Пустой город

День первый.

Я перебираю все моменты  и пытаюсь
вспомнить вчерашний день. Все хорошо, до поры, до времени. Было восемь утра, когда я  проснулся все-таки с хорошим настроением. Был бодр, как обычно. Отчего у меня так совпало тревожное чувство внутри, я и сейчас  не могу понять, но это чувство точно было. Все скажут по типу : «хватит придумывать», но это чувство есть и сейчас. Это поспешная схватка, которая нападает на людей, не давая им выбраться или сделать хоть какой выбор.
  День начался с того, что я   встал с постели и кинул взгляд на рабочий стол, на котором лежал каким-то образом мой носок , оделся и пошёл умываться. Звук с улицы так и раздражал. На завтрак заварил кофе «Jacobs» и сделал пару бутербродов. Кстати, по телевизору показывали  очень хороший детективный фильм, в который я залип около получаса; действие происходило  в Дании, два датских детектива расследовали дела десяти- пятнадцати лет давности, которые называли,так сказать,  «глухарями». Исчезновение девушки произошло непонятно; сам очень люблю этот жанр. Детективный жанр стал популизировать в начале 20 века, это время Агаты Кристи и Артура Конан Дойла, и других известных и неизвестных писателей. Так  и залип в этот детектив прихлебывая кофе, заедая это все бутербродами, а под рукой ещё оказались помидоры и сгущенка, разрезал помидоры маленькими кусочками и посыпал чуть соли. Кофе, бутерброды сгущенка и помидоры – такой состав явно был странным и шептал на ухо прилипнуть вечером к толчку. Тревожное чувство было не попросту. И я сейчас совсем не о вечернем веселье, которое ожидало меня. Нет. Я о другом. Это был второй случай, когда я вижу усопшего; в первый раз это было во втором классе, когда ко мне прибежал друг и сказал: «там ТРУБА лежит» . Какая труба? Почему лежит? Я так и спросил: « какая труба-то?». Друг сделал злое лицо и повторил: «ТРУПАК». Я подумал, что он шутит или говорит о какой-то компьютерной игре. Он повёл меня в то место; там  около пятиэтажных панелек лежал мертвый человек, но признаков падения откуда-то видно не было, видимо , была проблема с  сердцем или ещё какая болезнь. Рядом с телом человека стояла женщина и всхлипывала, будто по таймеру. «Ничего- ничего» – говорила она,  «Вы не смотрите на это, идите домой». То, что увидели тогда мои восьмилетние глаза, было тем, что я назвал у себя в маленькой голове «нечто». «Нечто»  лежало там и уже не могло испытывать какие-то эмоции, но вызывало самые страшные эмоции у меня. Я почувствовал себя мальчиком Пипом Пириппом, и придя домой рассказал, что увидел взрослого дяденьку, который спал на земле, а меня отругали за это нелепое выражение.
  Досмотрел свой детектив-боевик, и взялся за детектив-роман.
Ничего примечательного в этом дне не произошло за первую половину, кроме того, что я потом ещё съел скникерс с чаем, и заел это огурцом; утро было заурядным, и казалось, вечер будет такой; а ещё было только то тревожное чувство внутри.
  Прошло несколько непримечательных часов, как случилось что-то, чего не ожидал никто.
– Приезжай сюда, – сказали мне по телефону.
Я пошёл в дом своего дяди. Я начал догадываться о том тревожном чувстве. Дом с мезонином сразу пригляделся мне, и приветствовал тревожным тоном. Крыша была шоколадного цвета , а в этот момент будто превратилась в черный. Я открыл дверь на участок, стояло несколько людей; страх и изумление на лицах  говорил ясным тоном сам за себя. Я сделал шаг. Сделал шесть шагов. Потом назад. И в сторону. Скрепил руки.
– Что  случилось? – проговорил я робко.
Мужчина в белой рубашке и классических брюках,  с усами, уже выпавшими и поседевшими волосами  повёл плечами и пробубнел. Я спросил ещё раз. Все стояли так, будто не слышат меня. Барабанная перепонка лопнула из-за высоких звуков? –  Была у меня такая мысль в голове.
– Подойди, – проговорил женский голос.
Я сделал ещё пять шагов и ещё раз сказал:
– Что случилось?
Мне объяснили все как можно короче и так, что после появились одни лишь вопросы. Я  понял все не так, как нужно было. Мы сели за стол на террасе, прошёл час. У ворот начали останавливаться машины. Люди шли потоком, ручьем, струей, ливнем. Так прошло еще пол часа. Я подошёл к опелю 2012 года выпуска; облокотился; стал думать; потом открыл дверцу и сел на заднее сидение и погрузился в тишину. Я не знал всей сути происходящего, того, что есть на самом деле, из-за неверных знаний мои соображения, естественно, приводили меня в неверный ответ. АБСОЛЮТНАЯ ИСТИНА – это  полное исчерпывающее знание о предмете. А Относительная истина - неполное знание о том же самом предмете? Такие термины из уроков обществознания приходили мне на ум, я пытался вспомнить самое точное определение, слово-в-слово.
Я опомнился, взглянул на часы, прошло ещё около получаса. Я вышел из автомобиля, увидев ещё один поток людей, мои соображения начинали разваливаться. «Все серьезней, чем есть, – сказал я себе, – Иначе откуда столько лю...». В этот момент все совершили мольбу. Руки подняли вверх , ладонями к лицу, а после протерли ими лицо. Умер он через несколько часов после того, как я пришёл; находился в состоянии агонии около двух часов; долго не мучался; у него была недолгая мука. Казалось бы , в этот момент ему уже не нужно было ничего. Ни Опель 2012 года, ни дом с мезонином, ни эпитафия на могилу.
То, что я увидел в ту ночь его бездыханное тело, запомнится мне на всю жизнь. Я стоял возле кровати и протирал глаза. Говорить что-то  кому-то в этот момент было неуместным. Мы стояли и  хоронили все моменты, все эмоции, все, что было в этом человеке, хоронили, и не верили...

