Обнимать воздух под звуки её музыки

     Как-то странно и весьма забавно происходит всё самое удивительное в жизни. Добиваешься поставленной цели, но понимаешь, что это не твоё. Вдохновляешься музой, невообразимой идеей, но разворачиваешься на полпути, потому что пламя погасло, а под тление и мерцание угольков двигаться дальше не то что нет сил – нет элементарного желания. Не веришь во влюбленность, даже вообразить не можешь, что такое привязаться к человеку всеми фибрами души, и тут бац! – ты слышишь проникающую в твой разум, наполненную искренними эмоциями мелодию.

     Тонкие изящные пальцы перебирают струны, и звук каждой нити лопает в твоей груди пузыри пустоты, надменности, злобы и разочарованности. Я, словно под гипнозом, не сводил глаз с арфы.

     – Простите, – меня одёрнуло током, – посмотрите, пожалуйста, в программке: скрипка сразу после арфы или после контрабаса.

     Я растерянно шарился по карманам, ощупал руками кресло, как оказалось, создавая возмущающий окружение шум.

     – Она под вашим креслом, – стиснув зубы, прошипела дама с пером на голове.

     Я, не скрывая заинтересованность, застыл на несколько секунд.

     – Это заколка от Симона Дюше, муж привёз из Парижа, – кокетливо повертев головой, дама пальцем указала на пол. – Под креслом.

     Я кивнул в знак благодарности и как-то растерянно попытался наклониться. Но, не рассчитав длину своей второй половины тела от пояса до макушки головы и расстояние между рядами, лбом влепился в переднее кресло.
 
     – Чёрт! – потирая лоб, я извиняюще улыбнулся обернувшемуся мужчине.

     Выгнув несуразно шею, я всё же протиснулся в маленькое пространство и победно выдохнул, подняв с пола зеленую бумажку. Испарина выступила на лице, и жутко захотелось пить.

     – Так когда там скрипка? – вновь мило улыбнулась юная девушка.

     Даже при заглушенном освещении я рассмотрел всю привлекательность её лица.

     – Если и на моей голове вы ищете перо, поверьте, его там нет, – подмигнула она.
     – Скрипка после контрабаса… – засмущался я, уткнувшись в программку. – Вы любите скрипку? – вдруг вырвалось из груди, удивив самого себя.
     – Будет выступать моя подруга. Я не особо люблю инструментальную музыку.
     – Так почему вы здесь?
     – Потому что люблю свою подругу. Её родители, вон, в первом ряду, – девушка вытянула подбородок, указав в сторону немолодой пары. – А можно поинтересоваться, что вас заставило сюда прийти?
     – Прекратите болтать! – не выдержал мужчина слева через два кресла.
     – После… – шепнул я на ухо прекрасной незнакомке.

     *   *   *

     Итак, зовут меня, как и модного дизайнера перьев, Симон. Симон Клодье. Благодаря генам моей матери, индианки по происхождению, и генам и фамилии отца, я – истинный француз с лицом короля Болливуда Шахрукха Кхана. Выдающийся подбородок, крупный нос, пухлые губы, смуглый цвет кожи, тёмная пышная шевелюра. Прям копия. Только моложе лет на двадцать пять. Со слов моего деда, мы даже какие-то дальние родственники. Хоть двойную фамилию бери – Клодье-Кхан. А что? Звучит!
Мне почти тридцать. Я – писатель. Не скажу, что самый лучший, но точно незаурядный и не приевшийся до тошноты своим слогом классик. Две первые книги принесли внушительные гонорары, которые я бездумно потратил за последние два года. А вот с третьей случился какой-то бесповоротный ступор. Куча мыслей, но все они скудны, уж точно не для развёрнутого сюжета в двести-триста страниц. Поэтому, чтобы иметь мало-мальски хоть средства на небольшую съёмную квартиру на окраине Йера и китайскую еду на вынос, я помогаю своему другу Мишелю Морсо, журналисту и такому же писателю в творческом кризисе.
     Не сказать бы, что я истинный фанат щипковых и смычковых струнных инструментов, но заказ есть заказ. Статья о гастролирующей труппе китайских музыкантов «Маринэт» должна быть к утру готова к печати.

