Хозяин безлунной Москвы. Глава 10

                Глава 10.
      На Пречистенском бульваре игриво резвилась белоснежная метель, словно ворвался в летнюю размеренную жизнь москвичей суровый февраль. Пушистые хлопья, кружились в затейливом танце, дирижируемым молодым задорным ветром, оседая, но не тая на причудливых дамских шляпках и строгих чепцах горничных, котелках и фуражках несущихся по своим делам господ, козырьках картузов мастеровых, влетали в хорошенькие носики юных барышень, шаловливо щекоча изящные ноздри, вынуждая издавать неприличное «апчхи», стыдливо прикрываемое пухлыми ручками, затянутыми в кружевные митенки, и скользили по шёлковым турнюрам вниз к мостовой, жестоко затаптываемые туфельками, ботинками, сапогами в скромные кусочки земли между булыжником, мстительно обещая прорасти нынешним же летом. После недели грозовых ливней и нескольких последовавших за тем солнечных дней заплодоносил любимец детей и лекарей вездесущий одуванчик.
     Оля, выскочив пулей на крыльцо гимназии и втянув глубоко в лёгкие порцию свежего воздуха, смешанного с душистым ароматом отцветающей сирени, смахнула тонкими пальчиками пару крошечных парасолей, заласкавшую смеющиеся плотные губы, остановилась, сложив молитвенно руки, задрала голову к залитому солнцем безоблачному небу, прошептала слова благодарности и, оправив крылышки на новом кипенном фартуке, стянутого поверх коричневого форменного платья на тонком стане, тронулась в путь домой, стараясь идти чинно, как положено воспитанной барышне, не подпрыгивая на одной ноге и не хохоча заливисто на весь бульвар. Встречные прохожие мужского пола, как всегда призывно строили глазки, но сегодня она не опускала, как обычно в смущении белокурую голову, сегодня она готова была выкрикнуть каждому в лицо, поделиться  своим неожиданным счастьем: «Четвёрка! Вы слышите, четвёрка по математике?! Прощайте скучные задачи. Аревуар, занудный учебник. Больше никогда я с вами не столкнусь». Оля сдавала выпускные экзамены на удивление легко, словно ангел-хранитель во время её выступлений метался над мудрыми головами строгих профессоров и нашёптывал в уши, сдавленные дужками очков: «Не надо каверзных вопросов, не стоит спрашивать дополнительно, вы же видите, она всё прекрасно знает, всё точно, абсолютно верно, ставьте, наконец, пятёрочку и отпускайте мою подопечную с миром». Не то, что на «отлично», даже на «хорошо» по математике рассчитывать было смешно, она боялась не ответить и на «тройку» и не получить аттестата вовсе, но каким-то непостижимым образом все решения, расписанные на доске ровным почерком, кроме одного были признаны членами суровой комиссии правильными, а устно её совсем почему-то не пытали, в отличие от других учениц, в том числе и Любы, сдавшей первой математику на высший балл и умчавшейся, не дожидаясь подруги, прочь из гимназии по семейным делам. Впереди оставались простые предметы, в высокой оценке за которые Оля почти не сомневалась.
