Глава 3. Татьяна

Утром он сообщил Максиму о своём желании уехать и попросил подвезти его до железнодорожной станции. Максим, привыкший к непредсказуемости своего друга и давно уже переставший удивляться его странностям, сказал, что довезёт его до дома, потому что едет в город.

– Да? А зачем? Вы ведь собирались остаться здесь на несколько дней, – удивился Евгений.

– Мы и пробудем несколько дней. Оле утром позвонила Таня, её сестра, она приезжает сегодня. Мы пригласили её сюда. Мне нужно встретить её на Московском вокзале. Потом подброшу тебя домой, ок.?

– Да это необязательно, чего ты будешь запариваться. Я там на метро уже сам доеду.

– Договорились.


Утро было свежее и довольно пасмурное. Солнце изредка выглядывало из-за облаков и снова пряталось.

– Кажется, дождь собирается, – гнусаво пропищал Макс, «кося» под Пятачка.

– Похоже на то, – согласился Евгений и спросил, рассеянно глядя в окно, – А Таня тоже учится в Москве?

– Да нет, она живёт и работает здесь. Просто через Москву возвращается из Японии.

– Ого. А что она там делала?

– Стажировалась полтора года. Что-то по части японской поэзии.

– Она что, поэтесса?

– Вроде нет. Хотя не знаю точно. Но, кажется, она стихи не пишет, она их изучает.

– Интересно.

– Наверно.

Они помолчали. Потом Евгений снова спросил:

– А они похожи?

– Кто? – не понял Максим.

– Ну, Татьяна с Ольгой. Сестры ведь.

– Как небо и земля, – усмехнулся Максим.

– И кто из них кто?

– Да трудно сказать на самом деле, – Максим пожал плечами, – скорее, Оленька – земля, в лучшем смысле этого слова, конечно. Она красива, полна жизненной энергии, сексуальна, солнечна, одним словом. А Таня… Веришь, я знаю её несколько лет, а попроси меня рассказать о ней, так не смогу найти и пары слов. Не потому, что она неинтересна и сказать о ней нечего, просто я, видимо, её совсем не знаю. Хотя она довольно общительна, собеседник очень интересный, но как-то на дистанции держится всегда, такое ощущение, словно она начертила вокруг себя магический круг, за который никак не попасть. Ленка говорит, что человек она замечательный, только не от мира сего. Витает где-то в облаках вечно, по земле ходит так, словно по небесам ступает. Не знаю, рядом с ней я чувствую себя как-то не очень уютно. Мне больше по душе общество девушек более простых и более живых, а Татьяна, как бы поточнее выразиться, словно находится по ту сторону. Не могу объяснить, это чувствуется на уровне подкорки, понимаешь, о чём я?

– Любопытно… – Евгений потер подбородок.

– Да не особенно, – Максим нахмурился, потом посмотрел внимательно на приятеля и сказал:

– А знаешь, вы бы, наверно, с ней поладили, – он усмехнулся, – ты ведь тоже вроде как не в себе, в несколько ином роде, правда, но все же…

Евгений рассмеялся и покачал головой.

– Очень любопытно, – повторил он в задумчивости.

Начал моросить дождь. Проплывающий за окнами мир покрылся серой пеленой. Всё как-то сразу стало выглядеть грустно и уныло. Говорить расхотелось, Максим включил музыку, и оставшуюся часть пути они проделали молча, лишь изредка обмениваясь малозначительными фразами.

Припарковавшись на привокзальной площади, Максим с Евгением вышли из машины.

– Может, составишь мне компанию? Разомнёшься немного. Встретим вместе Таню, потом подброшу тебя домой, – предложил Максим.

– Ок, – согласился Евгений, отчасти действительно утомлённый дорогой, отчасти несколько заинтригованный предыдущим разговором. Ему стало интересно взглянуть на Ольгину сестру. – Пожалуй, пройдусь немного. Хорошо на улице, ясно и свежо.

