de omnibus dubitandum 118. 600

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.600. НЕ ПО ЗЛОМУ УМЫСЛУ…

    Я сразу узнал Керенского по тому множеству портретов, которые я видал, по тем фотографиям, которые печатались тогда во всех иллюстрированных журналах.

    В предстоящей мне работе, - писал впоследствии А.Ф. Керенский, - как в армии, на фронте, так и в тылу, я не мог опираться на людей, не принявших безоглядно революцию как fait accompli (Свершившийся факт (фр.) или сомневавшихся в наших возможностях возродить боевой дух армии в новой психологической атмосфере. Внешне такие люди вполне приспособились к новой ситуации, но внутренне они не могли от чистого сердца посвятить себя выполнению таких задач. В качестве ближайших соратников мне нужны были люди с независимыми суждениями, люди, готовые служить делу, а не личности. Мне нужны были люди, которые выстояли при старом режиме перед лицом всех безрассудств и тягот войны и которые полностью осознавали суть происшедшего переворота. Мне нужны были люди, которые верили, что русская армия не погибла, которые были убеждены, что здоровые политические силы на фронте и в тылу в конечном итоге преодолеют влияние деморализующей пропаганды и которые понимали, что комитеты и комиссары на фронте появились не по злому умыслу внешних и внутренних врагов России, а как неизбежный результат краха традиционных отношений между офицерами и солдатами, происшедшего сразу же после краха монархии.

    После нескольких дней напряженных переговоров и совещаний, все дела в военном министерстве, наконец, перешли в руки людей, которые отвечали таким требованиям, – молодых, энергичных, хорошо разбиравшихся в создавшемся в те дни положении. Посты товарищей военного министра заняли генерал-лейтенант Маниковский, а также полковники Генерального штаба Якубович и Туманов. Я отозвал с фронта, где он находился с начала войны, полковника Барановского* (моего шурина). В тот момент он служил в штабе командующего первым корпусом генерала Лукомского и, назначил его начальником своего личного секретариата, в котором был создан специальный отдел, ведающий политическим состоянием вооруженных сил.

    Возвратившись осенью 1890 года из Ташкента, где А.Ф. Керенский провел свои первые студенческие каникулы, он познакомился с семьей Барановских. Госпожа Барановская, разведенная жена Л.С. Барановского, полковника Генерального штаба, была дочерью видного китаеведа В.П. Васильева, члена Российской Академии наук и многих зарубежных академий. У нее были две дочери, Ольга и Елена, и сын Владимир, который служил в гвардейских артиллерийских частях. Очаровательная семнадцатилетняя Ольга посещала бестужевско-рюминские Высшие женские курсы, пользовавшиеся в те годы огромной популярностью. К студентам, которые окружали Ольгу, вскоре присоединился ее талантливый, подающий большие надежды двоюродный брат, сверстник Керенского Сергей Васильев. Эти молодые люди, с которыми у них оказалось много общего, куда больше подходили Керенскому, чем его прежние  знакомые из общества. В жарких дискуссиях о текущих событиях в России и за рубежом они, как и многие молодые люди того времени, решительно осуждали официальную политическую линию. Почти все они сочувствовали движению народников или, скорее, социалистам-революционерам, но, насколько я помню, пишет А.Ф. Керенский марксистов среди нас не было. Их кружок распался, когда Барановские переехали из своего дома на Васильевском острове на улицу, расположенную вблизи Таврического сада. К тому времени все повзрослели, и беззаботной студенческой жизни пришел конец. Однако не стану утверждать, пишет далее А.Ф. Керенский, что меня это так уж расстроило, ибо Ольга Барановская стала моей невестой. Впервые Керенский женился в 1904 году. Ольга Львовна Барановская (?)(1884—1.10.1975) в то время была «прогрессивно мыслящей барышней». К тому же не из бедной семьи: внучка знаменитого китаеведа, академика В.П. Васильева, и дочь полковника Генерального штаба Льва Барановского, девушка была завидной партией. Но её родители не дали согласия на брак, считая партию с Керенским мезальянсом для приличной барышни. Тем не менее, влюблённые обвенчались и провели медовый месяц в имении деда Ольги.

