Былое нельзя воротить...

Зима 1809 выдалась суровой и снежной. Разумовский заскочил проездом навестить графа. Рюмка за рюмкой, да еще и дороги занесло. Дело к обеду.
- Ну, что, Алеша, зябко? Нужно водки, а ты раззевался, - Шереметьев пригрозил пальцем шурину.
Разумовский молча кивнул, продолжая хрустеть корнишоном.
- Вкушай, наслаждайся, - протянул сенатор, поправляя волосы, - так только Клавка солить умеет.
- Прасковья, - позвал граф, - а ну-ка налей-ка нам водки-то.
- Не торопись, Праскуша. Наклонись и лей водочку медленно, чтобы видно было, покажи нам свои ягодки-малинки.
- Ой, срамно, барин, - зарделась молодуха.
- Зачем вам малинки, - в столовый зал вбежал коренастый мужичок, - откушайте моих земляничек. - Он поклонился и протянул тарелку, на которой покоились десятка три ягод.
- Да не может быть, - Шереметьев распрямился, - земляники, зимой, это где же такое видано? А ты шельмец, набрал да и сохранил, а?
- Вырастил, ваше сиятельство, - гаркнул мужичок, - в укромном, теплом месте, специально для вашего удовольствия.
- Это мой садовник, - граф посмотрел на Разумовского, продолжавшего уничтожать корнишоны.
- А знаешь, что, Петька, - Шереметьев опрокинул стопку, - проси, чего хочешь.
- Вольную, - садовник грохнулся на колени, - вольную хочу. Не вели казнить, ваше сиятельство…
- Ну вольную, так вольную, - граф помрачнел, но велел позвать писаря.
- Пиши, вольную Петру Касаткину, - Шереметьев поморщился, - как там тебя по батьке-то.
- Елисеевич, - садовник поднял голову, но оставался стоять на коленях.
- Значит так, - заключил граф, водка уже мешала говорить и тянула в сон, - вольную Касаткину, Петру Елисеечу и сто рублей отходного.
- Вот так, друг мой, Разумовский, сто рублей, - Шереметьев наполнил стопки.
Сто рублей - целое состояние. Петр перебрался в Петербург и наконец-то осуществил свою давнишнюю мечту: купил мешок апельсинов и уселся торговать на Невском проспекте напротив сквера, за которым красовалось здание Александринского театра.
Место приметное, торговля шла.
Касаткин выкупил брата и заплатил взнос в купеческое сословие, где они записались Елисеевыми, в память об отце.
Примерно через 90 лет на Невском проспекте по проекту архитектора Барановского выросло грандиозное здание в стиле модерн. Как раз напротив Александринского театра, там, где когда-то сидел Петр Касаткин с мешком апельсинов. Заказчиком был известный купец Григорий Елисеев, внук Петра. Во все времена этот дом назывался "Елисеевский магазин". Здание богато украшено. На фасаде скульптура Меркурия – покровителя торговли. А дальше скульптуры «Наука», «Искусство» и «Промышленность».
Магазины Елисеевых прославились на всю Россию и были известны за ее пределами. Григорий Елисеев был меценатом. На его деньги строились школы и богадельни, возводились приюты и больницы…
После переворота Елисеев обратил свое богатство в золото, из которого была отлита центральная люстра гастронома на Невском. Григорий был уверен, что вернется когда большевики сгинут. Мечтатель. Большевики остались, а вот люстра исчезла.
Декабрьским вечером я слонялся по Невскому и набрел на извилистую, мрачную очередь возле центрального входа в Елисеевский. Давали красную икру.
Повезло. Отстоял очередь и купил. Икра была запакована в два полиэтиленовых мешка. Больше двух "в одне руки" не давали.
- Подделка, - бабушка покачала головой глядя на покупку.
Права. Это саго, вымоченное в марганцовке. Я был в отчаяние.
- Оставь, - сказала бабушка, - забудь, выкини. После переворота расцветает низость и подлость. Благородство истребляется. В наше время всякое было, но, все же, иначе, - она стала похожа на заговорщицу.
Мы с братом притихли, приготовились слушать очередную "бабушкину историю" о тех временах.
- Я гуляла с дочкой по Невскому, - усмехнулась бабушка, - как раз там, где тебя сегодня надули с икрой.
Был декабрь, хлопья снега, не мороз. Вдруг подскочил человек в распахнутом пальто из дубленой кожи.
- Госпожа Агулянская? – мужчина выбросил вперед руку, - пардон.
- Позвольте представиться. Моя фамилия Елисеев, Григорий Елисеев, - он склонил голову. - Фани Исааковна, вы меня не знаете, но я знаком с вами, заочно. Мы дружны с вашим мужем. Дело в том, что ночью я проиграл Соломону в карты довольно крупную сумму. Пожалуйста, дорогая Фани Исааковна, передайте мужу мое почтение. Просто займет время, чтобы собрать наличные. Я постараюсь закончить как можно быстрее. А пока позвольте - в знак уважения.
Он остановил извозчика, махнул рукой и дюжий работник гастронома начал грузить коробки.
- Это кое-какие деликатесы, - Елисеев прижал руку к груди, - от чистого сердца. В одной из коробок мой самый главный подарок – земляника, только вчера с куста. Не волнуйтесь, мадам, человек поедет на облучке и донесет все коробки до вашего дома. Мой нижайший поклон и теплейшие пожелания к Новому Году вам и всей вашей семье. И большой привет моему дорогому другу, Соломону.
- Даааа, - протянул я, - тебе есть, что вспомнить, бабуля. Мне кажется, ты жила не в другое время, а на другой планете.
- Может быть, - сказала бабушка, - пойди-ка выброси эту гадость, что тебе подсунули. Картошка уже готова. Пошли за стол.
Мы теснились в крохотной кухне, полметра от холодильника до плиты и жевали хрустящюю картошку.
- Поставь Окуджаву, - бабушка закивала, - у него есть: "Былое нельзя воротить..." Всего-то три слова, а сказал абсолютно все.