Коварный Лёлик и Big Jack

                Владивосток,    приморский город,    расцветал ближе к  осени. Бухты и залив Петра Великого прогревались,  и на их  берега  народ валил со всего Дальнего Востока.
  У нас,  как и у многих, из года в год  были свои постоянные и любимые места отдыха возле моря. Потому  бухту Шамора мы  считали «нашей», побывав здесь раза три за всю жизнь.  Так уж ведётся и таковы привычки.


              Некоторые «снобы» считают, что на бухте Шамора уже грязно,  берег  переполнен  людьми. Мы других мест не знали и сравнивать было не с чем. А Шамора, прекрасная Шамора, известна и уже  любима.
              Покинув  «надоевшие холодом и тёплой одеждой севера», мы   прибыли во Владивосток 20 августа. Показалось, что нас занесло в рай – до чего ж тепло и свободно было душе.
На Морском вокзале встретились уже уезжавшие в другие места  земляки-северяне  Дубровские, которые сообщили, что в заливе сейчас самый наплыв ядовитых  медуз, и что купаться вряд ли придётся.  Елена Павловна  напирала  на то, что медузы в воде не видны, и потому вдвойне опасны. А  Вячеслав Павлович одёргивал:
- Да ладно тебе! Пуганых пугать...  Лёва, водовка - самое первое средство, говорят, от них. Польёшь медузу и ей сразу    конец.
И громко хохотал над своим юмором. Елена Павловна сообщила, что из ресторанов лучший «Морской». Мы потом его нашли, несколько раз пообедали  и даже отметили отъезд,  и  при закатном солнце  с грустью прощались с  Шаморой и морем, клялись, что никогда не забудем  и коварного Лёлика, о котором есть, что рассказать.


Кроме шуток, поделились мнениями о ценах в славном нашенском городе, что в сезон сравнялись с северными.  А  медузная  новость не задела: никто ещё не сказал, что у кого-то отпуск на море сорвался из-за медуз.


                Другой старый приятель, Игорь  Рыженков,  совершенно  бледный, как будто  под солнцем ни дня не был,   с  женой Ириной, напротив,  чёрной от загара, которых мы встретили буквально через минут десять после Дубровских, убеждали, что есть где купаться, не везде эти чёртовы ядовитые медузы-крестовики, но где мы решили остановиться? Если места у частников  или в гостинице заранее не забиты, будут проблемы с проживанием.  В этом году  лето выдалось сухое и тёплое,  народу,  как никогда,  много.

На улице свежий морской ветер, яркое солнце и синее-синее море от земли и до небес. Жаркий  день рождал нетерпение,  время идёт, а мы не на песочке и не в море.  Самая младшая из нас шестилетка Ярослава,  или просто дочка  Славочка, еле волочила ноги от усталости, но повторяла бесконечные варианты  одной не простой фразы. Подумает и тянучим голосом :
В тёплом я  море купаться хочу!
Купаться хочу в тёплом море!
Хочу в тёплом  море, хочу в тёплом море,
Купаться хочу в море  тёплом.


-  Мама, похоже на стихи?
- В нашем случае – да!
- У мамы  стихи и стихия  везде.
- А у тебя, папа, стихия или стихи? Чем же они не похожи?
        - Уу...Они вообще из разных карманов, Славушка. - Смех.
- - Папа  ещё не начал тратить деньги. Но скоро начнёт и попрёт его стихия
- -Уже прёт. – Не обижался папа. - Я же здесь родился, девочки мои! Стою и  вспоминаю родные места.
- - Мы будем бродить по папиным   местам.
- А никто не займёт наши углы коек?
        Устали мы,  добирались долго. Отдохнуть бы...

Казалось, весь  знакомый северный мир собрался во Владике,  то и дело нас обрадованно окликали знакомые и весело, (что за народ!)  пугали пляжным многолюдьем или дороговизной, трудностями морского отдыха. А  мы в 1001 раз повторяли, что у нас  все схвачено и за все заплачено,  нас ждут не дождутся  койко-углы на троих.
Хозяева жили в пригороде  как раз у бухты,  с ними мы перезванивались, везли  им «северные подарки», таких, как мы, уже проверенных квартирантов,  ценили и по ним, вероятно, соскучились и ждали. Обещали приютить нас недельки на две.
 
