Глава 1. Евгений

Едва уловимая музыка звучала где-то далеко-далеко, на периферии сознания. Хрустальный звон колокольчиков и серебристый смех. Нежный голос, зовущий его по имени. Знакомый до боли, вызывающий щемящее чувство в душе. Так бывает, когда вот-вот готов вспомнить что-то очень близкое и родное, ещё чуть-чуть, совсем немного; тонкая, неуловимая грань отделяет от радостного узнавания, но… нет!

Он вынырнул из сна, словно из морской пучины. Уши были заложены, голова трещала, мобильный надрывался, в сердце остался осадок от улетучившегося сна, а во рту – от выпитых вчера вечером восьми (девяти, десяти?) банок пива.
Он поднялся с постели с ощущением, что вместо головы у него свинцовый шар, а вместо тела – что-то задеревеневшее, ноющее, трудно поддающееся обозначению.

Непослушными руками взял телефон и произнес приглушённым голосом, отметив про себя, что язык, кажется, тоже  превратился в с трудом ворочающийся разбухший отросток непонятного назначения:

– А-л-л-о…

Голос Максима был бодр и весел:

– Привет, Жень! Поздравляю тебя с началом отпуска! Судя по нечленораздельным звукам, которые я слышу, отметил ты сие событие почетно! Какие планы на сегодняшний и последующие дни?

Планы?? В данную минуту он даже не понимал значения этого слова. Сознание возвращалось очень медленно и трудно, со скрежетом продираясь сквозь залитые диким похмельем мозговые извилины.

– Сс-л-у-ш-а-й, Мм-ма-кк-сс, дда-в-а-й я тт-е-бб-е пп-е-рр-е-зз-в-о-нн-ю, ок? – его вдруг охватил озноб, и жутко захотелось чего-нибудь выпить, – фф-игго-вво м-нн-е.

– Ясно, – Максим всегда отличался понятливостью и покладистым характером. – Ну, давай, выбирайся скорее  из своего омута и звони. Я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Пок!

– Дд-авв-ай!

Евгений положил телефон, споткнулся о целлофановый пакет, из которого выкатилась дюжина пустых банок из-под пива.

– Ох, чёрт! – выругался он, потёр ушибленный палец и уныло поплёлся на кухню.

Его знобило и мутило, хотелось съесть чего-нибудь этакого, чтобы заглушить мерзкий привкус во рту. Заглянул в холодильник. Там было только сливочное масло и сосиски. Его замутило ещё больше.

Вернулся в комнату, порылся во вчерашнем пакете в надежде, что там завалялась невскрытая банка пива. Но все они были пусты. Он понял, что похода в магазин за пивом, «Таном» и «Дошираком» не миновать. Его ужасала сама мысль о выходе в социум в состоянии полной прострации, в которую его всегда повергали большие дозы алкоголя, но он принял эту мысль как неизбежность.

Иначе кому-то придется взламывать дверь его квартиры, чтобы добыть оттуда его хладный труп, который, учитывая летнюю жару, к тому времени будет уже не хладным, а совсем наоборот.

Спускаясь по лестнице, он представлял себе, как Максим будет ему звонить, потом, не получив ответа, решит, что он просто ушел в запой и не желает ни с кем общаться, что с ним бывало не раз.

Через две недели вернутся родители из отпуска, будет звонить мать. Но она тоже сильно не обеспокоится, решив, что ее непутёвый сын куда-нибудь уехал с приятелями или очередной подругой или же просто не берет трубку.

Когда в парадной начнет невыносимо смердеть, соседи будут зажимать носы и ругаться на бомжей, которые поселились в подвале. В конце концов, кто-нибудь не выдержит и пожалуется куда следует.

Пройдёт ещё неделя, пока на жалобу отреагируют. Приедут «менты», выгонят бомжей из подвала. А с ними будет собака, которая сядет возле дверей его квартиры, поднимет морду кверху и завоет свою заунывную похоронную песню. И только тогда смекнут, что дело вовсе не в бомжах, явятся какие-нибудь полупьяные мужики, вышибут дверь и сразу отрезвеют от едкого трупного запаха, ударившего им в нос. А потом…

«Тьфу ты, чёрт! Какая гадость!» – Евгений поморщился. – Какой только бред в голову не полезет после этой дряни!»

– Да, пиво – это зло! – глубокомысленно изрёк он вслух посталкогольную истину и добавил, – тем более пиво, которое варится на соседней улице.

На дворе стояло теплое июльское утро. Солнце заливало всё вокруг золотистыми волнами, высвечивая каждый уголок. На умытой ночным дождём сочной листве вспыхивали и искрились драгоценные капли. Ветерок кружил вальс с тополиным пухом. Щебетали птицы, радуясь свету, теплу и большому количеству жирных дождевых червей, пропахивающих влажную землю.