       На радостях она даже отложила в дальний уголок сознания изматывающие её почти два месяца тягостные мысли о зловещем исполине, каждое воскресенье пожирающем её жадно свинцовым взглядом за столом в гостиной особняка. Визиты Орлова донимали её, не давали покоя, изводили. Он, безусловно, вёл себя обходительно: вежливо поддерживал нудные разговоры сестры и Бориса о политике и проблемах человечества, задавал Оле весьма невинные вопросы о её настроении, самочувствии, экзаменах, мягко улыбался, но смотрел на неё так, словно она принадлежала ему, как смотрит на добычу хищная кошка, готовясь к прыжку. От этого взгляда мурашки бежали по коже, бросало в озноб. Она тихо, нехотя отвечала, опуская глаза в чашку с холодным нетронутым чаем, в общие беседы не вступала, предпочитая молчать, ни о чём не спрашивая жуткого гостя, считая, что полученной информации от многочисленных осведомителей более, чем достаточно для её слабой нервной системы. А когда демон уходил, на прощание нежно прижавшись чувственными губами к её подрагивающей руке, она взмывала на второй этаж, огибала сложенные в значительно прибавившую в росте конструкцию из ежедневно присылаемых коробок с подарками, влетала в кабинет, сворачивалась в старом вольтеровском кресле, поджав под себя стройные ноги, раскрывала учебник и ничего в нём не видела кроме этих немигающих свинцовых глаз. А потом ворочалась в кровати без сна и покоя, не понимая, как от встреч с таким звероподобным существом, перед которым бандиты на Хитровке ломают шапки, могут сходить с ума приличные с виду, известные ей дамы. Вероятно, Орлов действительно обладал некими секретами гипноза, хотя пока на Олю они не действовали, во всяком случае, с положительным успехом для него. Только от одного его лёгкого прикосновения к руке подкашивались колени, постукивали в страхе зубы. В иные ночи, когда утомлённая подготовкой к экзаменам она с трудом засыпала, ей снились чудовища с пасмурным взглядом, преследующие её в тихих ночных переулках, тяжело топающие позади субтильного тела, горячо дышащие в светлый затылок, впивающиеся в конце - концов скрюченными когтями в беззащитную шею, пьющие кровь из неё и тащащие в канаву для любовных утех. От удушья она подскакивала в постели, панически хватая ртом воздух, рассеянно шаря изумрудными глазами по комнате, устремляла взор сквозь оконное стекло в чёрное звёздное небо и, очнувшись, придя в себя, размазывая струящиеся по бледным щекам слёзы, шептала: «Папа, почему ты меня оставил? Помоги, избавь меня от него». За период знакомства с Орловым Оля совсем исхудала, а без того нежная атласная кожа заметно истончилась так, что на висках стали просвечивать слабо пульсирующие тончайшие ручейки голубых вен. Надо было обождать, выдержать это суровое испытание, этот необременительный, по его словам, компромисс, до окончания которого оставалось всего лишь десять с небольшим месяцев. А потом она сообщит демону об отсутствии чувств и он, коли действительно имеет понятие о чести и достоинстве, исчезнет из её жизни навсегда. Только бы дотерпеть, продержаться, не сойти с ума.
- Посторонись! Тпрууу! Стойте, жалочки мои, - послышались с мостовой зычный басистый окрик и резко замедлившийся стук копыт, захлюпавших по воде.
- Ольга Николаевна, вот так приятное совпадение! Подождите, прошу, - влетел в уши другой, до отвращения знакомый бас с лёгкой хрипотцой.
       Оля вздрогнула, испуганно оглянулась и нерешительно остановилась. Необычный кучер, известный «каждой собаке в городе», а теперь и ей, с чёрной с проседью расчёсанной на две половины бородой до пояса, с серебряными серьгами в ушах, суконной фуражке на голове, лёгком чекмене, подпоясанным портупеей с шашкой на боку, в синих штанах с красными лампасами и полусапогах, натянув вожжи, ещё притормаживал грациозную гнедую пару, а черноволосый могучий инфернальный пассажир уже легко выпрыгнул из экипажа, сверкнув начищенными ботинками, через мгновение утонувшими в огромной луже, протянувшейся вплоть до тротуара, и, не обращая  внимания на вполне преодолимое, хотя не слишком комфортное препятствие, пошлёпал уверенно, обнажив в широкой улыбке крупные белоснежные зубы, навстречу растерянной гимназистке, заметавшей по сторонам взор в поиске спасения.
- Т-ю-ю-ю, Александр Сергеевич, - певуче запричитал, обернувшись, пожилой казак, вынув вечную курительную трубку изо рта, - вы же ноги замочили! Вернитесь, я подальше проеду.
- Не волнуйся, Платон Нилыч, - бросил через необъятное плечо Орлов, – стой, где стоишь. Это хорошо, что замочил, замечательно, что лужа. Мне крупно повезло.
   Выйдя на сухой тротуар, остановившись перед Олей и беспечно подрыгав длинными ногами, сливая воду из ботинок, он повторил, воззрившись не мигая  в изумрудные глаза:
- Мне крупно повезло. Добрый день, любезная Ольга Николаевна, - понизил он голос, осторожно обхватив крепкими пальцами тонкую кисть руки, впившись губами в хрупкие косточки, выпирающие на тыльной стороне ладони, неприлично надолго замерев. Почувствовав её напряжение, он выпрямился и, как всегда с неохотой отпустил руку. – Позвольте вас подвести до дома, раз судьба организовала нам сегодня приятнейшую встречу, - предложил он, чинно поклонившись.