     *   *   *

     И вот на сцене белокожая нимфа. Выплыла, словно лебедь. Как от него мелкие круги по воде, так от неё волны незримой энергетики. Это реально сработало. Все притихли. Дерзко взмахнув смычком, окинула взглядом первые ряды, видимые от софитов на сцене, улыбнулась.
     Вивальди был великолепен, но я слышал его только минуту, а потом словно слух покинул меня, один шум в голове и глухое тук-тук, тук-тук от трепыхающегося сердца. Я не мог отвести от неё глаз. Самая очаровательная скрипачка, которую я когда-либо видел. А видел я только по телевизору, и то одну Ванессу Мэй.

     – Как зовут это небесное создание? – открыв рот, спросил я у знакомой незнакомки.
     – Ксия Сяомин. Ксия – это розовые облака.

     Точно, это был не лебедь. Она выплыла, как облако, такая воздушная и невероятная.

     – Смотрю, она вам понравилась? – улыбнулась девушка. – Могу познакомить. Но сильно не увлекайтесь ею, она полностью предана музыке. Раньше я пыталась её знакомить: и в сети, и вживую. Без-ре-зуль-тат-но! – она пожала плечами.
     – А вы верите в судьбу?

     Незнакомка рассмеялась, зажала рот рукой во избежание новых замечаний.

     – То есть вы – её судьба? Ну, посмотрим. У их труппы завтра концерт в Монпелье, а потом она приедет погостить ко мне на неделю. Всё в ваши руках, мистер?..
     – Симон…
     – Ах-ха, – уже в голос. – Как перьевой дизайнер!

     Все обернулись. Нас спасло, что скрипка была завершающей всей этой музыкальной эпопеи, и буквально сразу включили свет. Внимание на наших персонах мгновенно рассеялось, все суетливо зашевелились под восторженные оханья, начали продвигаться к выходу.

     – Куда вы? – остановила меня девушка, задержав за пиджак, который я пытался надеть. – А знакомиться?
     – Симон, – я протянул руку.
     – Не со мной, – она улыбнулась. – С Кси… Ой, вы раскраснелись, как марокканский томат. Знаете, есть такой сорт «Кумато», мои самые любимые с фруктовым послевкусием. Это чёрный томат. Взять во внимание оттенок вашей кожи… вы – раскрасневшийся Кумато.
     – Очень смешно… – я прищурил глаза и скривил рот.
     – Я Александрин. Защитница всего человеческого на нашей планете. Но учитывая, что в космосе миллион галактик, а в них неизмеримое количество планет, то, возможно…
     – Я понял вас, Александрин, – натянув губы в улыбке. – Идём?

     *   *   *

     Весьма взбалмошная и избалованная особа. Увлечённость гастролями и ничего более. Фразы односложны и глупы. Списываю это на плохое знание французского, чтоб минимально себя успокоить и подбодрить. Но я… сказать, что разочарован – не сказать ничего… я просто убит. Теперь меня привлекает только её экзотическая внешность. А её во мне, видимо, ничего.

     – Куда потом?
     – Китай. Гуанчжоу.
     – Она родом оттуда, – немного вклинилась Александрин.
     – А живёт здесь где-то?
     – Нет. Там и живёт.
     – А родители?
     – Вместе с ней гастролировали. Хотели посмотреть Францию.
     – Да, Франция прекрасно. Так красивая. Люди хорошо любят музыка, – поддержала Ксия.

     Я ждал окончания недели. Вам смешно? Да, смейтесь. Но некультурно же вот так, на второй день знакомства бортануть облачную нимфу. Как обманчиво первое впечатление. Мишура.

     – А хотите, я вам сыграю? – застенчиво улыбнулась Александрин.
     – Да! Да! Ты хорошо играть! Я любить, как ты играть! – Ксия захлопала в ладоши.
     – Ты играешь? – удивился я.
     – С самой юности! – убедительно сказала девушка и достала гитару из-за дивана.