             До электрички  оставалось  время погулять по городу. Но мы толкались на  многолюдном и суетливом берегу и  купались с такими же  бледнолицыми в прозрачной и тёплой воде. Ну как же. Для этого сюда и летели!


И вот таксист привёз, наконец, нас по тенистой от огромных маньчжурских орехов улице 3-ей Морской  прямо к невысокой и плотной калитке с кнопками и лазом внизу. А пока ехали, петляя по окрестностям,  он  знакомил с названиями улиц и переулков. Оказывается, наш таксист по профессии был  учителем истории, и  дельно, с чувством,   говорил и говорил всю дорогу.
 - В  топонимике …
- (шёпот) Мама, а что такое потомимика?


-  … в топонимике  улиц города  преобладает морская  тема. Можно поспорить, что не  забыт ни один адмирал, и все капитаны. Там, где  важных лиц разобрали большие красивые проспекты,   уличную мелочь называли просто  -  Морские, Океанские и их было не мало. Я не зря  уточнял, куда ехать,  на Морскую 1-ю, 2-ю или даже 5-ю. Под номерами   переулки  Юнгов,  Моряков и улицы Матросские и  Боцманские, Лоцманские или Капитанские.  И если ваш город не на берегу Океана,  у вас не отыщешь  таких. А  они,  а также Корабельные, Крейсерные, Лодочные, Парусные,  Канатные и Набережные, Прибрежные и Береговые  замечательно определяют  город и его неповторимое лицо.



 Признаться, Кафешки и ресторанчики этого чудесного города  тоже отражали дух Моря:  на Океанском проспекте   в «Дарах океана» свежая разная рыба и раки с пивом, нехитро заманивали береговые «причалы»: «Поплавок» и «Нырнём!», «Рыбачка и моряк», «Рыбацкое счастье», а кафе  «Рыбачка Соня»   на улице Рыбацкой, обнаруженное   случайно, мы  полюбили, как и хозяев. Они бессменно каждый день предлагали обалденно вкусную жареную свежую рыбку и чашку настоящего кофе с тихой музыкой океана.


Уставшие, мы  с нетерпением  предвкушали, как оставим в «койко-углу»  надоевшие вещи   и помчимся  на  море, которое тоже нас ожидало.
Через невысокий забор виднелся огромный двор, в дальнем углу   справа  кирпичный дом, слева – строения для  отдыхающих.  К дому через  двор поднималась широкая  кирпичная  тоже дорожка. А на деревцах   поспевали  фиолетовые сливы с матовым налётом, манили августовские яблочки и  крупные груши,  радовали  аккуратные грядки с помидорами,  жёлтыми и  алыми,  с перцами, баклажанами, морковкой и капустой,  и повсюду   цветы, цветы.
 На наш шум никто не вышел. Вежливо стучали в калитку и нажимали на кнопку, робко  звали Аллу Ивановну, хозяйку, но в ответ – тишина. Войти?


 Мы заметили, что от калитки до  крыльца  дома была протянута проволока, скорее для  лающего сторожа,  чем для белья, но собаки не видно.
- Славочка, ты не помнишь, в прошлом году у них собака была? Я что-то этот факт забыл, или  вылетело напрочь – собака… Была ли собака?
Лёва не рискнул открыть калитку:
- Папа, была,  была собака, ты вспомни, мы её крабами кормили. Ты еще  говорил, что  этот друг стоит крабов двух.  А  звали её… звали её… звали Байрон! Байрон!