- Вы же обещали, - залепетала Оля скованными страхом плотными губами, пятясь назад к стене доходного дома, - что не будете меня преследовать на улицах.
- А я и не преследую, - миролюбиво возразил великан, проведя пятернёй по вьющимся чёрным волосам, - ехал по своим делам, увидел вас, решил остановиться и доставить с ветерком к особняку. Только и всего. Тут добираться-то несколько минут. Ну, смешно, честное слово, съедим мы вас что ли с кучером в центре Москвы?
    Он сделал шаг навстречу, чуть не снеся пышнобёдрую мелкорослую даму с редкими жёлтыми кудрями, неровно свисающими из-под причудливой шляпки на виски как у плохо подстриженной болонки, проплывающую мимо в компании разодетых по последней моде подруг с праздными скучающими лицами.
- Извините, - бросил Орлов, не глядя.
- Ни за что не прощу. Тем более вы, мой дорогой богатырь, должны мне за предыдущие оскорбление, когда немилосердно выкинули меня из приёмной. Я требую сатисфакции, - выпалила желтоволосая болонка, встав неожиданным препятствием между демоном и барышней, высоко задрав голову, томно проведя пухлой ладонью по излишне глубокому для прогулок декольте и жеманно хихикнув.
Александр Сергеевич раздражённо опустил взор, всмотрелся в круглое глупое лицо, пытаясь вспомнить где он его видел, сощурил серые глаза, презрительно усмехнулся и угрожающе прошипел:
- Горите желанием воссоздать ту давнюю дивную сцену на Никольской? Готов повторить. Вы же прекрасно видите, что я занят, - моментально вернув себе хорошее настроение, он ласково посмотрел на потупившуюся Олю, - навсегда занят, навсегда, - нежная улыбка расплылась до ушей.
Пышнобёдрая дама обернула помертвевшее лицо к беспомощно застывшей гимназистке, окинула её изучающее – презрительным взглядом и, глотая подступающие к горлу слёзы, сдавленно пробормотав: «Невоспитанный грубиян», бросилась к наблюдающим с любопытством за коротким хлёстким поединком ожидающим поблизости товаркам.
- Так я из народа, - уничижительно расхохотался вслед Орлов, - мне можно, уважаемая, кажется... Эмилия? Как вас там по отчеству?
    Воспользовавшись краткой, подкинутой исподтишка фортуной потерей внимания к её  персоне, Оля попыталась ретироваться, припустив со всех ног прочь подальше от смеющегося Вельзевула, но бесполезно: через несколько шагов он уже вырос перед ней, перекрыв могучей грудью путь к отступлению, широко распахнув атлетические руки.
- Ольга Николаевна, ну, право, бросьте вы ваши опасения, подброшу до дома и всё, ни на что большее не рассчитывайте, - великан клятвенно прижал ладонь к груди и посмотрел на неё таким жалостливым детским взглядом, что при других обстоятельствах она бы заливисто рассмеялась.
- На что я вам сдалась? – она гневно сверкнула изумрудными глазами. – Почему бы вам не подбросить как её, Эмилию, кажется?
- Кого? А, эту бестолковую пустышку? - Александр Сергеевич поморщился, покосившись вслед удаляющейся женской группе во главе с рыдающей болонкой. Я же не извозчик, чтобы всех доставлять в нужные места, - сказал он мягко. – Мне будет просто приятно провести с вами несколько лишних минут. Именно с вами.
- Хорошо, пусть будет по-вашему, - мрачно опустила золотоволосую голову Оля и, воспользовавшись самым серьёзным, припасённым напоследок аргументом, добавила, - только вплавь по луже я к вашему экипажу добираться не намерена.
