Импрессионист

  Был октябрьский хмурый день. Закутавшись в черный плащ, прикрыв макушку широкополой шляпой от мелкого моросильника, Павел широко шагал по мокрому тротуару, легко перепрыгивая через лужи, испытывая при этом никому из прохожих непонятный кайф, видимо избыток энергии припорашивал ему мозги.
   Увидев большие решетчатые окна любимой кафешки, он решил зайти и пригубить чашечку крепкого кофе. Была пятница, а по пятницам после короткого рабочего дня, он частенько забегал сюда  немного расслабиться, снять накопившееся за неделю напряжение.
- Черный без сахара!- Работники заведения его тут хорошо знали.
   Девушка, налившая ему чашечку «дымящегося» ароматным парком кофе, высокая, напомаженная, взглянула на него и щедро разулыбалась. Он тоже улыбнулся ей, так, слегка, для видимости. Павел сел за столик возле окна, вытянул ноги в подмокших кроссовках, расслаблено откинулся на спинку стула, и приготовился подремать.
   Но уйти в свои грёзы, которые приятным кольцом начинали окутывать его сознание, не удалось. На пороге появился странный тип. Одет он был в заношенный до немогу костюмишко, к тому же насквозь промок. "Бомж какой-то",- глядя на него подумал Павел. Впечатление подпитывало измождённое, заросшее щетиной лицо вошедшего. Незнакомец ёжился, его пробирала мелкая дрожь, по-видимому крепко продрог. Все бы ничего, бомж так бомж, но одна деталь заставила Павла призадуматься - в руках тот держал этюдник. «Импрессионист» - так Павел в шутку называл начинающих, не очень талантливых художников, которые от "делать нечего" пытаются хоть чем-нибудь заняться.
   Увидев Павла, незнакомец нерешительно приблизился к его столику.
- Разрешите! Я немного посижу с вами... отогреюсь.- Павел пожал плечами:
- Садись.         
   Работники кафе вопросительно смотрели на незнакомца, здесь не любили пустых захожал. Павел встал и подошел к стойке.
- Дайте ещё чашечку, погорячее и... два пирожных!- распорядился он, наблюдая за странным посетителем. Что-то в лице незнакомца ему понравилось. А именно прищур удивительно выразительных умных глаз. «Надо иногда проявлять гуманизм!»- подумал он.
- Мне крайне неудобно,- ответил незнакомец, когда Павел поставил перед ним угощения.- Но... понимаете... как бы это так выразиться? Муза не отпускала.
- Муза не отпускала!- хмыкнул Павел, возвращаясь на свой стул. - Музы они такие!- и отхлебнув из чашки кофе, добавил:- Как ухватятся за тебя и держат, держат пока... - тут Павел призадумался: а что собственно - пока? На языке вертелось: «Пока рак на горе не свистнет!»,- но такое выражение показалось ему неуместным, поэтому Павел просто замолчал.
- Пока рак на горе не свистнет!- вдруг подсказал незнакомец. Павел сначала ошалело посмотрел на незнакомца, но не заметив в его лице ничего отрицательного, замотал головой:
- Нет! Это не то, не поэтично!
- Отчего же? Поэтично, не поэтично! Важно только то, что существует здесь и сейчас. Остальное не существует вообще.
- Как это - не существует?
- Так... Какое скажем, для тебя имеют значение события, которые сейчас происходят за сотни и тысячи километров от тебя? Они как-нибудь повлияют на твою судьбу? Никак!
- Ну ты не прав! Сейчас не повлияют, но когда-нибудь всё равно повлияют!
- Вот видишь - когда-нибудь! Когда-нибудь может никогда не наступить, а то, что происходит здесь и сейчас уже произошло!
   Павел тупо уставился на незнакомца.
- Что значит…- начал было Павел, но посмотрел на стол, и к нему пришла мысль: "А ведь кофе неплохо пьётся с коньяком."
- Я сейчас!- Павел купил две порции самсы, коньяк и, вернувшись, разлил его по рюмкам.
