Король и Мастер. Глава 22

                22

     Новая супруга Филиппа, французская принцесса, а теперь королева Испании Елизавета Валуа, предстала полной противоположностью его предыдущей жены Марии Тюдор.

     Она была значительно моложе тридцатидвухлетнего Филиппа – ей недавно
исполнилось пятнадцать. О ней доброжелательно отзывались во всех европейских дворах: красива, обаятельна, весела, знает толк в одежде и украшениях. Чтобы улучшить отношения между вечно враждующими и соперничающими странами, Елизавете Валуа предстояло сыграть важную роль.

     Французская принцесса поначалу предназначалась в жёны Дону Карлосу, они были ровесниками. Однако, с распространением в Европе охотно обсуждаемых, в особенности противниками Испании, слухов о вызывающих выходках испанского наследника и его непомерной жестокости, граничащей с безумием, французская сторона уже менее охотно смотрела на такой способ упрочения отношений.

     Король Филипп не терял надежды, он не хотел новых войн с сильной Францией. Он вообще не хотел войн и, в отличие от своего отца, никогда сам не отправлялся в военные походы. Войны для любой страны означали опустошение казны, не говоря уже о значительных потерях населения, а в испанской армии служили не только наёмники, но и много испанцев.

     Францию лучше иметь если не союзницей, то хотя бы нейтральной страной. Внезапная смерть английской королевы Марии, вдовство короля Филиппа и неудачные попытки жениться, закрыв глаза на верность пресловутой ереси, созданной её отцом, на новой английской королеве Елизавете Тюдор лишили Филиппа влияния в Англии.

Вместе с тем появилась возможность сыграть новую игру с Францией, привлечь на свою сторону. Король Филипп дал понять Франции, что готов сам жениться на Елизавете Валуа.  Весть восприняли во Франции благосклонно, заглохшие было переговоры снова оживились и в скором времени был заключён брак между королём Филиппом Габсбургом и принцессой Елизаветой Валуа.

     Все эти события тщательно скрывались от принца Дона Карлоса, но в конце концов ему пришлось рассказать о женитьбе отца и его новой мачехи-бывшей невесты. Дон Карлос являлся для короля Филиппа предметом постоянных волнений и частых опасений.

     Слухи об испанском наследнике, муссировавшиеся при европейских дворах, в большой степени соответствовали действительности. Его с самого младенчества хрупкое здоровье заставляло Филиппа содержать огромный штат врачей, никогда не остававшихся без работы, не знавших ни минуты отдыха.

     Его успехи в обучении были скромными и Филипп не винил в этом превосходных и добросовестных учителей, некоторые из которых обучали ещё его самого. Никто не знал когда ожидать и как погасить его приступы беспричинной злобы, когда он крушил всё вокруг, избивал слуг, пинками выгонял музыкантов и шутов.

     Чем становился старше, тем изощрённее он пытал животных, воруя мелкие орудия дознания у инквизиторов. Он жестоко обращался со слугами, грубо приставал ко всем молодым горничным. Король Филипп не раз приказывал секретарям уладить щекотливые ситуации хорошим повышением жалованья или просто суммой денег.

     Король Филипп бережно обращался с животными: он обожал лошадей и иногда собственноручно ухаживал за ними, любил наблюдать за забавными повадками животных в своих зоопарках, ему доставляло удовольствие кормить с рук прирученных обезьянок или особенно любимых им птиц.

     Он иногда просыпался с рассветом, чтобы послушать пение и щебет певчих птиц, которых, согласно его указу, во множестве содержали во всех королевских садах. Король Филипп, ровно-непроницаемое выражение лица и медленная, всегда обдуманная речь которого производили сильное впечатление на европейскую знать, спокойно наблюдавший за казнями еретиков и преступников, был неожиданно мягок и снисходителен с прислугой.

     Дон Карлос, его единственный сын и наследник короны Испании никак не походил на него самого. Даже на лицо его, напоминавшее черты семьи Габсбургов, порочные повадки в сочетании со слабым здоровьем наложили жёсткую печать.

     Король Филипп уволил нескольких художников, отказавшихся писать портрет принца-наследника. Увольнения эти явились скорее необходимым жестом протокола, нежели желанием короля, поэтому вслед за художниками были посланы серебряные реалы.

