Спасти париж 2

                Глава четвёртая
                ЛОНДОН ТУМАННЫЙ

    В XVIII веке Великобритания, захватив множество ко¬лоний и сказочно разбогатев, стала великой державой. Гос¬подствуя на море, островная империя пыталась диктовать свои условия континентальной Европе и уж никак не хо¬тела допустить доминирования какой-то другой страны. Кроме того Англия, обладая мощной экономикой, желала выгодно сбывать свои товары.

    Лондон долгое время плёл многочисленные интриги про¬тив наполеоновской Франции, потом против николаевской России. Англия создавала всевозможные коалиции, бро¬сая деньги, оружие, устраивая заговоры. Кульминацией противодействия в отношении к Российской Империи ста¬ла совместная война Англии, Франции, Турции и Сардин¬ского королевства против России в 1854 году. Позже, в 1878 году Англия с Германией заглушили громкий три¬умф России в войне с Турцией и русские практически ни¬чего не получили от плодов своей великой победы.

    Шли годы. Росла как на дрожжах экономическая мощь Германской Империи, усиливались Россия, Франция, Ита¬лия и Австро-Венгрия, а имперский Лондон по-прежнему бдительно следил за европейскими делами из-за морского пролива.

Англичане на всех континентах применяли своё железное правило: разделяй и властвуй. Лондон очень по¬старался, чтобы в 1891 году возобновился Тройственный союз между Германией, Австро-Венгрией и Италией, на¬правленный против России и Франции. Последние, по¬чувствовав себя неуютно, в том же году ответили заключе¬нием пакта: «О консультациях и мерах в случае угрозы нападения». В 1893 году Германская Империя приняла грандиозный план по усилению немецкой армии. В пику этому плану тут же была заключена русско-французская военная конвенция. Так в Европе укрепился раскол, кото¬рый когда-нибудь должен был взорвать мир и погрузить континент в пучину Великой войны. Главные кукловоды европейской сцены — англичане, держались в тени, хотя и благоволили блоку России и Франции.

     В 1891 году Петербург принял решение строить желез¬ную дорогу от Урала до Тихого океана, чтобы, наконец, надёжно соединить территории огромной Российской Им¬перии и дать ей мощный импульс для дальнейшего эконо¬мического развития. Англия ответила на это беспрецедент¬ной поддержкой Японии. В 1894 году эти государства, находящиеся на разных концах Земного шара, заключили договор, который неожиданно быстро, буквально за день, подписала английская королева. Островная Япония вош-ла в узкий круг великих держав. Этот успех она бурно отметила, начав неделю спустя войну с Китаем...

    Англия, как могла, втягивала Японию в войну с Росси¬ей на Дальнем Востоке и достигла своего в 1904 году. Лон¬дон не только всемерно поддерживал Токио, но и сам го¬товился к войне с Петербургом. Английский Генеральный штаб, разработал план военных действий против России сразу на трёх фронтах: на Балтике, на Чёрном море и в Средней Азии. Кроме того военно-морской флот Велико¬британии готов был выступить на стороне Японии, в слу¬чае её неудач на полях сражений.

    Мировые события долгое время выгодно развивались по сценарию англичан, привыкших сталкивать лбами всех своих противников и наивных друзей. Но минуло несколько лет, после русско-японской войны, и вдруг Лондон стал заключать с Петербургом один договор за другим, а на Балтике встретились их императоры. Что же вынудило Великобританию пойти на уступки? Только гигантский рост военных сил Германии, её флота, угрожающего морскому владычеству Англии. Правда в Лондоне никак не хотели дать Парижу и Петербургу письменных конкретных обя¬зательств в случае возможной войны с Берлином. Англи¬чане по-прежнему мечтали, чтобы только русские и фран¬цузы сражались с немцами за их общие интересы. Вот такой «союзник» достался русскому царю Николаю в тре-вожную годину...