Он ещё петь любил, папочка.
Точно! Но тот дружище не прятался. Лева  задумался, что же делать и уселся на пень возле калитки. И хозяев не видно, хотя их предупредили.
- Да, да, вспомнил,  не Байрон,  а  Барон. Чёрная кучерявая собачка Барон. Должен помнить нас.  Может,  свистнуть Барону по-свойски?
Мы  вызывали Барона негромко и ласково,  подлизываясь на всякий случай, вряд ли собака Барон запомнила малознакомых людей. Потом погромче, и совсем разошлись, подсвистывая. Но  никаких признаков  жизни.
- Заходить во двор не будем. Кто его знает, - принял мудрое решение Лёва.
Лёва при каждом удобном случае делает заявления,  что  его здорово понимают хомячки и кошки, а также собаки, как домашние, так и бродяжки. Теперь он помалкивал. Может быть, его  бы поняли, да некому было испытывать Лёвино обаяние.


Лёва посвистел , и не что попало, а мелодию из «Кармен-сюиты»  «Тореадор, смелее!», и очень старался.               
   Однако никто не появился оценить его концерт, из чего Лёва заключил, что  собаки  нет вообще. Ведь мы толкались у калитки довольно заметно. И чтобы любая собака, существо любопытное,  пусть и молча, да не вышла  посмотреть на нас и себя показать?   
Мы осмелели и   нагло стучали в калитку,  кричали, но  будто вымерло все - никаких сторожей. Решили подождать хозяев.


Вскоре появилась  смущённая хозяйка, Алла Ивановна, поздоровалась, извинилась, открывая калитку:
- А что ж вы не зашли, забыли нешто? Умылись бы с дороги и отдохнули.
Лёва первым ступил во двор с сумками и пакетами:
- Да мы забыли, собака у вас, кажется... есть, или нет?
И хохотнул:
- Похоже...Барон, да? Но, видно по делам где-то, гуляет - не видно её.


Алла  пошутила:
- Гуляет? Ага, вся в меня, наверно. Прибилась сама. Барона машиной переехали придурки пьяные. А этот в гости к нашему ходил. Да ведь как плакал, слезы лил, как человек,  страдал,  в глаза мне заглядывал.  Мой  говорит, вишь, как горюет по Барону, скучает и не уходит. Так и остался. Старается, служит.
Ярослава  предположила:
– Алла Ивановна, а он может  в невидимку превратиться?
- Увидишь,детка. Эта собака всем собакам собака.
Хорошо, что  хозяйка не успела закрыть калитку.

И … мама дорогая, мы в ужасе бросились назад на улицу.
Будто с неба свалился или из-под земли вырвался  вулканчик или крошечное торнадо -   небольшой злобный  неуловимый ком шерсти с яростным  лаем  и  кинулся на нас, как  танк.
Войти во двор было немыслимо,  и мы возрадовались, что не сделали этого.

 Пёс  рвался и метался   с диким шумом, казалось, он дал клятву защищать  двор ценой жизни, до смерти. В раже он оглох и не слышал голос Аллы Ивановны «Место, пошёл на место!  Да свои,  свои! Твою мать!».  Никакого понимания!
Мы переглядывались – как нам быть?
Рыжевато-бурая с жёлтыми глазами тварь с каким-то особым понимании своих обязанностей  носилась по кирпичной дорожке туда-сюда и, как орган, гремела     яростно и шумно, и  вскоре  с округи  начали  заявлять о поддержке.


 Была б большой, ну пусть небольшой, но  хотя бы породистой, а то ведь  с виду ну чуть побольше крупной  кошки, а морду на бок заворотила, глазами странно, как-то по-особому  косо и злобно стреляла,  и   атака  пугающе  впечатляла.

Все легко читалось в её угрозе. Лёва расшифровал сразу. Кажется, обещала «порвать на куски,  как тузик мочалку». Шагните и вы узнаете,  кто есть кто. Свои для него – только хозяйка и другие не существовали.
Мы замерли и остановились, проходить дальше не захотели, тем более,  третьему из нас было всего 6 лет и таких собак она ещё не встречала. Да и мы тоже.

