Просто жизнь. часть 9

Леня сквозь сон слышал их разговор. В его памяти всплыли дни эпидемии. Первая зима была самая тяжелая и холодная. В середине января ударили сильные морозы. Дров осталось совсем мало.

Каждое утро Сан Саныч приходил, высыпал охапку перед огромной печкой и вздыхал:

– Савишна, а вдруг не дотянем?

– Ты не ной. Дотянем, – утешала Савишна и добавляла, – Господи помилуй.

Маленьких перевели играть в комнату поближе к кухне. Одна стена прогревалась от печки.

Сан Саныч сделал все, что мог. Собрал старших и  средних ребят, и они заделали дырки во всех окнах. Третий этаж решили закрыть и двери завесили матрасами.

Кровати поставили одну к другой.

Савишна и Татьяна, не переставая, вязали носки. Сан Саныч собрал в деревне все валенки. Из них наделали тапок.

– На красоту не смотрим. Надо чтобы крепко и тепло было, – говорил Саныч женщинам.

Но холод все равно пришел. Температура на улице застыла на минус тридцати пяти. Термометр в их огромном доме опустился до 14 градусов.

Сан Саныч утром переселил лошадку Марфу в одну из бань. И к обеду с Николушкой и несколькими ребятами покрепче пошли разбирать сарай.

Но ослабленные дети мерзли и начались болезни. Сначала маленькие – трех–пяти лет. А потом, как снежный ком, эпидемия сразила всех. И заболели все. Закашляли даже Николушка и Сан Саныч.

Нужны были лекарства. Сан Саныч  сменял спирт на сушенную малину. Раздобыл где-то горчицы. Но нужны были антибиотики, они кончались очень быстро. И решено было ехать на станцию и позвонить в область.

Морозным утром Сан Саныч, причитая, вывел Марфу из бани.  Побеспокоенная Марфа недовольно фыркала, из ее ноздрей вырывались клубы пара. Сан Саныч укрыл ее попонкой. 

Вышла Нечаева, закутанная во все одежки, и они поехали на станцию. Два раза съездили впустую – телефон не работал. На третий раз привезли новости.

Савишна и Татьяна каждый раз напряженно их ждали.

– Ну? – спросила Татьяна.

– Обещали, – ответила сияющая Нечаева.

Но Сан Саныч лучше знал чиновников.

– Они, тебе Маша, сначала, проверку учинят, а потом будут решать.

Мария Александровна поняла свою наивность и сникла.

Через несколько дней объявили карантин. На втором этаже находились все больные. На первом – здоровые. Здоровых осталось 16 человек из 86 детей. Это были те, что заболели первыми и сейчас выздоравливали. Нечаева боялась, что они заболеют снова. Переживут ли они болезнь еще раз?

Маленький Леня помнил день приезда комиссии. В детскую память врезались напряженные лица взрослых.

Сан Саныч нервно заглядывал по углам. Несколько выздоровевших детей играли на трех сшитых матрасах на кухне – в самом теплом месте огромного дома. Сан Саныч критически смотрел на старые матрасы в пятнах и разбросанные на них игрушки. Задумчиво покачал головой.

– Савишна, может убрать?

– А чад куда? Опять заболеют. Нет, – ответила Савишна, – итак их уважили – нарядились все, как в храм на праздник.

Савишна повязала на голову синий с розовыми цветами шарфик, который одевала только по большим праздникам. В сотый раз за утром она проверяла чистоту посуды на кухне.

Татьяна и Николай ходили с тряпками и высматривали пылинки.

Мария Александровна ничего не проверяла. Она вынесла маленький чемодан и поставила его за комод в огромном холле.

– Марья, – заорал Сан Саныч и стены холла дрогнули от эха, – это что?

Мария Александровна прибежала тут же.

– Чемодан, – спокойно ответила она.

– Зачем? Ты что, с ними уехать хочешь?

– Сан Саныч, они могут увезти меня.

– Это мы им не позволим.

– А как? Они захотят и увезут. И Вы, Сан Саныч, ничего не сможете сделать.

– Мы помолимся. Все хорошо будет, – сказала Савишна и унесла чемодан к себе в комнатку.

– Оставьте, – попросила Мария Александровна.

– Нет, – отрезала Савишна, – я у иконок положу.

И вдруг Сан Саныч произнес:

– Положи, положи. Нам без доктора никак.

– О, даже наш безбожник согласен, – удивилась Савишна.

Мария Александровна только растерянно опустила руки.

– Ты не бойся, Маша, все хорошо будет. И лекарства дадут и… в общем, все будет нормально, – успокоил Сан Саныч.

