Просто жизнь. часть 19

Леонид Сергеевич видел Баранова разным – замкнутым и немного высокомерным, пьяным и растерянным, а сейчас он стоял перед ним веселый и счастливый.

Они часто встречались на собраниях и праздниках. В один день их принимали в партию. Леонид Сергеевич немного нервничал. Анатолий был не просто спокоен, ему было все равно.

– Ты чего такой спокойный Викторович?

– Я обычный, – ответил Анатолий немного свысока.

В партию их приняли. Но при голосовании “начлаг” проголосовал против принятия Анатолия.

– У него родители подрывали устои нашей партии, – скрипучим голосом объяснил “начлаг” свое решение.

– Ну, у нас сын за отца не в ответе, – отрезал председатель партийного комитета.

Анатолий Викторович часто замещал главного инженера, когда он уезжал в отпуск или командировки.   

Анатолий был очень закрыт – с утра до ночи работал, потом шел домой, ночевал и снова приходил на комбинат.

Жил с какой-то бабой Нюрой в частном доме. От общежития всегда отказывался. На предложения переехать и жить, “как все”, он отвечал, что в общежитии шумно, а он по ночам много работает.

Начальство терпело такое несоветское поведение – “светлая голова”, называли они его. Разработки Анатолия приносили им должности, премии, и они его не трогали. 

В конце зимы 1962 года Анатолий получил письмо от мамы. Она писала, что ее полностью реабилитировали, что отец умер в 37 г. в Бутырской тюрьме. Мама живет с бабушкой в Воронеже, в Москву ее не пускают. “Толечка, мой мальчик, приезжай, больше всего я хочу,  наконец, увидеть тебя и обнять, маленький мой зайчонок”.

Прочитав это письмо, почти двухметровый мужик заплакал. Они не виделись 25 лет. Он рос в детском доме. Мама валила вековые сосны в тайге. Отец лежал в неизвестной общей могиле. Бабушке  оставалось только ждать и молиться, и делала она только эти два дела.

А теперь мама пишет, что хочет обнять маленького зайчонка.

Баба Нюра налила ему стакан спирта и дала соленый огурец.

– Езжай, сынок, – сказала она и перекрестила его.

Он взял отпуск и уехал.

Пассажирский поезд возвращался ночью. Анатолий вышел с поезда, встал под фонарем, закурил. Подумал о бабе Нюре. Он любил эту беспомощную старушку, потерявшую в войну всех близких.

Когда он заходил с мороза с огромной охапкой дров, она вытирала беззубый рот маленькой, сухой ладошкой и кидалась ему помогать. Он очень боялся придавить ее поленом. Аккуратно  опускал дрова вдоль печки. Потом начинал их складывать, баба Нюра помогала и причитала:

– Мне тебя, сынок, Боженька послал. Без тебя околела б от Морозки.

Баба Нюра всегда ждала Анатолия с работы. На столе в синей тарелке горкой лежали оладьи. Анатолий садился за стол, ел и рассказывал ей весь свой день. И  эта необразованная старуха говорила Толе, как с кем себя вести, при ком промолчать, а кому ответить. Анатолий часто поступал, как она советовала и никогда выводы бабы Нюры не подводили его. 

Баба Нюра не растратила свои материнские чувства, Анатолий не помнил, как быть сыном, как заботиться о матери. Они отдавали друг другу излишки любви. Он – сыновней, она – материнской. И в душе Анатолия, благодаря бабе Нюре, установилось равновесие. А теперь у него есть мама и бабушка. И они, наконец, встретились.

В поезде было жарко и лицо Анатолия горело. Он подставил его редким снежинкам. Прохладные капли холодили то щеку, то подбородок, то лоб.

Знакомый голос вернул его на вокзал.

– Толя, ты? – услышал он голос.

Анатолий поднял глаза. Перед ним стоял Леонид. “Вот она, правда  жизни”, подумал  Анатолий, “прислали истинного ленинца на разведку”. Анатолий  смотрел на  Леонида с плохо скрываемым презрением.

– Вы мне не доверяете Анатолий Викторович? – с ударением на каждом слоге спросил Леонид.

– Почему? – растерянно спросил Анатолий.

Он не ожидал такого вопроса. Он ожидал дружеского, вежливого допроса: “Как мама, о чем говорили” А тут – “Вы  мне не доверяете”….

– Вы пришли меня проверять?

– Я, нет. Я только приехал. А ты здесь, ночью, что делаешь?
 

– Я оборудование встречал. Все отогнали на запасной путь. Я сам проверил, – отчитался Леонид.

– А, – протянул Анатолий.

Они смотрели друг на друга и курили. Над ними висел фонарь. Вокруг ранняя весна – грязный пористый снег и замерзшие лужи.

– Я от мамы приехал, – сказал Анатолий.

Анатолий посмотрел на растерянного Леонида.

– Да!? – удивился Леонид и растерянно замолчал. Он не знал, что спросить и стоит ли о чем-нибудь спрашивать.

Анатолий все понял.