     Тем же, что согласились пришлось применить всё своё мастерство в области сфумато и умении смягчать, обобщать, не замечать. Поведение единственного сына и наследника огорчало и даже страшило короля Филиппа. Задумываясь о судьбах Испании, он понимал, что ему нужно потомство, особенно ему нужны сыновья. Елизавета Валуа дала ему эту надежду.

     Услышав новость, принц пришёл в неописуемую ярость. В своих мечтах он уже представлял себя мужем прекрасной принцессы. Ему снилась торжественная церемония свадьбы, он ( а не его отец) и принцесса Елизавета в центре внимания всего двора, они оба в роскошных нарядах, он галантен, Елизавета обворожительна, ночи любви с прелестной дочерью французского короля, а не щипание горничных по углам.

     Его мечты заходили и дальше. Он представлял себе незабываемую церемонию коронации, его коронации. Теперь всё пошло прахом, его мечты обратились в ничто. Отец посмеялся над ним и все придворные будут зубоскалить за его спиной. Его обуяла такая безграничная злость, что он, не отдавая себе отчёта в том, что делает и кто перед ним, напал на отца – короля Испании.


     Когда король Филипп ехал встречать свою новую супругу, перед ним встал вопрос, куда везти Её Величество с её огромным, роскошным двором. Это должен быть кастильский город.

     Филипп любил Вальядолид, где родился, провёл счастливое детство с обожаемой матерью, рано повзрослел, учился править и быть королём. Но ему становилось не по себе от мысли о том, что они будут жить в городе, где действовали группы ненавистных еретиков.

     В конце концов он повёз королеву в Толедо. Вскоре стало очевидно, что Толедо слишком мал для размещения двора и устройства праздников. В годы его детства и юности обычаи и протокол испанского двора были гораздо проще. Перемещаясь из Вальядолида в Толедо с матерью, сёстрами и небольшими свитами, Филипп не замечал малых размеров города.

     Кроме того, король Филипп ясно видел, что весёлой, жизнерадостной, любящей роскошные наряды и дорогостоящие праздники королеве неуютно среди множества живущих в Толедо священников. Она вскоре возненавидела город.

     Придворные – именитые испанские идальго и прибывшие с Елизаветой французы – мучились в тесноте Толедо, не зная куда приткнуться, как найти подходящий дом поблизости от королевского.

     Королева просила короля переместить двор в больший город. Советники предлагали Сеговию, а король Филипп подумывал о Мадриде. Он решил проехаться в Мадрид и заодно заглянуть к дону Фелипе де Геваре.

     После дней пиров и увеселений, посвящённых Елизавете, когда король Филипп позволил себе отдохнуть, он быстро втянулся в свой обычный режим напряжённой работы с раннего утра и до ночи, когда его глаза уже слипались от усталости.

     Сознание долга, ответственности за своё государство и народ перед Господом заставляли короля Филиппа не затягивать отдых надолго. Заботы последних лет и его тотальная занятость приглушили на время интенсивность его личных поисков, касаемых его деда, герцога Бургундского Филиппа Красивого и Иеронима Босха, но король Филипп всегда помнил о них и намеревался со временем продолжить и поиски и коллекцию.

     Фелипе де Гевару он видел мельком – советник приехал в Гвадалахару встречать и приветствовать королеву Елизавету. Король Филипп успел перекинуться с советником несколькими фразами, дон Фелипе упомянул о своём сочинении о живописи и художниках прошлого, над которым он работал несколько лет и работа эта, по его словам, подходила к концу.

   - Упоминаете ли вы Иеронима Босха в своём сочинении, почтенный дон де Гевара? – быстро спросил король Филипп.
   - Мастер Иероним Босх и мысли о нём явились одной из главных причин почему я начал свою работу, Ваше Величество.
   - Мне будет любопытно прочесть её, даже незаконченную.
   - Это была бы огромная честь для меня, Ваше Величество, тем более, что своё сочинение я посвятил Вам, помня Ваш интерес к живописи нидерландцев.
   - Благодарю вас, дон де Гевара.
Дон де Гевара низко поклонился королю.