Мила кивнула, как бы подтверждая слова Сан Саныча.

В морозной тишине послышался скрип шин по снегу и раздался резкий хлопок дверей машины.

– Двое, – произнес Сан Саныч.

Леня увидел напряженное лицо Савишны, хлопотавшей возле печи. Она перекрестилась и перекрестила спину Сан Саныча.

Все пошли встречать комиссию.

Дверь холла тяжело открылась, и с клубами пара вошли два человека в военной форме.

– День добрый, – сказал мужчина, – мы к Вам.

– Данил Аронович!? – спросила Нечаева.

– Маша, Машенька, здравствуйте, – мужчина шагнул к Марии Александровне.

– Надежда Алексеевна, – радостно сказал он женщине, – познакомьтесь, это Мария Александровна Нечаева. Мой лучший ординатор.

Женщина приветливо кивнула.   

Напряжение растворилось. Все прошли на кухню.

– У нас малышня здесь. Самое теплое место, – оправдался Сан Саныч.

– Хорошо. Пусть играют у печки, – согласился Данил Аронович.

Подошел молодой парень.

– Это наш водитель Василий, – представил Данил Аронович.

– Ну, Васенька со мной пойдет, погреется, – сказала Савишна и пошла с Василием на кухню.

Сан Саныч провел комиссию по двум этажам. Данил Аронович и Надежда Алексеевна только кивали головами.

– А теперь пойдем в наш лазарет, – сказал Сан Саныч.

Лазарет разместили в зале, в котором когда-то проходили балы и уездные собрания. Воздух в зале был влажный, сильно пахло йодом и горчицей.

Кровати стояли в три ряда. Напротив двери горел огромный камин. Слева от камина, на огромном столе, были разложены листы.

– Это что? – спросила Надежда Алексеевна.

– Мария Александровна пишет дежурному кого, чем, когда лечить, – объяснили Татьяна и Мила.

– А там что? – спросил Данил Аронович и кивнул на две кадки и маленький столик справа от камина.

– Здесь у нас малина сушенная и горчица. Чтоб не отсыревали, – объяснила Нечаева.

– Горчица?! – переспросила Надежда Алексеевна.

– Мы горчичники делаем, – объяснила Мила.

– У Вас даже горчичников нет?

Нечаева покачала головой.

– Я же говорю, Надежда Алексеевна, Мария мой лучший ординатор.

– Я вижу. Вы, действительно, молодец. Держитесь.

На изящных чугунных завитках решетки камина висели за ручки эмалированные кружки.

– А кружки, зачем висят? – спросил Данил Аронович.

– Дифексировать, Мария Александровна сказала. Чтоб зараза не распространялась. И вода сразу горячая. В горячую кружку нальешь, она чуть не кипит.

Надежда Алексеевна посмотрела на Нечаеву.

– Дезинфекция. Кружки сухие и горячие от огня.

– Здорово придумали, – похвалила Надежда Алексеевна.

– Все, что можем, делаем, – сказал Сан Саныч, – детей из блокады увезли. Мы должны всех уберечь.

Состояние детей было тяжелым. Некоторые бредили. Все   кашляли. У многих хрипы – было слышно на расстоянии.
Татьяна, Мила и Нечаева остались проверять и менять простыни, мерить температуру, поить и кормить.

– Время обедать. Пойдемте, чем Бог послал, – пригласила Савишна.

– Неудобно, что ж мы Вас будем объедать, – сказал Данил Аронович.

– Ничего. Мы Вам много не дадим.

Сан Саныч и Николушка часто приносили из леса зайцев или тетеревов. Медведя они подняли после комиссии.

– Мясо, – удивилась Надежда Алексеевна.

– Я, с начала войны, мяса не ел, – удивился Василий.

– Это у нас Сан Саныч и Николай стараются, – гордо сказала Савишна.

Дети пришли в столовую. Савишна быстро разлила суп.

За столом ушли остатки напряжения. Надежда Алексеевна посмотрела на детей. Это были блокадные дети – еще худые, бледные от болезни, но в их глазах уже светился огонек любопытства, с которым дети разглядывают незнакомцев.

– Вот настоящий героизм. Сколько детей погибло?

– Вы что, Бог миловал. Сколько привезли, столько и есть, – ответила Савишна.

Данил Аронович и Надежда Алексеевна очень удивились.

– Вот это да. И суп у Вас с мясом и овощами, и кружки дезинфицированы и дети все, – восхищенно сказал Данил Аронович.

– Лучший ординатор, – сказала Надежда Алексеевна.