 Интуитивно чувствуя, что его собеседник не так прост и возможно наклёвывалась интересная беседа, Павел решил угостить незнакомца посытнее.
- Так, мы это о чем?- Павел  попытался восстановить прерванную беседу, но ничего не вспомнив, протянул руку к этюднику.
- Дай-ка, взгляну!
- Э нет!- тот решительно отстранил руку Павла.- Вещь не закончена. Это только начало. Поиск! Тебе не понять. Моя задумка ещё не оформилась.
- Почему это мне не понять?- взбрыкнул Павел.- Ты считаешь, что я до такой степени туп?
- Дело не в тупости,- замотал головой незнакомец. Просто - вещь не готова.
 "Не уверен, что там действительно "вещь",- чуть не вырвалось у Павла, но он во время прикусил язык.
- Почему не вещь?- Горестно вздохнул незнакомец,- Потому, что вам  кажется, что я не способен создавать шедевры?
- Шедевры создаёт время!- Павел ехидно засмеялся,- А здесь и сейчас шедевра нет! Есть только задумка! То есть размазня по телу творческой идеи. Скажите, а вы кто по жанру исполнения? Подикась сюрреалист? Да, никак не ниже!- захихикал Павел. Тот взял рюмку коньяка и залпом опрокинул.
- Что вы! Не люблю сюрреалистов. Разве это, как вы говорите, жанр?
- А что же тогда, по-вашему жанр?
- Не знаю... жанр... слово какое-то... Значение имеет только впечатление.
- Ммм, так вы импрессионист!- Откусывая от самсы, и самодовольно улыбаясь, отозвался Павел.- Похвально!
- Пусть будет так. Импрессионист. Знаете, я не гоняюсь за ярлыками. Меня интересует только то, что будет чувствовать зритель, разглядывая моё полотно. Чувство - вот критерий истины! Вы скажете - нет? Но простая логика мертва, если в неё не вложено впечатление... Именно так! Ведь впечатление - это то, что впечатывается в память! Запоминается. Информацию надо давать сочно, жирно, словно намазывая крем на кусок пирога; смачно и щедро посыпая толчеными орешками, и заталкивать зрителю в рот уже разжеванной. Вот как это пирожное!- он схватил со стола мягкий бисквит, засунул его весь себе в рот и не разжевывая проглотил.- Зритель должен утолить свой эмоциональный голод. Почувствовав аппетит, он будет просить - ещё, ещё! Надо накормить зрителя, чтобы он ел и ел пока его не затошнит, и он не разразится громкой блевотой нецензурной брани в адрес автора! И это станет подтверждением, что шедевр готов!
   Павел на минуту перестал жевать.
- Кучеряво сказано! Но грубо. Импрессионизм - вещь тонкая, деликатная, возможно даже изящная!
- Изящная? Но разве впечатления бывают со знаком плюс? То, что впечатывается в сознание человека, вряд ли можно назвать тонким. Тонкое - рвётся, а толстое - прочное, грубое - вечное.
- Но зачем погружать зрителя в плохое?
- Кто сказал что оно плохое? Да и как можно распознать, отличить: где хорошее, а где плохое? Если оно имеет место в жизни.
- Э! Да мы так можем дойти и до абсурда!
- И абсурд имеет место среди бытия.
- Но впечатление, это ощущение, которое должно приводить зрителя в восторг, а не отталкивать проявлениями чудовищности.
- Восторг? У каждого существа свой восторг. И ощущения бывают разные. Эмпатия возникает у субъектов подобных друг другу. Утонченное у утонченных. Грубое у грубых. А скажи, что делать существам грубым, если для них никто не пишет? Грубый не поймёт утонченного, и мир искусства для них будет закрыт навсегда.
   Павел молчал. Слова незнакомца вызывали в его сознании эмоциональное противоречие. А тот, как бы не замечая, продолжал свой монолог:
- Как думает ребёнок? Вспомни своё детство. И старики любят погружаться в воспоминания детства, ранней юности, когда ещё живо и свежо впечатление которое несёт в его мозг окружающий мир, и оно не загромождено стереотипами, стандартными суждениями, ошибочными формальностями, банальными штампами.