     После встречи королевы Елизаветы дон Фелипе прибыл вместе с другими придворными в Толедо. Но, не найдя где разместиться, он, спросив разрешение короля и получив его, удалился в своё имение в предместьях Мадрида.

     Собираясь в Мадрид, король Филипп отправил к дону де Геваре гонца с вестью о своём предстоящем кратком визите по пути в Мадрид. Спрашивая себя, зачем он сворачивает в сторону имения дона де Гевары, король Филипп дал себе же не вполне вразумительный ответ.

    Формально это визит вежливости, который, впрочем, король Филипп мог бы и не совершать. Когда он увидел советника в Гвадалахаре, услышал его голос, воспоминания всех бесед о таинственном мастере Босхе помимо его воли пронеслись в голове.

     Он почувствовал некую незримую связь с доном де Геварой с момента, когда узнал о том, что они оба названы в честь его деда, герцога Бургундского Филиппа. Он испытывал необъяснимое желание, почти необходимость снова посетить дона Фелипе де Гевару.

    Дон Фелипе де Гевара коротал эти дни один в своём небольшом имении, донья Беатрис де Гевара уехала навестить их сына в Мадриде. Дон Фелипе встретил короля, одетый в строгие чёрные и длинные одеяния.

     Король Филипп отметил, что похожим образом дон де Гевара был одет годы назад, когда король Филипп, будучи тогда ещё наследным принцем, впервые посетил имение дона де Гевары. Он тогда напомнил принцу Филиппу Тициана этими строгими чёрными линиями. Сейчас он ещё более походил на старого мастера. Они прошли в кабинет дона Фелипе, король Филипп вежливо осведомился о работе и даже пролистал рукопись.

     Дон Фелипе де Гевара рассуждал о прекрасных стилях Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена. О великих итальянцах он упомянул лишь вскользь. Он считал, что гении Италии ничем не превосходили художников Фландрии и Брабанта, что шло вразрез с общеевропейским мнением и вызвало, поэтому, удивление короля Филиппа.

     Король Филипп увидел в рукописи закладку с именем Иеронима Босха на ней. Открыв рукопись на заложенном месте, король Филипп увидел листы, испещрённые быстрым, неаккуратным «черновым» почерком, с частично или полностью зачёркнутыми строками.

   - Я как раз работаю над страницами о Иерониме Босхе, Ваше Величество. Работа займёт больше времени, нежели я предполагал. Босх – непростой художник, о нём не написать сразу и определённо как, например, о гении Яне ван Эйке.
   - Совершенно определённо, что Босх неопределённый художник – произнёс король без тени улыбки на лице.

      Дон Филипп чувствовал особый интерес короля ко всему что касается мастера Иеронима Босха, но никак не мог понять как же король Филипп относится к знаменитому мастеру, что король думает о его картинах, мнения о которых были столь различны, подчас противоположны.

   - Что же вы думаете написать о мастере Босхе, дон де Гевара? – напрямик спросил король Филипп, глядя на испещрённые листы.

     Дон Фелипе, казалось, замешкался. Он не решался открывать королю свои мысли о художнике, о котором так много спорили. В то же время дон Фелипе не сомневался в том, что до короля, а в его интересе к Босху дон Фелипе уже убедился, доходили споры и дебаты о Босхе, разразившиеся в Испании после казней групп еретиков в Вальядолиде и Севилье.

     Одни называли художника еретиком, говоря, что его шуточные и саркастические картины заходят слишком далеко для того, чтобы быть только нравоучительными. Эти гротескные изображения пляшущих, пьющих и распевающих песни монахов и монахинь недопустимы.

     Другие возражали, что духовные лица должны чаще смотреть на картины великолепного мастера, это заставит их задуматься о своих грехах и вести подобающую им праведную жизнь.

   - Ваше Величество, по всей Европе, не исключая и нашей Испании, ходят ужасные картины, приписываемые Босху, но на самом деле выполненные недобросовестными или неумелыми художниками в погоне за быстрой наживой, так как Босх имеет огромный успех, может быть даже больший, чем он имел когда был жив.

Босх был великолепным мастером из семьи потомственных живописцев. Его собственные работы и работы из его мастерской, написанные под его руководством, выполнены очень тонко и умело. Мой отец, знавший мастера, не раз шутил, что Босх, наверное, использовал магию, когда писал свои картины, он называл мастера непостижимым.