     И тут меня накрыло, вот тем самым чувством, о котором я говорил вначале. Почему я не понял этого раньше? Я был настолько слеп? Тогда, в зале… в том концертном зале… музыка откровенно обнажила мою душу, и первое, что «запало» туда – это был образ милой соседки по креслу. Но образ нимфы со скрипкой своими оттенками и сияющими блёстками закрасил всё в свои цвета. Стоило зазвучать гитаре, вся аляпистая цветовая гамма смылась, и остались только нежные пастельные тона – вот она – искренность. Мне изначально искренне нравилась Александрин. Своей чрезмерной болтливостью, навязчивостью, брызжущим ядом сарказмом и… неумением выбирать подруг, которые абсолютно уступают ей во всём: в красоте, уме и подаче себя.

     Время пролетело мгновенно. Ксия ушла в гостевую, а мы продолжили наш спор о разнице восприятия мира мужчиной и женщиной.

     – Поедешь со мной в Африку? – вдруг неожиданно предложила Александрин. – Подожди, не отвечай сразу.

     Она подставила табурет к шкафу и стащила с антресоли какой-то свёрток обоев.

     – Сядь на пол и держи этот конец! А лучше поставь свою кружку, – разворачивая дальше, указала Александрин. – Так! – поставив свою кружку на другой конец полосы обоев. – Вот оно! Моё путешествие!

     На всю длину был разрисован некий маршрут с яркими фотографиями и вырезками из журналов, обозначены названия мест, которые нужно посетить, подробно и завораживающе расписаны все достопримечательности.

     – И этот рулон ты повезёшь с собой?
     – Это карта, болван! – подняла глаза девушка. – Смотри! Из Парижа мы летим в Алжир. Это уникальная страна с бескрайней Сахарой, озёрами и оазисами. В самой столице обязательно нужно побывать в Старой Касбе, а затем забраться на высоченную скалу более ста двадцати метров над побережьем. Там построен Собор Африканской Богоматери, – она рассказывала обо всём с такой любовью, волнением, голодная до эмоций и новых впечатлений, разглаживая руками каждую фотографию ландшафтов, зданий, улочек и темнокожих людей в странных ярких одеяниях. – Этот собор возвели в XIX веке, представляешь. Он уникальный. Мозаика, колонны, арки, витражи. Я обязана там побывать. Вместе с тобой, – Александрин на секунду отвлеклась и улыбнулась мне. – Затем в этот же день мы «осилим» Музей изящных искусств. 
     Далее на местном автобусе мы отправимся в живописный древний город, граничащий с Тунисом, Константину. Я прочла в справочнике, что «не передать словами сказочность этого места, его нужно обязательно увидеть своими глазами».
     Так, а это Национальный парк Джурджура. Помимо лесов и рощи, в парке есть гроты и глубокие каньоны. Даже опытные туристы и путешественники с восхищением описывают в заметках всю природную красоту многокилометровой территории, – читала, ведя пальцем по строчке. – Сейчас… где же?... вот, восемьдесят два квадратных километра. Это целый космос для меня!
     Потом заглянем в древнюю Джемилу, а дальше отправимся к термальным источникам Хаммам-Мескутин.
     Двигаемся дальше, – шагая пальцами по бумаге. – Летим в Судан, в город Хартум. Прогуляемся по колоритным базарам, магазинам, потом едем в Напату. Вот тут начинается история. XV век. Ух! При царствовании Аманирены в город ворвались римляне и полностью его разрушили. И только в двадцатых годах XIX века начались исследования городских руин. Учёные обнаружили руины дворцов, храмов. И самое священное место – храм Амона.
     – Красиво! Реально красиво! – с неподдельным интересом я разглядывал «обойный» план грандиозного африканского путешествия.
     – Вот, видишь? На стенах и алтаре сохранились древние письмена и рисунки. Это же невероятно: собственными руками прикоснуться к чему-то, что было создано почти шесть веков назад. Кстати, в Напате учёные обнаружили ещё и царские гробницы.
     Потом мы возвращаемся в Хартум, посещаем Национальный музей и вылетаем в Танзанию с её знаменитыми Занзибаром и Килиманджаро.
     Экзотическая Танзания, – вздохнула и прижала к груди какое-то фото. – Первое, что нужно будет сделать – это покорить величественную гору-вулкан. Килиманджаро в переводе означает «сверкающая гора», причём, она самая высокая на Африканском континенте, почти шесть тысяч метров.
     Ну, а потом отдых. На скайлейне летим на остров Занзибар, покупаемся в Индийском океане, погреем наши мраморные тела под солнышком.
     – Учитывая, сколько мест мы посетим, у нас уже будут «обугленные» тела.
     – Так значит «мы»? – обрадовалась Александрин.
     – Возможно, – юлил я, – я ещё подумаю.
     – Словно я тебе предложение «жениться на мне» делаю, – вспылила девушка.
     – Мне и деньги найти нужно, и страховку сделать… это же Африка, – пытался оправдаться я. – Что же дальше?
     – И завершение нашего долгого путешествия – Южная Африка. Но будь моя воля, я бы каждую страну на континенте посетила, прогулялась по каждой узкой улочке, заглянула в каждый закуток, – Александрин мечтательно на миг закрыла глаза. – И если ты беспокоишься о средствах, жить мы будем не в отелях, найдём хостелы, их всегда много… и недорого… как и еда, как и проезд, если правильно с местными договориться. И за меня платить не нужно.