                Глава пятая
                ВЕНСКИЙ ВАЛЬС У ПОРОХОВОГО ПОГРЕБА

    Много десятилетий Австро-Венгерская Империя доминировала в центральной Европе, пока в шестидесятые годы XIX века она вынужденно не отдала пальму первенства молодой Германской Империи. Независимость Вены съёжилась, теперь австрийский монарх действовал с оглядкой на союзного германского кайзера. Действия любой империи, так или иначе, направлено на её укрепле¬ние и укрупнение. Австро-Венгрия, как и Германия, мог¬ла пожаловаться на обделённость колониями. Но если нем¬цы не успели к дележу «заморских пирогов» по молодости лет, то у австрийцев такая возможность и вовсе отсутство¬вала — они практически не имели доступа к большим мо¬рям. У имперской Вены была своя голубая мечта — напря¬мую выйти к Средиземному морю, к порту Салоники. Рас¬ширение империи на юг, к Салоникам, было, пожалуй, единственно возможным вариантом, потому как с других сторон у Австро-Венгрии были очень серьёзные соседи: Италия, Германия и Россия. Желания австрийцев в отношении слабых маленьких стран и народов Балканского полуострова, полностью разделяла всемогущая Германия. Немцы, промостив себе железную дорогу в Турцию, те¬перь стремились к Багдаду, вглубь Азии. У них, в отличие от австрийцев, были глобальные планы...

   Балканские страны и народы, расположенные на зад¬ворках праздной европейской жизни, шумели и сотряса¬лись, как молодые балканские горы, рождая в кровавых муках собственную государственность на обломках Осман¬ской Империи. В октябре 1912 года христианские народы поднялись на борьбу и в ходе победоносной войны окончательно свергли турецкое иго, длившееся долгие четыре столетия. С XIX века Балканы очень метко прозвали — «пороховым погребом Европы», и они полностью оправдывали своё прозвище. Едва покончив с турками, вчераш¬ние союзники: Сербия, Болгария, Греция, Черногория при- нялись в ожесточённой междоусобице делить турецкое наследство. В этом, Балканском клубке стран, народов, язы-ков и религий сходились противоречивые интересы всех европейских держав. Именно здесь были заложены и фи¬тиль, и заряд под всю Европу, и без того охваченную гон¬кой вооружений в последние годы.

   Самые глубокие непримиримые противоречия пролега¬ли на Балканах между Австро-Венгерской Империей и ма¬ленькой гордой Сербией. Захватническая хищническая политика двуединой империи была известна всем. Она в 1908 году вероломно оккупировала и незаконно присоеди¬нила к себе Боснию и Герцеговину, по большей части на¬селённую православными сербами. Это была прямая по¬щёчина России и Сербии. Теперь сербы оказались в полу¬кольце Австро-Венгерской империи, а столичный Белград по-прежнему был под прицелом дальнобойной артиллерии австрийцев.

   В имперской Вене поздней весной 1914 года политики и военные уже решали: сколько месяцев осталось жить суве¬ренной Сербии. В солнечный полдень на тихой аллее у массивного здания австрийского генерального штаба про¬гуливались под бдительным оком охранников два высоко-поставленных господина. Пятидесятилетний Леопольд фон Берхтольд занимал в империи высший пост — премьер-ми¬нистра при августейшем монархе Франце-Иосифе. Грузно¬ватый глава правительства был весь в чёрном: фрак, ци¬линдр, ботинки. Его пухлое белое лицо отражало величие должности и важность момента, колючие серые глаза исто¬чали холодную надменность. Другой господин, шестидеся¬тилетний Конрад фон Гетцендорф тоже занимал довольно высокий пост — начальника Генерального штаба. Он был высок и сухощав, но, несмотря на возраст подвижен и свеж лицом. Оба говорили негромко, часто оглядываясь, будто боялись открыть миру свои грязные секреты. Желчный Конрад высказывался по-военному прямолинейно:

— Я уже писал и вам повторю: будущее монархии нахо¬дится на Балканах. Именно мы должны заполнить вакуум после крушения европейской части Турции, а не живущие там народы, за которыми стоит Россия. Наш путь лежит через Сербию в Салоники, которые дадут нам прямой выход в Средиземное море.
- Салоники, Средиземноморье — это прекрасно, — снис¬ходительно улыбнулся Берхтольд, — а пока спустимся на землю. Сначала как-то надо разделаться с Сербией.

- За ней стоит большая Россия — тяжело вздохнул Конрад.
     Эта осторожность военного человека, вызвала у пре¬мьера приступ смеха:
—Дорогой мой Конрад! В этом году всё будет по-дру¬гому! Сейчас нет в мире страны, лучше Германии готовой к войне! В 1913-м мы хотели напасть на Сербию, и уже тогда было ясно, что русские вступятся за неё. Главное же, что нас тогда остановило — за Австро-Венгрию не по¬шла бы войной Германия...
—Теперь всё по-другому? — обрадовался Конрад.

