Белозерье

Это последний рассказ, записанный мною – Козиоровой Людмилой Нисоновной, завершающий цикл туристских рассказов Житниковой Музы Михайловны, которая скончалась в день 75 летия Победы 9 мая 2020 г.
      Мы выбираем, нас выбирают. Эти слова известной песни вполне могут быть отнесены и к началу нашей многолетней дружбы с Женей и Игорем Романовичами. Судьба забросила их в наш Переславль. Женю - прямо из Белоруссии, где прошло её детство, начавшееся в страшные годы войны и фашистской оккупации. Муж Жени Игорь получил назначение в Переславль после окончания военного училища. Он работал связистом в военной части,  а Женя попала в нашу школу №3 в качестве пионервожатой. После нелёгкой жизни в ранние годы их тянуло к спокойной жизни с почти сельским бытом. Наш дом, глядящий окнами на старинный вал, наша лодка-плоскодонка с мотором, рыбалка, походы в лес за ягодами и грибами – всё это соответствовало их представлениям о достоинствах жизни в историческом старинном городке. Все праздники и особенно майские мы обычно встречали у нас, с застольем на террасе, выходящей в весенний сад. Женя и Игорь у нас стали своими. А мой отец, который мало общался с собственным сыном, пропадавшим то на работе в техникуме химической промышленности, то проводившим время со своей семьёй, очень привязался к Игорю. Он часто говорил: «Женя, ты прекрасный человек, а Игорь лучше тебя». Женя смеялась, а Игорь улыбался. Поездки на озеро были для него всегда праздником. Но праздники закончились, когда Игорь получил новое назначение и очутился на службе в Одинцово под Москвой. Там он получил квартиру, там и выросла их дочь. А Женя закончила пединститут и стала учителем истории и завучем в школе.
      Все мы были детьми войны. И однажды Женя позвонила мне из госпиталя. Она лежала в госпитале с панкреатитом. Из четверых в палате с тем же диагнозом в живых оставалась она одна. Врач, уповая на молодой ещё тогда возраст Жени, посоветовал Игорю рискнуть забрать её домой.
В то время я только-что приехала из Болгарии. Оставив все свои домашние дела, я покатила к Жене в Одинцово и застала её дома за варкой белорусского борща для мужа, хотя видно было, что ей самой и кусок в горло бы не полез. В то время все военные дамы из новостройки Одинцова ходили за водой на родник в местный овраг. «Пойдём?» спросила меня Женя. Мы прихватили ведро, бачок и вышли из дома. За время моего отсутствия прямо за их домом выросло ещё одно 10этажное здание, такое же, как их дом, закрывшее им вид на поле и лес. Как только мы обошли его, очутились в поле с запахами разнотравья и цветов. Много тропинок вело к лесу. Через 1км. Мы очутились в его объятьях. Аромат елей, сосен, берёз проникал в лёгкие Жени, привыкшие к больничному воздуху. Она замедлила шаг. До оврага было км.2. Он открылся неожиданно глубокий, с ручьём, поблескивающем на дне. Из-под подложенных слег, там, где был ключ, лилась вода. Весь овраг порос высокой травой. Он протянулся с востока на запад км. на полтора. Мы залили воду в наши ёмкости и сели на верху оврага отдохнуть. Тишина. Кругом ни души. Овраг был освещён солнцем, клонившимся к закату. И тут перед моими глазами возникла знакомая нам с Женей картина вечера в Переславле: мы стоим на балконе, и я запеваю любимую мамину песню «Слети к нам тихий вечер». И тут я запела, глядя на Женю. Она улыбалась. И тогда меня потянуло на другую - «Синильгу» (Росу голубую склевала синица), а потом «На соловецких островах»). Моё пение превращалось в концерт. Потом пошли «Спят в горах недотроги вершины».