     Я смутился. Неловкая, так неловкая ситуация. Но факт остаётся фактом – я нищеброд для поездок в такие экзотические страны. Я мысленно перебирал в голове варианты, где взять деньги, у кого занять. Вдохновляли меня только две возможности от этой поездки: возможность побыть с любимой и возможность, наконец-то, написать что-то стоящее.

     – Посмотри, – Александрин ткнула пальцем в аккуратно вырезанную из журнала и вклеенную в маршрут фотографию, – Кейптаун и его знаменитая «викторианская гавань». И мы прогуливаемся по набережной. Я – Виктория. Ты – Альфред. И нет никого вокруг. Мы и море. – Александрин вновь глубоко вздохнула. – Ну, всё, я устала.
     – А что после гавани? – расстроился я.
     – Глубокий сладкий сон! – утвердительно произнесла девушка, свернув в рулон план путешествия.

     Я побрёл домой, еле волоча ноги. Засунул руки в карманы и нахмурился.

     – Ну, что ты уставился на меня? – злобно спросил у фонаря. – А ты? – обратился к следующему.

     В тот же миг, лёжа на кровати, зевая и медленно закрывая газа, Александрин прошептала:

     – Дальше длинный-длинный Гарден Рут, а логическим завершением – мыс Доброй Надежды, где встречаются холодное и тёплое течения, где Атлантический океан перемешивает свои воды с Индийским океаном. И на самой высокой точке возвышенности я громко крикну: «я люблю тебя, Симон». А ветер разнесёт эти слова по всему миру, вселяя в людей веру в это несокрушимое чувство.

     *   *   *
     Чтобы получить страховку, я только два дня сдавал анализы и проходил кучу обследований. Н-да-а-а, Африка… На одиннадцатое июня был запланирован вылет в Париж, а на двенадцатое куплены билеты до Алжира.
     О, мой друг Мишель! Я благодарен тебе за такую возможность. И следующие пять лет своей жизни точно буду твоим рабом, в прямом и переносном смысле. Чтобы отработать все деньги, я должен написать ему за бесплатно, как он подсчитал, примерно сто отличных статей и отдать весь до единого франка гонорар за когда-нибудь выпущенный бестселлер. Но главное – он поверил в меня… и мне…

     – Господи, я уже час дозвониться не могу до тебя. Ты где? Вылет через два часа! – заголосила от беспокойства Александрин.
     – Со страховкой какие-то проблемы. Еду в клинику. Не переживай, в 10.30 буду в аэропорту.

     *   *   *

     10.30. Входящий звонок «Красотка Александрин».
     10.35. Входящий «Красотка Александрин».
     10.40-10.50. Ещё пять входящих вызовов.
     10.51. СМС: «Ты где? Что случилось?»
     10.55. СМС: «У нас рейс через пять минут, сдала багаж, объявлена посадка».
     10.56-11.00. Четыре входящих вызова «Красотка Александрин».

