Опасное сближение двух творческих начал

                Опасное сближение - не предусмотренное заданием на полет
                сближение воздушных судов между собой или другими
                материальными объектами на интервалы менее установленных
                настоящим Наставлением, в результате которого возникает
                опасность их столкновения.
                Наставления по производству полетов в гражданской авиации СССР               
                (НПП ГА-85)

                Двигая свои рюкзаки в горы, мы, обычно, думаем только о встрече с Природой и не думаем о встрече с Человеком, мы просто знаем, или допускаем это подсознательно, что она случится и знаем, что это приведет к появлению в нашей жизни новых друзей. Но к этому должен привести процесс сокращения дистанции, которую мы устанавливаем, живя в социуме и, которая предназначена для обеспечения нашего комфорта. На Природе, в походе, в горах сокращение этой самой дистанции происходит незаметно для нас самих, дистанция безопасности тихо растворяется. Мы за нее, на самом деле, прячемся, чтобы оградить себя от сближения с душой другого человека, что считаем опасностью вторжения в свое личное пространство, за которое придется платить личным покоем. Но готовность открыться Природе лишает нас бдительности, и она неожиданно возвращает нас к давно забытой способности ждать таких душевных прикосновений.

                Что-то похожее со мной произошло, когда мои новые, пока еще знакомые по интернету, попросили меня спланировать какой-нибудь «интересненький» маршрут недельки на две, от самолета до самолета. Я и размахнулся: две недели, так две недели. Давно уже, бегая по Алтаю, как то так получалось, что я до сих пор обходил вниманием Шавлинские озера, хотя знатоки говорят, что с них и надо начинать знакомство с его красотами. Но одними Шавлинскими две недели не заполнишь, и я практически объединил два маршрута: Шавлинские озера, с переходом в долину Маашея через озеро Карасу и Каракабакские озера. Ничего в этом нет экстраординарного, так многие делают, если есть время, но мои московские друзья, похоже, озадачились таким плотным графиком. Они до сих пор, как говорит Саша, занимались «каботажным туризмом» в Крыму – маршрутами небольшой протяженности от деревни до деревни, хотя он бывал и в Ергаках…

                До Нижнего Шавлинского мы добрались ударно - за два дня. В этом нам помогли опять лошадки, взяв на себя большую часть нашего груза. Хотя всю фотоаппаратуру я нес сам. В надежде на лошадок я размахнулся и взял все три объектива, один из которых – телевик весом в два килограмма, как я и ожидал, мне почти не пригодился. Таким образом, у меня неоправданного груза набралось килограмма четыре. А если потрясти рюкзак повнимательнее, то и пять, наверное, можно было из него вытрясти, ведь даже на выходе из похода рюкзак неожиданно оказался весом в целых 29 килограммов…

                По приходу нам было уже не до новых знакомств и развлечений у костра, типа песен под гитару. Есть же энтузиасты – тащить гитару на горбу в такую даль! И она зазвучала к вечеру. Но музицировала молодежь, а в их исполнении, часто не проглядывается желание восхищаться автором и текстом. Мне так кажется... Не пошел я к костру. Полюбовался только и пофотографировал три вершины – украшения Шавлинских озер: «Мечта», «Сказка» и «Красавица».

