Тоскливый дождь...

ТОСКЛИВЫЙ ДОЖДЬ.
( В. Исаков)

    Он стоял  под  дождем прикрыв шею воротником кожаного чёрного плаща. Смотрел,   не отрывая  взгляда от окон квартиры на третьем этаже мокрого дома. Там горел свет,  приглушенный  шторами бордового цвета. За окнами  горел  огонек жизни и  он, как мотылек  прилетел на  это пламя, увы,  уже чужого огня. За этими  окнами  в той  жизни  он  жил.   В правом  кармане его потрепанного гражданского плаща аккуратно в чехле,  лежали ключи от дверей той  квартиры   окнами,  выходящими на   мокрую от тоски и дождя  площадь  с  двумя  одинокими  деревьями.   Корни деревьев  были закатаны под  асфальтом.  Он  рассматривал  сиротливо серый дом,  нахохлившийся  курицей  под   мелким тоскливым дождем.  Все краски  были стерты  в его жизни после ухода из этого  дома, их  осталось  в  жизни лишь  четыре: зеленый - служба, серый - жизнь, черный - ночь  и цвет дня белый.
Недалеко от него под куполом автобусной  остановки стоял  и курил  его молодой  сослуживец старший лейтенант.   Он  смотрел  на те же окна,  и думал.
-  почему  ОНА  не бежит  встречать его -  старшего  друга?
- Хотя  да, зачем?
- Она ему же сказала, когда он  уезжал в командировку    за «речку» бросая в глаза:  « Ты не вернешься, тебя привезут  грузом 200!».
-  Да, такие  слова,  ОНА  бросила ему  в лицо.
 Молодой друг затянулся  сигаретой и смотрел  на окна.
Он бы  не сдержался, а старший  товарищ,  молча, взял  собранный  чемодан и молча  в последний раз, зафиксировал  в памяти коричневую дверь с ее трещиной в нижнем  левом углу, которую он хотел зашпаклевать, но приказ на убытие  помешал.   Приказы  приходят  всегда так  неожиданно.  Положил  ключ  от  квартиры возле  ее  правого красного  тапка, украшенного  белым  смешным помпоном из  меха.  Отвернулся, уходя в неизвестность.  Ему  было не  до своей души,  давшая  трещину, как  та дверь в нижнем левом  углу.
   Надо было заботиться  там,  в неизвестности    о чужих жизнях  его бойцов - пацанов.  Война  не прощает ошибок.
А теперь он стоял  под этим  тоскливым дождем  охлаждающий сильно бьющееся  сердце  слезами  дождя, как слёзы матерей,  его не по возрасту рано поседевшие виски.
  Под  гражданским плащом  на кителе  были прикреплены два ордена  красной звезды, как две  капли крови и медаль за боевые заслуги  напоминала  скрип пыли на зубах и  едкий  запах  пороха выжженных пустых гильз в  безветрие.
  Его глаза  после  чужого  солнца  выцвели и видели человека  сразу. Война учит делать это  после потери друзей.  Там  за «речкой» амбиции и «понты» исчезали с  людей сразу после первого  боя.  Смерть  ножом  убирала шелуху  наслоений   гражданки, как человек  снимал  шелуху с лука.
Стояла ночь и тучи,  прижимались к  земле,  стараясь его согреть, обнимая   плечи, успокаивая.
Ничто  не  нарушало покой этой ночи, кроме монотонного шума дождя и красного  огонька  тлеющей сигареты  молодого  друга (ночная видимость сигареты через  оптику  СВД - снайперской винтовки  стопятьдесят  метров)    под навесом  автобусной  остановки.  Ему  очень  хотелось, чтобы у его  веселого  молодого «страшного» лейтенанта  не было  так, как у него  невосполнимых  потерь   в личной жизни.