     Я – последний мудак.
     Я вообще никогда не ныл. Даже в детстве, падая наотмашь с велосипеда или получив в глаз при драке. А тут прорвало. Предательски текут. Растирал ладонями. Достал платок из сумки. Называл себя «тряпкой», угрожал себе, приказывал собраться с силами. Сил хватило на звонок Мишелю.
     Он встретил меня, заплатил за такси. Увидев растерянное лицо и ошалелые глаза, даже помог дойти до его квартиры, усадил на диван и уставился своим пристальным взглядом.

     – Она мне десять раз звонила, узнавала, куда ты пропал, не случилось ли чего…
     – И что ты ответил?
     – Сказал, что ты передумал ехать. Нет, чёрт, а что мне нужно было сказать? Знаешь, у твоего возможного парня ВИЧ, и он не станет твоим парнем. Но ты не переживай, отдыхай, исполни свою заветную мечту. Так что ли? – взмахнул руками Мишель.
     – Напьёмся?
     – С удовольствием! – выдохнув. – Ты угощаешь! Все мои деньги у тебя.
     – Надо напиться до потери сознания и сдохнуть где-нибудь под скамейкой в парке. Зато быстро и без мучений.
     – Очень неприличная до неприличия смерть…

     *   *   *

     – Держи, начнём с этого, – Мишель поставил на стол бутылку «Томас Джефферсон» и два стакана. – Лёд сейчас принесут.
     – Хочешь послушать, как она играет? – я потянулся к бутылке.
     – Кто?
     – Александрин…
     – Она тоже скрипачка?
     – Нет. Мне хватило, – я сделал первый глоток и закашлялся.
     – Да кто ж его так пьёт? – Мишель забрал мой стакан. – Где наш лёд? – крикнул он, поторопив официанта. – Вечно здесь так. Чего сюда попёрлись?
     – Здесь самая дешёвая выпивка, – я откашлялся и забрал свой стакан обратно.

     Официант с дежурной улыбкой подошёл к столику и поставил ведёрко со льдом.

     – Вот он сто процентов подумал, что мы неудачники. Провалили важную бизнес-сделку, и нас уволили, пнули под зад, – я скорчил гримасу и выпил залпом стакан. – Вот, слушай! – я включил запись на телефоне.
 
     Через полчаса я отключился. Проснулся на том же диване у того же Мишеля под его жуткий храп. Шатаясь, добрёл до кухни. Открыл холодильник. Забыл, за чем пришёл, развернулся, споткнулся о табурет и рухнул на пол.
     Как оказался в больнице, не в курсе. Но открыв глаза, почувствовал сильное головокружение и тошноту.

     – Перебрал, так перебрал… Сейчас стошнит.
     – Нечем… – подскочил Мишель. Ты в отключке два дня был. Перелом черепа.
     – Чего?
     – Того! Алкоголик, – ехидная улыбка растеклась по его лицу. – Башку разбил о мой гранитовый пол. Счастье – жив остался. Я чуть в штаны не наложил, когда прибежал на кухню после грохота. Из твоей головы кровь растеклась в лужу на полметра. Но… – Мишель заулыбался ещё шире.
     – Что? – еле шевеля губами.
     – Ты здоров!
     – В смысле?
     – У тебя нет ВИЧ! Все твои анализы на ВИЧ отрицательны! Они проводят сейчас проверку по данному случаю. Оказывается, в этот день ещё трое получили вот такой сюрприз. Даже полицию подключили. Но это я, благодаря связям, постарался раздуть до больших масштабов эту ситуацию.
     – Как такое могло произойти? – уже немного воодушевлённо спросил я.
     – Следствие разбирается. Уж ты точно в неведении не останешься. Помнишь Гюстава Триаля? Он ещё выиграл знаменитое дело о коррупции в девятом отделе, разоблачил прокурора и всех его подельников. Теперь он твой адвокат. И тебе полагается очень приличная компенсация за моральный ущерб.
     – Александрин… – я закрыл глаза.
     – Ну да, тут прям жесть, нечего сказать. Но ты же можешь позвонить и всё объяснить. Хочешь, я позвоню? Но лететь за ней тебе точно не позволят. Тебе, ещё как минимум, месяц в больнице торчать. У тебя голова пополам раскололась. Ты это понимаешь? Фу, я как подумаю, – лицо Мишеля перекосило, – как твой мозг вытекает на мой дорогущий пол…
     – Ты тупица! – я улыбнулся и безуспешно попытался привстать.