Погода, действительно, прояснилась. После непродолжительного летнего дождя проглянуло солнце, и мир вокруг сразу повеселел и ожил; заблестел мокрый асфальт; закурлыкали радостно голуби, купаясь в теплых лужицах; защебетали птицы; заулыбались прохожие.

Они подошли к перрону вовремя – только что подъехал московский поезд, остановился и глубоко вздохнул. Вокруг затолпился народ, приехавшие смешались со встречающими, послышались радостные возгласы, разноязычный говор и смех.

Максим остановился напротив третьего вагона, внимательно вглядываясь в лица выходящих пассажиров, Евгений встал чуть поодаль.

– О, а вот и Таня! – Максим подался вперед.

Евгений рассеянно наблюдал за тем, как он вытащил увесистый рюкзак и протянул руку, помогая Татьяне выйти из вагона. Девушка легко спрыгнула на перрон.

«Раз, два, три», – гулко отстучало сердце Евгения, оборвалось и замерло. Сознание покинуло его тело, радостно устремившись к плывущему ему навстречу волшебному светящемуся существу.

Вокруг всё заполыхало и заискрилось разноцветным пламенем, мир залился лучезарным светом, исходящим от потерявших свою повседневную форму людей и предметов.
Но ярче всех светилось приближающееся к нему создание. Оно то растекалось по земле подобно расплавленному золоту, то парило в воздухе, словно некая светящаяся сфера, испуская пульсирующие потоки чистого света. Евгений купался в этих живительных лучах, испытывая неведомое ему прежде наслаждение, граничащее с экстазом длиною в вечность.

– Женя, очнись, что с тобой? – довольно чувствительный хлопок по спине вернул его к действительности. Лицо Максима было обеспокоенным.

– Всё в порядке, наверно, укачало в машине.

– Знакомьтесь. Таня – Олина сестра, Женя – мой друг.

– Евгений, – он протянул руку.

– Татьяна, – Евгений ощутил твёрдое рукопожатие маленькой прохладной ладони и за пару секунд жадным взором впитал в себя её внешний облик.

Невысокая, худенькая, стройная; темные волосы, собранные на затылке в пучок; бледное лицо; большие серо-зеленые миндалевидные глаза, такие печальные и улыбка, такая ясная и солнечная, что у Евгения сжалось сердце от внезапно нахлынувшей нежности. Если бы кто-нибудь спросил его, красива ли она, он не нашелся бы, что ответить, но твёрдо знал, что никогда не встречал никого прекраснее.

– Надо же! Прямо как у Пушкина – Евгений и Татьяна! – неуклюже попытался пошутить Макс.

Евгений досадливо поморщился, шутка показалась ему неуместной, а Татьяна лишь одарила Максима рассеянной улыбкой, видимо, думая о чём-то своем.

Евгений шёл вслед за ней к машине, глядя на её лёгкую упругую походку, и ему казалось, словно он парит над землей.
Татьяна села на заднее сиденье машины, Евгений не решился сесть с ней и устроился рядом с водителем. Максим сел за руль и спросил его:

– Ну что, к тебе?

– Зачем? – непонимающе уставился на него Евгений.

Максим бросил на друга удивлённый взгляд и завёл машину.


Ехали они молча. Евгений был целиком поглощён своими новыми ощущениями и украдкой наблюдал за Татьяной в маленьком зеркальце водителя. Он видел её тонкий профиль, смотрел, как она отрешённо глядит в окно и время от времени поправляет то и дело сбивающуюся волнистую прядь волос. Каждое её движение, каждый жест точёной руки вызывали у него восхищение своей естественной грацией и изяществом.

Любуясь ею в очередной раз, он встретился с ней в зеркале взглядом. Зелёные глаза пронзили его молнией в самое сердце, его словно ударило током, но в ту же секунду она улыбнулась ему без тени кокетства, так просто и открыто, что душу его вновь затопила волна горячей радости.

