Рутина карантина. Глава 7. Диета

7. ДИЕТА

Как толстуха со стажем, исчисляемым десятилетиями и включающим унижение семьдесят первого года, когда в восьмилетнем возрасте меня выперли за профнепригодность из балетной студии, хотя я любила танцевать до умопомрачения и бредила плисецкой Кармен, и унижение семьдесят седьмого года, когда в пионерлагере у Медвежьей горы на меня не налезли положенные униформенные шорты сорок шестого размера, и унижение восемьдесят третьего года, когда мой однокурсник, влюбленный в голенастую выпендрежницу сорокового размера, обозвал меня «девушкой корпулентного вида», и все прочие унижения, ныне подгоняемые под фэтшейминг, бодишейминг и проч., я часто помышляла о том, что неплохо бы похудеть. Не то чтобы эти шейминги меня сильно доставали, ничего подобного нынешней травле бодипозитива я, к чести моих друзей и прочих спутников, сроду не испытывала, да и вообще привыкла как-то считать, что по всем раскладам я в этой жизни отвечаю не за форму, а за содержание, в чем как-то раз за бутылкой шампанского горячо убеждала меня и та голенастая выпендрежница, пересекшись со мною на склоне наших лет, но все же ради эксперимента, чистоты ради, давно хотелось примерить на себя эту шкуру. А каково это — быть красивой, эффектной, худой?

Конечно, раньше надо было думать, лет в восемь, на худой конец, в четырнадцать. Но у меня «мало ум», как говорил один мой друг-иностранец. До меня не сразу доходят некоторые очевидные вещи. Особенно обидные и очень-очень грустные, типа «Он меня не любит и никогда не любил».

Поразительно, но в юности идея искусственного похудания как цели, способа и выхода (например, выхода из серии любовных неудач) никогда не приобретала навязчивый характер, никогда не овладевала мною тотально, не подчиняла целиком. Скорее всего, потому, что я все-таки не могла до конца поверить в ее примитивность. Мне нравилась естественность всего, происходящего со мной. Обычно я толстела зимой, на картошке и варенье, и худела летом, на кефире и огурцах. Один раз сильно исхудала, попав в стройотряд, строивший кошары в низовьях Или, где меня изрядно потрепали илийская мутная вода, мошкара, зной и трудовой энтузиазм. Другой раз я внезапно сдулась, когда «мой любимый болотистым взглядом оценщика влюбился в одну интересную ТОНКУЮ женщину», прошу пардон за самоцитату. Ну и конечно, само собой это случилось, когда у меня появился не любимый, вечно смотревший в другую сторону, а бойфренд, деливший со мной ночлег, и что-то там произошло в гормональной сфере, и я вдруг вынырнула из ада юности — красивой, эффектной, худой.

В один такой момент, шел уже двухтысячный год, и у меня было трое детей, меня встретил одноклассник и не узнал. «Это — сказал, — не Алинка, а пол-Алинки».
Смеялась счастливым смехом!

Но тот триумф длился недолго, ходя и подарил мне еще одного ребенка. Еще пара десятилетий проскакала незаметно, и вот уж мне пятьдесят и далее по календарю. Климакс. Бойфрендов жок. Унылый вид. Бесформенные балахоны.
Толстуха со стажем.

А тут еще коронавирусную пандемию и карантин с самоизоляцией подогнала судьба. Только было загнали меня Тео с Жан-Арманом в спортзал-бассейн, только было моя подруга Маня, побывав у меня в гостях на Новый год, внесла в повестку дня резолюцию, провозглашающую этот, две тысячи двадцатый, год годом Психологического Покоя и Здорового Образа Жизни, за что мы с нею по обычаю крепко крякнули, закусили и решили периодически встречаться в упомянутом спортзал-бассейне и совместно предаваться там бегу, плаванию и флоатингу, как грянул коронавирус, а спортзал-бассейн накрылся медным тазом вместе со здоровым образом жизни.