Это существо будто летало по двору с такой быстротой, что невозможно было  уловить, что это вообще, может, новый вид роботов,смело фантазировал Лёва.
  Заметив наше смятение, хозяйка, успокаивала:
- Вы не бойтесь. Такая у него тактика – напугать и исчезнуть. А потом можно вынести всё из хаты и  украсть  его самого -  он ни звука.  Сейчас,  сейчас… А ну,  успокойся ты, да свои,  свои. Наши люди, успокойся.  Вы не бойтесь, он не тронет. Это всё, на что он годен – нагнать страхов.А после ну ровно слепой, глухой и немой.
 Внезапно атака прекратилась,  и тишина  потрясла. Две минуты эта косоглазая тварь,  по нашему определению,  работала на испуг, а теперь, как  перевоплотилась  в  безмолвного духа в виде небольшой бородатой собаки, невероятной «дворняжской» или «дворяжской», по Славочке, смеси. Да так и было.
 Но  пока  ворчание и косые взгляды   не кончились: он на работе. Как можно более старательно показушно  он охранял свой двор. Другого слова не подберёшь - показушно старательно
 - Да замолчи ты, посиди-ка на короткой цепи. – Хозяйка отвела его к будке,не видной из-за стола под грушей.


С опаской шли по двору, но охранник будто исчез.
Наше койкоместо представляло  комнату с широким диваном и кроватью, в углу шкаф тканевый  на молнии, ещё  стол, пара стульев и холодильник с бутылками воды и фруктами и  необходимой посудой. Телевизор на стене для красоты? Какой телек в отпуске? Все остальное нас не возмущало.
 Мы, переодевшись и перекусив, отправились к морю. И тут мы выяснили, что имени-клички твари никто не узнал.
- Как же к нему обращаться? У него необычный взгляд, исподлобья. Я его и боюсь и не боюсь. Папа, купи ему колбасы для укрощения.
          - Колбаска укротит хоть кого.-Лёва знал,о чем говорил.

        С кучерявым Бароном мы расставались, обещая через год увидеться,  и ничто не предвещало о его гибели. И этот живой танк лил по нему слёзы?
- А собаки плачут слезами? – Гадала Славочка. - Я думаю, если есть сердце, то слезы должны быть.

Из-за поворота выскочило залитое солнцем море с чайками, парусными лодками и непередаваемым шумом дыхания…
- Я люблю тебя, море! – Мы  вслед за Славой шептали  бессмертную фразу, а чайки уносили ее и переводили морю.
Волны отвечали "Вза-аи-имна-ааа...".


 Стояли прекрасные дни без дождя, тёплые, и вода тоже была тёплая , чистая и  прозрачная, и в ней хотелось сидеть до бесконечности.
 Оказалось, что медузы-крестовики на этом пляже ещё не появились, но ожидался их наплыв. И мы старались  каждый день рыбачить с лодки, больше купаться, нырять, собирать всевозможные камешки и морских гадов. Голотурии, разные  звёзды , морские неизвестности - в общем обычный набор, который отдыхающие привозят с моря, заполнял подоконники.


И вот обалдевшие от моря,  чудесного летнего солнца и жаркого песка,   возвращались домой. Тени от деревьев спасали от зноя и лень было говорить.
Мы подошли к калитке,  но... к ней уже с другой стороны – кто вперёд! -  без лени и усталости  бежал со всех ног  охранник с шумом и  таким,  что  мог разбудить и поднять мёртвых.
Он был неистощим на выдумки.
Казалось,   момент и он  выпрыгнет из кожи. Его лай   был слышен на весь пригород, а может, даже и на весь залив Петра Великого вместе с бухтой Шамора, такого усердия никто из нас никогда не видел.
Едва  мы попытались открыть калитку, смертник бросился на неё, и чудом не повесился, защищая.


 Вышел хозяин, которого звали дядя Лавр.
- Пошёл вон, придурок! - Крикнул он, бросил в собаку яблочко-падалку. -  Пугаешь всех, придурок. Надоел своими концертами.
- Придурок? – Шепнула Славочка. – У него имя Придурок? Может,  ты потому такой бешеный
Лёва сказал
- Хорошая собака, усердная,  что  и  требуется.  Кличка не при чём. Да? Сейчас проверим тебя на детекторе вранья.
Лева вытащил из карман кусочек сала, купленный по дороге, и поманил пса.

