадке. И вдруг повернулся ко мне и ожег меня гипнотическим взглядом, в котором сквозило нечто большее, нежели недоверие. Он был чем- то взволнован. И как бы слегка растерян. Он одарил меня тенью улыбки на  бледном лице и спросил деликатно и уже с почтением: -  Скажите, откуда у вас эти книги?
-Из коллекции книг моего деда. Он был антиквар. Жил во Франции.
-Это прекрасные книги,- сказал Ганс.- Но мы не можем у вас их купить за наличные деньги. У нас нет таких денег в кассе. Мы можем выставить их на аукционные торги. Возможно их купит для музея правительство Земли Вестафалии или Шлезвиг Гольштейн. Вы согласны оставить книги для проведения экспертизы?
-А какие гарантии? Или залог?
-Я могу вам дать залог: пятьдесят тысяч марок за книгу. Чеком.
- А по какой цене эти книги могут быть проданы на аукционе?
-В Париже их может купить Сорбонский университет. Может купить за два миллиона франков.
-А в Германии?
-Могут предложить полмиллиона марок для музея за каждую книгу. Вам надо открыть счет в банке в Ганновере. Я, как комиссионер, могу  выставить книги  на аукцион в Париже. Вы заплатите мне пять процентов  от  суммы продажи. И  десять процентов  аукционному дому. В Париже книги уйдет с торгов гораздо дороже.
- Мне нужно ехать в Париж?
-Это на ваше усмотрение. Торги могут пройти без вашего присутствия. Вы получите деньги на счет в любом банке по вашему желанию.
-Я готов заключить договор.
-Атрибуция книг за ваш счет. Я вычту  из залоговой стоимости.
Вы можете сейчас в кассе получить девяносто  три  тысячи марок.
  Мы заключили договор, я подписал все необходимые пункты в договоре и Ганс Шурмант выдал мне деньги. Он дал мне свою визитку.
 Я вышел на улицу,  словно вынырнул из страны грез. Меня иногда удивляет моя наивность и полнейшее отсутствие алчности и той страсти к наживе, которая присуща торгашам. Я хладнокровен в делах коммерции.  Жаждущего денег человека можно угадать по ряду примет: по блеску глаз, по чрезмерно влажным губам, по  торопливой и нервной манере разговора, по ужимкам обезьяны. Ганс Шурмант вызвал у меня чувство уважения. Я проникся к нему доверием. Уходя, я пригласил его отобедать в ресторане, но он деликатно уклонился и сказал, что занят.
 Я все еще оставался  наивным  романтиком, я жажда открытия новых миров, новых идей. Мне интересны люди западного мира, их психология. Немцы сдержанный народ, я не увидел на улице человека, у которого можно, как в Одессе, стрельнуть сигарету, расспросить: в какой гостинице мне лучше поселиться? Народ в Гамбурге чопорный, скрытный.  А мне ужасно хотелось с кем то поболтать. О любой чепухе и снять нервное напряжение.
  Я был на седьмом небе, я попал в мир, где мои коллекционные заначки оказывается чего-то стоят. Я и впрямь маленький  макулатурный король Одессы!. Я принц и нищий. Я подметальщик пыльных страниц истории. И тут я вспомнил, что  имею патент на изобретение: новейший способ тушения огня без воды. Парацельс не мог это сделать. Я король тушения пожаров. К черту макулатурного короля. В Одессе я никому не нужен. Но, может быть,  я нужен людям в западном мире? Лично я, а не мои антикварные книги. Какой я был наивняк. Мне бы позаимствовать крупицу мудрости Парацельса. Вы спросите, кто этот человек на самом деле?  Врач, алхимик и астролог: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм известен миру, как Парацельс. Он придумал себе новое имя. И издал в 1594 году книгу «Оракул» с множеством пророчеств. Предсказаний катаклизмов для всего мира до конца 3000 года. Парацельс был на голову выше Цезаря Нострадамуса. Они жили в одно и то же время. Тогда входили в моду всевозможные пророчества и предсказания. Парацельс семь лет путешествовал по Востоку, побывал на Тибете, поднялся от устья Дуная до сердца Европы и потом пешком дошел до Москвы. Он написал труд, где изложил мысль, что в будущем возникнет государство «Московия», которое будет занимать половину земли и просуществует сто лет. И это случится через 400 лет с момента его путешествия Парацельса, то есть с 1522 года. То есть в1922 году возникнет «Московия». 