- Да! Я недавно был в Берлине и вёл секретные пере¬говоры. Немцы в 1914 году куда как воинственней. Те¬перь мы не одиноки — всесильная Германия нас прикроет!
- Только ей по силам справиться с Россией, — автори¬тетно подтвердил генерал, — да и то с нашей помощью.

      Берхтольд кивнул головой и хищно оскалился:
- В этом году дело может дойти до большой войны. Если всё пойдёт по плану, то Российской Империи не из¬бежать тройного удара — со стороны Германии, Австро-Венгрии и Турции. И тогда после победы, мы расчленим Россию. Нам достанется «Великая Украина»: кроме на¬шей Восточной Галиции, Буковина и вся украинская часть России.

- Что ж... — согласился Конрад, — остаётся лишь в ближайшее время найти повод, чтобы раз и навсегда раз¬делаться с сербами...



                Глава шестая
                У СПЯЩЕГО НАРЕВА

    На дальних западных рубежах громадной Российской Империи, в царстве Польском, течёт тихая река Нарев. Её низкие лесистые берега за прошедшие века повидали вся¬кого: нашествия и междоусобицы, но в последние десятилетия здесь было спокойно, без кровопролития. Даже сво-бодолюбивые поляки, давно занимались лишь мирным трудом, под скипетром великой русской державы, защи¬щающей свои многочисленные народы от внешних опас¬ностей.

    На пограничном Нареве стояли русские войска из Вто¬рой армии со штабом в Остроленке. Рядом, через грани¬цу, лежала Восточная Пруссия, извечный враг соседних народов. В один солнечный майский полдень вдоль живо¬писной реки скакал высокий драгун на большом гнедом коне. Двадцатишестилетний Иван Анисимович Степанов, опытный ефрейтор с Урала, служил при штабе и возил секретные донесения. Его мужественное красивое лицо выглядело умиротворённым, потому что в мягких серых глазах отражались красота окружающей природы. От жары и пота он снял фуражку, и лёгкий ветерок затрепал русые кудри. Иван вздохнул, и на лице заиграла белозубая улыб¬ка. Шли последние месяцы долгой царской службы. Ар¬мия Степанову была не в тягость, но к отчему дому, к Уральским горам, тянуло словно магнитом.

    До штаба армии оставалось вёрст пять, когда сбоку со стороны границы, к драгуну из Четвёртого драгунского полка присоединились два знакомых всадника: офицеры из штаба армии. Пятидесятилетний седой подполковник и сорокалетний моложавый капитан ездили по своим делам, а теперь возвращались обратно. Ехали неспешной рысью втроём, но разговаривали лишь высокие чины, а Иван только слушал, да на ус мотал...

- Вот удумали наши генералы здесь наступать! — со¬крушался капитан. — Они только в карты смотрят, а если война придёт — вот тогда будет сплошная беда!
- Верно, получается, — поморщился подполковник — до германской границы войска погонят по песчаным доро¬гам и лесам целую неделю!

- А потом до ближайших немецких шоссе ещё идти и идти! Они ведь, германцы, к самой границе добротные дороги специально не строят — знают, что к чему.
- Нет, в гости они нас ждут, хотя сами сюда точно не полезут. Германцы привыкли к хорошей жизни: к шоссей¬ным и железным дорогам, к автомобилям и аэропланам, к телеграфу и телефону...

- А наша связь, — застонал капитан и кивнул на драгу¬на. — Вы только посмотрите на этого гонца! Он, конечно, лихой наездник, но ведь это у нас было и сто, и триста лет назад! Немцы ушли во всём далеко вперёд.

- Да, — подтвердил подполковник. — Если, не дай бог, война приключится, что ж теперь нашему драгуну сто вёрст до флангового корпуса скакать? А ведь придётся! Это ж целые сутки! Каждый лишний час — это солдатская кровь, чьи-то понапрасну загубленные жизни, проигранные бои и сражения.

- Ладно, сейчас мирное время, — кивнул капитан, — но в военное всё будет гораздо, гораздо хуже. Придётся час¬тенько посылать искровые телеграммы по радио, а мы так и не удосужились их шифровать! Совсем! Это самоубий-ство и огромный подарок немцам...