И стало ясно, что они не просто проверяющие, а очень близкие люди. И встретились после большой разлуки и горя.

– Мы напишем самые отличные рекомендации. И лекарства будут у Вас уже сегодня ночью.

– Это очень большое Вам спасибо. Но я вот что хочу спросить, – Сан Саныч сделал паузу и посмотрел на Данилу Ароновича, – а из органов приедут проверять?

– Органы заболели и лечатся в городской больнице. Проверяющие только мы, – ответила Надежда Алексеевна с плохо скрытой радостью.

– Да, только мы. Можно с Марией Александровной переговорить, – деликатно добавил Данил Аронович.

Савишна ушла заменить Нечаеву у больных. Дети доедали, аккуратно ставили посуду в огромный таз и выходили.

Старшие быстро убрали посуду младших, посадили их на матрас и тоже деликатно вышли.

– Ну и мы с Василием покурить пойдем, – сказал Сан Саныч и они с Василием ушли.

Вошла Нечаева.

Данил Аронович еще раз ее обнял.

– Маша я рад Вас видеть. Это моя жена Наденька. С Вашим Андреем все хорошо. Его освободили, он воюет. Нас с ним вместе освободили.

– Как освободили?

– Ему нужны солдаты. Чему тут удивляться, – жестко добавила Надежда Алексеевна.

– Как Ваш Сашенька? – спросил Данил Аронович.

– Саша умер от пневмонии в детдоме, – сухо ответила Мария Александровна.

– Да, Машенька. Я напишу Андрею, и он напишет Вам.
И совсем как отец, обнял и поцеловал Марию Александровну.

– Ничего не бойся. Все проходит, пройдет и это. Бог с тобой.

Он еще раз всмотрелся в лицо когда-то прекрасной и юной Маши Нечаевой, к которой испытывал не совсем отеческие чувства.

Он был молодым и холостым профессором, а Маша ходила за ним на все обходы и ловила каждое слово.

Но молодой детский врач Надя Вишнякова попыталась разбить одну из теорий профессора Берковича на лекции. Профессор в пылу спора влюбился в строптивую Надю.

В 37 году его арестовали. Надя не стала ни с кем спорить, отказалась от мужа и сберегла двоих детей. Но за мужа молилась каждый день. И в 42 он приехал живой и невредимый – фашист наступал, военных врачей было мало – он понадобился.

Надежда Алексеевна часто задавала себе вопрос – кого она больше ненавидит – Сталина или Гитлера. И понимала, что обоих и в равной степени. Они для нее были одним лицом зла и горя. 

Надежда Алексеевна внимательно смотрела на Марию.

– Маша, я знаю, Вы тоже там были. Вас били?

– Нет.

– Спать не давали? – спросил Данил Аронович.

Мария Александровна кивнула.

– Сколько?

– Мне в камере сказали, что восемь суток.

– Ого. Такое надо выдержать, – удивилась Надежда Алексеевна, – Мария, обязательно начинайте пить отвар пустырника. Каждый день по два–три раза в день. Данил так на ноги встал. Иначе никак.

– Мы поедем. А то машина замерзнет. Вы сами понимаете, – сказал Данил Аронович.

В столовую зашла Савишна.

– Вы попоите доктора сонной травой, – попросила Надежда Алексеевна.

– Да я ей тысячу раз говорила, пей пустырник. Не спать с ума сойдешь. Меня не слушает. Хоть Вы ей накажите, – ответила Савишна.

– Вот. Я наказываю. Мария Александровна я  выписываю Вам отвар пустырника 3 раза в день!

– Я проконтролирую, – отрапортовал Сан Саныч.

Данил Аронович не обманул. К 11 вечера привезли машину медикаментов.

Водитель передал Марии Александровне книгу по лечению инфекций у детей. Мария Александровна поняла, что в книге записка. Но вот где? Она вертела в руках справочник и никак не могла понять, куда они положили бумажку с бесценной информацией.

Она разрезала корочку книги. Записка от Данилы Ароновича лежала под листком, приклеенным к твердой обложке книги. На папиросной бумаге четким и ясным почерком было написано: “Дорогая Маша, нам не удалось уточнить все об Андрее. Мы знаем, что он на Первом Белорусском. Уже полковник, имеет награды. Как всякого освобожденного, его держат под контролем. Но он точно жив и здоров. Мы помним и если что-то узнаем – сразу напишем”

Мария Александровна стала получать от Берковичей письма. В каждом письме они писали, что помнят о ней и просили писать.  Мария Александровна обязательно отвечала.