   Вот ты смотришь на листья деревьев, видишь свет солнца, который проходит сквозь зелёные упругие пластины и думаешь, что - всё! Ухватил и цвет их и форму. Но лишь одно неверное движение кисти и всё рушится! Картина не получается, ускользает неуловимое очарование и поиск начинается сначала.
   Но чувство - другое дело, как его поймаешь? Какой-нибудь мелкий штрих может придать неповторимость рисунку, одна деталь, но надо найти её, точно определить  место на холсте и не промахнуться ни на миллиметр. И ты думаешь в этом может помочь простой математический расчет?  Нет. Только интуиция, берущая начало в ощущении, может решить такую задачу.
- Короче, лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа! Так ведь?- попробовал вставить реплику Павел.
- А вот это действительно грубо!
- Грубо? Вот это да! Это сказал не я. Насколько мне не изменяет память, это сказал Оскар Уальд.
- Оскар Уальд сказал не грубо, он сказал гениально. Грубо и неуместно повторил ты, разорвав нить моих рассуждений. Мыслить цитатами нас научили ещё в школе. Кто-то что-то сказал… Но свою мысль ты должен создать сам. Научись выражать себя самостоятельно. Тебе кажется, что на выручку приходят великие. Не надо их трогать. Ими можно восхищаться, но не стоит повторять их изречения.
- Я никого не повторяю. Свои стихи, я пишу сам.- Павел возмущенно смотрел на незнакомца. Тот ненарочито рассмеялся:
- Ты пишешь стихи?
- Короче, вы считаете, что я абсолютный олух?
- Да нет же,- незнакомец снисходительно улыбнулся:
- Ну, прочти что-нибудь.
   Павел залез рукой в карман брюк, нащупал там потёртый блокнот и вынул его. Полистав немного исписанные кривым почерком страницы, он откашлялся. Но потом вдруг, помолчав, ударился в объяснения.
- У нас есть домик в деревне, там живёт моя мама, я частенько туда уезжаю по выходным. Это небольшой красивый посёлочек, называется Зимари!
- Я знаю Зимари. Не раз там бывал. Что в нём такого красивого?
- Природа! Я… там родился и вырос.- Павлу не хотелось спорить с незнакомцем, он понемногу подливал в рюмки коньяк, пытаясь крепким напитком взбудоражить своё воображение.
- Вот, к примеру, зимнее!- Павел перевернул несколько страниц своего блокнота.- Я люблю на лыжах кататься.
   Незнакомец молча ждал. Не торопил его с чтением.
- А вот!- Павел, наконец решился.- Бледнеют осины толпой за забором,
И снег белизной призывает идти.
Ведь там, далеко за оконным узором
Поля и поля… Словно птица - лети!
Схожу, прогуляюсь! И лыжи надену. Замёрзну? Вернусь!
Это, знаешь, пустяк!
На свежем, на чистом на воздухе этом
За ноздри пощиплет морозный бодряк!
И вдоволь в бору меж дерев накатавшись,
Румяный, весёлый вернусь я домой.
А там, возле печки, ждёт котик мой Васька
И спинкой потрётся, мол тут я, с тобой!
Я в кресле улягусь вздремнуть с намереньем.
И что б не дремать? Тишина, благодать...
Так просто и тихо в безмолвие  этом
От бед, от заботы душой отдыхать.
Молчат городские шумы и машины.
В кормушке синицы тихонько стучат.
Здесь виды другие, другие картины.
Здесь тихие снеги. Здесь ветры молчат.
Под ухом мурлычет тихонько котенька.
И свет розоватый от зимней зари.
И нравится очень мне розовость эта.
На ветках берёзы сидят снегири.
И щурится кот, нам тепло с ним у печки.
Дровишки трещат, запашок смоляной.
И пусть котофей мне не скажет словечка,
Но спинкой потрётся, мол, здесь я, с тобой! ...

