Философская сказка о жизни и смерти, о добре и зле

Сегодня прочитала, что ошибки это врата открытий. Чтож..Вот моя философская сказка о жизни и смерти.
Мне часто снились кошмары в подростковом возрасте, чаще всего был тот в котором я бегаю по заброшенному кирпичному лабиринту и пытаюсь выбраться, но меня выслеживают и расстреливают. Каждый раз я просыпалась о того что я задыхалась и по мне так горячий пот, по груди животу..градом.
Теперь снятся совсем другие сны. Кто то назовет их кошмарами, но порой даже самые страшные кошмары не сравнятся с теми которые наяву.
В одну из ночей с заснула поздно, мне снова приснился этот лабиринт, спустя столько лет..но в этот раз я не бежала, мне не было страшно от слова совсем. Я стояла на месте пока не почувствовала, что кто-то бесшумно подойдя прижимает мне мокрый насквозь платок к носу и рту, я не успеваю ничего подумать и отключаюсь. Просыпаюсь в какой то комнате, что то между подвалом и операционной. Пахнет не очень и стол прохладный, но не так чтобы ледяной, значит положили не так давно. Мои руки и ноги пристёгнуты кожаными ремнями. Но я и не думаю бежать, скорее жду что дальше, хотя, вроде, и так все понятно - чая с плюшками не будет. Ладно, как есть. Через какое то время заходит мужчина, но порой я не уверена в этом. Темно и фигура кажется больше, так как расплывается. Его/ее зовут Сэм. Меня начинают, резать, колоть и наблюдают за реакцией, через какое-то время Сэм выдыхается, он/она явно зол/зла так как хочет эмоций а я только безразлично пялюсь в стену и прошу прощения за доставленные неудобства. Затем мне откусывают два пальца правой руки. Поочереди, и, со светящимися глазами с длинными, почти касающимися ресницами черной маски, затаив дыхания ждёт криков. Их нет. Только несколько слезинок катятся по щеке. Он кричит, пиннает табурет, злится, бесится, снимает маску. Мужчина среднего роста ок 170, неприметный и немного неуравновешенный. Он трясет меня и орет: я хочу чтоб ты кричала. Я думаю он переигрывает и молчу. Он бесится ещё больше, начиная выламывать мне пальцы на той самой руке, это не так то просто..вся рука мокрая от крови. Он выдохся и садится курить на опрокинутый табурет, даже не перевернув его. Молчит. Я впервые открываю рот и спрашиваю вполне спокойным и немного отстранённым голосом: тебе нравится то что ты делаешь? Ты получаешь удовольствие? Ты счастлив в эти моменты? Он отвечает: обычно да, но не сегодня, но ничего ночь ещё впереди. Я смотрю на него с благодарностью, я всегда ценила честность, хоть порой она невыносимо болезненная. Я снова извиняюсь и говорю, что если бы я начала кричать он бы почувствовал, что я это делаю неискренне, а он же не дурак. Зачем мне его обманывать, мы в этом вдвоём и сейчас он находится ко мне ближе всех на свете. Я продолжаю: я понимаю, что ты расстроен, ты не падай духом, отдохни, соберись с силами и продолжим. Он смотрит на меня ошарашенно и пятится назад. Я продолжаю наблюдать за ним. Он бледнеет. Ему страшно. И становится страшнее от осознания того, что я чувствую его страх. Он уходит, я остаюсь одна. Смотрю на кирпичную стену подкрашенную уже наверное не один десяток раз слоями краски цвета незабудки. Это очень мило, что он выбрал именно этот цвет. Кончики моих губ приподнимаются и я еле заметно улыбаюсь своим мыслям.