    Долго, до самого штаба, слушал Степанов, тревожные речи офицеров и никак не хотел поверить: «Неужели ско¬ро здесь русские пойдут в наступление? Да тут в Польше люди и войны-то при своей жизни не видели!» Он вспом¬нил «свою» японскую войну, на которую попал совсем молодым. "Новобранцем. И вновь суждено воевать? Пере¬дёрнуло — не хотелось. Не от боязни сечи, свиста пуль и снарядов. Нет! От того, что скоро ему домой, на Урал. Ивану, и думать не хотелось ни о какой войне, тем более о большой, германской...

    Благополучно доехали всадники до Остроленки, мед¬ленно прорысили к штабным домам, у которых стояло несколько автомобилей и подвод. Драгун Степанов на¬мётанным глазом сразу приметил на отлёте от штаба, под сенью высоких лип, спешенных оренбургских ка¬заков при лошадях и знакомого урядника Андрея Прочанкина. Иван улыбнулся, быстро соскочил с коня, при¬вязал его к забору и стремглав вбежал в штаб. Сдал два пакета дежурному офицеру. И вот он уже со всех ног бежит обратно на улицу — к землякам-казакам. Мо¬лодой урядник, едва завидев знакомого, спешит ему на¬встречу:

- Здорово, драгун! Когда в казаки перейдёшь? Ведь стыдно тебе должно быть — совсем рядом от твоей дерев¬ни оренбургские станицы! Эх ты...
- По юности мог, — серьёзно ответил Иван, — чуть не перешёл в одну станицу Исетской линии.

    Степанов всё вспомнил и заметно побледнел. У Прочанкина слетела с лица шутливая улыбка и он, взяв Сте¬панова за локоть, отвёл его в сторону:
—А ну, сказывай, земляк мой боевой японский. Не в первый раз ты вдруг кручинишься. Откройся, облегчи душу...

Иван, было, замялся, но потом махнул рукой и начал свой тягостный рассказ:
—Не хотел я никому сказывать о своей беде, да ты прав, тяжело в себе носить, поведаю всё как есть. Полюбил я девушку распрекрасную с русой косой до пояса. Мил я был моей Лизе, и всё хорошо, да родня её воспротивилась. Не из богатых я был, но и не из бедных: лошадь и корова была, и землицы малость имелось — не голь перекатная! Лизина семья жила зажиточно и хотела выдать дочь за бо¬гатого. Отца у неё уже не было и всем заправляли два стар¬ших брата и мать. Я с любимой и так и эдак — ни в какую, отказ! Тогда мы задумали бежать из деревни, решили по¬даться к казакам на реку Урал. Уж я подготовился одним вечером увезти Лизу, да кто-то прознал про наш уговор. Милая моя уже стояла с узелком у дороги, и я подъезжал на лошади... жаль братья опередили: уволокли сестру в дом, а я с ними схлестнулся у забора. Поздно! Мать её словно скала — не пробьёшь слезой. Тут же стали подбирать Лизе другого жениха — богатого.

Я в тот же час добровольно напросился в армию. Тогда во всю Японская война греме-ла. И попал почти сразу в самое пекло... Прошло несколько лет, как я служил и не показывался в деревне. Из писем родных знал: Лизу сразу же выдали замуж. Потом пришли мне скорбные письма: остался я без отца и без матери. Любили долго друг друга и умерли вместе в один месяц. Я рвался на Урал и меня отпустили на побывку... Поклонил¬ся я могиле родных. А тут зовут меня к Лизе. Я ещё уди¬вился: мать её просила. После всего, что было. Она даже умоляла, говорила, что Лиза плоха и даже чуть ли не при смерти...

   Иван поперхнулся и закрыл лицо руками. Андрей под¬держал:

- Не убивайся ты так! Ведь не один год прошёл, как Лизу отдали за нелюбимого...
- Зашёл я в тот дом-пятистенок в драгунской форме со шпорами, кожаные ремни и сабля на боку...

- Поди как есть — высокий красавец драгун, — пере¬бил урядник.