Он едва различал  его силуэт из – за  дождя,  но огонек  сигареты вернул его туда в ту жизнь. В горах ночью всегда холодно. Они возвращались с войны, выполнив  боевую задачу двумя  взводами  не потеряв людей. Чтобы согреться,   на привале  он  с командиром  второго взвода (его другом) сидели  спина к спине,  курили: холодно в горах.  Вдруг,  друг    стал  сползать  по его спине. Выстрел снайпера и пуля уже на излете   своего  смертельного пути  впилась  железным  жалом в  горло друга.
Он вспомнил и бросил  недокуренную сигарету в  лужу. Молчал,  и что говорить  даже с собой, там его ДОЧЬ  в той квартире. А в спальне на его подушке  след запах чужой головы, что- что,  а  в запахах он разбирался.  Он его чуял даже  сейчас под дождем...
  Это  так просто. Надо только сделать  из носа хоботок  и кинуть его в квартиру.  Вот запах его дочери, её розовых нежных  ладошек, как в той жизни  на его щеках.
  Его ноздри вздрогнули, как у волка, почуявшего опасность.
Он услышал запах  тела ТОЙ,  запах  ее бархатной  кожи  различил бы  из всех. Ничего не изменилось за два года, но тут резкий запах чужого одеколона и   кофе  оборвал ниточку.
Он опять стоял  под дождем. Опустив  взгляд  вниз,  увидел  ту большую лужу, которую так и не засыпали. Они всегда  с дочкой, смеясь, перепрыгивали через нее, она никогда не высыхала:  чудо  природы.
Их  догоняла ТА  с развивающимися волосами  похожими на крылья лебедя.  ОНА  бежала к ним  со смехом,  перепрыгивая  через лужу изумительными ногами. ОНА  всегда была  для него  желанной!
Дождь резко прекратился, как будто приказывая ему забыть всё, смыв   воспоминания.  Надо было возвращаться домой в часть в  его кабинет - квартиру, где они с молодым другом,  помянут, не чокаясь всех  не попавших  под этот дождь, и закурит свои любимые папиросы «Беломорканал»  Ленинградской  фабрики  им. Урицкого.  А, когда  старший лейтенант  уйдет,  он встанет у окна  и, будет смотреть на  падающие листья в  осенней  ночи. Ночи стали такими  длинными,  и  она стала  ему  идеальным собеседником! Молодой друг, уговаривал его завтра сходить в ту  квартиру к  НЕЙ! Он мотивировал тем, что дочка все равно ждала и ждет, пусть  не ТА, которая его, забыв,  выкинула  из сердца, как занозу из пальца.
Хотя,  чего он себя   обманывал: он до сих пор  любил  её! Как он обрадовался, когда  нашел вторые  ключи от квартиры у себя  в  чемодане. А потом  сел на  геометрически,  безупречно заправленную кровать в  палатке от неожиданности,  хотел выкинуть их, но,  подержав в руке,  положил  медленно  обратно.  После  подъема, к  нему пришел в  парадной форме  «страшный» лейтенант и они торжественно пошли   почти через весь город,  к  тому дому:  в ту жизнь. Старший лейтенант  на площадке  перед  дверью с трещиной  в нижнем левом углу  прикрыл ему спину. Нажал на звонок. Они услышали веселый голос: «Сейчас, сейчас!».
Дверь открылась и!  На  него, на седые  виски,  на награды, смотрели  испуганные  глаза, на которые наворачивались  слёзы.
Молчание прервал его голос:  «Как  видишь,  жив, не принесли!». ОНА  ответила: « Я ждала!».
 Из глубины докатился в тишину лестничной площадки мужской голос: «Кто там?!».  И вдруг  еще  детский: « Папа, папочка вернулся!». И на его  шее замкнулось   кольцо из детских ручек  улыбающегося и плачущего  чуда  с косичками в розовых бантиках!

Нехорошо, когда  корни деревьев  закатывают под асфальт, как  сердце  под  слой лжи.