Евгений закрыл глаза, глубоко вдохнул полной грудью утренний воздух, достаточно свежий из-за малого количества машин на дороге вследствие летнего воскресного дня. Ветерок ласково потрепал его по щеке, в ушах зазвучала музыка из приснившегося ему сегодняшней ночью забытого сна. Он почувствовал, что голова его немного прояснилась, а в груди что-то сладко и радостно защемило, словно предчувствие чего-то хорошего. Даже странно. Учитывая количество и качество принятого вчера на душу алкоголя, он ожидал недельного депрессняка, ну, может, двух-трехдневного, никак не меньше.

В магазине, в задумчивости проходя мимо полок с алкоголем, он решил ограничиться только «Таном» и «Дошираком».



Евгений добивал главного монстра, когда стол задрожал от вибрации его мобильного телефона.

– Ох, Макс! Нужно же было ему перезвонить, – вспомнил он, взглянув на номер, и снял трубку:

– Да, здорово!

– Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе! Я подумал, вряд ли ты даже помнишь, что говорил со мной утром. Судя по голосу, тебе уже лучше?

– Да, значительно. Почти отошёл. Даже сам удивляюсь, что так легко отделался.

– Чем занимаешься?

– Рублюсь в «Doom».

– Ясно. Доволен жизнью?

– Вполне. К чему вопрос?

– Хочу предложить тебе кое-что другое для разнообразия.

– Попробуй.

– Мы с Ленкой едем сегодня на дачу дня на три-четыре. Морской воздух, сосны, приятная компания. Как тебе это?

– Все замечательно, но в том, как ты произнёс «приятная компания», чувствуется подвох. Колись! Ты ведь знаешь, компании мне сейчас не по душе, особенно после вчерашнего… Куча народа, все друг друга грузят… Если ты хочешь…

– Нет же! – перебил его Максим, – зная, какую страсть в последнее время ты питаешь к уединённому образу жизни, я бы тебе и не стал предлагать ничего подобного. Нет, всё гораздо лучше, спокойнее и приятнее. Компания – это я, Ленка и Ленкина приятельница. Я тебе про неё говорил как-то. Она учится в Москве, сейчас на каникулах, будущий врач-стоматолог. Оленька чудная девушка, красавица, умница…

– Спортсменка, комсомолка, – уныло продолжил Евгений, – очень за неё рад, только при чём тут я?

– При том, что мы с тобой сидели за одной партой и, несмотря на всех твоих тараканов, я считаю тебя своим лучшим другом, желаю тебе добра…

– Я что-то перестаю тебя понимать, – Евгений почувствовал, как в нём нарастает раздражение, – ты сейчас о чём?

– Такую девушку ещё поискать нужно, я тебе серьёзно говорю…

– Ты что, сватаешь меня что ли?

– Ну почему сразу сватаю? Просто хочу познакомить с обворожительной девушкой…

– Послушай, Макс, – Евгений нахмурился, – у меня нет ни малейшего желания знакомиться ни с этой обворожительной девушкой, ни с какой бы то ни было другой, даже если она будет ещё более обворожительна.

– А, собственно говоря, почему?

– А пёс его знает! Не хочется, и всё.

– Жень, когда ты перестанешь бегать от женщин?

– Не смеши меня! Чего за мной никогда не водилось – так это чтобы я бегал от женщин!

– Ты ведь понимаешь, о чём я… Я говорю о женщинах, а не о тех девицах, с которыми ты спишь, а наутро не можешь вспомнить, как их зовут.

– Меня это вполне устраивает…

– Ладно, ладно, – примирительно произнес Максим, почувствовав, что перегибает палку, – извини, не моё это дело. Но приглашение остается в силе. Смотри сам. У тебя ведь отпуск, Жень! Чего торчать в городской духоте? Мы ведь давненько не собирались, и Ленка тебе будет рада. У нас там тихо, хорошо. А Ольга девчонка и вправду хорошая, я ведь тебе не жениться предлагаю! Тебе даже не придется с ней спать в одной кровати. Места всем хватит! Мы из дома выезжаем в пять, позвони, если надумаешь, заскочим за тобой.

– Ладно, посмотрю. Спасибо! Лене привет! Давай.

Он подошёл к окну и задумчиво уставился на дорогу. Его глазам предстало очередное ДТП. Огромная фура встала поперек дороги, перегородив всё движение, и пускала гигантские клубы маслянистого чёрного дыма, который сизым туманом оседал на окнах придорожных домов. Водители машин, запрудивших дорогу, остервенело сигналили, прекрасно сознавая при этом, что фура с места не сдвинется по той простой причине, что не может этого сделать. Но они продолжали сигналить, давая выход своему нервяку и действуя на нервы водителю фуры, молоденькому белобрысому пареньку, который в растерянности стоял возле своего вышедшего из повиновения железа и вытирал со лба пот, размазывая сажу по конопатому лицу.