- Не в том дело, — отмахнулся Степанов и продолжил. — Вижу как сейчас: лежит моя Лиза в постели под образа¬ми, всё такая же красивая, только лицо белее мела и взор туманный. Как меня разглядела, так порывалась встать, да не смогла. Лишь от подушек оторвалась, руку протяну¬ла и снова бессильно повалилась. Она тихо так сказала: «Иван мой, Иван... Зря нас разлучили. Не могу тебя за¬быть. Ведь иссохла я вся без тебя, болит сердце и душа...» А слёзы-то у неё всё бегут и бегут... и у меня тоже... Боль¬ше я к ней не ходил. Спустя дней десять скончалась кро¬винушка моя. Я уже в части был, узнал после...

     Иван замолчал, смахнув скупую мужскую слезу, а то¬варищ посетовал:
- Жаль ты тогда, до армии, не увёз Лизу в наши станицы. Вас бы никто не выдал, и был бы ты теперь казак. Эх, поди сейчас и пара казачат у тебя завелась бы.
- Не судьба, друже, не судьба, — глухо простонал Иван и захотел сменить разговор. — У вас-то как в сотне?

     Андрей хитро прищурился и загадочно сказал:
- Только-только с границы. Командование без дела не оставит.
- Что-то ты темнишь,— покачал головой драгун, — уж сказывай не выдам. Сам знаешь, что я вожу в сумке.

- Да, тебе можно, — охотно согласился урядник. — Наш Второй оренбургский полк раздробили по сотням и выставили на разных участках границы. Велено нам ез¬дить вдоль границы и высматривать, как германец себя ведёт, что построил, что скрывает. Генералы беспокоятся, как бы что неладное этим летом не случилось. Многие войны против России-матушки летом начинались...



                Глава седьмая
                ИМПЕРАТОР ВИЛЬГЕЛЬМ РЕШИЛСЯ

    В 1913 году правящие круги Германской Империи окон¬чательно склонились к мысли, что большой войны в Евро¬пе не избежать. К мировой бойне, к верховенству пангерманизма, стремились, прежде всего, прусские генералы и офицеры, составляющие основу германской армии. От них не отставали в жадных планах обогащения промышленни¬ки и банкиры. Молодая Германская Империя мечтала о переделе сфер влияния, о господстве в Восточной Европе и в Азии. Её император Вильгельм II, из династии Гогенцоллернов, как нельзя кстати, подходил для воплощения в жизнь агрессивных намерений сильной страны, считав¬шей себя незаслуженно обделённой.

   Кайзер Вильгельм был ярым сторонником пангерма¬низма, в котором проповедовалась давняя идея борьбы германизма против славянства. Победы небольших славян¬ских государств, в балканских войнах в 1912 и 1913 годах до крайности взбесили: Германскую и Австро-Венгерскую империи. 6 мая 1913 года Вильгельм II начертал на докла¬де своего посла Пурталеса: «Борьбы между славянами и германцами более не избежать. Она, несомненно, придёт. Когда? Время покажет...» Тогда же император откровенно заявил русским в Берлине: «Я должен сказать вам прямо: я вижу надвигающийся конфликт двух рас — романо-сла-вянской и германской, и не могу не предварить вас об этом... Вы предполагаете, что германизм первый начнёт враждебные действия. Если война неизбежна, то я считаю совершенно безразличным, кто начнёт её...»

   По надписям на докладах немецких послов легко про¬следить, как постепенно, в течение нескольких лет, меня¬лась психология Вильгельма. О России, о царе Николае II уже в феврале 1914 года кайзер пишет: «Довольно! Он, царь, во всяком случае, не хочет и не может ничего сде¬лать... Русско-прусские отношения раз и навсегда мертвы. Мы стали врагами...»
   Такие далеко идущие, судьбоносные, выводы делал че¬ловек, имевший неограниченную власть. Он делал их лишь на основе того, что Россия тоже вооружалась. Причём, как и другие страны, глядя на соседей, бряцающих оружием. Но лучше всего обличает агрессивность Вильгельма его неоднократно повторяющиеся надписи на докладах подданных по вопросу войны с Францией и Россией: «Это вопрос расы»!

   Тёплым майским утром с немецкой педантичностью ровно к десяти часам кайзер подъезжал к своему Потсдам¬скому дворцу. Массивный автомобиль распугивал горо¬жан и гостей города пронзительными гудками эксклюзив-ного клаксона, использовать который мог только один че¬ловек во всей империи. В этом сказывался весь Вильгельм: эксцентрик и фигляр, но, безусловно, талантливый чело¬век. Правда, его монархическое всесилие и вседозволен¬ность стоили Европе, разделённой на два соперничающих лагеря очень, очень дорого...