– Пошли, – скомандовал он.

Они долго шли по перрону, потом по гравийке. Сели на шпалы. Анатолий открыл чемодан. По грязному белью катались три бутылки водки. Он открыл одну и отпил.

– На, – он протянул Леониду бутылку.

Леонид допил бутылку.

– Мама…. моя мама, – начал Анатолий, – папу арестовали в 37, маму в 38. Папу просто пришли и забрали, а во время ареста мамы был обыск, что они искали, черт их знает. Они выкинули все вещи, бумаги, даже кухонную утварь и мои игрушки на пол. И ходили по нашей жизни в своих сапогах. А мы, испуганные, сидели и смотрели на все это. И ничего не могли сделать. Бабушка прижимала меня к себе. Отец очень любил маму, она была такая красивая – волосы пшеничные, глаза карие, пальцы тонкие, носила она только обручальное колечко. Отец был военным инженером. Он часто дарил маме цепочки, колечки и обязательно шоколадку. Мама отдавала шоколадку мне. Отец говорил, что детям нельзя шоколад. Мама смеялась и говорила, что детям нельзя без шоколада.

У меня была юла, когда я ее заводил в ней падал снег, и прыгала через барьер маленькая лошадка. Один из этих, во время обыска, хотел раздавить юлу. Бабушка кинулась и выхватила ее из – под его сапога...

Потом меня забрали в детский дом. Там я стал сыном врагов народа. А сейчас моя мама седая старуха без зубов, с раздутыми от ревматизма суставами. Могилу отца я не знаю. И снова я ничего не могу. Не могу вылечить мать, не могу прийти на могилу к отцу.

– А ты когда-нибудь задумывался, почему столько врагов народа?

– Нет, я думаю нам не дано это понять. Логику чокнутого понять нельзя. У тебя есть знакомые, кто не сидел?

– Только Валентина Степановна и Аня.

– И у меня только они и еще наш Сашка.

Последний снег с шорохом падал на землю. Они курили и молчали. Допили водку. Пахло весной.

– Смотри, какой снег. Все белое. Оттепель, – сказал Леонид.

Снег засыпал грязь, все белело. Будто кто-то укрыл все белым покрывалом. Тускло светил фонарь. Под его светом на снегу вспыхивали разноцветные искорки.

– Светает, пошли по домам. Анька беременная, ей переживать нельзя.

– А я бабе Нюре позвонил. Тоже, наверное, ждет – не спит.

Они уехали на первом автобусе.

Леонид увидел тещу в окне. Дверь в их комнату была открыта.

– Ты где шлялся, Леня? – спросила Валентина Степановна и удивленно вдохнула, – и почему ты пьяный?

– Валентина Степановна, а почему у нас столько врагов народа?

– Толя вернулся? – Леонид кивнул, – как мать?

– Болеет.

Они зашли в комнату. Леонид тяжело опустился на стул.

– Враги народа не у нас, а у него просто были враги.

– У меня из знакомых только в Вашей семье никто не сидел?

– Ты что сынок, Аниного отца забили на допросе в 38 году.

– Как?

– Да, как многих, – ответила теща.

Они сели за стол, теща налила чай.

– Я познакомилась с ним в мае 37-го, началась любовь. Его арестовали 19 июня, а 20 июня мы должны были подавать заявление в ЗАГС. 20-го он не пришел к ЗАГСу, я пошла скандалить к нему домой. Соседка сказала, что его арестовали. Мне повезло, про меня не знали. Я беременная была. Ждала три недели. Потом пошла в Бутырку, встала в очередь. Очередь длинная, из одних женщин. Жара. Мне стало плохо. Меня посадили на лавочку. Со мной осталась Зинаида Семеновна Шпрах – тетя Зина.

Я рассказала ей все. От отчаяния и растерянности, не знаю, я ей поверила почему-то. Жена профессора она уже тогда понимала что происходит. Отправила меня домой и сказала, что сама все узнает. Вдруг говорит, отпустят твоего Ивана, а ты не дай Бог скинешь, обидно будет. А если плохо, то хоть ребенок останется. Хотя в наше время рожать для этого Антихриста нельзя. Но каждому по вере. Проси и спасешься. У нее были арестованы муж и два сына. Муж умер во время допроса, а сыновья в Магадане сгинули. Мне велела называть ее тетей Зиной. Зимой она узнала, что Иван во время допроса ударил следователя, и его забили – он оказал сопротивление. Как она это узнала? В конце зимы она заболела пневмонией, я ее выходила, и пришло время мне рожать. Мы стали жить вместе. В моей комнате. Я всем говорила, что она моя тетка, помогает. Она растила Аню, я работала.

А недавно вернулись ее мальчики. Пишет старые, беззубые, но живые. Я, пишет, их кормлю и смотрю на них – насмотреться не могу. А ты говоришь никого.

– Анна знает про отца?

– Конечно. Пошли спать, дорогой.

Утром Анатолий Викторович повел себя как прежде. Леонид тоже сделал вид, что разговора не было.