Кто из нас?

     Диссоциативное расстройство личности – редкое психическое расстройство, при котором личность человека разделяется, и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей. При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение», и одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение. После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность.

     *   *   *

     Я расскажу вам одну историю, которая произошла со мной, когда я был студентом пятого курса медицинского университета. Лекции читал русскоговорящий психиатр из Англии, осевший лет десять как в России, Боб Брюссли, а тема была крайне жуткая и не менее интересная – «Серийные убийства. Мотивы». Он приводил разные доводы, рассказывал об исследованиях.
 
     Кстати, по статистике наша страна далеко не лидер по количеству убийств, одно радует. Но вот в Африку и Южную Америку я ни ногой.
 
     Так вот, на одной из лекций, а Боба привлекала именно Россия, он рассказал историю в своё время отсидевшего за воровство убийцы по фамилии Крот. Он так захватывающе рассказывал, словно лично с ним знаком. Этот Крот совершил тринадцать умышленных убийств, причём, доказанных, а приписывали ему – двадцать четыре. Убивал девушек-подростков в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет, полового насилия не было, просто мучил и душил. Фотографии жертв доводили до жути, до рвоты, у нас из группы многие в туалетную комнату отпрашивались, сине-зелёные лица их до сих пор помню.
Издевался страшно: отрезал по кусочку плоти с разных частей тела… то мочку уха, то сосок, то кусок с ягодицы. А когда жертва от изнеможения замолкала, просто душил ремнём. Представляете, собственным ремнём. Его брюки на его толстом животе держало застёгнутое орудие убийства. Когда велось следствие, Крот сказал, что молчание и тишина его убивают, а крик возбуждает. «Крик плачущей от боли девушки – самое приятное наслаждение». И ведь он умудрился тогда сбежать, показывая места убийств в лесополосе города.
 
     Я слушал эту лекцию, смотрел на это фото и понимал, что совершенно не знал человека, с которым прожил бок о бок целых двенадцать лет. Это мой отец. Но спасибо маме, что я обычный Супов, что в свидетельстве о моём рождении в графе отцовства она поставила прочерк.

     *   *   *

     – Ой, надо же, явился – не запылился! Что тебе? – злобно огрызнулась женщина.
     – Люба, не гони! Дай всё объясню?!
     – После четырех лет неизвестности ты считаешь, что я буду слушать твои нелепые объяснения? – Любовь бросила мокрую тряпку в ведро и захлопнула помытое до блеска окно.

     Алексей постучал в закрытое окно.

     – Люб, я много денег заработал. Вот клянусь, всё до копейки на вас с сыном потрачу.

     *   *   *

     Я не скажу, что он был плохим отцом. Игрушки у меня были, одежда всегда импортная, обувь по размеру, а не на вырост в целях экономии, одеколоном своим даже разрешал пользоваться. Он исчез, когда я родился, и появился, когда мне вот-вот, на днях, должно было исполниться пять лет. Мать его простила. Он ей наплёл, что жизнь его помотала: то он на Урале был грузчиком, в Сибири дальнобойщиком, даже в Молдавию его забросило. Уж кем он там был, я так и не понял. Но насчёт денег не обманул. Привёз достаточно.
 
     Но как только я закончил школу, поехал поступать в медицинский, отец так и не вернулся с очередной рабочей командировки. Присылал иногда матери деньги, без записки, без объяснений. На курсе третьем, да, мне тогда где-то двадцать было, он приехал ко мне в общежитие, прям незадолго до того, как его накрыли. Отца не пустила вахтерша в комнату наверх, и я помню этот взгляд побитой собаки, когда спустился на первый этаж в проходную… стоит, облокотившись на дверной косяк.