Добавьте к этому все то, о чем я писала выше: дионисийские радости, гастрономическое изобилие, домохозяйский пыл, мужчины в доме, рецепты из старых папочек, татарский трехслойный пирог, в доме должно пахнуть пирогами. Нездоровый образ жизни вырисовывается, как ни крути. И ладно я, мой век ушел, балахоны так балахоны, на удаленке внешний вид вообще не имеет значения, главное, щеканы в экран помещаются. А вот дети мои вдруг забеспокоились — а вдруг домашних воркаутов, штанги, йоги не хватит? А вдруг и мы, молодые, заплывем карантинным жирком? И чем, так сказать, компенсировать снижение физической нагрузки? Я-то по простоте душевной думала, что гулянье с Дитой плюс стирка-мырка, домашние хлопоты хоть как-то да компенсируют тот флоатинг, но дети мои забеспокоились и вскоре где-то в районе майских праздников вынесли вердикт: срочно нужна диета.

Это была резолюция похлеще той Маниной, относительно ЗОЖ. Это была резолюция не пожелательная, а директивная. И мы деловито взялись за ее претворение в жизнь. Ксюша быстро нашла для меня мотивацию: если, мол, твоих студентов унылый внешний вид препода мало волнует (о, давно прошли те времена, когда студенты называли меня играющим тренером!), то пожалей своих одноклассников, они-то чем провинились, а ведь у вас ВСТРЕЧА. Что ж, показаться перед одноклассниками в более или менее приличном виде, это мотив. Достойный. Это не какой-то там душе- или телоспасательный ЗОЖ с его расплывчатыми и невыполнимыми рекомендациями типа «больше спи», «не ешь сладкого», «не парься ни о чем», «думай о вечном».

На диету никто, кроме нас с Ксенией, в нашем домохозяйстве не подписался. Жан-Арман и так от природы астеничен, а благодаря холерическому темпераменту и нервным перегрузкам просто худ. Луиза и без того пять лет на веганской диете, и ей наши сибаритские, робин-бобин-барабекские, гаргантюанские проблемы чужды. Слава готов был пойти на некоторые разумные ограничения в рационе, но не более того. Дита в обсуждении не участвовала.

Мы же с дочерью были полны энтузиазма и решимости. У нее в ноутбуке как раз нашлась какая-то давняя, сто лет назад скачанная, но пока не опробованная долгоиграющая программа, рассчитанная на десять недель похудания. Программа представляла собой двадцать коротких видео, по две на каждую неделю, и еще какие дополнительные материалы. Одним прекрасным пятничным вечером, за пару часов до ужина, обычно по пятницам проходившего у нас в особо симпатичном режиме, мы отправились на кухню и включили первое видео. Нашим гуру или, лучше сказать, коучем оказалась румяная и довольно поджарая леди неопределенного возраста, которая с лучезарной улыбкой (у них у всех там за границей лучезарные улыбки), на фоне цветущего сада весело сказала нам «Хай!» и поздравила с выбором ее программа. Она сообщила также, что ее авторский курс ни в коем случае не может именоваться диетой, разве только в том общем смысле, в каком диетой является вообще любой привычный или обычный способ питания, и что он преследует не похудательные, а оздоровительные цели (приводились примеры чудодейственного оздоровления) — привет Маняше и ее ЗОЖ! — и вообще похудание, если вы пришли сюда за ним, является лишь побочным действием «нового образа жизни», к которому нынче «готовьсь!». Заканчивалась лекция, ой, простите, проповедь как бы шуткой: «А вы ждете, что я вам скажу «не ешьте того-то и того-то, исключите то-то и то-то»? А вот и не скажу. Эту неделю гуляйте с богом, питайтесь чем привыкли, ешьте хоть трехслойные татарские пироги. Но думайте — хотите ли вы ИЗМЕНИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ? Готовы ли вы ДОЛГО И МУЧИТЕЛЬНО БОЛЕТЬ, (ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОМЕРЕТЬ)?». Слегка повеяло сектанством, поздними восьмидесятыми, экстрасенсами и прочим сайентологами. Но последней фразой как бы между прочим было брошено: «Пейте по восемь стаканов воды. Больших стаканов».

