3. Испаночка. Испанские истории

Испаночка
Оторвусь ненадолго от ноутбука.
Зашла испаночка в номер.
А примем-ка мы с ней по сто грамм, по-русски.
— За любовь, — я пританцовываю под сербскую музыку. — Поет М;мо, сербский певец.
Подаю обалдевшей горничной бокал аперитива со льдом. Она недоуменно смотрит. Не понимает. Но бокал принимает.
— За любовь, — говорю по-русски и шутливо щелкаю правой рукой по горлу, чтобы меня поняли.
— ???
— Love, — пытаюсь объяснить по-английски.
— ??? — снова недоумение на лице.
— Амоrе-aмоrе.
— А-а, aмоrе-aмоrе! — испанская добрая улыбка во все лицо и мы наконец поняли друг друга.
Ну какая же женщина устоит, чтобы не выпить за любовь!? Мы дружно обнимаемся, целуемся, как полагается, три раза, и я подаю ей Чимеевскую иконку Божией Матери, нашей покровительницы. Она бережно принимает святыню. Прячет в карман. Благодарит.
Все наше, дорогое нам, — при нас!
Показываю ей фотографии. Его и детей. Я любуюсь, а она с любопытством рассматривает фотокартинки с чужой жизни. Мы хорошо понимаем друг друга.
Чисто по-русски, приняли по три рюмочки, закусывая мандаринами. Наливала я, а она махала только руками и жестикулировала, давая понять, что ей сильно попадет от начальства.
— Амоrе-aмоrе... — твердила я на каждый тост и, наконец после третьей мы вместе пустились в пляс под сербские горячие песни.
Испаночка забыла об уборке, показывая рукой, что у нее кружится голова.
Вино пьянит и открывает сердце. Мы опять лобызаемся. Я настаиваю до трех раз, по-нашему.
И говорю по-русски:
— Мы любим все по-трижды...
Расстаемся закадычными подружками, хотя не знаем ни испанского, ни русского. Ловлю себя на мысли, что сердце мое открылось, и я радуюсь всему в простоте и наивности, легко предаваясь приятным чувствам и мня себя счастливым, беззаботным человеком.
Знаю точно, что именно с ним, моим сербом, ветром ворвавшимся в мою судьбу, я увидела не только жизнь, но и ее полутона...
Вечером звонок из-за тридевяти земель:
— Ну как ты там?
— Скучаю. Ты любишь меня?
— Да. И очень сильно, — был ответ.

***
«Чтобы твой, Аленка, не тревожить сон...»

Конечно, он ждал, когда я вернусь из Испании. Именно Ратко проводил меня на самолет, в неведомую сторону, когда я улетала на далекие, заморские острова.
В Испании я отдыхала впервые.
Как не хотела я улетать от моей приятной неизвестности о своей дальнейшей судьбе с сербом. Даже не помню сейчас, мечтала я о чем-то или нет, наверное, больше боялась этого иностранца и его любви.
Наши отношения в тот период только-только выстраивались и пока никто из нас не мог быть уверен, сбудутся ли его слова: «до конца... до конца...» — мы оба находились в тревожном ожидании.
А пока я, кажется, лечу на океан.
Несколько месяцев как он прилетел из Белграда, а уже надо, хотя ненадолго, расставаться. Слюбится или не слюбится, я пока не готова была понять, но ожидание счастья было томительным и желанным. Помню, как я собирала чемодан на море. Перво-наперво набрала дисков с сербской музыкой. Я хотела пребывать в этом молочном тумане как можно дольше.
Сербская музыка и наши любимые песни заполняли меня всю, безраздельно. Мы часто путешествовали на нашем автомобиле, и эти совместные поездки, с музыкальным сопровождением, таинственно соединяли наши недоверчивые сердца, подталкивая их друг к другу все ближе и ближе.
Я часто спрашивала себя: почему он так внимательно прислушивается к немудреным текстам русского музыкального шансона, и только позднее сама себе ответила на этот вопрос. Видимо, сложные поэтические тексты были пока непонятны для его «плохого русского», а нежные сентиментальные слова любви, льющиеся из динамика автомобиля, легко заполняли уголки его любящего сердца, жаждущего женской ласки.
 
Закурю тихонько, выйду на балкон,
Чтобы твой, Аленка, не тревожить сон,
 
— пел со старого музыкального диска хрипловатый голос Александра Шапиро, и мой иностранец погромче выкручивал звук. Он направлял эти слова ко мне.
 
Ветерок колышет сонную листву,
Только ты не слышишь сказку наяву,
 
— неслось далее из динамиков, и суровый сербский мужчина начинал нежно мурлыкать что-то себе под нос.
 
«Спи, моя Аленка, тихим детским сном», —
Лист рябины тонкой шепчет за окном.
 
Пальцы его правой руки постепенно включались в такт музыке и начинали выбивать ее ритм на оплетке авторуля.
 
Пусть тебе приснится песня соловья,
Алая зарница и, конечно, я.
 
Теперь уже пела я, понимая, что эту песню он посвящает мне.
 
Чтобы были рядом вместе день за днем,
Чтобы нежным взглядом был согрет мой дом.
 
Эти маленькие эпизоды нашего таинственного общения были незаметны для окружающих, но мы-то знали, мы чувствовали биение каждого нерва друг друга, мы слышали шелест наших затаённых мыслей и точно знали, что целуются наши сердца. Объяснить это состояние или описать его было совершенно невозможно: молчание влюбленных стирает все слова, а касание их глаз высекает искры.
Наша любовь склеивалась из маленьких игрушечных пазлов — крохами, мелкими лоскутиками — и была, образно говоря, похожа на деревенское одеяло, которое, одновременно, и согревало, и радовало взор пестротой рисунков и полнотой жизненных красок.
Женское сердце всегда ждет любви. Любви на всю жизнь! Но мы беспомощны без молитвы, которая держит весь мир. «Не пытайся удержать любовь своими только силами, всегда молись, — говорю себе, — проси: “Господи, укрепи нашу любовь и сохрани ее до конца наших дней”». А избранник мой пусть всегда говорит своим друзьям: «Я счастлив с ней». И эти слова пусть доносятся до моих ушей. Дай нам Бог всегда слышать слова любви. Ведь так хочется каждому человеку тепла — не испанского, а человеческого. Не палящего, а согревающего, окутывающего тебя всю. Тепло для сердца — любовь.