Он испытал желание выскочить из машины и вприпрыжку побежать по полю, взявшись с ней за руки, навстречу ветру, смеясь и крича от детского счастья, не требующего рациональных объяснений. Его охватило такое ощущение, словно они расстались с ней тысячу лет назад, все эти долгие века ждали встречи, и вот, наконец-то, наступило это свидание, которого они уже отчаялись дождаться. Евгений чувствовал, как спокойное, блаженное умиротворение поселяется в нём и заполняет его до самых краев.

Но, Макса, похоже, тяготило затянувшееся молчание, и он спросил:

– Как дела, Таня? Как доехала?

– Хорошо. Правда, ещё не отошла от смены часовых поясов. Многочасовой перелет, потом поезд. Устала, – она улыбнулась.

– А сколько часов ты летела? – поинтересовался Евгений, обернувшись к ней.

– Почти пятнадцать, включая пересадки.

– С ума сойти! Я бы скончался на полпути от страха!

– А я люблю летать. Люблю аэропорты, самолёты, ощущение того, что ты находишься так высоко, и от земли тебя отделяют десятки километров…

– Но ведь это-то и страшно! Висишь в воздухе на высоте десяти тысяч в консервной банке…

– Это хорошо, когда страшно, – она чуть заметно улыбнулась, – ведь именно в такие минуты понимаешь, сколь хрупка человеческая жизнь, сколь относительна мнимая безопасность, сколь всё непостоянно, мимолётно и ненадёжно. И осознание этого помогает понять ценность каждого момента существования. Ведь он может стать последним. Любой из них…

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Ты ведь этого боишься? Того, что авиакатастрофа не оставляет надежды? Ощущения фатальности и неизбежности смерти?

Он задумался на минуту:

– Возможно… Да, наверно. А ещё меня пугает, что я не могу контролировать этот процесс. Будь я сам за штурвалом самолёта, я бы, наверно, совсем не испытывал страха. Ну, или совсем немного. А здесь моя безопасность и моя жизнь полностью зависят от других людей. И я ничего не могу с этим поделать. Невозможность контроля в данной ситуации – пожалуй, именно это для меня самое неприятное.

Её тонкие брови удивленно приподнялись. Она опустила глаза, немного помолчала.

– Ты всерьёз полагаешь, что во всех остальных ситуациях она у тебя есть – эта возможность контроля? – спросила она очень тихо.

Евгений хотел ответить, что, конечно, если рассматривать это в глобальном смысле, то нужно разобраться, что вообще считать контролем. А в каждом конкретном случае, безусловно, он может контролировать ситуацию в доступной ему мере или что-то ещё в таком духе.

Но в этот момент она подняла на него глаза. В её взгляде сквозили печаль и нежность. И все его философские разглагольствования на эту тему вдруг утратили для него всякий смысл, слова показались ненужными, ему расхотелось спорить и продолжать эту беседу. По крайней мере, сейчас. Он только улыбнулся в ответ, отвернулся и молча уставился на дорогу.

Максим многозначительно посмотрел на него и усмехнулся, словно говоря: «Я ведь тебя предупреждал!».

Оставшуюся часть пути они молчали. Максим сосредоточился на дороге с таким видом, словно ехал по ней впервые и боялся заблудиться. Татьяна задремала на заднем сиденье или сделала вид, чтобы ей не докучали разговорами.

Евгений смотрел на проплывающие за окном довольно однообразные картины и погрузился в некое полусонное оцепенение без мыслей.
Очнулся он только тогда, когда Максим тронул его за плечо и попросил открыть ворота. Евгений понял, что они уже доехали и с удивлением подумал о том, куда же провалился час пути, он его совсем не запомнил.

Выйдя из машины, он потянулся, как после долгого сна и пошёл открывать ворота. Во дворе их уже ждали Лена и Оля. По Ольге совершенно не было заметно, что она вчера перебрала. В лёгком полупрозрачном шёлковом платьице, выгодно подчеркивающем каждую плавную линию её ладной фигурки, она была свежа и прелестна, как само летнее утро.