- И не надо, - смиренно проговорил Орлов. – Я же сказал – мне крупно повезло. – С этими словами он неожиданно потянул за тонкую кисть, уложил на своё широкое плечо, нагнулся и легко подхватив хрупкое тело на руки, бережно прижав к груди, пошлёпал по воде к экипажу, умилённо вглядываясь в тонкий профиль, не обращая внимания на недоумённо высовывающихся любопытных пассажиров из проносящихся мимо пролёток, чувствуя бешеное сердцебиение, испытывая единственное желание заставить время остановиться навсегда. Скованная животным страхом, словно птенец в когтях голодного кота, девушка ошарашенно уставилась в мощную грудь, затянутую в кармелитовый сюртук. В изящные аристократические ноздри ворвался древесно-пряный аромат с примесью табака.
Аккуратно усадив на мягкое кожаное сиденье добычу, тут же забившуюся в угол экипажа, разместившись рядом, демон обратился к диковинному кучеру:
- Платон Нилыч, в Большой Афанасьевский переулок изволь, только не гони, прошу, побереги нервы барышни.
- Ой, да понял я, барин, куды. Продлим песню, насколько возможно, – процедил важно сквозь курительную трубку старый казак, полуобернувшись, музыкально брякнув серьгами и натянув вожжи.
- Всё-то он всегда знает, шпион - ласково пробормотал в могучую спину Орлов, развернулся к пассажирке, навис над ней и проговорив быстро: - Простите, я вынужден это сделать, - неожиданно сжал крупными ладонями прикрытые золотистыми волосами чуть оттопыренные ушки. Гимназистка встревожилась, что сейчас последует поцелуй и невольно неприязненно поморщилась. Послышался зычный свист с козел, приглушённый предусмотрительно выставленными живыми щитами, лошадки тронулись и великан тут же её отпустил, пояснив вежливо: - Не хотел, чтобы вы лишились слуха... Ну вот и всё, - ехидно усмехнулся он, уперев свинцовый взор в распахнутые смятённые подрагивающие изумруды, - наконец я вас украл. Давно мечтал совершить подобное. Отныне вы – моя пленница, самая удачная добыча, самое бесценное сокровище, раздобытое за долгую безрадостную жизнь.
Оля внимательно всмотрелась в немигающие глаза, пытаясь понять, насколько опасна прозвучавшая угроза, гневно хлопнула длинными ресницами, выпрямилась и резко рванула, стремясь выскочить из экипажа.
- Что вы творите, разобьётесь, - Вельзевул цепко, но не больно схватил её за кисть и потянул на себя, вынудив вернуться на место.
- Да лучше разбиться, - выпалила в отчаянии она, - чем...
- Чем находиться рядом с таким чудовищем, - продолжил за неё, словно прочитав мысли, Орлов, сурово сдвинув ровные агатовые брови, - я понял. Видели бы выражение своего лица, когда я всего лишь спасал ваши ушки, - произнёс он с укоризной. – Это была шутка. Я не ворую хорошеньких барышень и в плен никого не беру.
«Ну конечно, так я и поверила», - мрачно подумала Оля.
- Ладно, простите меня, каюсь – согрешил, посмел пошутить. Давайте не будем ссориться. Вы же прекрасно видите, что мы едем в сторону вашего дома, - Александр Сергеевич отпустил хрупкую кисть и нежно провёл пальцами по атласной девичьей коже. Гимназистка вздрогнула, и он, тяжело вздохнув и покачав черноволосой головой, послушно убрал руку. – Как проходят ваши экзамены? Какой был сегодня? Вы же сдали? Я понял сразу, что сдали по вашей жизнерадостной походке, счастливой улыбке, так украшающей вас до тех пор, пока вы не узрели меня. Я бы не рискнул портить вам настроение, останавливаться и докучать, если бы не одно обстоятельство, - демон достал из кармана белоснежный носовой платок, согнулся над длинными ногами и принялся невозмутимо отирать от грязи новые ботинки, - в ближайшее воскресенье я нанести визит вам не смогу. Не стоит убиваться и отговаривать, - саркастично хмыкнул он, - еду в Тверь по коммерческим делам, подумываю купить акции местной фабрики, но для начала должен проверить, насколько хорошо она функционирует. Поэтому и решил остановиться, так сказать, заранее пообщаться с вашей милостью.
Новость об отмене очередного гнетущего чаепития в сомнительной компании подействовала на Олю как чудотворный эликсир. Она немного расслабилась и начала строить планы на грядущие благодатные выходные.