Он возвращается через какое то время, полчаса-может час..я не знаю времени как будто не существует. Он устанавливает большое круглое зеркало в металлической оправе на самодельную стойку, и направляет его так, чтобы мне было видна верхняя часть туловища. Я расслабляют, думаю будет вскрывать грудную клетку и медленно вынимать органы. Я благодарю его за проявленную заботу, и говорю спасибо. Он теряет всякое самообладание и снова начинает орать на меня и трясти за плечи, ремни сильно впиваются в запястья. Он орет почему? Ну почему? Почему ты? Почему сегодня? Ты понимаешь, что ты все портить. Я снова говорю, что мне очень жаль и что это не его вина, его план был хорош и должен был сработать, просто так получилось. И предлагаю имитировать крики. Он опешил и снова отошёл на несколько шагов назад, встал прислонившись к плохо освещенной стене. Снова думает. Решается на новую попытку. Подходит с подобием скальпеля в руке, начинает резать, я кричу но как то без интузиазма, он не верит, да и сама я едва бы отличила этот крик от эхо где то в лесу, когда окликаешь за десять шагов от впереди идущего. Его рука дрожит он не может сделать надрез, ударяет меня в челюсть. Снова психует и бьёт стену. Я пытаюсь его настроить, у нас дело есть незаконченное, тебе нужно собраться-говорю я. Он смотрит на меня часто бегающими глазами и говорит, что ненавидит меня и что я все равно сдохну. Я снова пытаюсь его успокоить: все хорошо.у тебя все получится, давай, я буду рядом, не сдавайся.
Он смотрит на меня глазами полными слез, и говорит, что так больше не может. Затем поднимает мои пальцы с пола и кладет в бумажный пакет, насыпает непонятно откуда взявшийся лед. Затем говорит, что у нас мало времени. Я понимаю его беспокойство, времени всегда мало.
Он колеблется несколько секунд, затем уверенными движениями расстёгивает ремни на ногах и руке, той, что с пятью пальцами. Он что то ищет глазами, не совсем понимаю что и пытаюсь проследить за его взглядом, но он уходит из поля моего зрения. Возвращаясь с тряпкой цвета засохшей горчицы и несколькими пятнами должно быть от мазута. Он рвет ее на длинные полоски по см 20-25, ткань старая и легко поддается разрыву, видимо старая- думаю я, да, точно очень старая, иначе трикотаж бы так легко не порвался-подтверждаю я свои наблюдения. Он приказывает мне не шевелиться, я улыбаюсь ему грустной улыбкой - я ведь и не собиралась, Сэм. Зачем мне это? Он перевязывает руку, пыхтит, длинны отрезков явно не хватает и он пытается наложить их поверх друг друга, я снова улыбаюсь теперь уже дружелюбно и по доброму. Ну ты чего раскис, давай попробуем снова, ведь раз ты пошел на это, то для тебя это очень важно. Просто так такого не делают. Не идут на неоправданный риск. Он все просчитал, он все сделал правильно ( если не считать того, что это немного аморально и по садистски) просчет не в нем, а во мне, так почему он перестал верить в себя? Это я с ним сделала? Я сломала его в этот вечер. Он отстегнул последний ремень. Велел приподнять кисть повыше, чтобы замедлить кровотечение. И помог сесть. Голова плыла. Он уговаривал не отключаться и велел потерпеть, что скоро все закончится. Я сказала ему, что мне и так сойдёт "только дай прилечь". Он улыбнулся впервые с момента знакомства, как то так по детски заговорщически..и заставил меня плестись к выходу аккуратно поддерживая меня за талию, закинув мою руку, ту что целая себе на плечо. Он был выше ростом чем я предполагала. Рука легла под 45°. Если рассчитать угол то можно прикинуть его рост. Это была последняя мысль, которая пришла ко мне в голову прежде чем я отключилась. Очнулась я в машине, он снова меня тряс, хлопал по щекам и велел ещё немного потерпеть и поскорее просыпаться. Я сказала, что не хочу просыпаться, что хочу спать, голова гудела, все плыло, и когда я закрывала глаза я погружалась в теплую и темную материю, похожую на огромное облако или гигантские куски хорошо очистченной хлопковой ваты черного цвета. Мне было хорошо, я парила в невесомости и улыбалась. Он не прекращал нарушать моего покоя, затем силой выволок у дверей больницы. Уронил на асфальт, долго извинялся за то что не удержал и аккуратно втиснул мне бумажный пакет, прося продержаться ещё немного до прихода врачей. Я устала и хочу спать. Не трогай меня - отвечаю я. И он отстал. Я погружаюсь в мягкий сон. Затем яркий свет, крики, вспышки, голоса, все это дико раздражает. Почему нельзя оставить человека в покое, когда он сам об этом просит. Недвусмысленно и прямо.  У меня нет сил спорить или даже пошевелить губами, я снова проваливаюсь в сон. Да делайте, все что хотите..это моя последняя мысль.