Подпрыгивая от нетерпения, она бросилась к машине и с детским восторженным визгом повисла на шее у сестры, не успевшей даже закрыть за собой дверцу.

– Танюша, Танюша, как же я соскучилась! Ура! Ура! Ты вернулась! Наконец-то! – Оля осыпала сестру поцелуями, крепко обнимала, прыгала вокруг нее и заглядывала ей в лицо с безмерным восхищением, словно маленькая девочка, встретившая лесную фею. Глаза её сияли от радости, по щекам текли слезы счастья.

Татьяна вела себя гораздо сдержаннее, чего и следовало от неё ожидать, но было заметно, что она тоже очень рада встрече с сестрёнкой. Расцеловав Ольгу в обе щеки, она ласково приобняла её, потом отодвинула от себя и принялась гладить её белокурые волосы:

– Дай-ка я на тебя посмотрю. Красивая моя девочка! Солнышко моё! Ты, вроде, похудела немного? Ты хорошо питаешься? Не голодаешь там, в своём общежитии? На диетах никаких не сидишь?? Ты ведь знаешь, что тебе нужно хорошо есть, золотце…

– Ты ничуть не изменилась! – Оля рассмеялась счастливым смехом, – всё так же беспокоишься в первую очередь о том, достаточно ли я хорошо питаюсь! У меня всё чудесно, а теперь совсем замечательно, когда ты приехала! Мне столько всего тебе нужно рассказать!

– Расскажешь непременно! У нас будет для этого достаточно времени.

Татьяна ещё раз чмокнула сестрёнку в щёку и подошла к Лене:

– Здравствуй, Леночка! Я очень рада тебя видеть! Спасибо, что пригласили сюда и встретили. Мне просто необходима пара-тройка дней, чтобы прийти в себя и адаптироваться к новой обстановке. Я чувствую себя так, словно вернулась с другой планеты.

Она устало улыбнулась. Лена обняла её:

– Привет, милая! Мы тебе всегда рады, ты ведь знаешь! Располагайся в комнате для гостей, прими душ, потом позавтракаем вместе, и ты сможешь отдохнуть с дороги. Оля тебя проводит, а я пока накрою на стол.

Она обернулась к мужу:

– Максик, отнеси Танины вещи в гостевую, пожалуйста! Скоро будем завтракать.

Оля взяла Татьяну под руку и, беспрестанно что-то щебеча, повела её в дом. Максим достал из багажника рюкзак и пошел вслед за ними.

Евгений подошел к Лене:

– С добрым утром! Помочь тебе с завтраком?

– С добрым! Да, буду тебе признательна.

Они прошли на террасу, которая летом служила и кухней. Лена принялась накрывать на стол.

– А они очень близки, правда? – спросил он, нарезая сыр.

– Кто? – отозвалась Лена.

– Таня и Оля. Никогда не видел, чтобы сёстры проявляли такую бурную радость при встрече. Я об Оле, в первую очередь.

– Это долгая история. И довольно запутанная и сложная… – Лена поставила вазочку с ягодами на середину стола, – понимаешь, они в очень раннем возрасте остались сиротами. Сначала жили с бабушкой, потом она умерла. И Таня стала для Оли единственным близким человеком. Она была ей и матерью, и отцом, и сестрой, и другом. Заботилась о ней, растила её. Оленька в детстве была очень болезненным ребенком, а у них порой есть было нечего по несколько дней. В общем, Таня вытянула это все сама. Одна. Ни к кому за помощью обращаться не хотела. Гордая очень всегда была. И сильная. Решила для себя, что сможет. Ну, и, как видишь, смогла. Сама выучилась, стала хорошим специалистом и зарабатывает неплохо. И Оленька учится именно там, куда стремилась. И всё у них, в целом, хорошо. Поэтому Оля так её любит. Она для неё, скорее, мать, чем сестра…

– А как давно они остались одни?