- Так я угадал? - спросил Орлов, бросив под сиденье испачканный батист, выпрямившись и, к великому удивлению девушки, словно факир в цирке, выудив из кармана ещё один платок, которым тщательно вытер руки. – Сдали экзамен? 
- Да, - слабо улыбнулась барышня, - сдала как это ни странно, математику на «четвёрку». Это очень подозрительно, - она испытующе вгляделась в свинцовые глаза.
- Ух-ты, поздравляю, - кинув второй кусок батиста позади вновь засверкавших ботинок, демон радостно хлопнул в ладони, подумав, что весьма своевременно совершил добровольное пожертвование на нужды гимназии Софьи Николаевны Фишер, как жених ученицы последнего класса мадемуазель Истоминой. – Очень рад за вас. Что же тут может быть странного и подозрительного? За такую редкую красоту я бы совсем вас не экзаменовал, наставил бы «отлично» по всем предметам и отпустил, благословя во взрослую жизнь. Члены комиссии, профессоры математики вероятно сегодня просто остолбенели, увидев эдакое чудо.
- Благодарю, - пролепетала Оля, чувствуя как покрываются румянцем щёки.
- Надеюсь теперь, когда с никчемной математикой покончено, вы не будете изматывать себя зубрёжкой. Совсем исхудали, так нельзя, - в голосе Александра Сергеевича послышались наставительно-отеческие нотки.
Она с трудом сдержала себя, чтобы не ляпнуть: «Меня изматываете вы, а не зубрёжка».
- Погодите-ка, только не сбегайте, - богатырь, обернувшись на тротуар, поднял предупредительно руку, приказал кучеру максимально замедлить ход резвых лошадок, поднялся, спрыгнул на мостовую, подбежал к цветочнице, торгующей на углу, расплатился и, возвратившись, легко взлетев в экипаж и сев, вручил девушке перевязанный серебряной лентой роскошный букет белых ароматных лилий. – Поздравляю, - повторил он, - с победой над скучной математикой. Они также совершенны, как и вы, - опустил он ласковый взгляд на стекающие по нежным лепесткам прозрачные капельки воды.
- Merci, - пуще зарделась барышня, смущённо принимая подарок.
- А что, любезная Ольга Николаевна, - заметив положительную перемену в настроении вечно напряжённой юной возлюбленной, Александр Сергеевич рискнул предложить: - А не заехать ли нам в ресторан или кофейню, не отобедать ли или откушать пирожных с шампанским?
- Это ещё зачем? – моментально напряглась Оля, вцепившись до боли в пальцах в твёрдые прочные стебельки.
- Чтобы познакомиться поближе, побольше узнать друг о друге, - добродушно развёл огромными руками великан. – Вы же обо мне почти ничего не знаете? Правильно? И мне известно о вас не так много, как хотелось. Давайте же, наконец, сорвём завесу с тайн. Побеседуем по-дружески где-нибудь, сняв отдельный кабинет, подальше от чужих глаз и ушей. Я готов вам поведать обо всём, у меня нет от вас секретов.
     Перспектива закрыться с инкубом в отдельном кабинете ресторана заставила девушку передёрнуться. Она представила, как он, неспешно попивая из бокала игристое, зажёвывая птифуром, рассказывает ей о своей бандитской деятельности: убийствах, пытках, разбоях, а также о победах на любовном фронте, и потом тащит полумёртвую от страха в номера, и почувствовала подкатывающую к горлу удушающую волну тошноты.
- Я не желаю знакомиться ближе, - судорожно сглотнув, мотнула она светловолосой головой. – Мне вполне достаточно полученной информации.
- Какой ещё информации? – удивлённо взметнул вверх ровные агатовые брови Орлов. – Тех нескольких слов, которыми я обрисовал себя стоя у входа в вашу светёлку?
- Да, - соврала Оля, потупившись.
- Но этого же слишком мало, совсем мало для того, чтобы, - Александр Сергеевич запнулся и решительно продолжил с волнением, - чтобы ответить взаимностью, чтобы полюбить. Я же предлагал вам задавать мне за столом любые вопросы. А вы всё молчите, сидите напряжённо, словно перед вами и взаправду нечисть чай распивает из бесценных семейных чашек... – девушка вздрогнула – он словно читал её мысли. – Я бы вам с радостью ответил, рассказал о любом периоде своей непростой жизни, - укоризненно протянул он, - мне нечего от вас скрывать. Но вы замкнулись и не даёте мне ни единого шанса проявить себя. Не понимаю, чем я заслужил такое отношение... Признаюсь, - вздохнул он, - наедине мне было бы легче говорить о себе, чем в присутствии ваших родственников. Поэтому я и предложил отобедать тет-а-тет.