По дворцу шёл хозяин Германии: высокий и строй¬ный пятидесятилетний мужчина с мрачным, жестоким лицом, увенчанным красивыми усами. Несмотря на то, что одна рука у него была от рождения сухой, он обо¬жал всё военное. Вильгельм неизменно принимал гвар¬дейские вахтпарады и постоянно, не один раз в день, переодевался то в генштабиста, то в прусского гвардей¬ца, то в немецкого адмирала. Вот и теперь, прибыв во дворец с гвардейского вахтпарада, после оглушительно¬го оркестра, Вильгельм в прусской форме впитал в себя воинственный дух предков. И аудиенцию он давал сей¬час тоже, весьма соответствующую: начальнику герман¬ского Генерального штаба фон Мольтке Младшему. Тот вошёл в строго назначенное время — пожилой полный военный с усталым лицом.

   С ближайшим соратником Вильгельм был предельно откровенен, тем более, что речь шла о военных приготов¬лениях против России, Франции и Англии. Кайзер начал эмоциональную речь с обобщений на свою любимую тему:
—Для Германии любая война несёт в себе всегда мисти¬ческий характер! Война — это сверхчеловеческое явление! Она возвышает наш дух и крепит народную силу! Война даже не обсуждается, её надо принять, как мы принимаем жизнь или как явление природы. Это повеление свыше! Война будет дана нашему народу для свершения своей исторической судьбы! Весь вопрос состоит не в том, будет война или нет, а только — когда и с кем? Вот что я готов обсуждать и с вами и с другими моими приближёнными.

     Самодовольный император строго посмотрел на Мольтке и тот сразу заговорил:
- По всем данным разведки, через два или три года, нам война с Антантой будет не выгодна из-за их бесчис¬ленных человеческих и природных ресурсов. В одной толь¬ко России население растёт невиданными темпами, и ско¬ро царь будет править 200 миллионами человек. Сейчас к большой войне лучше всех подготовлена Германия, пото¬му что мы наращиваем вооружение с 1908 года. Сегодня мы сильны, и любая отсрочка будет уменьшать наши шан¬сы на успех. А это значит...

- Войну следует начать в этом году! — твёрдо отчеканил император. — Только с удобным предлогом и в удобное для нас время. Конечно летом, чтобы, не затягивая до зимы покончить с Францией. Окончательный разгром огромной России оставим на следующий год, а пока мы должны пред¬принять все усилия, чтобы ослабить Российскую Империю, итак слабо подготовленную к европейской войне.
      Мольтке поклонившись Вильгельму, бесстрастным го¬лосом начал докладывать:
—Ваше Императорское Величество! Я уже не раз говорил о мерах, предпринимаемых германской разведкой против рус¬ских. Если необходимо, я приведу несколько примеров...
      Кайзер вдруг хлопнул в ладоши и заливисто захохо¬тал:

—Я перебью вас. У меня ведь тоже есть замечательный пример... Я тоже кое-что могу... Буквально вчера я был в русском посольстве, у посла Шувалова с супругой. Я им подарил сколько-то акций прусских железных дорог, но вы никогда не догадаетесь, что они сделают для меня взамен!

—Ваше Императорское Величество мне не достигнуть ваших мыслей! — притворно сокрушался начальник Гене¬рального штаба.

     Кайзер Вильгельм задрал нос и победоносно заявил:

- Русские круглые идиоты! Из-за Шувалова они те¬перь строят свои стратегические железные дороги у на¬ших границ там, где хочет Германская Империя!
- Вы гений! Вы лучший монарх Европы! — захлёбы¬вался от восторга Мольтке.
-Да уж поталантливее многих, — гордился Вильгельм произведённым эффектом и продолжил самодовольно, — в Германии всё самое лучшее: промышленность, военная техника, снаряжение, солдаты, генералы... Чего у нас нет по сравнению с Европой, с Россией? А?

   Спонтанно заданный вопрос несколько озадачил гене¬рала и он, подумав, неожиданно для себя ответил:
—Казаков, Ваше Величество...