Подделки же зачастую выполнены недалёкими художниками, грубо и неаккуратно имитирующими мастера, об уме которого говорил мой отец, - дон Фелипе на несколько мгновений замолчал, переводя дыхание.

     Не желая раздражать своего венценосного гостя, дон Фелипе в течение речи наблюдал за выражением лица короля – ровным, без каких бы то ни было эмоций – и безуспешно пытался угадать, что же может думать король Филипп о его словах. Чему же удивляться, король Филипп во всей Европе известен невозмутимостью, непроницаемым лицом, манерами, в которых, казалось, не было ни чувств, ни эмоций.

Дон Фелипе продолжил:
   - Мне хочется защитить имя Иеронима Босха. Мастер Босх обличал греховное поведение, беспричинные, бесшабашные гулянки, распущенность и разврат, пьянство и обжорство – делал это умно, с осторожностью. Многие же подделки под Босха выполнены резко, стиль имитирован нерадиво. Поэтому мастера, всего лишь предупреждающем всех нас о грядущем наказании за грехи, называют плохим католиком или вовсе еретиком.

   - Вы верно заметили, досточтимый дон де Гевара, подделок немало. Впрочем, мастер Иероним Босх далеко не первый художник, кто страдал от этого не только при жизни, но и продолжает страдать после смерти, - с непроницаемым лицом, вполне любезным тоном ответил король Филипп на тирады дона Фелипе.

     Король Филипп встал со скамьи, давая понять, что его краткий визит подошёл к концу. Его взгляд случайно упал на небольшое круглое, чуть выпуклое зеркало старинной работы. Большинство зеркал в его дворцах были прямыми, но встречались и подобные старинные.

   - Любопытное зеркало, любезный дон Фелипе. Старинной работы.
   - О, да, Ваше Величество. Зеркало досталось мне от моего отца. Когда отец приобрёл его, оно уже было старой работы. Он упоминал, что зеркало это особенное, вызывало иногда странные видения. Но я вижу в нём только своё отражение.

     Король Филипп глянул в зеркало, увидел своё отражение: сосредоточенное лицо, серьёзный взгляд голубых глаз Габсбургов. В следующее мгновение его отражение как-то размылось, а затем и вовсе растаяло.

     Вместо него стали появляться неясные очертания, они быстро приобретали отчётливость и вот возникло другое лицо: резко очерченное, с сильными, активными мимическими линиями, прямым, даже несколько острым носом и тонкими губами, готовыми растянуться в усмешке, широко раскрытые, смотрящие прямо серо-голубые глаза, печальные или ироничные?

Не прошло и минуты, образ исчез, а королю Филиппу показалось – прошла вечность. В его лице мелькнули удивление, озадаченность. Но в следующий момент, когда король повернул голову к дону Фелипе, его лицо приняло ровное, без эмоций, выражение. Вежливая, слегка снисходительная улыбка чуть тронула губы короля Филиппа.

   - Спасибо за приём, дон Фелипе, я должен продолжить свой путь в Мадрид. Дон Хуан Баутиста, архитектор, ведёт большие работы по строительству новых дворцов, охотничьего дома Эль Пардо и переделке Алькасара. В скором времени я устрою свой двор, дворы Её Величества и принца Дона Карлоса в Мадриде. Когда это осуществиться, добро пожаловать ко двору, любезный дон Фелипе.
   - Благодарю Вас, Ваше Величество, - Дон Фелипе поклонился королю.

     Дальнейший путь до Мадрида король Филипп проделал в полном молчании. Он находился в замешательстве. Что за лицо показалось в старинном зеркале? Король Филипп никогда не видел этого человека, тем не менее, короля не покидало ощущение, что каким-то образом человек этот известен ему.

     Перед самым въездом в Мадрид король Филипп вдруг неожиданно вспомнил описание, что звучало из уст дона Фелипе де Гевары в их первую встречу: резко очерченное лицо, тонкие губы, проницательный взгляд. Описание художника Иеронима Босха. Но какой-то ещё образ напоминало ему увиденное в зеркале лицо.