Исповедь - Автобиографическая книга -Отрывок 1-

                От автора
     Идея создания книги принадлежит моему сыну Евгению. В минуты отдыха я часто рассказывал ему о своей жизни и он стал настаивать, чтобы я написал книгу об этом. Вообще-то у меня и в мыслях не было заняться мемуарами. Хотя – часто появляется потребность рассказать о себе, о своих родных, о друзьях, о некоторых событиях из жизни. Постараюсь вернуться к началу своей сознательной жизни и поэтапно прийти в настоящие дни. Насколько смогу…

                ***
     Душераздирающий крик роженицы нарушил осеннюю ночную тишину. В ее семье появился девятый поздний ребенок.

     Намного позже я спросил маму: “Почему ты всегда празднуешь мой день рождения 18 сентября, ведь в моем свидетельстве о рождении написано – 19 сентября?” “Я лучше знаю, когда я тебя родила...” – ответила мама с улыбкой - ”...просто в эту ночь, все врачи были пьяные и тебя записали на второй день.”

/фото 1 - Моя мама Ефросиния (1928 год)/

     “Все бегут, бегут, бегут...” - как поет Валерий Леонтьев... Все бегут наши дни, пока моторчик не остановит тебя и не положит на больничную койку. Там заставит тебя оглядеться, подумать, философски поразмыслить над смыслом жизни, проанализировать свои поступки по отношению к людям. Поступки людей по отношению к тебе. Прав ли ты во всем? Правильно ли ты творишь и творчество ли это? Принесет ли пользу твоим коллегам то, чему ты их учишь?.. С чего все началось? Любовь к музыке, актерству, театру, кино?


                Детство

     Моя мама, Ефросиния Федоровна, родом из села Суручены (12 км от Кишинева), в молодости пела в церкви. У нее было, приятного тембра, лирическое сопрано. Позже она пела нам колыбельные и русские народные песни.

     Моя настоящая бабушка умерла, когда маме было 5 лет. А бабкина сестра, Евдокия, не имела детей, да и не любила их, поэтому не хотела воспитывать маму и отдала ее в детский дом, раньше он назывался «Екатерининский приют». Там ее научили читать и писать, вышивать, готовить вкусные блюда, и песни петь. В свои 83 года она рассказала мне наизусть почти всю поэму Пушкина «Евгений Онегин». Я был поражен…

/фото 2 - Мне 6 лет (1955 год)/

     Когда мне было 3-4 года мама работала курьером в университете и брала меня с собой. Я был младший в семье, девятый и поэтому она не отпускала меня от себя ни на шаг. Наверно, потому что до моего рождения в голодный 1947 год, наша семья потеряла троих детей: Колю, Митю и Тамару. Я тоже родился хилый, почти не жилец, необходимо было срочное переливание крови. Мама дала свою кровь и благодаря ей я выжил. Она ведь у нас была дважды “Мать - Героиня” – за шестерых и за меня - девятого. Так вот, в университете, когда я уставал бегать за мамой-курьером, засыпал на лестницах.

/фото 3 - Медаль моей мамы  - "Мать Героиня". (Фотограф: Людмила Кучера)/

     Бывало, ректор находил меня, брал на руки и укладывал в своем кабинете на большом кожаном диване.

     Но университетская суета мне быстро надоедала, и отец брал с собой на виноградники. Папа был у нас отменным виноградарем, виноделом и садоводом. Хотя, в принципе, он был почти городским человеком, потому что дом в котором родился отец и все его девять детей, т.е. мы – построил мой дед, Григорий, в 1901 году на краю города Кишинева. В этом же году родился мой отец - Василий Григорьевич. Этот старый дом пережил трудности двух больших войн и радости рождения детей. В этом старом доме в 1970 году родилась, и моя первая дочь - Чезара. Четырехлетним ребенком ходил я с отцом на работу, но только на природу. Правда очень трудно было вставать в 5 часов утра, чтобы идти с ним в так называемую «контору» на распределении работ по уборке винограда. Но папа цеплял мне на грудь свои боевые медали, и я гордо, выпячивая маленькую грудку вперед, с серьезным видом появлялся перед виноградарями совхоза. Все мужики весело мне подмигивали, некоторые пожимали мне руку, а другие даже по-военному отдавали честь.

     Получив задания, мужики звеньями расходились по рядам виноградника.

     Ну а папа стелил мне фуфайку под кустом виноградника и говорил: «Ложись и спи. Когда проснешься, пойдешь по этому ряду и найдешь меня», и махнув сильной рукой вдоль бесконечно длинного «коридору» виноградника, уходил с корзиной собирать виноград.

     Часов в 11 утра солнце больше припекало, я просыпался от шаловливых лучей и настойчивых жужжаний пчел, которые в поте лица собирая нектар со сладких ягод, будто говорили мне: “Просыпайся, вставай, ленивец, ты мешаешь нам работать!”