Притворство  пса зашкаливало,  и мы согласились с тем,  что  Лёва - лучший в мире укротитель псов весовой категории до  пяти кг.  Ужасный 5 минут назад, он готов был служить чужому и  пресмыкаться до бесстыдства.
Дядя Лавр что-то буркнул и рассмеялся:
- Ага, себя выдал.  Я понял давно, колбаса да сало любой танк укротят. Ты танк изображаешь. А им надо  быть. На сало их не купишь.- Не миловал дядя Лавр  собачку.  Но Танк хозяина побаивался.
Лавр укоротил цепь и  мы смогли прийти  к себе. Решили, что  великий ужас носит одно из двух имен- либо Танк, или что хуже - Придурок. Почему бы не спросить? В испуге были?


 На следующий день, когда мы проснулись, хозяев не обнаружили. С опаской вышли.  Посвистели – тишина.  На Придурка, как ни смягчали интонации, никто, понятно, не откликнулся.  Имя не очень, но знавали клички и позабористей. Да и на танка никто не согласился подыграть. А собаке-то все равно.

Мы  мелкими шажками отвоевали себе территорию до туалета и  воды.
- Вероятно,  она  спит, ночь-то работала. Себя ничем не выдаёт. – Осторожно гадала Слава.

И Лёва решил сварить картошки. Нашёл  ведёрко,  вырвал два куста картохи, с разрешения хозяев и оплаченных  вчера. Мы ходили по двору спокойно и свободно,  никто нам не мешал.Завтрак прошел мирно. Прошло часа  два.


Едва слышно стукнула калитка,  и тут опять  произошло невообразимое:  неизвестно откуда выскочил живой  маленький вулкан, а может, и танк. С истерическим визгом и лаем  бросился к нам.  И хотя  был на короткой цепи, он проявлял чудеса акробатики. И не только. Он вызывал оторопь демонстрацией удушения и натурально хрипел и высовывал язык. Тот, кто видел  такое впервые, должен был от ужаса либо бежать без оглядки, либо стать виновником смерти защитника своего двора. Лева перевёл на человечий язык его фокусы. Ровно минуту он играл роль героя. Алла Ивановна что-то возмущенно высказывала  собаке, но та как оглохла. В ход пошла сумка с покупками.
 Мы со Славочкой  смогли  спрятаться в свои  комнаты, но Лёва не успел, мы закрыли глаза. Что ждёт нашего папочку, укротителя хомячков?


Тварь неопознанная неожиданно смолкла и исчезла, пока мы стояли с закрытыми глазами.
- Она побрела в будку  за деревом. Выходите. Фокусы закончились. – Живой Лёва улыбался. - А 200 граммов сала с прожилками все же сыграли свою роль.
- Папа, или сала мало или совести у танка нет. За такое вознаграждение нас все собаки города и его окрестностей на руках носили бы. А этот как не земного вида. Пришелец?

Мне однако гадать не хотелось. Ребенок хоть и напевал такое:
- Собаки’, собаки’, где же ваши сапоги, выкину вас в  море,  и посплю ночь в волю. Я тебя стихами  укротить хочу. Это же стихия, да,  мама? Я хочу посмотреть, правда ли, что ты можешь плакать.


Рисковать не стоило. Или мы или он слезами обольётся.
Я крикнула:
- Может, Леву он и будет оплакивать, как носителя колбасы.  Он нас выживает. Поверьте, нам придётся искать новое пристанище. Это коварство наводит страх.
  Алла Ивановна взгрустнула:
- Мы придумаем что-либо. – Терять ей  деньги, а нам койко-угол, не хотелось.
- А  может он  злится из-за  клички? – Лёва задумчиво  куснул остаток вознаграждения. – Придурком быть кому приятно?
- Какой придурок, он Лелик. А кто  сказал, что он приду...? Так, всё ясно. Не, сын его Лёликом прозвал.-поставила всё на свои места хозяйка.
- Лёлик?