Посмеялись. Ужин прошел как обычно по пятницам. Выпили, закусили, поговорили, еще выпили, взяли по бокалу с собой и пошли смотреть кино. Всю неделю — а праздники между тем продолжались — ели что обычно и надувались водой. Я даже брала с собой воду на утренние прогулки с Дитой. В понедельник румяная тетечка-коуч (ее звали Моника) спросила: «Ну как, пьете воду? Какие ощущения?». Мы пожали плечами: какие тут ощущения? Пожалуй, чаще в сортир бегаем, ну и чаю меньше пьем. Тетечка многознающе, понимающе улыбалась с экрана, мол, продолжайте в том же духе, пейте, писайте, пейте. Победа будет за нами.

В пятницу с утра Ксения строго напомнила: «Мам, сегодня будет новое видео. Наверняка, введут какие-то ограничения». Вечером сели, включили. «Хай!» Речь пошла об эволюции человека. Мол, человек эволюционировал с олдувайских или каких еще там времен, от праматери Евы в африканских джунглях до сапиенсов сапиенсов в кроманьонских пещерах, и всю долгую дорогу эволюции приспосабливался, как все живое в природе, к природным, так сказать, условиям и особенностям климата, ландшафта, окружающей фауны и флоры, и его организм, так сказать, тоже приспосабливался, то есть именно он и приспосабливался как раз, и приспособился к тому, чтобы есть только растения, растущие в природе, и мясо, по природным ландшафтам в виде разных представителей фауны бегающее, и это приспособление и сделало человека собирателем и охотником, вернее, женщину — собирательницей, а мужчину — охотником, и шла эта эволюция ни много ни мало два с половиной миллиона лет. Резюме тетечки-коуча: мы, сапиенсы сапиенсы, суть венец эволюции приматов длиной в два с половиной миллиона лет. И два с половиной миллиона лет мы ели, не буду употреблять грубого слова, потому что Моника, говоря по-английски, его не употребляла, только траву и мясо, мясо и траву (а еще кое-какие плоды, семена и орехи!), пока восемь тысяч лет назад не произошла неолитическая революция и не внесла в это меню (пардон, в эту донеолитическую диету) некоторое разнообразие в виде…. «Ну, напрягите мозги, — улыбалась Моника, — в виде…»

- Хлеба! — заорали мы, как первоклассники.

«Вот именно!» Что принесла человеку (сапиенсу сапиенсу) неолитическая революция? Она принесла ему земледелие, а значит и хлеб, нан, чапати, лапшу, эппл-пай, манты, мацу, пиццу, хачапури, тортилью, лаваш, колобок, баурсак. «Но подумайте, два с половиной миллиона лет и восемь тысяч лет. Сопоставимы ли эти цифры? Мог ли так же сильно измениться, так сказать, человеческий организм (human body) за восемь тысяч лет, как он изменился за два с половиной миллиона? Never. Absolutely impossible». Вывод: ИСКЛЮЧАЕМ ХЛЕБ. Плакали мои пироги, беляши и мантишки. Блинчики и оладушки. Бутербродики и сухарики.

И печеньица. Печенюшки. Печенюшечки.

И, главное, говорит так хитро: «Можете в понедельник начать, а можете в субботу. Вольному воля».

Ну, мы же люди волевые, решительные. Опять-таки, мотивация в глазах. Начали в субботу. Похудеть-то хочется.

Ну и с тех пор пошло-поехало, неделя за неделей, каждый раз что-нибудь исключали, чего кроманьонцы не знали-не ведали. На третьей неделе всю молочку исключили как продукт неолитической революции, включая мой любимый кефир, ну и сыр в придачу (да, сыр, сыр, отраду виномана!), на четвертой — все крупы, включая гречку, которую зачем-то заказали еще в апреле аж десять килограммов (ну да ладно, не пропадет, Дита же еще есть, вечно голодный едок), на пятой — чай и кофе, о чем посокрушались, конечно, — я как чайная душа, Ксюха как кофейная.

А что же пить, как не чай и кофе? Читать так чтиво, пить так пиво. Пиво пока оставалось и вино. В пятницу пятой недели ждали видео Моники с особым трепетом: отменит алкоголь или нет? Интрига чувствовалась. Нутром чуяли, обостренным чутьем собирательниц и охотниц: отменит. Не ошиблись. В ту пятницу устроили себе прощальную гастроль. Слава нам сочувствовал и шутил: «А что, мне теперь в одиночку пить?». Ксюша прикрыла свой виноманский блог.