   Его перебил мерный храп. Павел оторвал глаза от блокнота. Свесив голову, и раскачиваясь над столом, незнакомец дремал. Его голова опускалась всё ниже  и ниже, а длинный нос, точно клюв, норовил воткнуться в крышку стола.
- Эй!- Павел рукой коснулся головы незнакомца, слегка потряс за спутанные волосы. Тот сразу же встрепенулся.
- Прошу прощения! Вы маг и волшебник! Впечатление четкое - что написал, то и получил! Хотя… В последнее время я сильно не досыпал.
- Короче, стихи - полный отстой.- насупился Павел.
- Нет! Я так не сказал! Местами мне очень понравилось. Вот, например: «Здесь виды другие, другие картины!». У меня даже план появился создать новый цикл произведений, под названием «Прелесть безмолвия» или «Тайны безмолвия». Вот только закончу с этой осенью и перейду к зиме! Я назвал цикл: «Что такое осень?». Спёр из песни. Видимо думать самостоятельно разучился. - незнакомец грустно развёл руками.
- А ты молодец! Дай пять!- он протянул испачканную масляными красками руку.
   Павел кончиками пальцев, неохотно до неё дотронулся.
- Не тушуйся. Сейчас времена другие, другое требование к искусству. Сейчас, знаешь ли, в моде рифмованная проза, даже не проза, а публицистика. Недавно один тип ко мне привязался, так он меня часа два стибал своей рифмованной публицистикой. Своего рода талант к рифмам. Любой текст срифмует, даже сугубо научный. Поэзия это, знаешь ли, нечто другое… Но, опять же, кому она нужна, если её никто из широких масс не понимает? Вот и входят в моду такие новые направления искусства, как ЖКХ арт.
- Жкх?
- Угу, старые вещи из дома выносят и пытаются у себя во дворе скульптуры из них делать. Видел же лебедей из колёс?
- Вау,- улыбнулся Павел.- Мне, кстати, очень нравится!
- Да, это довольно неплохо. Но вазоны для цветов из старых унитазов! Вот она «поэзия масс»! А ты говоришь утонченность, изящество!
- Но это же шутки ради!- Павел засмеялся. Вдоволь насмеявшись, решил вернуться к теме своих стихов.
- А что же мои стихи? К какому разряду вы их отнесёте?
Незнакомец поскрёб переносицу.
- Пожалуй, я бы воздержался от классификации. Но, если уж на то пошло, то наив. Наивное искусство - самое лучшее, что есть в современном мире. Философия ребёнка - это мгновенное ощущение, от которого поползла, поползла ниточка, да и осветила своим неземным сиянием пустой звук.
- Пустой звук?
- В том то и дело, что не пустой, если сумеешь создать образ.
- Образ?
- Помнишь как в песне: «...и память дождь, и память снег...».  Что такого особенного в этих словах? Ничего. Вначале кажется, что и не логично вовсе! А вдумаешься, или вернее, вчувствуешься, и тут всё! И непередаваемый смысл, и красота, и ощущение беспредельности всё разворачивающейся глубины твоей души. И тогда понимаешь: это шедевр!
-  Значит, мои стихи это - наив?
- Да, наив, когда автор наивно полагает, что он гений.
- Один из нас точно решил, что он гений!- Павел злобно посмотрел на бомжа.
- Ладно, не сердись!- устало ответил незнакомец и потянулся рукой к этюднику, порываясь встать.
- Постой, постой!- Павел схватил его за рукав,- давай ещё по рюмашке!
- Нет! Я немного выпил просто так, что называется для «сугреву», больше не надо. Я согрелся и подсох! Пора и честь знать! Спасибо вам! Не каждый день встретишь такого щедрого человека. Наверное, только у нас в России ещё остались щедрые души.
- Да какая там честь! Тебе же некуда идти!
- Мне некуда?- он озадаченно уставился на Павла и вдруг прыснул от смеха. Он хохотал до одури широко открыв рот и запрокидывая назад голову. При этом сильно обнажились его ровные белые зубы. «Такие зубы в его возрасте?- мысленно недоумевал Павел,- или же стоматология? В таком случае это стоит немалых денег! Откуда у него деньги?».
