Был бы неприятно удивлен

В непроходимой таежной деревушке родился отец в 1919 году в день Николы Чудотворца. В его честь окрестили родители сына Николаем. Рос в большой семье, где речка Таатта впадает в реку Алдан. Старшие сестры и братья быстро   разлетелись кто куда. Он, хотя был младшеньким, но не чурался никакой тяжелой работы. Как мог, поддерживал больную мать. Жалел ее, во всем ей помогал, даже доил коров. И мать души в нем не чаяла.

 
В предвоенные годы он наравне со взрослыми мужиками на лошадях перевозил, несмотря на лютые морозы, товары и продукты на  Аллаах - Юньские золотодобывающие прииски. Дорога была изнуряющей, но и опасной. Не всякий человек и не любая лошадь могли выдержать и одолеть такой долгий и трудный путь.


Старший брат Прокопий Голиков, выпускник Саратовской военной школы был кадровым офицером и в первый год войны пропал без вести, другой рядовой Егор пал смертью храбрых. В 1942 году был призван на фронт и Николай. Воевал на четырех фронтах, был автоматчиком, пулеметчиком, а  в знаменитой Курской дуге - наводчиком станкового пулемета, приходилось быть  и в разведке. Был награжден «За храбрость» и «За отвагу» медалями. А орден Красной Звезды получил за меткое подавление станковым пулеметом трех огневых точек противника. Напоследок – «За победу над Германией». Трижды был серьезно ранен, лечился в госпиталях. Главное, хоть инвалидом, но вернулся. Свою больную матушку застал живой, но умирающей. Дождавшись любимого сына, мать померла на третий день.

 
В то тяжелое послевоенное время  колхоз еле тянул концы с концами. Рабочих рук не хватало. Колхозники с утра до вечера трудились в поле и на ферме. И жили впроголодь. Живых денег почти не видели. Колхозникам считывали за работу трудодни, оплачивая им натурой, то зерном, то еще чем-либо. Жилось трудно. Об отдыхе и речи не было. Летом начиналась страда по заготовке сена. С раннего утра и до позднего вечера в поте лица, не жалея сил, трудилась вся деревня. Впереди их ждала долгая и голодная зима под – 60 градусов.

 
Без своего подсобного хозяйства в деревне не обойтись. Но на содержание скота было строгое ограничение. На одно единоличное хозяйство полагалась одна корова. И каждому деревенскому жителю приходилось участвовать в заготовке сена и для колхозного, и для своего скота.


На фронте младший сержант Голиков стал членом ВКП (б). По возвращению фронтовика-инвалида в родной Таттинский улус, районная партийная организация поддержала отца, направив его в лесничество. Итак отец стал служащим, получающим мизерную, но зарплату. Мы, дети, не особо вникали в его лесоохранную работу. Видно, он отвечал за состояние и сохранность леса. Время от времени ездил отчитываться, может быть и на совещание, в районный центр. Подолгу иногда куда-то пропадал. Отцу, как леснику, был прикреплен мерин, на нем объезжал территорию, выполняя те или иные задания лесхоза. Тогда часть работы ложилась на меня: очищать двор от выпавшего снега, расколоть дрова, водить скот на прорубь.


Однажды поехали на санях с отцом в лес, чтобы собирать шишки.. Снег был глубокий. Поднялись на гору Курун-Арыы. Только на этой местности росли сосны. Впервые их увидела и вдоволь налюбовалась. Высоченные, стройные и зеленые! И так приятно пахнут! Так далеко от дома в зимнем лесу не была еще ни разу. Незабываемое впечатление! Такая красота!


В Советское время была забота о лесе. Отец объяснил, для чего нужны эти семена. Я это крепко запомнила. После седьмого класса даже поступила на лесное отделение Сельхозтехникума. Но не доучилась, то другая история.

 
Мой отец с 1948 года проработал по охране леса 25 лет. В  период его работы лесные пожары были редкими. И пожар считался чрезвычайной ситуацией. Прилетал самолет «ЯК», кружил над нашим домом и сбрасывал мешочек с красной ленточкой. Это было сигналом о лесном пожаре. Приостанавливалась почти вся работа, шла мобилизация населения на борьбу с огнем. Люди месяцами сражались за лес. Им кидали с самолета провизии. После тушения пожара отец возвращался исхудавший и усталый. Подолгу отлеживался, восстанавливался. Со слов его мы узнавали, как страшен лесной пожар, как будто в него вселяется злой дух, который, сжигая все на своем пути, передвигается по верхушкам деревьев. Такой пожар, - говорил отец, - только встречным огнем можно утихомирить. И после следил за местом пожара, чтобы не допустить повторного возгорания. Лес для него был вторым домом.


В те времена люди были более ответственны. Я не помню ни одного случая, чтобы люди привлекались к суду по случаю пожара. От удара молнии лишь изредка возникал пожар, но не повсеместно, как сейчас.

 
А что творится сегодня?! Лес сжигают, «рубят», вывозят. Будто никому до этого дела нет. То там, то тут каждое лето пожары. Тайга горит. Нечем дышать, даже в самой столице. Что случилось?!

 
По радио и телевидению советуют носить влажные маски, а на открытых форточках вешать мокрые тряпки от удушающего дыма. А если с кем-то плохо станет, то предлагают вызывать скорую помощь. Дожили!


Отец, посвятивший полвека жизни на службе государственной лесной охране и не раз удостоенный высокими правительственными наградами,  прошедший сквозь огонь и воду, был бы жив, неприятно был бы удивлен и от крепких слов не воздержался бы… Это я точно знаю.