  Этим же годом Парацельс отправился  через земли славян в Константинополь. Он шел пешком через Дон. Описаний того, что он видел и слышал он нам к сожалению  не оставил, хранятся лишь клочки его рукописи о гипербореях. Но Парацельс возложил на Московию великую миссию: честь спасение всего человечества. Он писал: «Московия возвысится над всем человечеством, над всеми государствами мира. Не рукой, не мечом, но великой силой ума гиперборейцев. И они спасут весь мир». Это было второе предсказание Парацельса.
 Третье предсказание Парацельса гласит: « В ХХ11 веке на земле произойдут страшные события: «Восток восстанет против Запада! И сотни огненных стрел он выпустит против Запада. И они падут на западные города.  И поднимутся столбы огня. Он будет уничтожать все на своем пути. И люди Запада покроются струпьями и обуглятся. Но Московия все же спасется. И поможет возродиться всему остальному миру. Человечество обретет новый путь через новую ученую мысль. И поможет всему миру именно древний народ Московии. Московия покорит Солнце. Этот народ Московии еще прежде Геродот назвал гипербореями. Нельзя доверять их страшному упадку в 2022 году и великой смуте, смене короля на народное собрание. Упадок пройдет. И не будет одиночек вождей, страной будет править совет мудрецов- 300 человек. И Московия расцветет. Расцветут науки. А деньги отомрут. И первым поднимется Урал в 2042 году».

 …Я шел как в бреду по улицам Гамбурга. Европейский мир расступился и принял меня. Передо мной открылась щель. Тараканья нора. Какой- то шутник пытался строить в моей голове фантастические планы. Я был в потрясении и замешательстве. Почему то мне на каждом шагу еще вчера виделись в Гамбурге  ловушки и обманы, казалось, меня принимают за залетного лоха, простачка, чуждого европейской культуре и ее наследию. Охотника поживиться на обломках и обмылках чужой культуры. И я сказал себе: -ты не в Одессе! Ты не на Молдаванке. Не прячь бумажник в трусы. Посмотри на эти  европейские антикварные игры с  некоего удаления. Нынче ценятся не идеи алхимиков, а «алхимия времени». Знаки времени. Единичность экземпляров- вот критерий. Это та же теория условных ценностей. Редкость- это условность. Идеал- это нечто первозданное, существующее в единичном экземпляре. Единица.  Никого не интересует, кто именно изобрел порох. И в чем именно тайна изготовления пороха. Важно, кто издал первым труд об этом и в единичном числе. Печать, это зеркало мира. Редкость  определяет некое зазеркалье смыслов. Чем больше отражений, чем больше тираж, тем кривее мир и меньше цена. Иной раз дороже всего стоит  ошибка. Упавшая Пьезанская башня вошла в историю. Она одна. А те башни, которые  не упали и устояли- не вошли. Логика редкости порой попирает здравый смысл. Самый дорогой в мире алмаз «Черный принц»- ужасный урод. Два миллиарда долларов. Все знаменитые алхимики мира- авантюристы. Гений Аристотеля Парацельс уронил в своем труде «О пользе сомнения». И этот труд у меня в  рюкзаке, как в мышеловке. Я не собираюсь писать роман «Как закалялась сталь» или «Хождение по мукам». Я не собираюсь выкладывать булыжником дорогу страданий. В коллекционном мире никакой логики нет. Почему ночной горшок Наполеона на аукционе в Париже был продан в этом году за миллион долларов? Его купил Англичанин. Зачем ему этот горшок? Редкость, единичный экземпляр в мире. Теперь я больше доверяю интуиции, а не уму.
