Сашка

Сашка очень хотел в военное училище. Мечтал стать офицером. Отец сказал:
- Отслужи сначала срочную… начни с простого солдата, тогда и поймешь – хочешь ты связать свою жизнь с армией или нет.
Сашка послушался отца. Призвался в девяносто третьем. Через год стал участником настоящей войны. Это была первая чеченская кампания. Сашка служил в должности механика – водителя БТР. Война ему не нравилась. Но кроме постоянного страха, она научила ценить дружбу, жизнь, радоваться простым вещам: солнцу, теплу, чистой воде, горячей еде, радоваться тому, что сегодня никто не погиб. За год войны, Сашка прослыл надежным товарищем, хотя ни разу не стрелял. Он водил БТР с командиром и бойцами на броне, прикрывал машиной отступление, под сильным огнем вывозил раненных, пережил штурм Грозного, горел спасая других, но так и никого и не убил. Когда его БТР подбили, Сашка вытащил из пылающей, умирающей машины раненного замкомвзвода. Пока ждали новый БТР, Сашку назначили санинструктором, взамен погибшего. Он спросил командира:
- Почему? – командир улыбнулся: - Ты научился хорошо воевать без оружия. А с оружием придется учиться заново.
 Сашка смирился. Тем более, что авторитет командира, прошедшего афганскую войну, был непререкаем. Капитан Бобков, или как его с любовью называли солдаты – Михалыч, всегда невозмутим, спокоен, незлобив. Даже в самой отчаянной ситуации мог снять напряжение и страх, острой шуткой. Он много знал о войне, берёг своих людей, был осмотрителен и нелюбим штабным начальством. Сашка теперь держался рядом с Михалычем.
 Еще у Сашки был друг – пулеметчик Эрик. Немец по происхождению. Эрик был большой, сильный и злой к врагу. Он прикрывал командира и санинструктора. Сашка коротал редкие спокойные часы с пулеметчиком, говоря обо всем. С Эриком, Сашка чувствовал себя более сильным. До дембеля оставалось около месяца, когда разведчики притащили раненого чеченского снайпера. Его усталые глаза темнели ненавистью. Серое, бородатое лицо напрягалось, сдерживая стон. Слабый, обескровленный чеченец смотрел в одну точку и что-то шептал. Пульсируя, кровь вытекала из большого отверстия в животе. Запах гари и скорой смерти окружал пленника. Сашка расстегнул пуговицу на куртке раненного и из-под камфуляжа выпали кишки. Сашка достал перевязочный пакет. Подскочил Эрик. Схватил друга за плечо и возбужденно сказал:
- Брат! Не трать на эту гниду наши бинты! Лучше мы посвятим тебя в настоящего воина! – он торжественно достал трофейный кинжал и протянул другу, - Отомсти за наших – убей духа! Все равно ему не жить!
 Солдаты одобрительно зашумели. Сашка послушно взял кинжал. Склонился над чеченцем. Отвел руку для удара, посмотрел на пленника. Встретился с ним глазами и … внезапный страх сдавил грудь, останавливая движения. Сашка глядел в темные зрачки врага, а перед взором вдруг встал отец. Он хмурил брови, сердито поджимал губы, качал головой и шептал: «Не надо, сынок!». Сашка зажмурился, прогоняя видение. Отец исчез, но шепот остался. Слова, сказанные родителем, звучали в ушах, прорываясь сквозь нарастающий гул. Сашка открыл глаза. В тусклом взоре чеченца вибрировала жизнь. Во взгляде пленного уже не было ненависти. Только обычная человеческая душа вытекала потихоньку, забирая с собой теплоту жизненной энергии. Губы раненного продолжали шевелиться. Сашка прислушался, наклоняясь.
 - Ты чё Сашок? – громкий возглас Эрика заставил вздрогнуть.
- Давай, - закричал кто-то, - Добей!
- Мочи его!
-Завали гада!
- Будь мужиком, не трусь! – наперебой кричали бойцы. Сашка судорожно, до боли в пальцах сжимал кинжал. «Не надо, сынок!» - стучал в висках голос отца. Внутри все напряглось. «Аллау Акбар!» - прохрипел чеченец. Страх, стыд, злость на себя и товарищей метались в душе. Мысли прыгали, терзая сознание. Душа разрывалась. Спазмами накатывала тошнота, сердце колотилось, ударяя в грудь. Смерть, дыша холодом, обнимала за шею. Сашку затрясло. Он отбросил кинжал, упал на колени, обхватил голову:
- Не могу-у-у, - простонал, всхлипывая, - Братцы-ы-ы-ы! Простите-е-е…пожалуйста-а-а, - он повалился на бок и зарыдал горько, по-детски: - Простите-е-е… братцы-ы-ы… не могу-у-у…
 Все брезгливо молчали. Им виделось что-то предательски жалкое в этом, валяющемся в чужой крови, плачущем как ребенок, умоляющем о прощении, солдате. Что-то позорное для настоящего воина – твердого и беспощадного. Что-то истеричное, бабское, малодушно – трусливое. Где это видано, чтобы русский воин валялся в слезах, перед поверженным, умирающим врагом. Сашка был осужден. Эрик сплюнул, выругался, пнул бывшего друга ногой и прорычал:
- Вставай слюнтяй, - схватил Сашку за шиворот, - поднимайся! Разнылся как баба!
 Неожиданно подошёл командир. Он видел весь инцидент, стоя невдалеке. Михалыч взял Эрика за плечо, развернул и коротко, без замаха ударил кулаком в челюсть. Тот упал.
- Звери! – прорычал командир с каменеющим в гневе лицом. Наклонился, ухватил Сашку под мышки, рывком поднял. Повернул к себе. Встряхнул за плечи, резко сказал: - Успокойся сынок, - неожиданно погладил Сашку по голове, - всё нормально, всё хорошо. Всё закончилось. Просто война – не твое дело. А вы, придурки, - повернулся к удивленным бойцам, - забыли кто вас из духовского окружения вывозил? Кто броней прикрывал? Кто сам горел, а товарища спасал? Забыли? Животные! – все молчали смущаясь. Очнувшийся после удара Эрик, сидел перед умершим чеченцем и мотал головой. Михалыч хлопнул затихшего Сашку по спине, - Не писал стихов и не пиши. Лучше уж в затылке почеши… иди боец, отдыхай… только сопли подбери, - солдаты грянули смехом.
  Через три дня Сашка вытащил с поля боя тяжело раненного Эрика. Пулеметчик выжил, но остался без ноги. До дембеля Сашка оставался санинструктором и выносил раненных. Домой вернулся без наград, но и без ранений. Родители были очень рады. Отец, выпив, рассказал:
- Где-то с месяц назад вижу тебя Сашок во сне. Стоишь ты на краю скалы и хочешь прыгнуть. Я очень сильно испугался. Хочу крикнуть тебе, мне кто-то черный на горло наступил и душит. Ну я запаниковал, заметался, да как закричу: « Не надо, сыно-о-ок!». И проснулся весь в поту. Вон – мать перепугал! – отец засмеялся радостно и пока жена подносила к мокрым глазам полотенце, ловко налил еще одну рюмку и махом выпил.
Николай Брест.