Поезд 656 655. За границей станции

Поезд №655. Печора-Сыктывкар, сентябрь 2008 года. Такой же обычный рейс, как всегда. Возвращались домой. Вечер, и для сентября достаточно тепло.

Стоянка в Сосногорске. Стоянка долгая, 50 минут. Выпустили пассажиров, двери оставили открытыми – как правило, мало кто сидит в вагоне во время длительной стоянки.

До начала посадки проводникам пассажирских вагонов надо успеть вынести мусор, вынести шлак из топки. Хоть еще и сентябрь, а ночи уже прохладные, отапливать вагоны надо. Не мешало бы зайти в киоск – «Кафе», как указано на табличке. Пирожки там вкусные, хоть и слухов про них ходило немало. А к концу рейса запасы еды, как правило, иссякают. Потом опробование тормозов. Да и другие дела бывают.

Хорошо, что еще не зима. Не надо возиться с подвагонным, не надо отогревать замерзшие сливные отверстия.

В общем, все как обычно. Такие же дела, такие же мысли, такой же вечер, как всегда.

Вот и посадка прошла, время 21-10, пора отправляться. Пассажиры, гулявшие по перрону, зашли в вагон. Проверил – все на месте.

Перед отправлением я еще раз выглянул. Вблизи вагона – никого.

Гудок. Поехали. Закрыл дверь.

Мой вагон стоял уже за границей станции, поэтому провожать станцию, находясь в тамбуре, не надо было.

Такое требование – провожать станцию, т.е. находиться в тамбуре вагона от момента отправления и до момента пересечения вагоном границы перрона – требование правильное и нужное. В момент отправления всякое может случиться, будь то ЧП на перроне, неисправность подвагонного оборудования, или что-нибудь еще… И, находясь в тамбуре, такую опасность можно обнаружить, как правило, сразу, а вот в вагоне, в служебном купе, и уж тем более в салоне – вряд ли.

Проводники пассажирских вагонов, кроме хвостового и штабного, провожая станцию, просто стоят в рабочем тамбуре при закрытой двери. Смотрят и слушают, все ли в порядке.

Проводники штабного вагона и хвостового вагона станцию провожают при открытой двери, подавая сигнал машинисту – днем свернутым желтым флажком, а ночью – фонарем белого или желтого цвета. При какой-либо опасности, в соответствии с инструкцией – красный флажок или красный фонарь, стоп-кран…

Но на этот раз мой вагон стоял за границей станции.

В Сосногорске такое бывает – там перрон с противоположной от вокзала стороны намного длиннее, чем со стороны самого вокзала. Поэтому получается, что со стороны вокзала и станция, и перрон заканчиваются в районе первых стрелок, а с противоположной стороны перрон еще далеко тянется в сторону перегона за границу станции. В таком случае пассажиры из вагонов, находящихся за границей станции, выходят на перрон, т.е. на сторону, противоположную вокзалу. И если им надо попасть на станцию и вокзал, то следует пройти до вагонов, стоящих в пределах станции, и дам уже через эти вагоны, двери которых в таких случаях открываются на обе стороны, пройти к станции и вокзалу.

Вот так и в этот раз – состав был длинный, из нескольких групп вагонов (усинская, печорская, троицко-печорская и адлерская), поэтому состав протянули по всей длине перрона. Вся печорская группа вагонов оказалась за границей станции, поэтому их двери были открыты только на перрон, т.е. на сторону, противоположную вокзалу.

Между прочим, не проводить станцию – серьезное нарушение, при выявлении которого следует объяснительная и, как правило, лишение премии или ее части.

Насчет Сосногорска, с его сложной конфигурацией перрона, инструкторами вагонного участка был дан однозначный ответ – провожать эту станцию до «первых стрелок», т.е. как раз до границы перрона с вокзальной стороны станции. Если вагоны стоят на момент отправления за этими «первыми стрелками», то и провожать станцию не требуется. В связи с отсутствием таковой.

Поскольку станцию провожать не надо было, из тамбура в служебное купе я ушел сразу. В Сосногорске село 3 пассажира, надо было выдать постельное белье.

Открыл я шкафчик, вытащил три комплекта белья. И вдруг, сквозь привычный шум, я отчетливо слышу, как что-то стучит снаружи вагона.

Что такое?!

Выскакиваю в тамбур, к двери, и вижу сквозь стекло – у-ё-мое-сцуко! – внизу, на поручнях – человек!

А состав-то скорость набирает.

Открываю дверь, а этот бедолага на одной руке висит на поручне, уже съехал вниз, к нижней кромке, а другой рукой пытается стучать по двери!

Срывать стоп-кран, как того требует в таких случаях инструкция, времени не было – человек вот-вот сорвется, а скорость уже где-то 40 км/ч, и я отчетливо вижу, как болтаются ноги несчастного и как их потоком воздуха под вагон затягивает.

