Штормит Вовку

   Вова Зеленский, который сейчас работает слугой народа, а язык которого работает независимо от мозга согласно стандартам, спущенным из Прекрасного Далёко и с воодушевлением принятым на вооружение украинским т.н. истеблишментом, заверил широкую мировую общественность в целом и белорусов в частности, что он не желает Белоруссии того, что случилось с Украиной.
   При этом все его предыдущие действия говорят о том, что он на стороне тамошних бело-красно-белых манкуртов. Что из этого может следовать? Только одно: он желает Белоруссии ещё более страшного сценария развития событий, нежели в той стране, где он, рандомно дорвавшись до формальной власти, делает всё от него зависящее, чтобы укокошить страну обитания. Поскольку конечные цели, движущие и курирующие процессы силы и там, и там – из одного лагеря, а в заветных методичках уже давно дыры на каждой странице и это не мыши.
   Конечно, желая для соседней страны наихудшего, открыто он такого не заявлял и всегда сможет отвертеться, хоть простейшая логика и говорит иное.
   А мне вот отвертеться в своё время не удалось… Хитрая-прехитрая хитрость не помогла: цинично, беспощадно и нечестно верх взяла грубая сила.
   А дело было так. После окончания института с военной кафедрой нашу группу, обозвав её взводом, отправили на Западную Украину на лейтенантские сборы. Не помню, как это называлось официально, потому что мы всегда называли лагерями.
   В воинской части, в которой мы и другие взводы с нашего ВУЗа выпали в осадок, разумеется, имелся спортивный городок. А в нём – в обязательном порядке перекладины (турники) для геройства. К одному из них мы втроём и подошли в свободное от остального время.
   Мой максимум в подтягивании на ту пору равнялся всего-навсего 18 раз при вполне себе компактных габаритах. Габариты, в общем-то, в основном и вводили в заблуждение людей, не знавших, что ещё четыре года назад я мог с «уголком» подняться на пятиметровую высоту и спуститься по канату. Потом курить начал, но порох из пороховниц ещё не весь выпотрошился.
   И вот слово за слово, да и предложил я тем двум, что были со мной, спор на деньги, которые у нас прямо в тот момент были в карманах. Предмет спора – вполне конкретный, никакой умозрительности: я доказывал, что ни один из них не подтянется на турнике столько раз, сколько подтянусь я. Заметьте: я не говорил о том, кто из нас подтянется больше! Заметили? А они – нет.
   Первым подтягивался я. На всякий случай, хоть ребята и были мощные, но кто ж их знает, как у них дела обстоят с подтягиванием, я подтянулся раз 5, посчитав, что гандикап дал им достаточный. И мои расчёты оправдались. Жаль, что лишь частично. Каждый из них подтянулся за десятку и тут же они солидарно впялили в меня свои требовательные взгляды. Отдавай, мол, деньги, шклявотина!
  - Ха! – Сказал я. – А ещё краснодипломники! Ну-ка, быстренько вспоминаем, о чём был спор? О том, кто из нас больше подтянется, или о том, что вы не подтянетесь столько же раз, сколько и я? Разницу улавливаете?
   Эти, извините, морды тупо воззрились сначала на меня, потом друг на друга, потом между ними проскочила искра взаимопонимания и один из них зловеще процедил:
  - Улавливаем, улавливаем… Сейчас и тебя уловим!
   Уловили, ироды, перевернули вверх тормашками и высыпали из моих карманов всю мелочь. Скрупулёзно собрали её с земли и передислоцировали в свои карманы. Шансов вернуть всё на круги своя у меня было 0,0. Каждый из них весил как минимум на пару десятков килограммов больше меня. Вот поэтому-то мой план и выгорел лишь частично.
   А побудительной причиной состряпывания этого коварного плана было то, что накануне мой самый лучший друг по жизни, а тогда командир отделения, старший сержант Вовка Р., выгреб у меня все бумажные деньги, собираясь ближе к ночи в самоволку и пообещав вернуть с отцовского перевода, который вот-вот ожидается. Я-то ему в долг дал, а сам остался временно (как потом оказалось, не совсем временно – в командировку меня отослали тоже без денег, поскольку перевод задержался, а вернулся в часть я уже под самый экзамен) на нуле.
   Не знаю, почему, но как только узнал о беспринципном словоблудии, об этих рассчитанных на дошкольника вербальных уловках слуги тамошнего народа, тут же всплыло в памяти то, о чём я, как мог, сейчас поведал. У меня по большому счёту не прокатило. А у него – прокатит?