      И вдруг я обратила внимание, что на берегу оврага появились люди. Одни стояли, другие садились. Слух у меня неплохой, а голос так себе, но впервые меня слушали, как у костра, не туристы, а обычные жители. А потом раздались аплодисменты. Удивлённая «артистка», поклонившись, пошла к Жене. «Идём!» Мы поднялись. Возвращаясь, шли медленнее. Женя была задумчива. Когда вернулись домой, Женя неожиданно сказала: «А я хочу борща!». И мы съели с ней по 2 тарелки борща. С этого дня Женя забыла, что такое панкреатит. А я уехала домой уверенная, что Женя уже не будет вспоминать о своей болезни.
      Как я уже писала, все мы - Женя, Игорь, я и мой брат Георгий - дети войны. На каждом она отразилась по-разному. Я с 50 лет слепая, Игорь вместе с матерью в детстве был угнан в Германию, в пожилом возрасте получил инсулинозависимый диабет. Мысль помочь Жене увидеть мир разумным, добрым, красивым, не оставляла меня после её болезни. Сама я уже увидела горы, океан, моря - всю щедрость и красоту земли узрела лично. А что показать Жене для её возрождения к жизни? Я терялась в раздумьях. Сейчас мне кажется, что я выбрала не лучший вариант, и поехала посоветоваться к Нине Дросси - одной из самых моих любимых спутниц по путешествиям. Нина поддержала моё желание поехать в Белозерье. Во время нашей молодости мало кто из нашего поколения знал историю Беломоро-Балтийского канала. Старшие предпочитали не рассказывать о том, что на его строительстве использовали почти исключительно рабский труд  гулаговцев. Сейчас мы уже представляем, какой ценой было заплачено за это строительство и сколько тысяч невиновных репрессированных остались лежать в той земле. Нина просто согласилась со мной, что это места интересные. Видимо они с мамой между собой избегали говорить о прошлом. А у Нины отец был секретарём патриарха Тихона, когда тот служил в Русской Америке. Конечно, в сталинские времена он исчез неизвестно куда, по крайней мере для дочери.
      Выбрав этот водный маршрут, я написала запрос на турбазу в Воркуту, и получила положительный ответ. Мне выслали 3 путёвки: для меня - завуча школы №3 в Переславле, для Евгении Денисовны Романович - завуча школы №1 в Одинцове и Васильевой Любови Григорьевны - работника вычислительного центра МГУ. Смутило только то, что эти путёвки как-то странно мало стоили. Погрузившись на маленький теплоходик, мы были ошарашены: наша каюта находилась на самом дне - в трюме на носу с маленьким окошком под самым потолком. В каюте были две пары двухэтажных коек. В каюте был постоянный мрак - читать и писать было невозможно. Сначала мы было расстроились - ведь на теплоходе были и каюты много лучше, но очевидно интеллигенция, особенно иногородняя, принималась тогда за последнюю категорию. Но мы были туристы и быстро приспосабливались ко всем неудобствам тем более, что 90% времени мы проводили на верхней палубе с фотоаппаратами в руках в постоянном ожидании интересных событий и мест по берегам рек и озёр.
      Транспорта в этих краях оказалось очень мало. Вологодские маршруты тогда ещё не вошли в моду, и наш теплоходик свободно хозяйничал на реке по направлению к Великому Устюгу. Интересной встречей нашего малыша была с теплоходом имени ВИ Ленина. Его импозантный вид -четырёхпалубный, многоэтажный мог привлечь к себе внимание даже на Волге. Он произвёл на нашего малыша неизгладимое впечатление, причалив к берегу рядом с нами. Гиганта мы подробно разглядели с берега. Сотни людей спускались с «ВИ Ленина» на берег с разных ярусов, приглашали нас в гости, захаживали и к нам, с удивлением спрашивая нас, как же вы здесь живёте? А мы гордо отвечали, что нам нравится, но к себе в трюм не приглашали, ограничившись палубой. «Ленин» простоял недолго, вскоре тронулся по направлению на юг к Беломоро-Балтийскому каналу, а мы пошли на север. С их палуб доносилась разнообразная музыка. Мы же были скромными и развлекали себя своими силами. Нас троих и не тянуло на такой базар, нам было вполне достаточно нашего скромного теплоходика. Каждому своё.