     *   *   *

     – Сын, не гони меня! Дай всё объяснить?!
     – Бать, я взрослый. Не надо тут передо мной оправдываться. Говори, зачем пришёл? Только не затягивай. Мне уходить через полчаса.
     – Я денег тебе принёс! Вот, – он развернул свёрток, – на первое время хватит.
     – Спасибо, конечно, но не стоило, мне стипендии хватает, я ж на квартиру не трачусь, как видишь, в общаге живу.
     – Ты возьми, не ерепенься. Как будет возможность, ещё привезу.
     – Матери звонил?
     – Мне этой женщине нечего сказать… – Алексей улыбнулся, погладил сына по плечу. – Прости, сын, за тогда, ведь не сказал никому… – и вышел из здания, хлопнув дверью.

     *   *   *

     Первое время прошло… А до второго я не дождался. Через год его убили, жестоко. Говорят, маньяк в городе объявился. Только добрых людей не трогал, а вот воришек всяких мелких-крупных, жуликов молотком по голове «перещёлкал».
 
     Сейчас понимаю всю «комичность» ситуации – серийный убийца попался в руки серийного убийцы.

     *   *   *

     – Здравствуйте, студенты! – громко сказал Боб Брюссли и бросил портфель на стол. – Сегодня рассмотрим с вами очень яркую и новую тему…
     – Яркую… ха, – усмехнулся Максим.
     – Да ладно тебе, филолог питерский, – Лиза карандашом ткнула Макса в спину, – он же англичанин.
     – Диссоциативное расстройство идентичности, – продолжал лектор, записывая тему на доске. – Много теории я вам «начитывать» не буду, всё есть в книгах и интернете. Начну с практики – с записок…
     – О как! Экстравагантное начало! – Макс достал телефон и начал набирать текст сообщения: «Тебя где носит, Супов?».

     Дверь в аудиторию заскрипела.

     – Извините! – шёпотом произнёс Олег и быстрым шагом прошёл к своему месту.
     – А я тебе пишу!
     – Будильник не прозвенел. Ладно хоть ремонтники начали под окнами внизу свой ремонт.
     – Тишина в аудитории! – огрызнулся Брюссли. – Обратите внимание на эти три фотографии. Подождите секундочку, настрою чёткость проектора. Это три записки, которые были недавно обнаружены на местах преступлений. Оригиналы нам, соответственно, не предоставили, это улики, но университет «выбил» право их продемонстрировать в виде изображений на наших лекциях. Читаю первую: «Каждый из нас знает каждого из нас. Мы все здесь. Мы говорим друг другу «да». Один закрывает глаза, другой открывает. Мы хотим поговорить друг с другом, но не можем. Но мы любим друг друга. Мы – одно целое. Я – его друг. Он – мой друг. И он – мой друг. Моя очередь закрыть глаза. А.Б.».
     – Бред! – Макс демонстративно уткнулся лбом в тетрадь. – Тот, кто это написал, просто псих.
     – Молодой человек, вы здесь не один. Вам неинтересно – есть выход! Он по правую сторону от вас! – профессор указал рукой на дверь.

     По аудитории пронеслись «смешки». Максим затих.

     – Может, действительно свалишь? – не выдержал Олег. – Тема ведь реально интересная.
     – Да всё, молчу! – извиняющее кивнул парень.
     – Во второй записке, – продолжил профессор, – тот же самый текст, но подписано «В.Г.», в третьей – «Д.Е.».
     – А что в этом такого странного? – спросил кто-то из аудитории. – Убийца совершил три преступления, просто подписался по-разному. Почерки же один в один.
     – Браво, молодой человек! Да! Почерк идентичный. Это подтвердила графологическая экспертиза. А странность в том, что это записки трёх разных убийц с совершенно разными «почерками» своих злодеяний.

     Аудитория зашумела.