     *   *   *

     – В общем, парни, слушайте! Просто бомба! – Гюстав бросил портфель на мою больничную койку, пока медсестра помогала мне встать. Не обращая на неё внимания, он продолжал, – это сюжет для фильма Тарантино, он любит такое снимать. Месяц назад в клинику Буше, где ты проходил обследование, – он ткнул в меня пальцем, – устроился помощником лаборанта, ну, типа принеси-подай, некий Шон Престон. Он из США прилетел во Францию на постоянное место жительства, заполучив гринкарту, женившись на здешней даме, в два раза старше него. Но не в этом суть. Внушительный багаж дипломов и сертификатов привёз с собой. По основному диплому из медицинской школы Университета Вашигтона Сент-Луиса он без проблем устроился на стажировку. Скажу сразу, диплом – оригинал, но студент Престон в стенах университета никогда не появлялся. Все его рекомендации – сплошная фальшивка, бутафория для театральной постановки. Итак, клубок разматывается. Он, потянувшись за каким-то реактивом, неосторожно смахнул штатив с пробирками со стола, некоторые из них уже были открыты лаборантом, который выбежал из кабинета по срочному вызову начальства. Среди открытых была и твоя, – он второй раз ткнул в меня пальцем. – Чтобы никто не узнал о его оплошности… что он делает? Набирает из вены свою кровь и разливает по этим пробиркам. Наводит в кабинете безупречный порядок. Через некоторое время возвращается лаборант-клиницист, делает анализы, у четверых ВИЧ с пометкой «сделать повторный анализ», но ты со своей головой опередил звонок из клиники. Отсюда вывод: кто истинный носитель вируса?

     Все промолчали, посмотрев друг на друга.

     – И сколько ты запросил компенсации? – поинтересовался Мишель.
     – Я веду дела всех четверых. По миллиону на каждого. Боюсь, за моральный больше не дадут, если только клиника не начнёт себя «отмывать» от позора. А вот этого Престона, и так наказанного судьбой, ждёт решётка. Там такое сейчас творится. Выясняют, каким образом он получил диплом и лицензию с печатью Университета, Сент-Луис на ушах. В клинике Буше тоже «моя любимая» прокуратура, даже из Министерства здравоохранения важные дяди и тёти. С кем контактировал? Вероятность заражения пациентов? И куча других тонкостей, я не вникал. Мне главное – привести побольше доводов, чтобы сумма запрошенная стала фактической.
 
     Гюстав – акула, съест с потрохами. Поэтому я был уверен в выигрыше данного судебного разбирательства.

     Оставалась ещё пара недель до выписки, но уже тринадцать «вне зоны действия сети», пятнадцать неотвеченных, и… «абонент ограничил доступ звонков». А на что я надеялся?

     Она часто мне снилась. И каждый раз на вершине какой-то горы, размахнув руки в стороны, словно крылья, улыбалась. Ветер развивал её волнистые волосы, а солнце отливалось золотом на загорелой коже лица.

     *   *   *

     – Ну что ж, друг. Удачи тебе! – Мишель пожал мне руку.

     Получив полтора миллиона, я позволил себе первый класс с уютными креслами и бесплатным шампанским. Нет, я навсегда отказался от любого вида спиртного, меня просто воротило от одной только мысли. Это Мишель со своим гранитовым полом и моими мозгами на нём, фух, ужас. Вот оно, непроизвольное самовнушение.
     Я расслабился, перелёт ожидался долгим с пересадкой в Конго. Куда я летел? В ЮАР, на Капский полуостров.

     Гюстав Триаль – просто уникальный человек. Ему бы миром управлять, дипломат от Бога. Мёртвого из-под земли достанет, вот честно, и если понадобится, убедит его, что тот жив.  Не знаю, каким образом, но выведав городской номер телефона матери Александрин, когда я даже фамилии её не знал, теперь только знаю, позвонив ей, объяснив всю сложившуюся ситуацию, этот непревзойдённый умник выяснил, что конечной точкой запланированного путешествия будет мыс Доброй Надежды на юге Африки. Куда я, собственно, и направляюсь.
 