Я очнулась в палате. Рядом никого. Я осматриваюсь и вижу, что лежу на мягкой больничной кровати. Рука перебинтована и немного приподнята на какой то чудной крючкообразной стойке, привязанная бинтами к этой самой конструкции.
Через минуту заходит медсестра, говорит, что я в больнице, спрашивает помню ли я, что случилось и просит назвать свое имя. Я отворачиваюсь, закрываю глаза и снова проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь и в полудреме чувстую как по сгибу руки бежит что то горячее, приоткрываю глаза, вижу что медсестра устанавливает новую капельницу, наверное внутривенное питание думаю я и снова проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь в темноте. Наверное сейчас  ночь, жалюзи  в палате опущены, свет не проникает. Пялюсь на огрызок стены между окном и полом. Тусклый свет от лампы где-то недалеко от изголовья кровати, он мягкий и приглушённый, почти не раздражает. В палату никто не входит. Я закрываю глаза и снова засыпаю.
Я не знаю сколько прошло часов или дней, пробуждают от дневного света падающего на мое лицо, слепит, кто открыл жалюзи? Зачем? Я снова закрываю глаза, но уже не проваливаюсь в сон. А только слышу как звуки вокруг, похожие на приближающийся пчелиный рой все больше усиливаются с каждой секундой. Начинае болеть голова. В палату заходят несколько человек, а том числе и молодой хирург лет 35-40. На нем голубая хирургическая шапочка и халат, на шее болтается повязка из все того же нетканого голубого. Он называет свое имя и говорит, что я в больнице. Говорит, что я потеряла много крови и им пришлось вливать в меня несколько единиц донорской в ходе операции. Говорит, что у меня множественные порезы, ушибы, синяки, несколько переломов и вывихов. Дальше рассказывает, что операция прошла успешно и теперь остаётся лишь ждать, чтобы узнать приживутся ли пришитые пальцы, сохранится ли их чувствительность и подвижность. Я закрываю глаза давая понять, что услышала все сказанное. Затем приоткрываю их снова. Он говорит, что это чудо, что я осталась в живых. Я начинаю истерично смеяться. Медсестра что-то вводит, я моментально отключаюсь, думая что это забав....и проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь от громкого шепота, уж лучше говорили вслух - думаю я. Через мгновение входит медсестра, проверяет показатели, спрашивает как я себя чувствую. Я киваю. Нет ни сил ни желания шевелить губами. Она спрашивает не хочу ли я чего-нибудь. Я отрицательно ворочу головой из стороны в сторону. Она подходит и поправляет мою подушку, помогая немного приподняться. Я еле слышно выдавливаю из себя "пить". Она подносит мне пластиковый стакан с голубой соломинкой, я нахожу это весьма ироничным. Делаю два маленьких глотка и откидывают в положение полулёжа. Меня спрашивают хочу ли я ещё чего нибудь, я молчу. Она продолжает говорить о том, что у меня при себе не было личных вещей и спрашивает может ли она кому - либо позвонить. Я отрицательно киваю, поворачиваю голову и снова утыкаюсь в огрызок голубой стены. Через несколько минут меня вырубает.
Я просыпаюсь вполне выспавшийся, снова день, жалюзи открыты, свет уже не так режет оголённые зрачки, однако держу глаза полузакрытыми, так как веки очень тяжёлые и немного горят, хоть и спать не хочется. За окном виднеется огрызок неба обрамлённый сладкой периной пышных, словно вата, облаков.