– Очень давно. С бабушкой-то они с момента рождения Оли жили. А когда бабушки не стало, Тане было четырнадцать, Оле, соответственно, семь.

– Но как же так, как позволили двум малолетним девочкам жить одним? – удивился Евгений. – Неужели никто не вмешался?

– Если честно, не знаю.

– А что случилось с их родителями?

– Они были археологами и пропали без вести. Формально их объявили погибшими, но… В общем, я и сама толком ничего не знаю…Так, понаслышке, от других людей. Ни Таня, ни Оля на эту тему никогда не говорят. А слухи, касающиеся этой трагедии, совершенно неправдоподобны, поэтому я даже повторять всего этого не буду. Не хочу говорить о том, чего не знаю наверняка. Извини, Женя.

– Ничего, ничего, конечно. Где у тебя хлеб?

– Хлебница на третьей полке.


Они завтракали на террасе. За столом стояла оживлённая беседа, участие в которой принимали, в основном, Оля, Лена и Максим. Ольга была ещё более весёлой и смешливой, чем вчера. Она без умолку о чём-то говорила, смеялась счастливым смехом и беспрестанно ластилась к сестре, пользуясь любой возможностью, чтобы прикоснуться к ней или обнять.

Лена и Максим поддерживали разговор, обменивались шутливыми фразами, время от времени обращались к Татьяне с какими-то несущественными вопросами, на которые она отвечала коротко и односложно.

Вроде всё было так же спокойно и душевно, как и вчера, но Евгений почему-то чувствовал себя как-то странно, не в своей тарелке. Ольгино чрезмерное возбуждение казалось ему несколько нездоровым, а шутки друзей – наигранными.
У него было такое ощущение, будто воздух вокруг наэлектризован и пахнет озоном, словно перед грозой. Хотя ясное голубое небо и заливающий террасу яркий солнечный свет свидетельствовали о том, что никакой грозы сегодня не предвидится.

Он молча ел, склонив голову над тарелкой, но время от времени поднимал глаза, чтобы взглянуть на Татьяну. Украдкой наблюдал он за тем, как она ест. Она плавными, отточенными движениями нарезала крошечные кусочки сыра, хлеба, фруктов, очень медленно их пережевывала, прикрывая глаза от удовольствия, смакуя каждую вкусовую ноту, словно стараясь растянуть это наслаждение до бесконечности; её бледные пальцы нежно и чувственно поглаживали фарфоровую чашку; она заворожённо следила за оседающими на дно чашки чаинками и пила чай маленькими осторожными глоточками с таким видом, словно вкушала нектар богов. Это было сродни какому-то ритуалу или религиозному танцу в храме. Евгений никогда не видел, чтобы процесс принятия пищи выглядел настолько красиво и … эротично, и сам с трудом глотал кусок за куском.

– Таня, ты так и не сказала, понравилось ли тебе в Японии, – обратился вдруг Максим с вопросом к Татьяне. – Расскажи, какое впечатление произвела на тебя эта страна?

Татьяна вздрогнула от неожиданности и оторвалась от своего священнодействия. Она помолчала немного, словно собираясь с мыслями, и негромко произнесла:

– Это довольно сложный вопрос. Об этой стране так просто и не расскажешь. Совсем другой мир. И чем больше его узнаёшь, тем меньше понимаешь. Не говоря уже о том, чтобы принять…

– Нет, я понимаю, конечно, что делиться всеми впечатлениями нужно долго и рассказывать много, и знаю, что ты этого не любишь. Ну, в целом хотя бы опиши, в двух словах, – не унимался Максим.