     Прокручиваю в голове слова, фразы, какие-то нелепые оправдания. Чего я хотел? Уберечь её? От разочарования? От вероятности заразиться? От чего?

     Париж – Киншаса. 7часов 45 минут полёта.
     Киншаса – Йоханнесбург. 3 часа 45 минут полёта.
     Йоханнесбург – Кейптаун. 1 час 55 минут полёта.
     Зелёная рыночная площадь Кейптауна, 1 час на автобусе – мыс Доброй Надежды.

     Открытие мыса Доброй Надежды произошло случайно португальцем Бартоломеу Диашем по приказу короля Жуана II выведать возможность морского пути в Индию, огибая Африку с юга. Сухопутные экспедиции в то время было весьма накладно организовывать. Корабли Диаша попали в ужасную бурю и сильно пострадали. Поэтому мореплаватель изначально именовал своё открытие «мысом Бурь», но суеверный король изменил название, предвосхищая лёгкие и прибыльные морские торговые экспедиции.

     Я вдыхал воображаемый аромат её тела, обнимал и гладил руками воздух, которым она дышала здесь. Звуки её гитары через наушники проникали до кончиков пальцев на ногах, заставляя шагать вперёд.
 
     Туристов на вершину не пускали, надвигался сильный шторм, что, оказывается, здесь частое явление. Я пинал песок и редко попадающуюся гальку в воду, выискивал в толпе лиц её черты, прислушивался к разговорам чужаков, надеясь услышать знакомый голос. Потом вновь надевал наушники и смотрел в бескрайнюю даль. Ветер либо отталкивал меня дальше на берег, либо пытался сбросить в океан.

     Подошёл смотритель и на английском попросил следовать за ним и ещё несколькими туристами.
Автобус в Кейптаун. Сниму номер в какой-нибудь гостинице, а завтра вновь сюда. Думать о ней, дышать солёным воздухом, наблюдать за облаками, мечтать о долгожданной встрече.

     – Ты в курсе, что звонок за мой счёт? – ворчал в трубку Мишель.
     – Я привезу тебе сувенир за это, – улыбнулся я.
     – Как Африка? Разыграла твоё воображение для нового творения и профессионального роста?
     – Пока безрезультатно. Сегодня пробыл на мысе всего час, из-за надвигающейся бури всех принудительно вернули в город.
     – Как отель?
     – Жалоб нет. Неплохой номер. Я не о комфорте сейчас думаю, друг. Она заблокировала мой номер, пытаюсь каждый день, а вдруг сегодня, а вдруг передумала, а вдруг мама позвонила ей и всё рассказала. Но каждый раз невозможно дозвониться.
     – Говорил же, я могу ей позвонить. Должен быть какой-то способ достучаться?! Не бывает нерешаемых проблем.
     – Разве это проблема? – я вздохнул и рухнул на односпальную узкую кровать. – Это катастрофа!
     – И сколько ты будешь вот так мотаться из города к мысу?
     – Пока не приедет она. С утра и до позднего вечера буду её ждать.
     – Мазохист! – протянул Мишель. – Всё, хватит тратить мои деньги. Надоел ты мне, вгоняешь в какую-то депрессивную кому.
     – Сходи в бар, расслабься, – добавил я.
     – Мне поможет крепкий сон. Я, в отличие от некоторых, скромный журналист, который каждое раннее утро, сломя голову, несётся в любимую редакцию.
     – Ладно, уговорил. Схожу и отдохну за нас обоих. Здесь неподалёку пиццерия.
     – Ну, да, – рассмеялся Мишель, – ты же у нас теперь не по части выпивки, а по части набить живот вкусной вредной едой. У вас сколько сейчас?
     – Нет разницы во времени. Семь!
     – Ну, что же, шлёпай, пиццеед. Пока!

     Я не успел попрощаться. Но с Мишелем – это обычное. Он и на половине разговора может вставить «я устал» или «пойду поем» и бросить трубку. Я посмотрел на зелёный потолок, затем на зелёные стены, отражающие изумрудные огни вывески «Пицца Кейптауна».