     – Да-да, понимаю, что запутал вас. Начинаем разбираться. Итак, некий А.Б. – орудует в нашей местности уже два года. Намеренно оставляет разные «следы» в виде молотка – непосредственно орудия убийства – и пятикопеечной монеты ещё советских времён. Уж не знаю, где он их взял. Может, когда-то в детстве коллекционировал. Кстати, этим А.Б. было совершено девять убийств, третьим по счёту был Алексей Крот, мы о нём говорили на предыдущих лекциях. Предельно осторожничал: ни отпечатков, ни других потожировых, ни единого волоска. Его жертвы – мужчины сорока пяти-пятидесяти пяти лет, бывшие арестанты за воровство и убийства.
     В.Г. – о нём стало известно полтора года назад. Убивает женщин в возрасте 20-25 лет, блондинок, именно длинноволосых. Душит, скорее всего, бельевой верёвкой, судя по следам на шее жертвы. Так же предельно аккуратен. Не оставляет никаких следов, только тела. Насильственных действий в отношении женщин не было. Убийство ради убийства и, возможно, наслаждения, удовлетворения, которое этот В.Г. получал от содеянного. Жертв – пять человек, всегда тела оставлял на скамейках в скверах.
     Д.Е. – появился где-то полгода назад. Но он самый жестокий, и удовлетворение получает, мучая жертву. Об этом свидетельствуют многочисленные раны на телах и обескровленность жертв. Эксперты сошлись во мнении, что сначала раны наносились на каждый палец ног, были мелкие порезы. Затем – вены рук на запястье. Жертва истекала кровью, но была ещё жива. И затем он добивал её, перерезав сонную артерию на шее. На счету маньяка четыре жертвы – девушки девятнадцати-двадцати пяти лет, рыжеволосые с короткой стрижкой.

     – Лизка-а-а! – изображая мимикой лицо «маньяка», завопил Максим. – Берегись, он придёт и за тобой!
     – Дебил! И так жутко! – съёжилась Лиза.
     – Я провожу тебя, отобью всех маньяков, – улыбнулся Олег и сжал руку девушки в своей руке.
     – Моё терпение лопнуло! – вскрикнул Брюссли. – Вон из аудитории! – указательным пальцем показал на Максима.
     – Да пожалуйста! – Макс смахнул в рюкзак со стола ручки и тетради и обратился к Олегу, – дашь потом переписать, что этот умник наболтает нового?

     Олег, молча, кивнул.

     – Во-он! – пригрозил профессор.

     Шум в аудитории не угасал.

     – Но зачем этот человек написал записки? Чтобы этих преступников поймали? Это один человек всех убил? Просто разными способами? – сыпались вопросы. – У этого человека «растроение» личности?
     – Это крик о помощи! Возможно, есть четвёртая личность, она бунтует, она хочет избавиться от личностей-убийц, – разводил руками Брюссли.
     – То есть она хорошая?
     – Возможно! Адекватная, дееспособная! А возможно, что и четвёртый убийца, который не терпит конкуренции, хочет проявиться, вот и нашёл способ избавления. Эта личность – доминантная.
     – А кто на такое вообще способен? Почему он стал маньяком? А это может быть женщина?
     – Почему бы и нет?! Ударить сзади молотком, задушить девушку способна и женская особь. А причинами расстройств множественной личности могут быть тяжёлые эмоциональные травмы и психические заболевания.
     – А мы можем как-то внешне распознать такого человека? Ведь психически неадекватные сразу «бросаются» в глаза…
     – Человек с расстройством идентичности может вести себя абсолютно адекватно, всё зависит от той личности, которая активна в это время. Если личность – ребёнок, а человеку лет гораздо больше, да, будет видно, что поведение неадекватно, но опять же, есть люди инфантильные при нарушениях интеллекта или с нормой интеллекта, но с особенностями развития эмоциональной сферы. А если доминирует личность, по возрасту и темпераменту схожую с её носителем, то что я могу сказать, этот человек может, как и все, находиться здесь и внимательно слушать мою речь, даже вступать в дискуссию. Это настолько спорная тема. Её так давно и досконально изучают. Но знайте одно – психику человека невозможно изучить на сто процентов, ибо все люди настолько разные…

     *   *   *

     Я уже не слушал окончание лекции. Я представлял, что в каждом из нас живут, как минимум, две-три личности, просто мы не знаем об их существовании. А вдруг ночью я закрываю глаза, а другая личность – некий художник или писатель – просыпается и начинает творить. Смешно. Нужно на всякий случай порыться в шкафах. Если я писатель или художник, где-то на полках моё в будущем огромное «денежное состояние».