Через какое то время приходит доктор, спрашивает как я себя чувствую. Вместо звукового ответа только утвердительный кивок. Его это устраивает. Он говорит, что пора проверить чувствительность нервных окончаний и подвижность пришитых пальцев. Медсестра снимает бинты. Врач подходит проверить прижились ли пальцы, я замечаю что моя рука покоится рядом с телом. Пытаюсь вспомнить, в какой момент она перестала быть в подвешенном состоянии. Тчетно. Врач надавливает тупым металлическим предметом, похожим на ту самую ручку-фонарик, которым мне пытались вызжечь глаза. Я киваю. На этот раз он хочет услышать от меня да или нет. Поочередно надавливая то средний, то на безымянный палец. Я тихо произношу да. Дважды. Он просит пошевелить этими пальцами. Я чувствую что мне это врятли удастся, так как пальцы распухли как сардельки. Он терпелив. Я пытаюсь пошевелить всеми четырьмя пальцами. Я не вижу результат, но он говорит, что все отлично.
Через некоторое время снова входит медсестра и говорит что со мной хочет поговорить полиция. У меня сейчас с поговорить сложные времена, если честно-думаю я. Полицейские заходят и задают кучу вопросов о том где когда во сколько что произошло. Отвечаю буквально парой слов не пускаясь в долгие повествования. Они просят подробностей, я закрываю глаза и отворачиваюсь к небольшому куску стены, давая четко понять, что разговор окончен. Медсестра просит их удалиться. Они недовольные таким раскладом предпринимают ещё пару попыток достучаться до меня. Но я уже сплю.
В следующий раз я очнулась в большом зале, обитым деревом. По его виду я понимаю что я в зале суда, я сижу недалеко от судьи, все молчат. В зале очень много людей и очень душно. Меня почти выворачивает на изнанку от спертого воздуха. Среди мольшого количества людей, толкущихся на скамейках и в заднем проходе ( в этом месте я тоже издаю нервный смешок, но по-другоме название просто не идёт в голову) и у стены. Я оглядываюсь и вижу единственное знакомое лицо. Это Сэм. Я искренне рада его видеть. Спрашиваю как у него дела, он говорит, что хорошо, выглядит он тоже намного лучше, чем в тот раз. Он спрашивает как я, я говорю нормально. Он интересуется моей рукой, с немного виноватым видом. Я понимаю руку и несколько раз слегка сгибаю и разгибаю пальцы. Он рад. Искренне. Плачет. Я горько улыбаюсь. Он говорит, что ему жаль что все так вышло, я говорю, что это взаимно. Я говорю, что мне пора, и поровнявшись с ним смотрю ему в глаза и спрашиваю "почему". Он отвечает "ты сама знаешь". Я киваю головой в знак согласия. Слезы катятся по щекам обжегая их солью. Он светится, он счастлив, но немного напряжён. Пытливо изучает мое лицо. Я выдавливаю из себя прощальную улыбку и бреду к выходу.
Сейчас я на берегу океана, мои ноги зарываются в мокрый песок и волны размывают его оголяя мои пальцы. Я смотрю вдаль. Я ничего не вижу кроме голубой воды, цвета незабудок. Я ничего не чувствую и ни о чем не думаю. Я уставилась и смотрю на линию где море целует небо. Такие родные, но такие далёкие.
Я просыпаюсь в слезах, я не могу перестать, слезы льются градом, я не могу взять себя в руки и хоть как то успокоиться. Все тело горит, боль адская хочется либо крушить все на свете либо убить себя, чтоб только почувствовать ничего. Ничего не чувствовать это новая норма, до которой мне не добраться. Сердце как будто вырывают и вставляют обратно, только чтобы снова вырвать его из моей груди. Я понимаю. Я все понимаю. Просто обстоятельства изменились. Мне бы хотелось многое изменить, имея те знания и опыт, который есть сейчас. Мне хочется верить, что все могло бы быть иначе. Но все есть как есть. И мне больно.
Я снова погружаюсь в сон, мягкое чёрное облако поглощает меня.
Я просыпаюсь и плачу, тихо всхлипывая и еле дыша, грудная клетка не расправляется, сделать вздох очень сложно, грудь сдавило. И мне все равно. Я снова погружаюсь в сон.
Я понимаю почему, я понимаю как, я понимаю какие механизмы. Только все это бесполезно. Чувства живут своей жизнью. Они отказываются слушать, они разрывают. Мне хочется кричать и бить стекла, хочется, чтобы боль стала физической. Он поэтому так странно улыбался. Он сделал мне больно, оставив в живых.