День второй.
 
Второй день был ещё тягостнее, потому что все велось к похоронам, которые должны были быть на третий день.
Вернёмся к тому моменту, как все стояли в той комнате. Казалось, будто жизнь отняла у нас все хорошее и радостное, оставив только эту грустную, унылую часть. Таков был исход каждого. (От этого не убежишь). Не скроешься. Нужно было накрыть тело чем-то вроде простыни; я вышел из комнаты, вдохнул воздуха; сделал ещё один глубокий вдох – выдох.
Я избегнул момента с простыней. Каждый раз, когда я вспоминал все случившееся, чувствовал какое-то  болезненное и трусливое ощущение, которого боялся, больше всего.  Любопытно, чего люди боятся больше всего? Смерти? Испытать ужасные мучения перед смертью? Или чего-то другого? Пушкин перед смертью испытывал страшные муки. Почему же? Алкоголики и курильщики умирают из-за того, что выкуривали по 30 сигарет в день, или были в постоянном запое. И умирали рано, потому что так прожили свою жизнь. А в чем виновны другие, почему поэты должны желать смерти из-за болезненных ощущений, не хотят продолжать ее насильственно, таким путём. Все это очень сложно, и мне не хотелось думать об этом.
 Врач рано утром приезжал к нему и говорил, что он идёт на поправку и скоро окрепнет совсем, он лишь смотрел и спокойно проговаривал: «Дай бог! Дай бог!».
Я надышался воздуха, сел на корточки и опять погрузился в себя. Мое погружение прервала женщина, которая приехала для бальзамирования тела, до дня церемонии прощания. Процесс был сделан, короткая женщина с большим чемоданом ушла.
Это была самая долгая ночь для меня, будто Ночь в Лиссабоне. Людей было уже не так много, все суетились, ходили назад и вперёд. Кто-то плакал, кто-то ревел, кто-то стоял с чувством какой-то вины.
Кто-то  стоял, как я, с самым гадким и поганым чувством. Я пошёл обратно в дом, я захотел увидеть это.
– Не для твоих глаз зрелище, – сказали мне.
– Со мной все нормально, – ответил я.
Я зашёл. Тело положили на пол и накрыли простыней. Вокруг были только всхлипывания. Тогда,  я не слышал себя, я слышал только  окружающих. Болезненное чувство опять набросилось на меня, как хищный зверёк на лёгкую добычу, которой был я. Для меня самый обычный день стал самым необычным. ( болезненное чувство все больше охватывало меня, и я вышел на воздух). Вдох-выдох. Я вытащил мобильник: 2:08. Именно через пол часа, ровно в 2:38, остались только близкие родственники. Мы сели на кухне, все были в неловком состоянии.
– Совсем не ожидал я от него! – проговорил мужчина  с усами. – Было время! Когда кто-то умирал, лет сорок назад, в «те времена» , мы ни телевизора, ни радио не включали.
– А я ожидал. – сказал другой мужчина. – Просто вам всем не говорил – продолжил он и вдруг замолчал, но потом снова заговорил, – Резко состояние ухудшилось. Я, когда зашёл к нему, он бедный, уже побледнел совсем. Я вскочил к нему, он схватил меня за руку, и показал еле двигающейся рукой на язык. Во рту пересохло как-то, он не мог ни слова сказать. Вот так и бывает. Знаете. После таких случаев вообще думаешь, что человеческая жизнь – игрушка, шарик.  Иголкой ткнёшь – лопнет.
– Да.. – проговорил мужчина с усами и сильно затянулся, будто это была его последняя сигарета в жизни.
 Дальнейшая беседа не была значительной и долгой, все кидали пару слов, не могли молчать, будто должны были что-то сказать. Я смотрел в окошко  и следил как солнце уже давно отвернулось от нас, и была темная, густая ночь, словно тьма охватила все, и свет – уже не наступит.