 ..И вдруг на улице меня окликнул клетчатый господин из антикварного магазина, тот самый с ликом Мефистофеля. Он проговорил с приятной хрипотцой:- Я забыл с вами познакомится, господин Брумель, меня зовут Пауль Штурмах. Я прочел в договоре, что вы родом из Одессы. Дело в том, что мой отец после войны был в лагере военнопленных в Одессе. И строил дома. Он инженер. Он был прорабом на стройке, общался с одесситами в процессе работы. Знает русский язык. Я приглашаю вас в гости. Я позвонил отцу и сказал, что к  в магазин пришел одессит. Отец желает  видеть вас. Вы не против беседы за чашечкой кофе?
-Почему бы не встретиться со строителем домов в Одессе,- улыбнулся я.
  Антиквару было лет двадцать семь, он был приветлив и улыбчив. Я окрестил его Мефистофелем, сам не знаю почему. Мы взяли такси. И вот я в гостях.
 Седоватый немец спортивного вида встретил нас улыбкой. В квартире было много комнат. Кто-то шуршал юбками за портьерами. Мелькнул девичий лик. Ожег меня веселым взглядом.  За портьерой булькнул голос солидной фрау. Семья не должна была мешать разговору мужчин. Я ловил шорохи  и чей-то шепот. Отца книжного дельца звали Эрих Антуан Штурмах. Мы пили кофе, старик Эрих вспоминал об Одессе и расспрашивал, как живет город?
- Одесса тихо плывет в рай, но в домах нет воды,- сказал я. - Водопроводные колонки находятся во дворах. Ходим с ведрами. Современных домов с удобствами очень мало. Их строили в этом году. Семнадцать домов на поселке Котовского и два дома на Коблевской улице.
- Удивительно! - сказал Эрих. Он скрылся за портьерой,  принес кофе, булочки с сыром, вино.
 Разговор поджигали воспоминания Эриха. Он восторгался мужеством одесситов и оптимизмом. Незаметно заговорили о моей поездке в Гамбург. Я сказал, что приехал посмотреть город, давно мечтал побывать в Германии. Заодно прихватил немного книг.
-Это ваш профессиональный бизнес?- спросил Эрих.
-Я судовой механик. Студент. У меня практика на судне. Книги-  это хобби. Я поэт.
-О, вы еще и поэт?- удивился он.
- В Одессе все поэты,-  сказал я и тотчас сочинил экспромтом:

    Назвать, узнать, сорвать покровы
    Разбить любовью кандалы
    И ты ко мне явилась снова
    Через разбуженные сны
    Я лишь позвал, и ты проснулась
    Рукою ты звезды коснулась
    Свои раздернула шатры
    И предо мной зажгла костер мечты.
    И мы отдали жертву ночи
   Мы поклонялись лишь звезде
   Коней мы гнали что есть мочи
   И тени плыли по воде.

Это вы сочинили прямой сейчас?- удивленно смотрел на меня Эрих.
Я импровизатор. В каждом поэте живет некое предчувствие. Но главное- ритмы.
  -Вот движется окно, а вон поплыли тени и утонули в дымке над рекой, а ты все прячешься за дверью и хочешь встретиться со мной. Так выйди, покажись и назовись! Я не привык общаться с тенью.

Мои слова попали в цель. За серебристой и тяжелой  портьерой что то упало. 
-Марта?- позвал Эрих.- Наш гость зовет тебя.  Явись!
  Марта вошла, словно ступила на алтарь. Я не хотел верить, что она немка. О, если бы я встретил ее в Одессе! Русское лицо. Голубые глаза. Стройная, высокая. Открытый взгляд. Гордячка. Умна.
 - Юрий Брумель, поэт, судовой механик из Одессы,- сказал Эрих.
 Марта сделала реверанс. Я пригасил ее к столу. Она  ловила меня краем глаза, как в сети. И жгла, зачерпывала меня тайком краем глаза. Прямо не могла смотреть. Опускала глаза, не выдерживая мой взгляд. Смущалась.
-Девственница  с комплексом Эдипа. - решил я.- С  характером.
 Чтобы не смущать Марту, я перевел разговор на книги. У Пауля был ко мне коммерческий интерес. Эрих был как бы «отцом Галета» за сценой. Ну, был в Одессе двенадцать лет назад, ну строил дома. Стосковался по России? Вряд ли. В этом доме  меня радовала Марта. Я рассказал байку, что мой дед был книжником и собирал всякое старье.