Где-то рядом истошно взвыла сирена и, обходя сгрудившиеся машины, к пареньку подошли два сотрудника дорожной службы. Один из них протянул руку, требуя его документы, другой с важным видом нагнулся, принялся что-то высматривать под фурой и вскоре совсем исчез из виду, утонув в дымном мареве.

Евгений вздохнул, отвернулся от окна, потеряв интерес к происходящему, потому что подобные происшествия всегда заканчивались одинаково. Он сел за компьютер и, машинально загоняя в угол недобитого монстра, попытался вспомнить, когда в последний раз был на упомянутой даче. Да, это было полтора года назад, зимой, на ДР у Лены, жены Максима.

Дача эта, собственно, не совсем и дача в обычном смысле этого слова. Ни Максим, ни Лена не увлекаются огородничеством и ездят туда время от времени, чтобы отдохнуть от городской суеты, побыть в тишине и подышать свежим воздухом. Это небольшой участок в сосновом лесу на берегу залива и, хотя залив обычно на протяжении всего постсоветского пространства кишит людьми и машинами, место это довольно тихое и уединенное.

Поэтому мысль съездить туда на пару-тройку деньков, возможно, не так уж плоха. К тому же Максим с Леной люди вполне адекватные, тактичные, обычно не имеют привычки обременять гостей излишним общением.

Он знал их уже сто лет, учились все трое в одном классе, и они были чуть ли не единственными из его давних знакомых, с которыми он продолжал поддерживать связь. Максим был человеком мягким, добрым, открытым и простым. Рубаха-парень. Что на уме, то и на языке. И если он пытался свести Евгения с какой-то девушкой, то уж точно не со зла, а по простоте душевной. Поэтому Евгений на него не особенно сердился. Вот если бы кто другой попытался подъехать к нему с подобными нравоучениями… Евгений недобро усмехнулся.

Да, наверно стоит поехать, отдохнуть, на деревья настоящие посмотреть, а то он так давно не выбирался из города, что уже забыл, как выглядят сосны и песок на пляже; а в качестве ассоциации к слову «вода» заиндевевший в «цивилизованных» условиях мозг услужливо предлагает образ открывающегося крана и текущей из него хлорированной жидкости неопределенного цвета.

Его мысли обратились к загадочной Ольге, с которой ему предстояло познакомиться в этой поездке. Девушка, видно, и впрямь хороша, если обычно скупой на комплименты Максим не жалеет красочных эпитетов и слагает ей дифирамбы.

Что касается женщин, у Максима всегда был отменный вкус по этой части. Ленка его одна чего стоит: синеглазая брюнетка с мраморной кожей. Да и умом Бог не обидел: с отличием окончила консерваторию, теперь там же и преподает по классу фортепиано.

Хотя, Ленка, наверно, не в счёт. Её красота здесь ни при чём. Она – первая Максова любовь, с седьмого класса. А тогда она была тощей, долговязой и прыщавой. Потом расцвела, распустилась как розовый бутон во всей своей красе, уже на старших курсах консерватории.

После школы они с Максимом раз двадцать расходились и сходились. За этот период у Макса было штук пятьдесят романов с девицами модельной внешности: девяносто-шестьдесят-девяносто. Он очаровывал их своей детской непосредственностью и простоватостью, которую они почему-то дружно почитали за шарм.

В итоге он сделал для себя вывод, что от добра добра не ищут, купил букет ярко-синих ирисов, любимых Ленкиных цветов, отправился к ней на выпускной экзамен в консерваторию, и, после того, как она отыграла увертюру Бетховена, долго кричал: «Браво!», хлопал в ладоши и кидал ей под ноги по одному ирису в течение пятнадцати минут. Преподаватели были шокированы, однокурсницы умилены, а Ленка покорена раз и навсегда.

Уже через месяц Евгений пил шампанское за здоровье молодых в рядах многочисленных родственников, друзей и знакомых, пришедших засвидетельствовать брачный союз юной четы. У Евгения, с младых ногтей питавшего отвращение к «этикетным массовкам», при одном только воспоминании о той пышной свадьбе мороз по коже подирал.

Он, помнится, тогда быстренько напился, чтобы усмирить потрясённую нервную систему и ко второй половине вечера вполне созрел для того, чтобы вместе со всеми кричать: «Горько!» и считать: «Раз, два, три!», проверяя на прочность лёгкие жениха и невесты.

Тогда он твёрдо решил для себя, что никогда не станет подвергать такому испытанию ни свои собственные чувства, ни чьи бы то ни было еще. И если он когда-нибудь в необозримом будущем решит жениться (что казалось ему совершенно маловероятным), то участие в этом действе будут принимать только он и его подруга, то бишь невеста.