      Скрылся из виду «Ленин», наступила любимая нами речная тишь. Позвали ужинать. Весь теплоход ужинал вместе: и обитатели кают, и мы - из трюмов. Кое с кем мы успели перезнакомиться. Наш столик размещался у окна. Кормёжка нас вполне устраивала. После ужина высыпали на палубу. Вечерело. Солнце садилось, становилось прохладнее. Теперь все перешли в носовую часть теплоходика. Часть палубы на носу - кают-компания была закрыта стёклами, на носу вечером зажигались фонари, а на ночь мы причаливали к берегу. В кают-компании на носу собирались все, кто ещё не хотел спать. Слушали музыку, пели, читали стихи, общались друг с другом. Тут завязывались знакомства, может и более, чем на время поездки. Стояло хорошее пианино, и среди пассажиров нашлась девушка, хорошо владевшая этим инструментом. В это время мы с Любой уже стали теми, кто помогал музыканту. Пели песни, романсы под фортепиано, и наши голоса заполняли стеклянный зал. Постепенно складывалась компания слушателей. Я читала стихи - то, что знала с юных лет - Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока.
      Когда закат солнца оказывался перед глазами, все замирали. Эти минуты невозможно описать словами: Небеса, переливающиеся всеми оттенками заката отражались в зеркальной глади воды, сливаясь в единое целое мирозданье. Все оттенки цветов - багровые, розовые, тёмные, светлые, апельсиновые, жёлтые - такой богатой палитры никто из нас нигде не видел ранее. И все присутствующие это не просто видели, а чувствовали душой, замирая в восторге. Однажды справа от теплохода мы увидели остров, освещённый таким заревом. Чёрные камни на нём стали огненно-красными, стёкла в окнах единственного здания полыхали, как огонь. Жёлто - оранжевым цветом полыхала скала вместе с переливами зелени. Что это? Проговорил кто-то из очарованных туристов. Нас потряс ответ: «Это тюрьма. Там самые жестокие преступники. Очарование красоты рухнуло мгновенно. Находчивая пианистка разрядила обстановку, заиграв «Вечернюю серенаду» Шуберта.
      Река Сухома от Вологды узкая, с невысокими берегами, не удивляла разнообразием местности: не было лесов, только кустарник и луга, луга… Луговая трава здесь достигала полутора - 2х метров высоты. Здесь известные места для покоса и выгула скота. Временами наша маленькая посудинка останавливалась у начала грунтовой дороги. Все вылезали на прогулку. По такой дороге проезжали местные машины и телеги, кое - где проваливаясь в луговые колеи, оставляя для нас следы. А по бокам дороги возвышались заросли травы по плечи нам с пышными цветами. Странно-знакомый запах заставил остановиться. «Ребята, да это - валерьянка» удивилась Женя, видевшая валерьянку только в аптечных пузырьках. Так, с запахом валерьянки мы прошагали около полутора км, пока дорогу не пересекла огромная лужа, перейти которую в брод не было желания. Вернулись на теплоход. А дальше, в направлении к Великому Устюгу берега поднимались всё выше и выше. Но мы преодолели лишь половину пути на Великий Устюг и остановились у причала небольшого городка Тотьмы, к которому поднялись по очень крутому берегу. На самом высоком месте стоял храм. Там шла служба. Тут же на берегу нас подхватил экскурсовод - молодая девушка из местного краеведческого музея и начала рассказывать о том, кем и когда строился город. Городских стен у города не было. Традиционные улицы утопали в грязи. Везде чувствовался недостаток рабочих рук и безынициативность местной администрации. До вечера мы сидели на берегу реки около нашего теплохода, разглядывали горизонты, в которых исчезала речка, текшая на север. А вечером после ужина теплоход отчалил от берега и повернул обратно. Туда, туда, где проходит Беломоро-Балтийский канал, где будут храмы и монастыри, не очень большие города, но важные события русской истории, как древней, так и недавних лет.