- В плену веков он жил в пыли прекрасных снов, его питали тени романтических оков. Да, был немного нездоров, но жил вдали от докторов. Питался рыбой. Любит плов. Библиотек большой улов собрал старик без долгих слов.  Читал до первых петухов.
- Вы удивительный человек,- сказал Эрих.- Вы коллекционер?
-Идеи, старые медали и инкунабул вещий сон рождает мыслей перезвон. -В  Германию!- воскликнул он и тотчас заскочил в вагон…
   Я мельком ловил лик Марты. Я как бы зачерпывал ее. Промельком фотографировал, уносил в глубины ее образ, как добычу. Расклевывал воображением ее красоту. Мысленно рисовал с нее фрески девы Марии. В уголке ее правого глаза чуть вздрагивала слеза. Она чувствовала: судьба ее решена!
 Я приколдовывал мысленно, мечтал стать ее ангелом хранителем. Но как увести ее? В Одессу! Навсегда! Что придумать? Сделать ее агентом «Международного клуба спасителей инкунабул»? Я тотчас придумал клуб, в котором председатель. Такой клуб было самое время создать. Мне нужен агент. Я переплавлю на золото в тигле любви ее чудесные  русые волосы. Никакая она не немка,- думал я.- Это русская девушка. Шпионка. Все это розыгрыш. Весь этот спектакль подстроил полковник МГБ Семен Ильич Корзухин. А эти немцы- сотрудники МГБ. Вот такой меня посетил бред!  Но ведь мелькнуло же в уме и обожгло воображение. Немецкая девушка советский агент. Ну и дела. У меня поехала крыша. Надо срочно выпить рюмашку и  расслабиться. Деньжата уже не жгли правую ляжку. Весь акцент был теперь на девушке. Это была любовь с первого взгляда.  Сон в летнюю ночь. И вдруг мне ужасно захотелось  вырваться из этого ласкового ада. 
-У вас есть автомобиль?- спросил я у  Эриха.
-Три машины  в гараже. Хотите покататься?
-У меня советские права.
-Вас повезет Пауль.
-Вы не против, если меня  повезла Марта?
Она растерянно глянула на меня и догадалась о моих чувствах. Мы  объяснились без всяких слов. Ее меньше всего интересовала моя репутация антиквара. Я был гостем в ее стране девичьих снов. Я был человеком с другой планеты. Ее не пугала страна СССР. Любовь не ведает границ. Эту фразу мог сказать Гете. В этой комнате не было поэтов, кроме меня.  Одесса- это вам не Гамбург. Одесситы  сшибают невест  на лету.
 Марта взяла ключи от машины и мы пошли в гараж. Деликатный и мудрый Эрих остановил Пауля, когда тот  попытался было нас проводить .
-Доверься судьбе,- мягко сказал Эрих.- Этот парень не хвастал своей антикварной коллекцией в Одессе. Он намеренно принижает себя в наших глазах и пытается играть роль  чудака.  Пускай  Марта покатает его по городу. Ты знаешь, где он остановился?
-В кемпинге на окраине города. Рядом с портом.
-В нем чувствуется  стиль делового человека. Он не хотел пускать пыль нам в глаза.   Собран, ироничен . Раскован.

 …Мы  медленно ехали с Мартой по Гамбургу на мерседесе марки Е200. Мелькнула реклама «Мениатюры страны чудес».
 - Можно  тут остановится? Зайдем?- сказал я.
-Конечно,- кивнула она.
-Мы бродили по кукольным залам «стран мира». Отдельный этаж посвящен Америке. Второй этаж Франции. Третий этаж-  Германии. Соборы, каналы, площади, ратуши, корабли. Все это чудо мира не двигалось не двигалось и лежало в кукольном сне. Чувствовалась некая недоработка, архитектору явно не хватило фантазии. Нужна была некая волнующая динамика и некая загадка.  Блистательные статичные миры Европы утомляют. В Одессе для контраста создана  Пересыпь, слободка, Молдаванка…А тут все без лежало в некоем сказочном сне.