– В двух словах? Ну что же, попробую…

Татьяна потёрла виски тонкими пальцами, задумалась. Потом начала говорить медленно и тихо:

– Это удивительная страна. Несмотря на кажущуюся открытость новым веяниям и технологиям, на современную жизнь и развитую цивилизацию, это замкнутый на самом себе мир, до сегодняшнего дня живущий по своим древним, ему одному доступным законам. Для его характеристики я бы употребила такие слова, как гармония, изящество, утонченность, воля и… – она запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, и продолжила, – совершенство. Да. Совершенство. Во всём. В самых высоких проявлениях человеческого духа – поиск истины, дзен, коэны, кодекс чести, бусидо, искусство любви; в творчестве – живопись, поэзия, танцы, театр.

Она снова помолчала, закрыла глаза и заговорила еще тише, уже еле слышно:

– И в самых его низменных проявлениях: извращённые ритуалы, страшные инициации, пытки, убийства… Во всём этом тоже сквозит… совершенство…

Последние слова она произнесла таким жутким, сдавленным и почти сладострастным шёпотом, что у Евгения мороз пробежал по коже. Ему показалось, что откуда-то пахнуло могильным холодом, и ясный солнечный день вдруг померк, поблек, растерял все свои краски; всё вокруг стало бесцветным и безжизненным. По всей видимости, почувствовал это не он один, потому что за столом вдруг воцарилась гробовая тишина, и напряжение стало ощутимым почти физически.

Евгений посмотрел на Татьяну. Она сидела неподвижно и неестественно прямо. Глаза её были закрыты, на мертвенно-бледном лице странно и страшно алели губы, словно кто-то мазнул кровью по белому холсту. Тёмные волосы рассыпались по плечам; утренний ветерок легонько прикасался к ним, и они слегка шевелились, точно змеи. Зрелище было жуткое и отталкивающее.

Но при этом Татьяна была завораживающе красива в этот миг, красива какой-то потусторонней, нечеловеческой красотой. Евгений был настолько загипнотизирован этим невероятным сочетанием страшного и прекрасного, что не мог оторвать от неё взгляда, чтобы посмотреть на остальных. Но, судя по их молчанию, мог предположить, что они испытывают примерно те же ощущения.

Из ступора всех вывел слишком громкий и нарочито, неестественно весёлый, возглас Ольги:

– Ох, Танюша, снова ты за своё! Вижу, что твоя любовь к мистике и ко всякого рода оккультным штучкам в Японии ничуть не уменьшилась, а совсем наоборот!

Ольга подскочила к сестре, крепко обняла её сзади за шею, поцеловала и рассмеялась деланным, почти истеричным смехом. В огромных глазах её сквозило отчаяние и блестели слезы.

Татьяна провела рукой по лицу, словно стряхивая с себя оцепенение, обернулась к сестрёнке и ласково ей улыбнулась:

– Не волнуйся, рыбка, я просто очень устала.

Она нежно потрепала Ольгу по щеке, осторожно высвободилась из её объятий и вдруг зевнула, так по-детски сладко, что обстановка мигом разрядилась. Все сразу зашевелились, заулыбались, засуетились.

Лена подошла к Татьяне и обняла её за плечи:

– Прости, милая! Мы такие эгоисты! Совсем тебя заговорили! Конечно, ты, наверно, страшно устала! Пойдём, тебе нужно прилечь и отдохнуть. Выспаться как следует.
 
Татьяна благодарно улыбнулась, и они направились к дому. Ольга устремилась им вслед. Когда она пробегала мимо Евгения, он вновь заметил выражение растерянности и отчаяния на её лице.

Евгений оглядел вдруг опустевшую террасу и увидел, что Максим с мрачным видом сидит за столом и доедает огромный бутерброд. Евгений опустился на стул напротив него:

– И что здесь сейчас было?

– А что здесь было? – спросил Максим, глядя на бутерброд.

– Что означает это представление с Татьяной?

– Какое представление? Она просто устала, ты ведь слышал…

Евгений почувствовал, как в нем закипает злость:

– Макс, не морочь мне голову! Я знаю тебя как облупленного, и враньё – совсем не твой конек, поверь мне! Ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю, и не строй из себя идиота!