      Среди туристов уже пошли разговоры, вряд ли на основе каких-либо опубликованных сведений, а вызванные бессмертной устной традицией о тех, кто прокладывал этот страшный канал своими руками и ценой собственной жизни. Работали с помощью лопаты и кирки , и среди этой рабочей силы  было немало интеллигенции из столиц и крупных городов.
     Самым ярким впечатлением стало посещение Кирилло-Белозерского монастыря, более всех посещённых нами церковных сооружений похожего на тюрьму. В этот монастырь был сослан патриарх Никон, которого мы знали, как борца со старообрядчеством. Конечно и на экскурсии и позднее мы продолжали интересоваться этим человеком и исторической личностью. Узнали, что сюда он попал ещё полный сил и энергии, но обрёл здесь тюрьму в самой низкой части монастыря, где через стену плескались волны Белого озера, промерзавшего зимой толстым слоем льда. Когда видишь келью, тёмную и суровую, поражает стойкость этого человека, объединившего православием три народа - великорусского, малорусского и белорусского, и призывавшего сохранять это единство, предрекая их разъединение гибельным для всех троих. Мрачная экскурсия тем не менее оставила в душе след более сильный и устойчивый, чем все остальные - более зрелищные и развлекающие.
      А наш теплоход уже держал курс к северо- западному берегу Белого озера. Местные жители явно любят свой Белозерск. Город выглядел тихим, ухоженным, напомнившим мне мой родной Переславль Залесский до 90х годов. Прекрасная набережная, протянувшаяся по всему побережью. Насыпные валы не были высокими, тщательно скошенная трава способствовала общему ощущению чистоты и благоденствия. Спасо-Преображенский собор между валов - высокий, ухоженный, приглашающий заглянуть в него. На улицах тишина и спокойствие уездного города. И короткий рассказ экскурсовода, который, то и дело поглядывая на небо, торопил нас в Ферапонтов монастырь. Это произведение древнего русского зодчества, художником которого был Дионисий, вызывает сильнейшие противоречивые эмоции. Половина монастыря будто отрезана ножом, рассеявшись в прах, невозвратно потеряна. Другая часть, прижавшись к западной стене, сияла изумительной росписью, вознося наши души к сонму святых во главе с Христом и богоматерью. Невозможно оторвать глаз: на снежно-белом фоне нежно-розовые, светло-голубые всех оттенков радужного спектра краски поражают неземной красотой. Мы стояли очарованные, пока не пошёл дождь. Уходить не хотелось. Очарование, смешанное с грустью и сожалением, не рассеивались долго. Я не знаю, в каком состоянии он сейчас. Тогда я увозила с собой зарисовку и заснятое на слайды то, что увидела.
      Беломоро-Балтийский канал мы проходили ночью, так-что нам мало что удалось увидеть. Но предполагаю, что он тогда был достаточно глубок, если по нему мог пройти такой теплоход, как «Ленин». Сейчас же из разных источников до меня доходило, что он обмелел.
      Последним монастырём на нашем маршруте был Прилукский монастырь. Это не случайно. Он был последним и на жизненном пути патриарха Никона, куда мало кто добирался и откуда не возвращались. Но, как известно, юный царь Фёдор разрешил вернуться старцу в построенную им обитель - в Новый Иерусалим, и он преодолел долгий путь по воде и умер на берегу реки Которосли под Ярославлем, так и не увидя своё создание. Прилукский монастырь расположен на очень высоком берегу реки, и келья страдальца, тоже  похожая на тюремную камеру, находилась в центре монастыря.
      Мы вернулись домой из Вологды через несколько дней. Мы привезли среди сувениров - рисунки местных художников, собственные слайды и сувениры из Вологды, куда вошли 2 воротничка из вологодских кружев. Все трое были довольны нашим путешествием. Женя поправилась совсем, и больше об этой болезни не вспоминала.

                Житникова М.М.