    Ольга Львовна - Первая жена А.Ф. Керенского (с 1904 г. и фактически до его ухода в Госдуму в начале Февральской революции 1917 г.). Училась на Высших женских (Бестужевских) курсах в Петербурге. В семье родились двое сыновей. Весной 1918 г. Керенский эмигрировал, а Ольга Львовна с детьми и матерью осталась в Петрограде без средств к существованию, набивала табаком папиросные гильзы на продажу. Одна из большевистских газет писала:

Сам Керенский за границей
— Там, где царские отбросы,
А жена его в столице
Набивает папиросы.

    В мае 1918 г. уехала с семьей в Усть-Сысольск. В августе была арестована ВЧК и доставлена в Москву, на Лубянку, обвинена в попытке бегства к белым. В течение шести недель содержалась вместе с детьми в Лубянской тюрьме. После освобождения осенью 1918 г. вернулась в Петроград, проживала совместно с матерью. Младший сын Глеб болел туберкулезом. В 1920 г. они как эстонские граждане выехали в Эстонию, затем в Швецию, в августе 1920 г. перебрались в Англию. Там Ольга Львовна работала машинисткой, волонтером женской неправительственной организации. Летом 1939 г. брак между супругами Керенскими был официально расторгнут. 20 августа 1939 г. А.Ф. Керенский вступил во второй брак — с Лидией Элен (Нелл) Триттон. О.Л. Керенская пережила его на пять лет. Покоится на лондонском кладбище Путни-Вейл (Putney Vale Cemetery and Crematorium) рядом с А.Ф. Керенским, своими сыновьями и их женами.

    Но в 1912-ом, когда Александр Федорович был избран в Государственную Думу и стал публичным человеком и кумиром дам, брак затрещал по швам. Какое-то время Ольга закрывала глаза на многочисленные романы и интрижки мужа, но затем не выдержала. Кажется, последней каплей стал роман супруга с её двоюродной сестрой.

    В 1917 году семья прекратила своё существование. Керенский сбежал, а Ольга осталась в стране: нищая, с двумя маленькими детьми, гонимая и преследуемая властями, она металась по стране, прячась в заброшенных деревнях.

    Отец - Генерального Штаба полковник Лев Степанович Барановский не только вступил в первый свой брак со свояченицей (что было запрещено Российскими церковными и гражданскими законами), но и впоследствии, ради создании новой семьи уже с другой женщиной и успешного продолжения служебной карьеры, он готов был, поправ всякие понятия об офицерской чести и элементарной мужской порядочности, оболгать ставшую ненавистной ему первую жену, а детей объявить незаконнорожденными.

    Владимир Львович Барановский, как и Барановский-старший, избрал карьеру гвардейского офицера и так же как отец, окончил Академию Генерального Штаба, обеспечив себе тем самым в дальнейшем благополучную карьеру представителя армейской интеллектуальной элиты. Однако В.Л. Барановскому «повезло вдвойне», ибо он был еще и шурином человека, заявившего летом 1917 г. претензии на роль очередного в равной степени «блистательного», как и неудачного «русского Бонапарта». Этого последнего звали Александр Федорович Керенский. В таких условиях головокружительная карьера «генштабисту» В.Л. Барановскому была обеспечена. Однако он не растерялся и после падения «керенщины», а сделал вполне успешную карьеру и в Красной Армии, чем подтвердил верность теории социально-бытовой мотивации. Представители интеллектуальной элиты русской армии готовы были ради карьеры попрать не только офицерскую честь и семейное благополучие, но и служить всякому, кто гарантировал им более-менее безбедное существование.