   Незнакомец посмотрел на Павла своим особенным взглядом.
«И он посмотрел Мефистофельским взором! Откуда это?»- у Павла в голове опять мелькнула и пропала фраза. Словно угадав его мысли, незнакомец насмешливо кивнул и процитировал:
- Тебе пора на Землю возвращаться. Где должен ты продолжить род Адама. Есть, пить, дрожать за жизнь, работать, смеяться, плакать спать и умереть!
- Это из Байрона.- пояснил он,- диалог Люцифера с Каином. Ты же любишь цитаты? Прощай!
- Нет! Погоди!- Павел приподнялся, намереваясь встать.
- Прощай, прощай! У тебя есть дар, а дар необходимо развивать!- крикнул он ему, уже взявшись рукой за входную дверь.- Как говорится :«Не зарывай талант в землю!».
   И он исчез за дверью вместе со своим облезлым этюдником. Павел поспешно допил коньяк и выскочил из кафе. Сумерки уже захватили улицы в свои томные мягкие лапы, и пожелтевшие аллеи деревьев, и газоны вдоль дорог, начинали тонуть в их вязкой густой синеве.
   Незнакомец исчез в неизвестном направлении, и Павел, немного пометавшись возле крыльца, пошатывающейся походкой побрел к автобусной остановке.  «А может быть это и к лучшему?- Спросил он себя,- что этот хмырь исчез».  Вряд ли  жена бы его одобрила, ввались он домой пьяненький в компании бомжа.
- Где это ты наклюкался?- это было первое, что он услышал, когда открыв ключом дверь, зашел в квартиру.
- Нигде.- объясняться он с ней не хотел, да сейчас и не смог бы ничего вразумительного сказать. Поэтому, скинув с себя мокрый плащ и стащив не слишком чистые кроссовки, прошел в комнату и кучей свалился на кровать.
   Сквозь дремоту он ещё долго слышал, как скачет по комнате его пятилетний сын Ванюшка, и хнычет годовалая дочка Светланка.
   Когда он проснулся утром, на душе у него, как и во рту, было довольно скверно. В коридоре на полу всё ещё валялись брошенные им плащ и кроссовки. Он укоризненно взглянул на жену. Но та гордо ответила:
- Мне хватает за детьми ходить! Ещё ты работы добавляешь. Давай сам!- потом, помолчав добавила,- Там на плите возьми омлет и чай, подогрей, уже простыл.
   Павел сначала почистил  плащ, развесил сушить, помыл и поставил к батарее кроссовки, потом выпил холодный чай, проглотил омлет и стал собираться, решив на этих выходных съездить к матери. Он достал старую куртку, поношенные, но чистые и ещё крепкие ботинки, оделся, взял с собой потерявший свой изначальный цвет, рюкзачок-котомку.
- Куда это ты лыжи навострил? Ты же собирался сегодня Ванятку в цирк сводить?- жена сурово сдвинула брови.
- В Зимари! Подождёт твой цирк! И Ванятка подождёт, мал ещё, пусть подрастёт. Матери нужно помочь дрова заготовить! Одна она там плюхается.
- Ну съездий… коли так. Получается, что я тут должна одна плюхаться!- она покачала головой и подняла глаза к «небу», потом взяла на руки дочурку и уселась с ней на диван. Ивашка подошел к ним и стал корчить рожицы, пытаясь рассмешить сестричку.
   Доехав на автобусе до посёлка, Павел шел по родным улочкам, тихонько насвистывая. На душе у него полегчало. Увидев сына, мать несказанно обрадовалась. Вот что значит родная душа! Что бы не случилось, она всегда будет счастлива видеть своего сыночка.
   Раздевшись по пояс, Павел без устали колол дрова и укладывал их вдоль стены ровными рядами в поленницу.
- Передохнул бы, сынок,- беспокоилась мать. Но тот лишь отрицательно мотал головой:
- Надо всё успеть! Тебе самой не управиться!
- Как-нибудь управлюсь, по-тихонечку.