Максим положил недоеденный бутерброд на стол, залпом выпил из чашки остывший чай и посмотрел на Евгения:

– Слушай, Жень, ты извини, что все так получилось! Давай я подкину тебя до электрички или даже до города могу, если хочешь. Все равно затея с поездкой провалилась… Я думал, отдохнём спокойно, расслабимся. С Олей вы вроде неплохо поладили. А теперь она будет молиться на Татьяну, словно на личное божество… Ты и не пытайся в ближайшее время к ней подъезжать. Бесполезно. Когда Татьяна рядом, Олька не видит никого…

– Да я вообще не собираюсь к ней подъезжать.

– Разве? А мне вчера показалось, что между вами промелькнуло что-то. Загорелась искра…

– Как загорелась, так и погасла. Не меняй тему, Макс. Я хочу знать, что такое творится с Татьяной.

Максим посмотрел на приятеля и скривился:

– Нет, Жень, только не это... Только не говори, что ты на Таню запал! Мой тебе совет – забудь! Не связывайся ты с ней, гиблое это дело…

– С этим я сам разберусь. Ты так и не ответил на мой вопрос.

Максим вздохнул:

– Видишь ли, Татьяна, она … странная. Если верить россказням моей любимой жены, начитавшейся в своё время Блаватской, то Татьяна в некотором роде…эээ…медиум…

– Медиум? – переспросил Евгений.

– Ну да… Способности у неё вроде какие-то сверхъестественные… Время от времени она впадает в транс, «пересекает границы нашей реальности», – Макс мастерски передразнил Лену, но, по моему глубокому убеждению, с головой она не дружит, вот и всё. Видимо, история, произошедшая с их родителями, стала для Татьяны сильным потрясением и повредила её психику. Насколько я знаю, опасности для общества она не представляет, но сходить хотя бы к психологу я бы ей рекомендовал настоятельно. Да только разве она пойдет?

Максим снова скривился и начал сооружать себе ещё один бутерброд, забыв про старый.

– Так что же все-таки произошло с их родителями? – Евгений налил себе чаю. – Я спрашивал у Лены, она мне не сказала ничего определённого.

– И не скажет. А я не знаю. И, если честно, знать ничего не хочу. Тёмная там история какая-то. Предпочитаю не вникать в подробности.
 
– Значит, сегодня мы были свидетелями того, как Татьяна впадает в транс? – Евгений отпил из чашки и задумался.

В голове у него было сумбурно. Впервые в жизни он столкнулся с чем-то настолько странным и необъяснимым. Несмотря на слова Максима, Татьяна вовсе не производила впечатления психически нездорового человека. Совсем напротив, он не встречал ещё никого более уравновешенного и спокойного.
 
Он вспомнил светлые, щемяще-прекрасные ощущения, испытанные им во время утренней поездки. Но тут же перед его внутренним взором вновь предстало её бледное лицо с кроваво-красными губами, и в ушах прозвучал сдавленный шепот, произносивший страшные слова.

Евгений вздрогнул. У него было такое чувство, словно это два отдельных воспоминания о двух разных людях. И он никак не мог соотнести, слить воедино эти два образа. Будто два Евгения смотрели на двух Татьян. Раздвоение это было мучительным и доставляло Евгению болезненное чувство дискомфорта.

– Оленьку жаль, – вывел его из раздумий печальный голос Макса, – лучше бы уж Татьяна подольше оставалась в Японии.

– Почему? – не понял Евгений, – по-моему, Оля безумно рада приезду сестры.

– Вот именно. Безумно, – Максим многозначительно помолчал и продолжил, – странные у них взаимоотношения. Ничего плохого сказать о Татьяне не могу. Она душу положила, чтобы сестру вырастить. И то, что Оленька сейчас здорова, прелестна и образованна – это все её, Татьяны, заслуга.