- Я никуда с вами не пойду, - упрямо пролепетала гимназистка, с трудом заставив себя поднять взгляд на демона. – Поймите же, наконец, я не отвечу вам взаимностью, я вас никогда не полюблю. Вы зря тратите время на мою скромную персону.
- Почему? – Орлов заметно побледнел. - Почему вы так жестоки со мной? Чем я вас обидел? Где совершил ошибку?
- Абсолютно нигде, - барышня попыталась примирительно улыбнуться. – Пожалуйста, не сердитесь. Просто у меня другие планы на будущее, я не собираюсь связывать себя ни с кем любовными отношениями, желаю прожить в одиночестве, - придумала она на ходу вполне безопасное оправдание.
 Вельзевул внимательно вгляделся, не мигая, в сверкающие на солнце изумруды и с горечью констатировал:
- Опять вы лукавите, совершенно бесцеремонно лжёте. Планировать любовь невозможно, так же, как и замышлять ненависть.
- Зачем вы мучаете меня? – выпалила в сердцах Оля, не в силах более сдерживаться. – На что я вам сдалась? Вокруг вас кишит толпа шикарных поклонниц, светских львиц, первых красавиц Москвы, готовых ответить взаимностью, помани вы только пальцем, броситься, не венчаясь в вашу постель. Вот и выбирайте среди них.
- Почему я должен среди кого-то выбирать? – с жаром воскликнул великан. – Если передо мной сидит та единственная, которая заставляет сердце ликовать, та, увидев однажды которую, я потерял покой и сон, та, в которую я без памяти влюблён, та, с которой, несмотря на её предвзятое отношение, я хочу провести оставшуюся жизнь... Кстати, откуда эти нелепые сведения о некой толпе светских львиц, - опомнился он.
Гимназистка поняла, что выдала себя и прикусила от досады плотную нижнюю губу.
- Ах вот оно что? – Александр Сергеевич хлопнул себя ладонью по лбу и громогласно расхохотался. – Как же я сразу не догадался? До вас дошли слухи обо мне? Какие именно, интересно? Их тьма-тьмущая. Впрочем, по вашему опасливому поведению могу предположить, что в ваши нежные ушки просочилось уже всё самое гадкое: что я разбойник с большой дороги, беспринципный ловелас и соблазнитель молоденьких девушек. Ведь так? – прервав смех, он грозно нахмурился и приблизил к Оле суровое смуглое лицо.
Затрепетав длинными ресницами, она опустила глаза, подумав с тоской: «Всё, убьёт. Теперь точно зарежет в подворотне и утащит в канаву».
- Признаться, я всегда был уверен, что воспитанные барышни из приличных аристократических семей считают ниже своего достоинства верить сплетням, - высказал демон с упрёком.
- Безусловно, - согласно прошелестела девушка. – Только если осведомители не из их круга.
- Дурацкие дворянские предрассудки, - раздражённо пробормотал Орлов, насупившись.
- Тпрууу, красавицы мои, - весело крикнул кучер, потянув на себя вожжи, останавливая лошадей. И, обернувшись, посмотрев, мудро прищурив вишнёвые глаза, на хмурую пару пассажиров, доложил: - Барышня, барин, прибыли.
Александр Сергеевич забрал у Оли букет, спрыгнул на мостовую, помог ей спуститься и вложил цветы в согнутый локоток.
- Я всё - равно найду способ спокойно, без свидетелей поговорить с вами, доложить о себе всю правду, - мрачно произнёс он, провожая гимназистку до двери. – Вот только съезжу в Тверь, а по прибытии буду настойчиво добиваться беседы наедине.
- Пожалуйста, не надо, - девушка резко остановилась и, высоко задрав голову, с мольбой уставилась в хмурое лицо. – Вы утверждали, что знакомы с понятием чести. Позвольте попросить вас оказать мне добрую услугу.