     Отмахиваясь от них, я вставал, брал в руку тяжелую фуфайку и, таская ее за собой, шел по указанному мне ряду. Шел я долго, а мужики направляли меня: “Иди, иди, твой папа дальше”, и я шел по вспаханному ряду иногда останавливался, рвал спелые, сладкие виноградинки, забивал себе ими рот и шел дальше под палящем солнцем пока не доходил почти до Яловен (поселок под Кишиневом).

     Дойдя до места, отец сажал меня на фуфайку в тенечек, отламывал кусок домашнего хлеба, отрезал ножичком большую гроздь крупного белого винограда сорта “Алеппо” и давал мне. Держа все это в маленьких ручонках, я со смаком откусывал то домашний хлеб, то губами отрывал ягоду с виноградной грозди. Это и был обед для меня.

     Когда папа должен был по графику охранять виноградник, с маминого разрешения, я тоже оставался с ним. Я очень любил, сидя в шалаше из виноградной лозы, смотреть на луну, на звездное небо и мне казалось, что шалаш поднимается над землей, и я лечу среди звезд касаясь их. Аромат сухих, ржавых виноградных листьев пьянил меня, и я мирно засыпал. Такой же аромат исходил и от папиных натруженных рук, когда он стриг меня. Но мне почему-то казалось, что эти сильные руки чересчур колючие.

     Оставаясь дома с мамой, иногда мне снились страшные сны, и я перебирался в мамину постель и прижимался к ее теплой груди. Она успокаивала меня, поглаживая по голове, и я, зажмурив глаза видел, как тысяча разноцветных звезд летят мне на встречу, подхватывая меня, уносят с собой в неизвестную даль.

     Пришло время, когда мои родители решили найти другую работу, возле дома, чтобы больше времени уделять мне, младшему в семье. И они устроились на фильмобазе, которая обслуживала пограничные войска. Отец устроился охранником, а мать - техническим работником т.е. уборщицей и заодно подносила фильмоноски в монтажный цех женщинам, которые занимались перемоткой пленки и устранением их дефектов. Они с гордостью называли себя “монтажницами”, хотя это было не так. Кто такие монтажницы фильмов я узнал много лет спустя, когда работал режиссером на киностудии “Молдова-Филм”. И даже сам монтировал свои фильмы, но об этом позже…

     Так вот фильмоноски эти, представляли собой круглые металлические банки, с крышкой в которых вмещались по 6-7 коробок с широкой 35-миллиметровой пленкой. Каждая полная фильмоноска весила 40 кг. На этой работе мама и надорвала себе руки.

/фото 4 - Мама на работе (Ефросиния Федоровна)/

     Но для нее было важно то, что я всегда рядом с ней, и работа была в 50 метрах от дома. А мне там было интересно: смотрел разные фильмы, бегал по большому фруктовому саду, собирал и ел вкусную черешню, вишню, абрикосы.

     Зимой, сидя в монтажной комнате, развлекал женщин, играя на «гармошке» т.е. сидя на маленькой табуретке, брал другую в руки, перебирая пальцами воображаемые клапаны пел песенки собственного сочинения. А женщины научили меня песне – “Прощайте горы и леса, прощай японочка моя, я уезжаю в дальний путь, жена и дети дома ждут, ждут, ждут!”

     Там я впервые увидел фильм “Горе от ума.” Мне запомнилось как Чацкому набрасывали шубу на плечи, и он садился в сани…Я тоже захотел почувствовать себя барином. Когда мы с мамой ходили домой на обед, потом надо было возвращаться на работу, я не хотел одевать свое маленькое пальтишко в рукава, а подставлял маме плечи. Она, с теплой улыбкой, набрасывала на мои плечики пальто и застегивала верхнюю пуговицу под подбородком. Я важно выходил во двор, мама подавала мне сани, я медленно, с достоинством, садился в них, спокойно произносил “Но!”, и мы трогались с места. Никто и не подозревал, что в тот момент во мне рождался “АКТЕР”.

     В короткие минуты отдыха, между перетаскиванием коробок с кинопленкой и уборкой, мама садилась на стул и ела корку хлеба. Я протягивал руку и она, отломив кусочек хлеба, давала мне. Я жевал этот кусочек, и он казался мне самым вкусным хлебом в мире, потому что дала мне его МАМА.

     Помню 1953 год. Мне шел 5-й год. Умер Сталин. Все плакали, особенно начальник фильмобазы - капитан Лебедев. Он прямо рыдал, чуть не теряя сознание. Я смотрел на него и не мог понять, почему капитан, офицер, и так плачет? В то время мало кто понимал, что настают другие, лучшие времена.

     Мою первую книгу подарила мне мама и по ней она учила меня читать. Называлась она просто – “Малышок”. Позже у меня появилась книга Корнея Чуковского “Чук и Гек”. Так я, в возрасте 5-ти лет, научился читать и писать на русском языке, кроме своего родного, молдавского.