Ни штаб, ни дежурная нас не видят – станция с другой стороны. Скорость растет.

Где-то поодаль бегут путейцы, видевшие происходящее, что-то орут. Толку-то…

Хватаю пассажира за рукав, за запястье, сам носком ботинка цепляюсь за дверной косяк двери, ведущей в салон, тяну бедолагу на себя. С ветерком, с матерком... И вижу в этот момент, как отрываются пуговицы с рукавов пассажира. Оказывается, втаскивать на ходу в вагон людей тяжеловато.

Еще несколько мгновений – и я его втаскиваю в вагон.

Перед этим, не помню уж как, видимо, в момент, когда мы висели в дверях, я успел заметить в окне тамбура соседнего вагона полные ужаса глаза Сереги – проводника с того вагона. Как потом выяснилось, Серега, был в тамбуре своего вагона, и, видя со стороны все происходящее, просто оцепенел.

Поднимаемся с пола. Захлопываю дверь.

Пассажир ошалело смотрит на меня.

Я смотрю на него. Тоже, наверно, ошалело.

- Что же Вы делаете, бляха…

- Извините…

Не помню, успел я испугаться или только потом дошло, насколько все было серьезно. Видимо, не было времени на такие мысли – все случилось быстро, секунд за 10-15.

Оказывается, пассажир был не из моего вагона. Пошел погулять на стоянке, ушел далеко от своего вагона, за временем не уследил, поезд поехал.

Когда поезд поехал, заметался, не увидел свой вагон, кинулся к моему, 11-му, так как вспомнил, что в нем его знакомые ехали.

Быстро бежал, видимо – в момент отправления ни одного пассажира вблизи моего вагона, да и вблизи соседних вагонов, не было.

Ну и не придумал ничего лучше, как запрыгнуть на поручни при закрытой двери. Это каким же оптимистом надо быть. Даже с учетом того, что то следующей станции – до станции Ветлосян – «всего» 8 километров.

Ехать на поручнях вагона, при закрытой двери… Представишь такое, и жутко становится. Не от скорости, не от самого процесса такого катания, а от осознания того, что никто не откроет и никуда с этих поручней не деться, когда руки ослабеют. Или держись, как хочешь, или…

Ушел он, ошалевший, к своим знакомым. В мой вагон. Чай пить, наверное.

Ушел и я, в служебное купе. Надо было все-таки выдать постельное белье пассажирам, севшим в Сосногорске.

А ведь это ЧП… Пусть и все хорошо, но ЧП уже случилось. Ничего не поделаешь, придется доложить непосредственному начальнику – ЛНП.

Пошел в штабной вагон. Начальник поезда заполнял какой-то журнал.

- Павел Константинович, разрешите?

- Да, конечно, заходи, Игорь.

- Тут у нас… В общем, сейчас все хорошо, но у меня сейчас чуть пассажир не сорвался.

Лицо начальника изменилось.

- Как?

- Ну вот…

Рассказал я ему все, что было.

Начальник поезда чуть заметно улыбнулся.

- Стоп-кран не стал срывать?

- Нет. Пассажира втаскивать надо было. Времени не было. Все очень быстро случилось.

- Ну да… На почетного железнодорожника идешь.

Помолчали.

- Ладно, Игорь, хорошо, что так все закончилось. Ты все правильно сделал. Только сам знаешь, какие пассажиры. Сегодня он тебя благодарил, а завтра скажет, что пьяные проводники его чуть с поезда не сбросили. И оправдывайся потом. Не надо про это никому рассказывать. Надеюсь, что он нормальный человек, сделает правильные выводы. Ну а если нет, то тогда будем думать, что делать. Давай, спасибо.

- Спасибо, Павел Константинович.

Пассажир, думаю, сделал правильные выводы насчет всего случившегося. Каких-либо жалоб не поступало. Случай не всплывал и забылся.

Рейс закончился как обычно, как сотни других. Происшествий, не считая неприятности в Сосногорске, не было.

Все-таки интересная эта психология. Чем руководствовался пассажир, запрыгивая на ходу на поручни, когда дверь закрыта? Страх опоздать, остаться в чужом городе? Это что, хуже, чем прокатиться на поручнях с ветерком, неизвестно сколько километров? Или просто не осознавал, что от такого катания руки ослабеют очень скоро, и шансы на благополучный исход такой поездки будут стремиться к нулю? В лучшем случае – сорваться на перегоне, вдали от города, с многочисленными переломами. Ну а в худшем – понятно… То ли глупость, то ли просто растерялся и сделал первое, что пришло в голову. Вспоминается Сергей Михайлович из «Жмурок» – «на ровном месте, на бильярдном столе, яму с г…ном найти и в ней утонуть».