День третий.

– С этого момента начинается жизнь человека. Вся, как нам кажется, настоящая жизнь человека –  лишь сон. Но это не значит, что могила – его очаг. Это место всего лишь формальность для тела. И тело лишь формальность.
Эти слова проговаривал мужчина, когда несколько человек, в том числе и я, закидывали могилу землёй. Мы стояли и с нас падали капельки пота. Было настолько жарко, что  мы обессилили в конец. По тому, что мои ручные часы «Casio» показывали  «11:03»,  я мог рассудить, что мы находимся здесь не так долго. Мы закидывали могилу, как можно аккуратнее. Жара была дичавшая. Действительно. Пот так и лился. Как бы кто-то брал бочок с пятилитровой водой, и вместо того, чтобы ее пить, лил на нас всех, настолько пот лился с нас. Я удивился как не получил тогда солнечный удар, потому что вспоминая сейчас то состояние, чувствуется, что я сейчас получу тот, неполученный удар.
Похоронили его рядом с родителями. Странно было заметить  для меня, что мой дедушка умер в одном возрасте, как и мой дядя. Ещё страннее мне было заметить, что дядя умер в один день, когда умерла моя бабушка. Это было странно, они лежали тут, а я толком-то и не знал их.
 Мы закончили с этим процессом и направились к дороге. Как сели в Опель 2012 года, я почувствовал, как солнце нагрело сиденье. Я был уставший, гадкий, поганый. Одним словом, во мне было много негативных и скверных чувств.
Уверен, что ещё немного, и из моего носа точно потекла бы кровь маленькой струйкой. Внезапно, это время пролетело в миг, я был уже в другом месте.
Я шёл по улице. Они были пустые. Пустой город. Ни людей. Ни машин. Я был измучен до того, что у меня темнелось в глазах. Я лишь пытался понять: «и это все? почему все так пусто? Где все они, чертовы люди».
Я понял, что все было напускное, фальшивое. Мне хотелось идти и идти, чтобы дорога не кончалась, чтобы я не встретил ни одного человека, хотелось дальше идти с людьми, которые были, но не в реальности, а лишь в моей голове.
Я все шёл, не останавливаясь, как вдруг увидел девочку, лет десяти. Она стояла, и как увидела меня, улыбнулась широченной улыбкой. Но как я начинал подходить ближе, она словно начинала видеть, что у меня за выражение. Девочка показалась мне очень необычной. У неё были волосы, цвета желтого, который сливался с красным и оранжевым. У неё были очень маленькие и острые глаза, которые смотрели на меня. Вся она была, словно сном, в моей голове. Я подходил ближе, она все рассматривала меня. Она улыбнулась ещё раз, но это была улыбка жалости. Мне было очень смешно думать об этом, но в этот момент она напомнила мне  Соню, когда та посмотрела в глаза Раскольникова, и пыталась уловить хоть малейшую надежду, хоть малейшую каплю. Так же и эта девочка, смотрела... и...пыталась найти эту надежду... но лишь смотрела. Долгое время она смотрела разочарованными глазами, и догадалась, вздрогнув, что гнуснее этого чувства, она не увидит в этот день ни у кого.
Я смотрел на неё, и лишь сказал ещё раз, но уже вслух:« Где же все эти чертовы люди!? Все это – напускное...»
 






 Прошло уже сорок дней с того момента, как я написал последние строки. С того момента моя жизнь складывается лучше.
Я сделал много дел за эти дни, и кажется, что не хочется останавливаться на чем-то. О чем-то думать  постоянно. Я так же хожу по всем этим улицам. Так же смотрю на людей, которые заняты своими делами. Я хожу по разным местам.  Я захожу в банк, больше не вижу ропота недовольных бабулек и дедулек. Я захожу в продуктовый, вижу  спокойных людей в масках, катающих свои телеги. Я захожу в связной, там оператор что-то объясняет заурядным языком  для своего клиента, как сделать ту или иную операцию.Будь это больница, там ходит стоматолог, который просто проходит войну после ребёнка, которому только что вырвали зубик.
 С того дня прошло сорок дней, жизнь складывается лучше, это все. Это все , что нужно.  «Лучше» - все, что надо. Но я так же хожу по этим всем местам, радостный, спокойный. Я хожу и иногда вспомню, но тут же вздрагиваю. Я хожу с чувством какого-то ожидания, чего-то отрадного. Но наступает минута, или час, когда мне вспомнится тот безлюдный, безжизненный, окаменевший – пустой город.