Просто жизнь. часть 5

Леня не помнил, как они ехали по Ладоге. В грузовике он оказался между детьми старше. Его не трясло, стало тепло, и он уснул.

Проснулся Леня ночью на вокзале. Все стали залазить в вагон.

Потом был стук колес, горячий чай, свежий хлеб и сон. Самые младшие ехали на нижних полках по четыре ребенка. Постарше забрались выше. Самые старшие и крепкие ребята занимали третьи  полки.

Эвакуированных детей разместили в двух вагонах. Начальником вагонов была назначена доктор Нечаева, маленькая худенькая старушка из другого детского дома, ее помощницей назначили тетю Милу. 

Для эвакуированных детей  были страшны эпидемии и бомбежки. 

Начальник поезда,  маленький человек с очень добрыми, уставшими глазами, голосом с южным распевом, отдал приказ:

– Ослабшие от холода и голода дети заболевают быстро. Так что товарищ доктор и товарищ воспитательница…

Он посмотрел на стоящих женщин – замотанные в платки, худые, с  тусклыми, зачесанными назад волосами и огромными глазами – они стояли и готовы были сделать все возможное и невозможное для вывезенных детей.

– Мои милые, Вы тоже не с курортов, но у нас чистота – залог здоровья, а темнота – залог жизни. Так что свет по ночам не включать, чистоту блюсти. Вас, доктор, назначаю ответственной.

Подростки  помогали Нечаевой и тете Миле во всем. Выносили мусор, согревали воду, мыли посуду, разносили еду. Порядок и чистота в вагонах, стали святыней.

Доктор Нечаева знала, что ослабленных голодом детей надо кормить постепенно. Накормить сразу и много – смерть для них. Каждому ребенку она выдавала немного хлеба. Детям постарше куски был больше.

Тете Миле такие порции казались неправильными.

– На каком основании Вы так распределяете еду? – строго спросила она у Нечаевой.

– Чем старше ребенок, тем больше у него размер желудка.

– И Вы знаете, у кого какой? – удивилась тетя Мила.

– Конечно. Я ведь изучала анатомию в институте.

– Простите доктор, – смущенно ответила тетя Мила.

Основной едой в дороге был чай и хлеб. Чай из трав, иногда в него добавляли сухофрукты. А вот хлеб был настоящий – темный, иногда даже теплый.

Доехали, по военным мерками, очень быстро – всего за неделю. “Постоянным местом” для вывезенных детей и Лени был определен санаторий под Ярославлем.

С поезда всех пересадили в крытые брезентом грузовики. Со станции грузовики сопровождал майор.

Они долго ехали мимо деревень и серебрящихся под луной полей. Подъехали к белому дому с колоннами. Майор ловко выпрыгнул из кабины, легко поднялся по ступенькам и начал бить огромным кулаком в дверь санатория. Огромная дверь со скрипом открылась, в ней возникла старушка со свечкой в руке.

– Где Ильин? – спросил майор.

– Касатик, письмо к нам пришло, что  Ильин умер, и на его место назначили Сан Саныча, – спокойно ответила старушка.

– Это как? – ничего не понял майор, – кто такой Сан Саныч?

– Сторож наш. Он до войны завхозом здесь  работал.

– А сейчас он где?

– Спит.

– Так буди, я детей привез, – раздраженно приказал майор. 

Старушка засеменила, и через несколько секунд в дверном проеме появился сухонький заспанный мужичок в сером белье. Майор недовольно покачал головой.

– Выгружайсь, – крикнул он в сторону грузовиков.

Леня увидел, как грузовики, стоявшие впереди, ожили. Они  стали похожи на огромных разбуженных чудовищ, почти одновременно вздохнули, закачались и из них начали выпрыгивать старшие ребята.

Потом они протягивали руки и им подавали младших. Они походили на свертки, замотанные в старые платки, и потом выпрыгнули почти взрослые. Все заходили в тускло освещенный холл дома отдыха.

– Вот принимай, – сказал майор завхозу.

Майора поразили его глаза. В них была ненависть, жалость и отвага одновременно. Он понял, что дети попали в надежные руки.

– А Ильин где? – спросил он Сан Саныча, – мне доложить надо.

– К нам письмо пришло, что Ильин умер – сердце. Меня назначили вместо него.

Майор посмотрел на старушку. Слезы катились по ее морщинистому лицу.

– Тебя как зовут? – спросил майор.

– Варвара Савишна, – вздохнула старушка.

– А чего ревешь? Всех ведь живых довезли!

– Да их сберечь и откормить надо. Боженька все грехи простит.

– Бога нет Варвара Савишна. А партия есть, и партия за детишек из блокадного Ленинграда, спросит, – отрапортовал майор.

Савишна посмотрела на майора, как на больного, махнула рукой и отошла.

– Она у нас такая – верующая, – извинился Сан Саныч, – но она травница отменная.

– Ведьма что ли? – удивился майор.

– Нет, травница. Знает от какой болезни какая травка.

– Ну, бывай, завхоз. Удачи.

Майор протянул Сан Санычу руку. Рукопожатие получилось крепкое, мужицкое.