Но у этой медали есть обратная сторона. Эта её беспрестанная забота о сестре довлеет над Ольгой как домоклов меч. Оля шагу ступить не может, не заручившись одобрением Тани. Всю жизнь живет в тени своей сестры. И бессознательно пытается от этого освободиться, но не очень у нее это получается. Слишком сильна эта связь. Слишком велик авторитет Татьяны.

Олька ведь даже в Москву сбежала учиться. Разве у нас нет медицинского института? Прекрасно могла бы учиться здесь. Это был побег, Женя, попытка вырваться на свободу.

И с личной жизнью у неё не пойми что. Согласись, девушка ведь – мечта! А все её романы заканчиваются, не успев начаться. И всё потому, что она первым делом знакомит каждого своего молодого человека с Татьяной. И через какое-то время отношения с ним сходят на нет. Прямо будто сглаз какой-то!

Я уверен, что Татьяна искренне желает Оле счастья и хочет, чтобы она устроила свою жизнь, но, видимо, некая гипертрофированная материнская ревность и чувство собственничества оказываются сильнее этого желания. Возможно, как и многие матери, она полагает, что нет никого, кто был бы достоин её чада, не знаю. И понятия не имею, как она отваживает от Ольги воздыхателей, но она это делает, факт.

Максим вздохнул:

– Честно говоря, мы с Ленкой даже обрадовались, когда Татьяна уехала на стажировку. Думали, наконец-то, Оля вздохнет свободно. И, похоже, так оно и случилось. Всё-таки, время и расстояние делают своё дело. Ольга как-то повеселела, стала более самостоятельной, независимой за эти полтора года. Мы уж надеялись, что ей удастся разорвать окончательно эту пуповину. А когда она надумала провести каникулы здесь, то вспомнили о тебе…

Максим с опаской посмотрел на Евгения и осторожно продолжил:

– Мы с Леной подумали, почему бы не познакомить вас с Олей. Вы оба свободны, интересны, умны. Из вас могла бы получиться прекрасная пара… Несколько дней на природе, вдали от города, почти наедине… Думаю, у вас могло бы что-то получиться, если бы не этот непредвиденный приезд Татьяны. Она ведь должна была остаться там ещё на полгода. Они с Олей говорили об этом на прошлой неделе. И вдруг вернулась так внезапно, совершенно неожиданно для всех. Ну, да ладно, значит, не срослось! Чему быть – того не миновать.

– А как насчёт Татьяны? – спросил Евгений, - у неё есть кто-нибудь? Муж? Друг?
 
Максим посмотрел на приятеля с явным неодобрением и нехотя ответил:

– Она не замужем, это единственное, что я знаю. И я ни разу не видел её в обществе мужчины. Если у неё кто-то и есть, то мне это неизвестно.

– Ни разу не видел с мужчиной? – Евгений нахмурился, – не хочешь же ты сказать, что она до сих пор девственница? Или… лесбиянка?

– Я не проверял, – Макс нервно усмехнулся, – впрочем, и тебе не советую.

Он внимательно посмотрел на Евгения и произнёс очень серьезно:

– Женя, я не шучу. Я уже жалею, что позвал тебя сюда. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда… Не нужно тебе связываться с этой девушкой. Я не могу тебе объяснить, почему. И себе не могу объяснить. Просто, так чувствую, понимаешь? Есть в ней что-то такое … тёмное. И добром для тебя это не кончится, поверь мне.
– Верю, – Евгений допил чай и встал из-за стола, – только это моя жизнь, и мне решать, с кем связываться, а с кем нет. Пойду, пожалуй, прогуляюсь, проветрю голову. Очень уж необычное выдалось утро, богатое на впечатления.
– Сходи, – голос Максима был грустным.

Евгений кивнул приятелю и направился к калитке, но на полпути обернулся:

– И, Макс, спасибо, что позвал меня сюда!