*) БАРАНОВСКИЙ Владимир Львович (?)(20.05.1882—11.09.1931) – масон, подполковник, затем – генерал. Шурин А. Керенского и его адъютант. Ездил с ним на фронт в мае 1917. По словам В.В. Вырубова, Б. «имел на Керенского очень скверное влияние». НВМ – Н.В. Макеев; ННП – Полк, Н.Н. Пораделов.. Русский и советский военный деятель, генерал-майор (за отличия по службе, 1917 г.), герой Первой мировой войны, награжден Георгиевским оружием. Участник Февральской революции, член Военной комиссии Временного комитета Государственной думы. С 6 июля 1917 г. начальник кабинета военного и морского министра Временного правительства А.Ф. Керенского (по назначению последнего), который был его зятем (муж сестры). После Октябрьской революции подвергался аресту, был заключен в Петропавловскую крепость. 4 января 1918 г. освобожден под честное слово. В марте 1918 г. уволен со службы. С сентября 1918 г. — в РККА, где занимал разные должности, в 1921—1924 гг. — начальник оперативно-строевого отдела Управления связи РККА. Арестован 17 февраля 1931 г. по делу «Весна» {Дело «Весна» — репрессии в отношении офицеров Красной Армии, служивших ранее в Русской императорской армии, и гражданских лиц, в том числе бывших белых офицеров, организованные в 1930—1931 гг. органами ОГПУ. Только в Ленинграде в мае 1931 г. по этому делу было расстреляно свыше тысячи человек}. Признал себя виновным в создании контрреволюционных организаций. Осужден к ВМН с заменой на 10 лет ИТЛ. Умер в СибЛАГе осенью того же года.

на фото Заседание военного министерства Временного правительства 4 состава (слева направо): ген.штаба.полковник Барановский, ген.штаба.генерал-майор Якубович, Б.В.Савинков, А.Ф.Керенский и ген.штаба.полковник Туманов. Фото: Карл Булла

**) ПОРАДЕЛОВ, Николай Николаевич (1887-1948) – масон. Полковник Генерального Штаба. Друг и «телохранитель» А. Керенского, как в 1917, так и в Париже. Вступил в Великую Ложу в 1922, вышел в 1929, и был принят в «Северную Звезду». 18°. Был женат на француженке, умер после войны, недалеко от Шартра. (Н.Б. и Н.В. Макеев в это время жили недалеко от них, Н.Б. присутствовала на его похоронах и видела, как жена П. положила в гроб его масонскую перчатку). ПА, Лич.

***) ПОЛКОВНИКОВ, Георгий Петрович (1883-1918) – масон. Полковник, в 1917 командующий Петроградским военным округом. Смирнов писал о нем: «Керенский всегда окружал себя посредственностями в военном деле». М.М. Винавер считал, что «П. сносится с большевиками». И верно: он имел контакт с Троцким. Повешен большевиками. ЧС, БИБ.

****) ПОЛОВЦЕВ, Петр Александрович (1874-193?) – масон. Родственник Александра Александровича П., государственного секретаря (1833-1909). В 1905 помощник военного атташе в Лондоне. В мае 1917 генерал-майор. Заменил Корнилова, как командующий Петроградским военным округом. Одно время – тов. министра иностранных дел Врем. прав., после него на это место был назначен Б.Э. Нольде, директор II департамента мин. иностр. дел, на место которого был назначен П.Б. Струве. Автор воспоминаний Дни затмения. В статье, напечатанной в парижской газете Эко де Пари 1 декабря 1920, спутал Чернова с Керенским. Мастер в ложе «Северное Сияние», один из основателей «Астреи» в 1922. Член Верховного Совета Народов России. 33°. Жил в эмиграции в Монако. ЗК, БИБ.
 
Источник: Берберова Нина Николаевна (Н.Б.), Люди и ложи. Русские масоны XX столетия

    Полковник Барановский ежедневно докладывал мне, пишет далее Керенский, - о текущих событиях, следил за назначениями в Ставке и держал меня в курсе событий, которые происходили в Петрограде во время моих частых поездок на фронт. И должен сказать, что я никогда не сожалел о выборе своего ближайшего соратника. Все время нашей работы в военном министерстве мы действовали в полном согласии. Позднее, 25 мая, я произвел реорганизацию высшего состава военно-морского министерства. Капитан Б.П. Дудоров занял пост первого заместителя министра по стратегическим и политическим вопросам, а капитан Кукель стал вторым заместителем по техническим операциям.