Он вновь усмехнулся, вспомнив, как по возвращении из свадебного путешествия Лена сказала, что никогда не предавалась более бессмысленному времяпровождению, чем эта свадьба, а Максим заметил, что всё-таки в тот вечер было два приятных и волнующих момента – дорогущий коньяк и Ленка в декольтированном свадебном платье.

Предавшись воспоминаниям, Евгений вдруг понял, что, пожалуй, хочет поехать с Максом и Леной, вырваться из цепких лап душного мегаполиса, послушать шипение волн, ритмично лижущих жёлтый песок, повинуясь вечному круговороту природы.

А Ольга? Ну что ж, Ольга так Ольга. Посмотрим. В груди снова что-то защемило. Как знать?... Вдруг это?... Он почувствовал, как гулко застучало сердце, – раз, два, три – и оборвалось куда-то вниз, и земля ушла из-под ног, словно в воздушной яме. Он еле слышно перевел дыхание и отогнал эту мысль, словно боясь сглазить, спугнуть крохотную, очень хрупкую надежду, которая жила где-то очень глубоко и которой он никогда не позволял оформиться в желание.

Что бы Евгений ни говорил Максиму, его не устраивали те отношения, которые складывались у него с женщинами. Когда-то в юности у него было несколько продолжительных и более или менее серьёзных романов. Но все они закончились ничем, и он ни разу об этом не пожалел. Девушки были хорошие, о каждой он по сей день вспоминал с тёплым чувством и благодарностью, но ни одну из них не мог бы представить сейчас рядом с собой.

Потом было много женщин, очень разных. Иногда это были случайные связи на одну ночь, иногда более продолжительные знакомства, не приводящие ни к чему. Обычно всё сводилось лишь к сексу. Порой это было душевно и мило. Но порой он просыпался в болезненном смятении, с чувством нарастающей брезгливости смотрел на лежащее рядом использованное им тело, и его приводила в ужас мысль о том, что девушка сейчас проснется, заговорит и, чего доброго, захочет с ним позавтракать.
 
А ему хотелось лишь одного – чтобы она исчезла из его постели и жизни раз и навсегда; и чтобы он забыл её имя и ночь, проведённую с ней в пьяном угаре; её нервно вздрагивающее тело, её влажные руки и ноги, цепко обвивающие его торс; свой собственный хриплый стон на пике экстаза, секундное наслаждение, сменяющееся отвращением к ней, к себе и к своей слабости, неспособности отказаться от этого животного желания снова и снова испытывать это наслаждение, отвращение и снова вожделение. Замкнутый круг.
 
Он жаждал чего-то настоящего, искреннего. Иногда ему казалось, что вот оно, то самое, чего он так долго искал и ждал. Ему чудилось, что в душе его зарождается светлое и тёплое чувство, что ещё немного, и он возродится, словно Феникс из пепла. Но вскоре его постигало разочарование, он понимал, что нет, это снова не то, что ему нужно, что он вновь обманулся. И Евгений с ещё большим самозабвением погружался на самую глубину этого порочного омута.

Ему страстно хотелось, чтобы рядом с ним была любимая женщина – жена, возлюбленная, подруга, мать; настоящая, единственная, теплая, сильная, нежная, которая смогла бы его понять, безоговорочно принять и разделить с ним его жизнь.
 
«Мужчине нужна женщина на пути к совершенству. Ибо она его часть, абстрактная и земная одновременно. Она – материя, которую он вожделеет и против которой борется, закаляя и увеличивая в этой борьбе силу своего духа. Она – лестница, по которой он поднимается вверх и перила, на которые он может опереться в любой момент, если споткнется. Она – та самая последняя и великая жертва, которую он должен принести у врат вечного блаженства, любя её и отказавшись от неё во имя единственной награды, которую человек получает за свои старания и лишения – Вечной Свободы.
И женщина радостно жертвует собой ради спасения и освобождения своего возлюбленного, ибо суть женщины – в самопожертвовании, ведь самой природой предназначено ей терпеть муки во имя рождения новой жизни».
 
Евгений перечитал строки, написанные им пару месяцев назад в период очередного просветления, последовавшего за очередным длительным запоем, и покачал головой. Женщина и самопожертвование? Обычно всё происходит с точностью до наоборот: это они требуют, чтобы им приносили жертвы (желательно, как можно более кровавые или, на худой конец, заработанные потом и кровью) и воскуривали фимиам. Ныне все они жрицы богини Кали. Кали-Юга, что тут скажешь.

Он пожал плечами и набрал номер Макса:

– Здорово! Найдется местечко в машине для блудного приятеля?

Максим явно был обрадован его решением:

– В тесноте да не обиде! Заедем за тобой в половине шестого. Жди!