/ фото 5 - Мой отец (Василий Григорьевич)/

     Отец, в свободное время, учил меня рисовать и писать. Особенно не выходили у меня буквы “Д” большая и “Ф”, уж очень пузатые и несимметричные получались. Мама учила вышивать “цепочкой” и “крестиком”, а отец научил резать дрова пилой и колоть их топором, ремонтировать крышу и ставить забор вокруг дома. Зимой, иногда, меня оставляли одного в закрытом доме. Хоть это и было днем, но все равно было жутковато. А я громко пел, чтобы отогнать страх – пусть “Они” знают, что я “Их” не боюсь! А кто были эти “Они” – я не знал… Потом я рисовал или сидел на подоконнике маленького окна и смотрел во двор как тихо идет снег. А ветви старого ореха перед домом, одетые в белую пушистую одежду, медленно покачиваясь, будто звали меня на улицу.

     Летом я больше всего любил воскресенья. В эти дни, когда мама уходила на рынок и не брала меня с собой, весь двор был в моем распоряжении. Я качался медленно на качелях. Под их тихий скрип я дремал, опьяненный ароматом цветов и яблок в саду. А монотонный рокот мотора “кукурузника”, пролетающего над домом, добавлял таинственности в мой чуткий сон. И вот я уже сижу за штурвалом этого самолета и лечу над полями и виноградниками над реками и городами к солнцу! Вдруг вижу – рядом с самолетом летит наша дворняжка, “Урсик”, и с высунутым языком улыбается мне… Радостный лай собаки разбудил меня. Это мама вернулась с рынка. О, счастье! Она обязательно принесла мне что-то вкусненькое! И мы с собакой, бежали опережая друг друга - каждый из нас старался первым добраться до маминой корзины. Маму это забавляло, и нежно, успокаивая нас обоих, давала каждому то, чего он ждал - собаке кусочек колбасы, мне конфету “Золотой ключик”.

     По вечерам, мы все собирались за столом вокруг керосиновой лампы и под ее скудный свет мама читала нам интересную книгу. Мои старшие сестры: Лена и Вера шили или вышивали что-то. А потом они запевали разные песни – “Куда бежишь, тропинка, милая?!”, “Что так грустно глядишь на дорогу?” или песню о Стеньке Разине. Мы с отцом слушали их, боясь шелохнуться… Да… В этих вечерах было что-то чистое, таинственное, что уже никогда не вернуть…запах керосиновой лампы, нежный мамин голос, задумчивые, усталые глаза отца и склоненные головы сестер над вышиванием…

     Лето мы все ждали с нетерпением. Не потому, что становилось тепло и не надо было топить печку дровами и углем, а в саду мы имели свои фрукты – черешню, яблоки, 4 сорта слив, груши, абрикосы и даже одно персиковое деревце. Нет… Самое главное было то, что каждое лето приезжал в отпуск из Москвы наш брат – Володя. Он обязательно привозил всем подарки. А еще, привозил с собой фотоаппарат “Зенит” и фотографировал нас всех. Я даже помню запах кожи футляра этого фотоаппарата. А в доме тогда царил аромат яблок из нашего сада. Для меня это было символом лета.

     Приезд брата собирал всех родственников. Приезжал самый старший брат – Анатолий с женой, сестры с мужьями и даже двоюродные братья по линии отца. Места в доме было мало, поэтому стол для гостей ставили во дворе, перед домом.

     Когда Володя уезжал, становилось грустно. Он был для меня примером – учился в Москве, служил в авиации, затем окончил с красным дипломом МАИ (Московский Авиационный Институт), и работал у Королева конструктором.

     После его отъезда, я по утрам вставал рано, выбегал в маечке за калитку, садился на корточки, накрывал майкой босые ноги и смотрел на дорогу, вернее на угол, куда дорога сворачивала в город. И мне тоже хотелось туда, за угол. Там ждали чужие, большие города, там меня ждало что-то важное, таинственное… Но, чтобы достичь всего этого важного, таинственного – надо было УЧИТЬСЯ! И я учился, упорно, не зная детства, все время забирала музыка.

/фото 6 - C родителями и друзьями семьи (папа - 2-й справа, мама - 3-я справа)/

     Когда я подрос, отец брал меня на уборку винограда. Позже мы вместе посадили в саду за нашим домом одиннадцать кустов черного винограда. Я написал киноновеллу об этом, но не успел ее снять. Может когда-нибудь сниму…

     Но самым тяжелым, изнурительным трудом был - принести глину домой. Мне было лет 13-14, когда мы с отцом, взяв тачку и три мешка, шли за эту же фильмобазу, где была огромная воронка от немецкой авиабомбы. Зимой мы там с ребятами спускались с горок на санках, а летом добывали глину, чтобы мазать свой старенький дом. Мы спускались на дно воронки – там чище была глина, заполняли ею тачку и три мешка, и отец вытаскивал все наверх. Затем в полную тачку он клал еще два мешка, сам брал третий, самый большой мешок, на плечи и мы двигались домой.

     Эту работу мы всегда выполняли перед пасхальными праздниками, т.к. дом надо было обновить, помазать, побелить, чтобы все было как у людей...

Продолжение: http://proza.ru/2020/08/27/1505