     Пройти к пиццерии можно было через городской парк. Смешно наблюдать за жующими парочками. С особым аппетитом они поглощают эти куски, перешёптываясь и заигрывая друг с другом. Вот и я с коробкой и пепси в руках вышел из закусочной и направился к свободной скамейке. Стемнело, и люди из-за фонарей превратились в тёмные силуэты с отражающимися на асфальте неказисто вытянутыми тенями.

     Я даже немного забылся и не думал об Александрин, пока не прочитал на коробке рекламный лозунг «ощути весь вкус Кумато». Под слоем сыра в этих сумерках ничего не видно, что раззадорило ещё сильнее. Спас фонарик телефона. Я положил коробку на скамейку, слегка расковырял сыр пальцем, да, они реально тёмные, прям шоколадные, это скорее тёмный шоколад, такие «сгоревшие» на огне томаты. Мне стало смешно. Парочке напротив, видимо, тоже. Они пристально наблюдали за мной и моими действиями всё это время. Это рассмешило меня ещё больше. Моё веселье прервал звук СМС.

     – Твою ж… – я истерично вытер руки о джинсы и схватил телефон.
   «Если завтра в 12.00 тебя не будет на мысе Доброй Надежды, убью…».
     – Надо позвонить, – вполголоса себе под нос. – Нет! Сказано же «завтра». А вдруг она ждёт звонка? Нет! Я всё испорчу.

     Я схватил коробку и побежал в сторону отеля. Пересохло в горле. Чёрт, забыл пепси. Вернулся за ней. Уронил, долго в полумраке шарил под скамейкой, куда закатилась банка. Смеялся, вспоминая ситуацию с программкой на концерте. Наконец-то, нашёл. Встал, отряхнулся. Помахал в ответ всё той же парочке на их английское «Клёвый ты, парень, забавный». Здесь заведено говорить на английском? Или кругом сплошь одни англичане? Не важно! Меня трясёт от счастья и холода, хотя нет, наверно, это больше нервное. Домчался до отеля, включил телевизор, чтобы хоть как-то отвлечь себя и дожить до утра.

     *   *   *

     – Ты почему не отвечаешь? – Александрин подошла и села рядом. – Какой влажный песок, – подняла мою руку, положила к себе на плечо и сильно прижалась к моей груди.
     – Месяца полтора не виделись, – я поцеловал её в лоб и крепко обнял, развернувшись к ней. – Ты сказала в 12.00… – посмотрел на часы, – 13.27…
     – Машина не заводилась, поэтому и звонила.
     – Знаешь, в спешке оставил телефон в номере, уже в автобусе понял это, но ради меня одного развернуть обратно полный автобус я не рискнул.
     – Сегодня спокойнее, чем вчера, – вздохнула она.

     Я немного отодвинулся.

     – Вчера? Ты была здесь? – возмущение вырисовывалось на моём лице.
     – Прости, – смутилась и улыбнулась девушка. – Не решилась подойти. Я сидела в машине и наблюдала, просто смотрела на тебя, такого загадочного, задумчивого, печального…
     – Я должен тебе столько рассказать, – и снова прижал её к себе.
     – Давай уже встанем, у меня штаны намокли, – Александрин вскочила и смахнула рукой налипший песок. – Мама позвонила мне, а на следующий день – твой адвокат.
     – Гюстав?
     – А у тебя их много? Вроде… Он так быстро обо всём рассказывал, словно по таймеру, представился вскользь. Но суть я уловила. Показания мамы совпали с его показаниями, – с иронией, потом сделала серьёзное лицо, – мне жаль… Но почему ты не объяснил всё?

     Я молчал и смотрел на неё. Прекрасная. Искусанная местными насекомыми. Цвета Кумато. Но всё те же улыбка и блеск в глазах.

     – Симон! – я протянул ей руку.
     – Ты чего? – девушка изначально удивилась, но решила вскоре подыграть. – Александрин!

     Мы развернулись навстречу лёгкому ветру и побрели вдоль берега, держась за руки. Наша первая встреча. Именно наша. Наше первое знакомство. Только наше.
 
     – А вы в курсе, Симон, что есть такой чудесный дизайнер заколок из перьев…

     Мы уходили дальше. Нас уже было еле слышно. Лишь звонкий смех Александрин прорывался сквозь шум океана.