  Потом мы поехали в морской «Музей Мина». Десятки портов мира. Корабли различных стран и эпох. На причалах краны, грузчики, кары, железнодорожные составы Гигантский портовый мир, сотни кораблей в миниатюре. Но почему этот мир застыл во сне?  Я создал бы в этом музее двадцать семь динамичных моделей.  Этот  мир мог пробудить человек с фантазией. Нужно было  нечто неожиданное, что цепляло и делало зрителя  участником переустройства мира. 
 Потом мы поехали в «Музей восковых фигур Германа Фербера». Этот господин подарил построенный им музей городу. Власти Гамбурга вложили в здание музея сверх того 30 миллионов евро. Тут есть восковые фигуры Сталина, Черчилля, Распутина. Николая Второго, Рамзеса. Вивикананды. Пушкина, Гете. Но все это смотрится как то кукольно, слегка веет холодом склепа. Я бы придумал для разнообразия модель говорящих корифеев. Сталин  должен  спорить с Рузвельтом, с Гитлером именно через  двадцать лет спустя после войны. Нужны  обжигающие идеи. Куклы истории должны проснуться и заговорить. Осудить время, свои ошибки.   Миру нужно не поклонение куклам, а казнь ошибок истории! Некое переосмысление  истории. Варианты игры и причуды времени. Я мог бы создать   театр говорящих  Рузвельтов и Сталиных. Мысль должен поджечь спор.
  ..Мы остановились машину рядом с парком, гдебыла автомобильная выставка. Пошли в кафе перекусить. Я говорил на немецком языке. Слов семьсот я  знал. Сто успел приобрести в Гамбурге. Я знал грамматику. Иногда я переходил на английский. Марта знала английский. Я привлек к себе Марту и поцеловал. Лицо ее горело от смущения.
 Не раздумывая ни минуты, я женился бы на этой девушке и увез в Одессу. Но куда? И тут я вспомнил, что я миллионер и могу купить за валюту квартиру в любом городе мира. Но только не в СССР. Я не имею права увозить ее в нашу пересыпскую дыру. Я не верил  в любовь с первого взгляда. И  вдруг все выло иначе. На улицах Одессы ни один человек не догадается,  что она немка. Она может молчать и кивать, пока не выучит русский. Славянский тип. Высокая, стройная. Гордая посадка головы. Я сел на скамейку и посадил ее на колени. Мы целовались. У нее потекла тушь на ресницах. Разве я мог сказать ей прямо в глаза, что полюбил ее с первого взгляда? Нелепое слово «любовь» звучало в Германии иначе,  чем в Одессе.
-Можно я увезу тебя в Одессу и женюсь на тебе?-  спросил .
: - Можно  мне сказать ей без обиняков и условностей, что я влюбился в нее с первого взгляда?
-Можно,-  сказала она.
-И ты готова уехать со мной в Одессу? Хоть завтра. Мы распишемся в Гамбурге. А потом в Одессе еще раз.
-Да, я поеду, Но ты не должен доверять ни Паулю, ни отцу. Их интересует главное: , где ты достаешь редкие книги? Хозяин магазина, куда ты сдал инкунабулы, отправил  запрос в интерпол и  просить выяснить: откуда у тебя такие старинные книги?
-Ну что ж. Пусть делает запрос. Только, куда? В Одессу? Или самому Парацельсу?
-Ты и впрямь коллекционер?
-Да. Я коллекционер. До этого я был неофитом, собирателем русского футуризма, авангарда, стихов символистов, акмеистов. Я поэт. Я певчий дрозд.
-Это поняли все в нашем доме. Ты и впрямь певчий дрозд.  Даже моя острожная мать поверила. Отец и Пауль осознали, что у тебя есть дар. Они позвонили днем в магазин  и сообщили, что ты вне подозрения…Они проверяли тебя. Мне  стыдно. Прости их. Но им неизвестно, что решит хозяин магазина. Ведь Пауль его агент.
 -Я получил аванс. У меня на руках договор . Я должен найти адвоката и поручить ему вести дела. Я не могу сейчас ехать в Париж. Завтра мы пойдем в мэрию и распишемся. Ты согласна?
-Да.
-Ничего не говори  матери и отцу.
-Хорошо,- прошептала она.