   Павлу надо было окончательно и бесповоротно протрезветь, чтобы в понедельник утром быть на работе как стёклышко. Ведь нынче на заводах шло повальное сокращение, и там, где работал Павел, было достаточно тревожно. Нельзя было допускать брак. А если вдруг рука дрогнет? Тогда держись человек. Кто семью содержать будет? Тут ещё, как назло, завели второго ребёнка. Значит надо быть без задоринки!
   Но после двух дней упорного физического труда, в душе у него ещё оставалась какая-то заноза. Он обнял мать на прощанье, поцеловал в ухо кота и уехал в город в каком-то заторможенном состоянии. Из головы не выходил незнакомец и его удивительные глаза, вернее взгляд живых беспощадных глаз, которые видят всё до мелочей, видят насквозь предметы, людей, даже умеют читать их незатейливые убогие мысли.
   Медленно струились дни. Павел всё так же по-старинке по пятницам забегал в кафешку, чтобы выпить небольшую «плошечку» ароматного бодрящего напитка.
   Иногда ему начинало казаться, что никакого бомжа не было вовсе, и ему всё это только привиделось. «А был ли незнакомец на самом деле?»- спрашивал он себя. Может быть ему привиделся этот дьявол? Но каждый раз, когда кто-нибудь заходил в кафе, он настороженно поднимал глаза в надежде увидеть в дверях косматую, заросшую щетиной голову. И чем он больше думал об этом, тем всё менее реальными казались ему события минувших дней.
   Однажды он даже решился спросить у девушки, которая стояла в тот день за прилавком, помнит ли она странного необычного посетителя. Но та никого вспомнить не смогла:
- Вообще-то мы бомжей сюда не впускаем,- она мило ему улыбнулась,-  А вы всегда сидите один, такой задумчивый, взгляд отстранённый, к вам даже иногда подойдут, спросят что-нибудь, а вы не отвечаете. Впрочем... не знаю, не помню!
   Похоже, в тот дождливый осенний вечер ему явился сам сатана, как Фаусту Мефистофель, чтобы испытать его талант на прочность. Напрасно Павел напрягал свои душевные силы, чтобы написать хотя бы небольшой стишок. Некогда льющиеся из него рекой поэтические строки куда-то исчезли. Достав свой пухлый блокнот, он неуверенно нацарапал: «Тени, как осьминоги, рыскают по углам!», потом зачеркнул, пробормотав: «Ерунда какая-то лезет!». С раздражением засунул блокнот обратно в карман. «Да, образы - дело сложное! А нужны ли они? Ведь каждый пишет своё, не копируя кого-то и не подражая!». «Но в памяти моей такая скрыта мощь, что возвращает образы и множит!»- Вспомнились строки из известной песни. И вслед за ними снова появились глаза незнакомца.
- Вот ведь впечатался, сукин сын!- Павел вполголоса ругнулся и поехал домой.
   Его жена стала замечать происходившую в нём разительную перемену.
- Может быть тебе стоит сходить к врачу?- однажды, не выдержав, спросила она.
- Ты меня ещё в психушку отправь! А кто будет вам деньги зарабатывать? Но… Может быть, лучше отпуск взять, в деревне пожить?  Свежий воздух, знаешь ли, лучший лекарь! Наверное, я так и сделаю! Ванюшку с собой увезу. Будем с ним на лыжах кататься, хоть уже и конец зимы, но ещё успеем, накатаемся! А может, и вы с дочкой поедете с нами?
- Нет! Там нет условий… Хотя, поезжайте! А мы вас навещать будем!
   На том и порешили.

  Беззаботная деревенская жизнь имела свой успех. Незаметно пролетел отпуск.   Настала пора уезжать в город. Была середина марта и весна уже начинала пробираться сквозь мутные сугробы зимы. Павел шел к автобусной остановке по подтаявшей узкой тропинке среди заснеженного пространства. За ним следом семенил его сынок Ванюшка.
   Присев на корточки, Павел указательным пальцем старательно вывел на бескрайнем снежном полотне слово «весна». Палец с болью ломал лёд тоненького, но твёрдого, как стекло, наста.