- Для вас – всё, что угодно, - с готовностью воскликнул Вельзевул, - горы сверну.
- Не надо горы, - мотнула головой барышня, вдыхая изящными ноздрями сладкий аромат белоснежных лилий, - моя просьба легко выполнима: оставьте меня в покое, не приходите больше в мой дом, не присылайте подарки. Всё это, в том числе наш нелепый уговор на год, не имеет никакого смысла. Я никогда не отвечу вам взаимностью, никогда не стану вашей.
- Издеваетесь? – взорвался Орлов, гаркнув на всю округу так, что лошади позади испуганно заржали. – Я говорю вам о любви, бессонных ночах, и вы просите оставить вас в покое? Не давая мне даже возможности объясниться? Да, я человек чести, - заговорил он спокойнее, - и именно поэтому не прекращу ухаживаний. Любовь не предают, это – высший дар. И знаете что, - он наклонился к хорошенькой головке и зашептал: - Как бы вы не артачились, я разыщу тайную тропу к вашему бесчувственному сердцу, заставив полюбить меня, пойду на всё, ни перед чем не остановлюсь. Это будет самая крупная победа в моей жизни. Слышите? Самая! Я никогда ещё не проигрывал.
   Опешив от дикого монолога, Оля замерла, уперев ошарашенный взгляд поверх широкого плеча в завядшую кисть сирени, растущей вдоль дорожки. Потом, придя, наконец, в себя, отпрянула, кинула в мокрые ботинки букет и ринулась к двери родного дома, скрывшись за ней, яростно громыхнув.
  Александр Сергеевич некоторое время озадаченно смотрел на нежные дрожащие под длинными ногами лепестки и вдруг засмеялся, сначала тихо, затем всё громче и заливестей. Подняв букет и уложив его на крыльцо, он крикнул радостно: - Цветы-то тут при чём? Заберите, жалко такую красоту, - и, развернувшись, беззаботно насвистывая, направился к экипажу с приятными мыслями о самой прекрасной барышне на свете с совершенно чудесным, беспокойным, как и у него характером, с которой он безусловно будет счастлив всю оставшуюся жизнь.
                ***
- Bonjour, mes petites princesses, - возбуждённо выкрикнула, победно улыбаясь, ступив через порог родного дома, аккуратно закрыв входную дверь, Оля, обращаясь к стоящим на стуле в прихожей племянницам, корчившим забавные рожицы перед зеркалом. Присев на корточки, она распахнула руки для объятий. Девочки, обернувшись, завизжали, спрыгнули на пол и бросились навстречу любимой родственнице, доверчиво прижавшись к её груди.
- Ваша тётушка только что сдала последний экзамен на «пять» и, таким образом успешно окончила гимназию, - радостно пропел звонкий голосок.
- Пождравляю, ты теперь шовсем вжрослая, - Лиза, ещё не успевшая отрастить новые зубки, потёрлась ласково о крылышко белого передника, струящееся по хрупкому плечу. – У тебя будет выпушкной бал?
- Конечно, - Оля пригладила чёрные непослушные кудряшки, - в пятницу с огромным удовольствием повальсирую, не думая больше об уроках.
- Там ты очаруешь вшех швоей крашотой, вштретишь прекрашного принца и выйдешь жа него жамуж, - довольно захихикала девочка.
- Ещё чего! – младшая Варя насупила густые брови и возмущённо воззрилась на сестру. – У тёти уже есть принц – господин Орлов. Теперь он будет к нам приходить в гости часто-часто.
- Ах, правда, - с готовностью подхватила идею Лиза, - и дарить много-много подарков.
     Улыбка мгновенно слетела с плотных помертвевших губ, ноги онемели, изумрудный взгляд беспомощно заблуждал по обшарпанной стене прихожей. Она совсем сегодня на радостях позабыла о Вельзевуле. Сдав намедни латынь на «отлично», гимназистка позволила себе немного расслабиться в выходные, счастливая тем, что он не придёт в гости, не утруждая себя подготовкой к французскому, почти родному языку, на котором маменька объяснялась с ней и Наташей чуть ли не с рождения дочерей. Уютно устроившись в отцовском кресле, она рисовала портреты заинтересовавших её прохожих по-прежнему карандашом, игнорируя посылки с дорогими кистями и красками, присланными демоном, стараясь, чтобы на набросках не проявилась ни одна его черта, так и просившаяся на бумагу. Только забыла и нате вам – алчные меркантильные племянницы напомнили.