     Вечером забежал Макс, взял пару тетрадей с лекциями. И после – моя жизнь перевернулась с ног на голову.

     *   *   *

     – Мам, не плачь! – утешал женщину Олег, вытирая руками слёзы с её щёк. – А знаешь, я думал, меня свяжут или к койке пристегнут наручниками, а они разрешили с адвокатом и с тобой поговорить просто так, тет-а-тет. Конечно же, под строгим контролем конвоя за дверью.
     – Почему ты здесь, Олеженька? – рыдала женщина, теребя в руках уже мокрый от слёз паток. – За что тебя арестовали?
     – Я болен, мам, оказывается. Я убил отца, убил много людей. Я – псих! – судорожно ответил Олег.
     – Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – крикнула в сторону двери с решётчатым окошечком в порыве злости и боли безутешная мать.

     В кабинет вошёл статный мужчина в деловом костюме.

     – Здравствуйте! Я Сергей Владимирович Окунев – помощник прокурора. Чтобы немного вас успокоить и ввести в курс дела, меня попросили сюда подойти.
     – Успокоить? – не сдерживала возмущение женщина.
     – Ваш сын, Супов Олег Алексеевич, 1987 года рождения, обвиняется по статье 105 Уголовного кодекса Российской Федерации – убийство двух или более лиц, совершённое с особой жестокостью. Сначала мы получим заключение психиатра о его вменяемости, потом передаём дело в суд.
     – Мой мальчик не мог совершить такое! Он лучший в университете, уравновешенный, спокойный – это любой докажет, – женщина начала искать в сумке телефон.
     – Женщина, подождите. Я немного некорректно выразился: он не обвиняется, а подозревается. Ваш сын задержан на время следствия. Его вина ещё не доказана. Но вы сами видите, что он не отрицает…

     Женщина перебила Окунева.

     – Знаю, какими методами вы доказываете вину. У вас тут самый святой признается во всех грехах, о которых даже и не слышал, – она обратилась к сыну, – они били тебя?
     – Нет, мам! Они нашли мои записки на местах преступлений.
     – Какие записки? О чём ты?
     – На местах преступлений были найдены записки с определённым текстом. Графологическая экспертиза показала совпадение почерка с записок с почерком подозреваемого на девяносто шесть процентов. Было обнаружено три записки рядом с тремя трупами. Это уже даёт основание задержать вашего сына, как минимум, до выяснения всех обстоятельств. Следователи выявили мотивы убийств. Ваш сын их, по крайней мере, не отрицает. Теперь необходимо психиатрическое освидетельствование. Но жертв такое количество… Я буду настаивать на пожизненном отбывании наказания в колонии строгого режима. Была бы моя воля, я б его в газовую камеру или на электрический стул. Судья тоже не отправит серийного убийцу в психиатрическую больницу.
     – Я вообще ничего не понимаю… Мой сын не псих и не убийца!
     – Следствие разберётся, – сухо ответил Окунев.

     *   *   *

     Итак, мотивы: в одиннадцать лет меня изнасиловал собственный отец. И я забыл это, представляете, просто забыл, как вырвали этот день из моей памяти, избирательная такая амнезия, а если точнее – кататимная. Когда психиатры начали копаться в моей голове, хронология события восстановилась малость. Но врачи опасаются, что мог подключиться фантазивный компонент, я, мол, мог «навоображать» многое, компенсаторные возможности мозга замещать пустоты, пробелы.  Я и матери не сказал.
     Вердикт – психологическая травма, которая и спровоцировала так называемое «раздвоение личности». И я убил отца и начал убивать похожих по типу отца мужчин.

