На смерть Карла Штивельмана - август 2017

А если поэт Моше-Лейб вам откроет,
Что видел недавно он смерть пред собою,
Что двигалась смерть по волнам утром ранним
Над морем, где все наслаждались купаньем –
  Поверите вы Моше-Лейбу?
 
И если поэт Моше-Лейб издалёка
Приветствовал смерть и спросил «как дела?»,
Вы в море плескались, а смерть одиноко
Средь тысяч людей незаметно прошла –
  Поверите вы Моше-Лейбу?
 
И если поэт Моше-Лейб со слезами,
Что смерть привлекательна клясться вам станет,
Что так его к смерти в то утро тянуло,
Как вечером окна любимой вас манят –
  Поверите вы Моше-Лейбу?
 
И если поэт Моше-Лейб обрисует
Вам смерть не мрачную, не седую,
А ту, какая прошла между вами,
Вся в ярких красках тогда над волнами –
 Поверите вы Моше-Лейбу?

Перевод с идиш Карла Штивельмана

Этот перевод сделан моим отцом в конце 60-х, фото относится к тому же времени. А умер отец 24 августа. Только что приехали с кладбища - окончилась траурная неделя. Я не чувствую боли, нет кошмара и мрака. Как раз наоборот: есть что-то светлое, вечное, внятное, как физический закон или хорошее стихотворение.
Папа родился 7 января 1931 года в г. Сороки (Бессарабия). Эта территория принадлежала тогда королевской Румынии. Имя он получил в честь Маркса (родители были настроены коммунистически), но преследований можно было не бояться: румынского короля звали Кароль, так что имя воспринималось как лояльность с еврейским акцентом. В 1940-м Бессарабия стала советской. Впечатления предвоенного года были у папы самые радостные: совместное (с девочками!) обучение, чудесная учительница русского языка.
Интерес к языкам он сохранил на всю жизнь. Песни распевал на пяти языках (негромкий голос, абсолютный слух). Нельзя даже сказать, что пел для друзей. Пел для себя, точнее - от себя, от хорошего настроения. Мог запеть, например, в автобусе - негромко, не нарушая общественного спокойствия. В Израиле, где он жил последние четверть века своей жизни, этим никого не удивишь. А в Казани, где мы жили, когда я была школьницей, на нас таращился весь автобус. Мне хотелось залезть под сидение: был бы пьяный, тогда не стыдно - но ведь видно, что не пьёт по жизни. И - "Папа, зачем ты поёшь на идиш? - А разве запрещено?"
Он умел находить игру, находить интересное в простых вещах. Например, читать объявления или надписи на незнакомых языках. "Папа но мы ведь не знаем (татарского, французского, латыни)... - А давай попробуем!" И каждый раз оказывалось, что понять можно очень много - если включить воображение, если поискать похожие слова знакомого языка той же группы, если подумать о контексте (что может быть сказано в этом объявлении или в этой наклейке). Это было забавно, это было легко.
Есть несомненно что-то общее в таких далёких вещах, как шутка и научное открытие. Отец назвал своё блестящее открытие в области элементарных частиц "Эффект Мюнхгаузена": оказывается, в этой неклассической механике частица может вытащить себя за волосы из какого-то ядерного болота.
У папы была масса научных работ, монографии, высокий индекс цитируемости в РЖ. И всё же главным своим делом он считал не науку, а преподавание науки. Его работа со студентами и аспирантами наполовину состояла из прогулок по парку и разговоров. Прямо как со мной, когда я рассказывала ему о задачах в мои школьно-студенческие годы. "Пап, дай я на листке напишу. - Не надо. Скажи своими словами, объясни на пальцах".
Студентов он не заваливал. Экзамены были - те же прогулки или чаепития, иногда итеративные. Однажды я слышала, как после двухчасового чаепития под бабушкину выпечку он сказал студенту: "Ну что ж, Вы кажетесь мне человеком понимающим. Я думаю, ещё две-три такие встречи и экзамен будет сдан." Стиль его преподавания не вписывался в советские рамки, но в нём не было ничего "анти". Папу оставляли в покое и давали делать своё дело.
В Казани он организовал и вёл философский семинар - в НИИ, где работал. Прямого отношения к работе семинар не имел. Там были история, философия, литература - в основном малоизвестные поэты. Крамолы в этом не было, но надзирательную комиссию всё же прислали. Комиссия уехала, сделав только одно замечание: ведущий семинара беспартийный. Семинар оставили в покое.
В Израиль отец приехал в 1994 году. Принимал активное участие в образовательных проектах брата Бориса Штивельмана. (Проекты выросли в грандиозную программу Израильский Лицей). И - организовал междисциплинарный семинар, который работает уже больше 20 лет. Это уникальная некоммерческая организация с еженедельными интереснейшими презентациями. Выступают учёные, писатели, социологи. Выступают и "простые" люди с очень ярким материалом.
Карл всегда умел найти интересное в людях, умел "разговорить" человека. Мои канадские проекты - клуб Et Cetera (физики и лирики), международный ежегодный фестиваль еврейской культуры "От азой!", Canadian Cultural Mosaic - всё это расширения и продолжения папиного семинара.
Об отце говорили (и при жизни): талант, гений, доброта, душа, таких больше нет. А мне хочется сказать (по ассоциации с физикой) - заряд. Потому что выходил за привычный ряд. Потому что - за-радость. Потому что главное - это не обладание энергией, а умение передать её. Мне вспоминаются мои - начиная с Казани и Израиля - поэтические спектакли по любимым поэтам. Важная их составляющая - от папы, это умение любить не-хрестоматию. Передо мной папины мемуары, записи его рассказов: эвакуация, посёлок Зерабулак, студенческие годы в поздне-сталинские времена, аспирантура у Йоффе, - всё это я непременно издам.
Есть духовность, которая не рассыпается от времени, не размывается торговцами разного рода. Она была, есть и будет. Потому что, по Тарковскому, ни тьмы, ни смерти нет на этом свете. Есть только явь и свет. Только свет. Светлая память.