- Оля, ну, Оля, - повторила в который раз Варя, дёргая тётю за руку, - ну, что ты застыла? Ты же поиграешь с нами, коли свободна? Ты не играла с нами уже целую вечность. Мы с Лизой скучаем.
- Поиграю, мои хорошие, естественно, поиграю, - с трудом отбросив мысли о сатанинском визитёре, белокурая барышня слабо улыбнулась, расцеловала малышек в пухлые розовые щёчки, вскочила, звонко бросив клич: - Кто первый добежит до детской, играет роль Золушки, - и ринулась вон из прихожей, слыша за собой весёлый визг и топот крохотных ножек.
    Из четверых обитающих с ней под одной крышей родительского особняка членов семьи, она любила только Лизу и Варю. Не просто любила, а обожала этих несносных, по мнению родителей, проказниц. Прикажи кто ей отдать здоровье, а может даже жизнь за девочек, она бы согласилась. Юная тётя с удовольствием с ними возилась, придумывала занимательные игры, сочиняла сказки. И благодарные племянницы отвечали ей такой же безграничной любовью, считая свою родственницу самой красивой и доброй на свете.
   Наигравшись с малышками до наступления сумерек, рассказав им, сидя у кроваток, на ходу сочинённую сказку, дождавшись, когда они дружно засопят, Оля направилась на кухню пить по обыкновению чай. Достав из шкафа банку с земляничным вареньем, она зачерпнула ложкой липкую тягучую сладость, сунула в рот и откинула голову назад, смакуя, морща классический носик в непередаваемом удовольствии. Хлопнула входная дверь, послышались возбуждённые голоса Наташи и Бориса, потом старшая сестра перешла на крик и громко заплакала. Барышня выскочила в гостиную, куда одновременно с ней проследовала чета Сворских, и озадаченно уставилась на потупившего взор пошатывающегося зятя, поддерживаемого за локоть рыдающей женой: под его носом запеклась кровь, кровавые пятна застыли на изодранной в клочья рубашке, распахнутый сюртук зиял дырами в местах привычного расположения пуговиц, вырванных с мясом, словно он только вышел из схватки со снежным барсом. Но Борис был далеко не отчаянным свободолюбивым послушником монастыря Мцыри, да и ирбисов в Москве отродясь не водилось.
- Ну что ты смотришь, Оля, - выпалила, всхлипывая старшая сестра. – Ограбили нашего кормильца. Остались мы без жалования, без средств к существованию. Иди, не смущай, - махнула она свободной рукой.
    Вчерашняя гимназистка послушно развернулась и удалилась на кухню, не произнеся ни звука. Схватив со стола чашку, она подошла к окну и задумчиво всмотрелась в освещённый луной старый сад, ощущая неприятный холодок в груди от возникшего вдруг дурного предчувствия гораздо большей беды, чего-то страшного и неизбежного. Попытка успокоить себя крепким чаем не удалась: он показался ей склизким и горьким. Спустя четверть часа на кухню вошёл зять (не оглядываясь, она узнала его по вкрадчивым шагам), полез, как обычно в буфет за графином с водкой, кадушкой с соленьями и стопкой, уселся, громыхая стулом, за стол, опрокинул один за другим несколько шкаликов, смачно хрустя квашеной капустой, и, уперев пьяный взор в хрупкую спину свояченицы, пробуравив её насквозь, пробормотал, еле ворочая языком:
- Надо же, никогда не видел, чтобы так отчаянно любили и столь неистово боролись за право обладания предметом страсти. Вы невероятно везучая. Вам бы в покер играть.
- Что вы имеете в виду? – резко обернулась Оля. – Какая любовь? Причём здесь карточные игры?
- Скоро сами всё узнаете, - ядовито хмыкнул Борис, поднялся, ударившись пьяными коленями о столешницу, и, шатаясь, удалился из кухни, предоставив право прибраться застывшей в ужасе у окна, ещё час назад абсолютно счастливой барышне.

Продолжение следует.