     Длинноволосые блондинки – это прототип моей бывшей девушки Анны, она изменила мне с другом, я стал мстить… банальщина.
     Рыжие – это прототип Лизки Апексимовой, одногруппницы моей, к ней я испытываю неистовое влечение, но она «запретный плод». Я получаю желаемое, убивая похожих на неё девушек.

     Все пазлы сложились в одну картинку: я – псих! Жестокий серийный убийца! А ещё отца обвинял, сам не лучше, даже превзошёл его. Наверно, это я и хотел доказать ему, точнее – те мои личности.

     Странно, я в камере уже неделю, а те личности ни разу не проявили себя. И убийств за неделю не было в округе. Следователи с ухмылкой мне об этом каждый день сообщают. Смотрю на свои руки – руки убийцы, аж дрожь по телу.
 
     Макс носа не показывает. Это же он отнёс мои конспекты в полицию. Следователь сказал, что парень сравнил почерк в тетради с теми фото, какой внимательный… Ведь я был на той лекции, но не узнал свой почерк… Друг… Хотя его тоже можно понять: он опасается за свою жизнь, за родных и друзей. А вдруг во мне проявилась бы личность, ненавидящая юношей его наружности…

     *   *   *

     – Эй, парень! – крикнул конвоир, – к тебе пришли!
     – Боб? Боб Брюссли? Ой, профессор, так неожиданно, – растерялся Олег.
     – У меня мало времени, молодой человек, и много что есть сказать. Во-первых, вопрос: как давно вы даёте свои лекции Максиму Видоровичу?
     – М-м-м, сколько себя помню, – неловко улыбнулся Олег.
     – Теперь всё ясно, почему такое совпадение: было много времени для отработки техники письма. Во-вторых, послушайте внимательно. Максим – очень, как это сказать, уникальный психотип для изучения, меня как учёного, врача привлекают такие личности, пугают, но они невероятны… не могу слово подобрать… как лабиринт, в нём можно запутаться, но тебе хочется его пройти. Он не подумал, что я предельно внимателен и замечаю самые неприметные мелочи.
     Однажды он подошел ко мне после пары, на первом курсе, попросил быть его руководителем курсовых, предстоящей дипломной работы, что его интересует тема «множественной личности», а именно судебно-психиатрической экспертизы, и как она разоблачает симулянтов. Я дал ему пару книг для ознакомления с темой, а когда он их возвращал, из книги случайно выпала пятикопеечная монета. Он не придал этому особого значения, наклонился, поднял, сказал, что у него целая коллекция советских монет.
     Он заметно нервничал, когда на недавней лекции я описывал действия преступников, но я специально не подал вида и продолжал лекцию, ну, до небольшого конфликта.
     А что касательно записок, ты не мог их написать. Этот текст написал действительно страдающий психическим заболеванием сорокалетний мужчина, и он не убийца, он – мой пациент из Англии. Сейчас он продолжает лечение в психиатрическом диспансере Лондона, я постоянно консультирую его лечащих врачей. Просто в своей книге я перевёл его слова на русский язык, это были наброски моей докторской диссертации, и я тоже тогда дал эту рукопись Максиму.
     – Так не я, а он болен?
     – Он болен, он – истинный психопат, хладнокровный убийца, прекрасно всё понимающий и осознающий, но не дана ему такая способность, как раскаяние…
     – Так вы мне поможете, доктор? – с надеждой спросил Олег, прислонившись лицом к железным прутьям камеры. – Вытащите меня отсюда?
     – Простите, молодой человек, я пока не могу вам помочь, – прерывисто начал бормотать Брюссли. – Мне нужно и дальше изучать эту личность. Нельзя допустить, чтобы его у меня просто так отняли. Простите, я извиняюсь, я не могу…