Пять недель из десяти — это, между прочим, половина марафона. «Каковы ваши ощущения? Прислушивайтесь к себе!» — всякий раз говорила нам ласковая румяная Моника.

«Чувствуете ли вы, что два стакана воды натощак напрочь перебивают чувство голода?»

«Чувствуете ли вы, что банан, яблоко и персик – это все, что вам нужно на завтрак?»

«Чувствуете ли вы, что после стакана смузи вы легко можете дожить до обеда, даже не вспоминая о еде?»

Ах да, смузи! Главная пища кроманьонцев, как мы поняли. То есть кроманьонцы, конечно, всю эту траву просто жевали, жевали и пережевывали целый день. А у нас зубы слабые, искрошенные частым общением с рафинированным сахаром, так что блендер нам в помощь. Смузи в качестве завтрака Моника рекомендовала еще на второй или на третьей неделе, как раз тогда, когда рассказывала про собирателей и охотников, и велела есть побольше фруктов, как сказала бы моя мама, «от пуза». Вот мы и налегали на фрукты, пили воду, делали смузи из огурцов, сельдерея и разных салатных листьев, потом этими же листьями и огурцами обедали, теперь уже делая из них в миске настоящий салат, который Ксюша щедро поливала оливковым маслом и посыпала какими-то семенами (тут и Луиза могла к нам присоединиться по-вегански, траектории  пересекались!), и мы ели этот салат с крутыми яйцами или с ломтиками вареного мяса, или с рыбными консервами типа «сайра натуральная». Потом мы расходились работать, но и тут нам полагались вкусные снэки, как их называла Ксюша, в виде орехов или, на худой конец, семечек, тыквенных или подсолнечных, и вместо чая-кофе мы пили травяные настои, мяту, чабрец и гибискус. По вечерам мы обычно запекали курицу или какое-нибудь другое мясо (мясо этой диетой разрешалось всегда!) и ели ее  с тушеными или запеченными кабачками, баклажанами, чечевицей, брокколи, цветной капустой, стручковой фасолью или даже обычным овощным рагу или тушеной капустой.

Итак, на шестой неделе мы перестали пить. На седьмой неделе Моника отменила нам фрукты и в понедельник спрашивала в своей обычной улыбчиво-хитроватой манере:
«Чувствуете легкое головокружение? Чувствуете, что вас все время тянет в сон? Если да, то это совершенно нормально!»

На восьмой неделе в бан пошли бобовые (первое время я еще пыталась варить фасолевый да гороховый супчик), морковь, помидоры и баклажаны. Даже кабачки и болгарский перец попали в список нежелательных элементов. Но, удивительное дело, у меня сохранялось впечатление, что мы продолжаем объедаться. Честно говоря, я уверена, что кроманьонцы питались немного скуднее.

Пора подводить итог. Поскольку напольных весов у меня дома не обнаружилось, за процессом похудания (если он в кроманьонско-карантинных условиях все-таки происходил) приходилось следить исключительно визуально: ну, скажем, налезают ли условные шорты сорок шестого или там сорок второго размера. А Моника все подбадривала:

 «Чувствуете ли вы легкость и энергию in your body?»

«Чувствуете ли вы, что вам совсем не хочется сладкого?»

Ах да! Сладкое! Сахар. Белая рафинированная смерть. Боюсь, эту гадость, неизвестную не только кроманьонцам, но и всем шумерам, египтянам и прочим древним римлянам, не говоря о наших предках гуннах, Моника запретила еще на заре туманного начала своей программы.

«Чувствуете ли вы, что вам прекрасно живется без мороженого?»

Чувствую, чувствую. Легкость в теле, легкость в мозгах. Постоянная легкая пустоголовость, как после выпивки. Все время хочется спать. Я жду обещанного прилива энергии, а его нет как нет. Мотивация слабеет. Зачем мне худеть, если встречи одноклассников все равно не будет? Зачем мне все это, если кругом кордоны, кругом один карантин?