Лёлик,  услышав своё имя,  спокойно и дружелюбно помахивал хвостом, умильно смотрел на огрызок колбасы, он обошел Лёву вокруг на двух задних лапах и уже дал заявку на передние. Его хотелось расцеловать!!!
Это был ангел, образец любящего существа. Лёлик!


   Лёву все же  напрягали неожиданность  вывертов Лёлика, неопределенность  результатов  дрессировки.
-  Другие как-то сразу заявляют, что за сало и колбасу честь и двор родной отдадут. Логику его действий уловить бы.


Если хозяев дома не было, ему было совершенно наплевать, кто где ходил и что выносил со двора. Из своей будки он даже не выглядывал, но стоило  кому-то из хозяев  выйти во двор, Лёлика подменяли.


Так и жили мы еще две недели, удивляясь Лелику, его пристрастиям и умениям ходить на двух  и неважно каких лапах, перекувыркиваниям через спину и голову,  изучали его тактику «натиск и буря», мощь голоса и наконец выдавили его слезы -  перешли в палатку на берегу. Перемена  ничуть не испортила наш отпуск: нет какого-то комфорта - это ерунда. Но пёс явно опечалился. Вот это номер – он плакал,  глядя на море. Он не кидался и не рвался, и не утирал слёз.
- Я решила, а не заболел ли наш циркач,  перемена насторожила. - Хозяйка  погладила уши Лёлика. - Не подумал бы.
Он улёгся ей  на ноги. – А вот лечит ноги!
Слава тоже гладила лекаря. И он позволял.


 Однако и мы заметили, что говорим про Лёлика чаще ,чем надо было бы.
 Наши знакомые уже  неделю жили в палатке и оставались довольными. Когда они купались, в ней находился их маленький терьер  по имени Биг Джек.  Характер  у него был ещё тот. Скандальный.  Оглушительно лаял – это полбеды, его  дурная привычка – вцепиться  неожиданно  в подозрительный зад приводила в недоумение: как он различал по этой части тела,  где свой,а где чужой? Но здесь,  на море, сослужила с большой пользой. Его теперь обходили стороной, когда он неподвижно сидел у входа в палатку и казался безопасно-милым и игрушечно-ласковым до бесконечности.

Мы решили купить овощей у наших гостеприимных хозяев.Не спеша подошли к калитке,  постучали:  никто не откликнулся и не вышел, даже  коварный Лёлик . А это означало одно  -  никого в доме нет. Мы бесстрашно открыли калитку,  маленький Big Jack прорвался вперед...  В эту секунду неизвестно откуда выскочил уже знакомый ком шерсти и с воплями бросился к крошке Бигу. Мы испугались за терьерчика, но испугались напрасно.


Маленький Big Jack внезапно с  оглушительным лаем атаковал Лёлика,  казалось,  порвал бы его на куски, заставил  Лёлика ретироваться и заткнуться. Биг Джек гнал его  к будке. И обследовав презрительно миски, оглядел  жилище, затем смешно задрав ножку, сделал то, что делают все собаки на свете.. После метки побежал назад к калитке с видом - здесь ничего интересного нет.  Запоздало рванул к нему Лёлик,  а потом  улёгся, морда на лапы, и показалось, что из глаз у него капали слёзы. Но почему показалось?
Да, кто познает собачью душу?


Пока мы стояли на улице и не решались во дворе набрать овощей, подошла пара отдыхающих.  Они около часа ждут хозяев, но страшно боятся  собаки во дворе. «Вот  проволока, а там будка».
И мы ответили, что именно сейчас можно спокойно пройти, но так как хозяев нет, лучше их подождать. И всё потом повторилось, как с нами.


 Лёва при этом сказал:
-  Нет, он даже переплюнул Макиавелли, по непредсказуемости.
Макиавелли послал ему свой ужасный взгляд исподлобья.
- Тем количеством колбасы можно было бы гарнизон служебных собак неделю кормить.
Снова косой взгляд - «Попробуй!».
- Папа,не надо ругать его, слёзы видишь? Не плачь, Лёличек!

И скажите, откуда у собаки такая  продуманность и хитрость.
***