   В городе весна проявлялась более бурно, чем в деревне. С крыш домов текло, образуя длинные ледяные сосульки. Капли талой воды звонко барабанили по твёрдой корке наледи на асфальте, и сочно булькали в образовавшихся углублениях среди рыхлого, точно крупа, снега. В водоворотах дождевых труб рокотало.
   Словно игра оркестра из крохотных инструментов, сотворённых солнечными лучами, лилось разноголосье снеговой воды, и в нём уже слышались возгласы ликования всё ещё далёкого лета.
   Потихоньку к Павлу стало возвращаться поэтическое настроение. Временами он доставал из кармана свой блокнот и что-то быстро в нём записывал.
   Увлёкшись весенними песнопенями, он забыл о происшествии минувшей осени, воспоминания о нём жухли, как те прошлогодние листья, которые вытаивали из под тёмного снега на кромке газона. В ту кафешку он больше не заворачивал, выбирая себе другие пути. 
   Однажды на глаза ему попалась реклама: «Скушай штрудель!» Неизвестное лакомство само просилось в рот. Машинально, поддавшись искушению, Павел пошел в заданном направлении. Но дойти до приятно пахнущего заведения ему  было не суждено.
   То был выставочный зал художественных произведений.  На красочно выполненных плакатах он увидел крупные буквы: Виталий Конюхов «Что такое осень?» и «Тайны безмолвия». Усердно гонимые им воспоминания снова зашевелились в памяти.  Штрудель тут же был забыт.
   Он подошел к зданию и толкнул дверь. В фойе он увидел женщину кассира, которая продавала билеты.
- Заходите!- приветливо кивнула она ему.- Вам повезло! Сегодня первый день выставки, открытие. Сейчас выступает художник, и вы сможете с ним пообщаться, задать интересующие вопросы, оставить в альбоме отзыв.
   Машинально Павел купил билет и подошел к группе людей, в центре которой  стоял высокий стройный мужчина элегантно одетый с красивой модной стрижкой. Он был довольно молод. Немногим старше Павла.
   Павел сразу узнал его, несмотря на его так изменившуюся внешность. Ведь эти глаза невозможно было ни с чьими перепутать, равно как и забыть. «Надо же, при параде!»- подумал он, проходя мимо них, стараясь даже не глядеть в их сторону.
   Огромные залы были увешаны большими и малыми картинами. Заметив вошедшего Павла, художник недвусмысленно усмехнулся.
- Ну что же, вы можете приступить к просмотру, позже зададите мне возникшие у вас вопросы!- он по-скорому зарезюмировал свою речь, и направился прямиком к Павлу.
   Тот выразительно посмотрел ему в глаза. Но это ничуть не произвело желаемого впечатления на «импрессиониста», и не остановило его.
- День добрый! Очень рад вашему посещению!- весело заговорил он, подходя к Павлу, приятельски похлопал его по плечу. «Шарахнуть бы тебя по лоснящейся, приторной физиономии и выместить накопившуюся обиду!»- мысленно рявкнул Павел, но остался стоять молча и неподвижно, точно вкопанный.
- Не знал я, что тогда был Хэллоуин!- Павел наконец зашевелился и неприятно улыбнулся.- Конюхов? Не так ли?
- Прости, что не представился! Я же тебе тогда сказал, что меня муза не отпускала! Я когда работаю обо всём на свете забываю. Не ем, не пью, не сплю и даже не умываюсь! Я ведь прямо из мастерской вышел писать осень, листья, лужи, струи дождя. Увлёкся и не заметил, как продрог. Решил немного отогреться в кафе.
- Свезло вам... Не оправдывайтесь, не надо!- Павел повернулся к нему спиной.
- Да постой ты, чудак-человек!
- Давайте я вас проведу по залам!- переходя на официальный тон предложил Конюхов. Павел обернулся:
- Там в кафе вы мне больше нравились, вы были настоящий.
- Настоящий…- хохотнул тот. Видимо его смешила наивная простата Павла.
- Да, именно! Мне тогда даже показалось, что вы умеете читать мысли!- добавил Павел не то с с обидой, не то с укоризной.