    Не Наполеон, но, безусловно, позирует на Наполеона. Слушает невнимательно. Будто не верит тому, что ему говорят. Все лицо говорит тогда — «знаю я вас; у вас всегда отговорки, но нужно сделать и вы сделаете».

    Я доложил о том, что не только нет корпуса, но нет и дивизии, что части разбросаны по всему северо–западу России и их раньше необходимо собрать. Двигаться малыми частями — безумие.

    — Пустяки! Вся армия стоит за мною против этих негодяев. Я сам поведу ее за собою, и за мною пойдут все. Там никто им не сочувствует. Скажите, что вам надо? N. N., — обратился он к Барановскому (я не запомнил имени и отчества Барановского), — запишите, что угодно генералу.

    Я стал диктовать Барановскому, где и какие части у меня находятся и как их оттуда вызволить. Он записывал, но записывал невнимательно. Точно мы играли, в поддавки, а не всерьез делали. Я говорил ему что-то, а он делал вид, что записывает.

    — Вы получите все ваши части, — сказал Барановский. — Не только Донскую, но и Уссурийскую дивизию. Кроме того, вам будут приданы 37–я пехотная дивизия, 1–я кавалерийская дивизия и весь 17–й армейский корпус, кажется, все, кроме разных мелких частей.

    — Ну вот, генерал. Довольны? — сказал Керенский.

    — Да, — сказал я, — если это все соберется и если пехота пойдет с нами, Петроград будет занят и освобожден от большевиков.

    Слыша о таких значительных силах, я уже не сомневался в успехе. Дело было иное. Можно будет выгрузить казаков и в Гатчине и составить из них разведывательный отряд, под прикрытием которого высаживать части 17–го корпуса и 37–й дивизии на фронте Тосно — Гатчино и быстро двигаться, охватывая Петроград и отрезая его от Кронштадта и Морского канала.

    Моя задача сводилась к более простым действиям. Стало легче на душе… Но, если бы это было так — разве сидел бы Черемисов теперь с «советом»? Разве принял бы он меня известием, что Временного правительства уже нет? Три дивизии пехоты и столько же кавалерии, беспрепятственно идущие среди моря армии, это показывает, что армия на стороне Керенского, а если так — бунтовался бы разве гарнизон Петрограда, задерживали бы эшелоны в Острове? Нет, тут было что-то не так. Сомнение закрадывалось в душу, и я высказал его Керенскому.

    Мне показалось, что он не только не уверен в том, что названные части пойдут по его приказу, но не уверен даже и в том, что Ставка, то есть генерал Духонин передал приказания. Казалось, что он и Пскова боится. Он как-то вдруг сразу осел, завял, глаза стали тусклыми, движения вялыми.

    Ему надо отдохнуть, подумал я и стал прощаться.

    — Куда вы, генерал?

    — В Остров, двигать то, что я имею, чтобы закрепить за собою Гатчину.

    — Отлично. Я поеду с вами.

    Он отдал приказание подать свой автомобиль.

    — Когда мы там будем? — спросил он.

    — Если хорошо ехать, через час с четвертью мы будем в Острове.

    — Соберите к одиннадцати часам дивизионные и другие комитеты, хочу поговорить с ними.

    Ах, зачем это! — подумал я, но ответил согласием. Кто его знает, может быть, у него особенный дар, умение влиять на толпу. Ведь почему-нибудь приняла же его Россия? Были же ему и овации, и восторженные встречи, и любовь, и поклонение. Пусть казаки увидят его и знают, что сам Керенский с ними.

    Минут через десять автомобили были готовы, я разыскал свой, и мы поехали. Я — по приказанию Керенского — впереди, Керенский с адъютантами сзади. Город все так же крепко спал, и шум двух автомобилей не разбудил его. Мы никого не встретили и благополучно выбрались на Островское шоссе.