- А что в этом такого сложного?- художник продолжал смеяться.- У тебя же всё твоё на физиономии написано!- он перестал смеяться и добавил:- А Вы разве не знаете, что девяносто процентов информации человек получает невербально?
- Аааа... Психолог!- протянул Павел.
- Художник и должен быть психологом! А если ты не психолог, то ты дурак, ограничивающий свой мир прописными истинами! Посмотри на мои портреты! Каждый из них живёт своей жизнью! Пройди по моей портретной галерее, внимательно их изучи, и картины заговорят, как живые! Каждая расскажет вам удивительную повесть. Жизнь тех людей, которых я рисовал, и которые мне позировали, не проста! У каждого есть своя история!- он на минуту замолчал, лицо его снова посветлело.- Я ведь рисую не просто так! Мы знаем, что каждый человек живёт для того, чтобы через окружающий мир изменить себя! Но ведь он может и окружающий мир изменить… через себя!
   Павел не знал что ответить, но потом вдруг неожиданно для себя выпалил:
- Я хочу купить у вас картину!
- Это дорого.- Лицо художника приняло озабоченное выражение.
- Сильно дорого? Наверное, вы очень богаты?
- Главное моё богатство, это мои полотна!- Он был серьёзен, по вдруг появившемуся в его глазах холодному блеску, Павел понял, что наконец-то задел его за живое.
- Вы не хотите ничего не видеть! Вы ничего не хотите видеть!- повторил он,-Пойдёмте я вам всё покажу! Как так: вы собирались купить у меня картину, но ничего не посмотрели?- Конюхов явно занервничал.
- Погоди!- видя, что Павел направляется к выходу, он остановил его снова хлопнув по плечу.- Я сейчас!
   Он снял со стены небольшую картину и протянул Павлу.
- Это этюд! Понимаешь? Тат самый этюд, который я рисовал в тот вечер.
Павел остановился. Конюхов поднял валявшийся в углу кусок крафта, оставшийся после распаковки картин, и завернул в него этюд, перевязав бечевкой. 
- Вот! Бери! Дарю!- он втолкнул свёрток в руки Павла и, отвернувшись от него, подошел к пожилой женщине, которая захотела оставить запись в его книге отзывов.
   Воспользовавшись заминкой, Павел выскочил на улицу и почти побежал к автобусной остановке. Очнулся он только дома, когда жена спросила, что это у него в руках?
- Это картина художника - импрессиониста Виталия Конюхова!
- Где ты её взял?- удивилась жена принимая из рук мужа завернутую в крафт картину.
- Он сам мне её сегодня подарил... на выставке…
- Ты был на художественной выставке?
- А что в этом такого удивительного?
- Ничего… - Удовлетворяя своё женское любопытство она начала быстро распаковывать пакет. Вытащив картину, женщина поставила её на спинку дивана и отошла, стараясь рассмотреть её из далека. Потом, ахнув, воскликнула:
- Да это же лужа!- и засмеялась.
- Что смешного?
- Помнишь песню, группа «ДДТ» исполняет? Ну вот эта!- и пропела: «Что такое осень - это небо, плачущее небо под ногами, в лужах разлетаются птицы с облаками…»
- Однако, ты больше меня разбираешься в живописи!- удивился Павел.
- Давай завтра сходим вместе на выставку, я тоже хочу посмотреть его картины! И детей с собой возьмём.
- Выставка будет продолжаться ещё целый месяц…- он слегка задумался.- Ну что же? Давай! Ведь я сегодня так ничего и не увидел!
   Павел был очень доволен реакцией жены. Он даже в тот вечер, сидя за ужином, признался ей, что пишет стихи, чего раньше никогда не делал. Думал, что она над ним смеяться будет. Но она не смеялась, а с интересом его слушала. В тот вечер она стала ему гораздо ближе и роднее.   
   И Павел был счастлив, что наконец-то нашел рядом с собой такого понимающего, чуткого человека. «Надо же! А ведь и с ней можно разговаривать на тему искусства!».