                На следующий день – все по распорядку: подъем до рассвета, съемка… А к вечеру я опять, пренебрегая костром и песнями, ушел в ночь один, но с почти полным рюкзаком. Над Нижним Шавлинским озером нависла гора «Пирамида». Она на 1000 метров выше озера и на нее, бывает, поднимаются энтузиасты, но мне надо было, всего лишь, метров на 400-600, на полку выше леса. Альпинисты еще такие «полки»  смешно называют «подушками». Там можно поставить палатку и пофотографировать звезды в озере. Подход к этой полке я невзначай, но значительно усложнил, подвел мой летчицкий профессионализм. Давно, наверное, еще Дедал для своего Икара придумал метод восстановления ориентировки «путем опроса местных жителей». На заре авиации этот «метод» даже записали в руководящие документы по эксплуатации той, еще «щуплой» авиации. Метод предполагал выполнить посадку возле какого-нибудь населенного пункта и опросом местных жителей: «Где я? Кто я?», - восстановить эту самую ориентировку. Ориентировку я не терял, но метод можно использовать шире. Я знал, что на гору «Пирамида» ведут две тропы: одна - от нижнего, по течению Шавлы, края озера, начинающаяся от нашей «Поляны Идолов»; и вторая – от верхнего края, петляющая вдоль ручья, вытекающего из ущелья, ведущего к перевалу Нижнешавлинский. Хотелось бы знать, которая из них легче. «Опрос местных жителей» привел к противоречивым результатам: те, кто, как и я, остановились на Поляне Идолов, говорили, что легче вдоль ручья; те, что стояли у ручья посылали на Поляну Идолов… Второе мнение я узнал, когда уже пришел к ручью, груженый палатками и спальниками - не возвращаться же назад. Подъем дался нелегко. Мимо ручья, мимо морены, мимо Треугольного озера… мимо острова Буяна… Крутизна достигала 40-45 градусов, иногда больше. Часа через два я добрался до «полки», но вид с нее меня не вдохновил – сюжет разбивался на два: озеро отдельно, три вершины сами по себе. К тому же я забрался высоковато, метров на 600, уже не к границе леса, а, даже, выше границы травы. Пришлось траверсом, со снижением топать на, увиденную далеко ниже нашей стоянки и, даже, километра два за нижним краем озера, полку. Часов пять, и сюжет в видеоискателе выстроился в цельную картинку.
                Хотя бы, звезды в этот раз не подвели, удачно высветились, и я их достал своим CANONом…

                Ночью после съемки спускаться к озеру не станешь. Оставалось ждать рассвета, и я залег в палатку. Но, что-то было неуютно одному, и я прислушивался к шорохам. Шорохи тоже не подвели, не заставили себя ждать – почти под палаткой раздался громкий в густой тишине писк и сразу же - дын-дын-дын - топот маленьких ног. Ног пищухи не услышать даже в ночной тишине, тогда кто? Что я еще подумать мог? Медведь… Маленький… Надоело прислушиваться и я прибег к проверенному средству – берушам, одновременно ощущая холодок «под ложечкой» и усмехаясь про свою беспомощность в спеленатом состоянии спальника – этакий пирожок с начинкой: «Приходите, гости дорогие, на чаек!..» Но разожженная моими друзьями звездочка костра на «Поляне Идолов» не затерялась в отражениях звезд в озере и поддерживала мои силы, как могла, как и испеченные нашим Денисом перед моим уходом тут же на поляне два маленьких пирожка, похожие на вареники. Индийские названия «пирожков» я забыл сразу же после их озвучивания, но от этого трогательного жеста друга осталась благодарность за поддержку и ощущение теплоты в районе желудка…

                Наутро, выбираясь из палатки, я обнаружил, что она шуршит. Снаружи палатка была вся белая от инея – заморозок. Пришлось удивиться, я, как вы помните, метеорологию изучал и знаю, что в это время года «нулевая изотерма» залегает на высоте около 3000 метров, а я забрался на 2500, не больше. Похоже, изотерма спустилась, чтобы тоже поддержать меня в борьбе с «маленькими медведями», ломящимися в мое сознание…

                Спустился поутру к друзьям. Они уже начали обрастать знакомствами. На Нижнем Шавлинском парковок то – приличных полян, пригодных для палаток, было всего две. И обе они были плотно ими уставлены. Мы, как вы помните, стояли на «Поляне Идолов». Туристы, у которых руки растут из всяких правильных мест, оставили после себя более десятка забавных ликов, вырезанных из тут же стоящих сухих стволов. Многие из них уже изрядно состарились и покрылись мхами, усиливая впечатление своей древности.
                На этой поляне нас несколько раз запоздало поливал дождь, и даже град неуверенно принимался стучаться в палатку, но мы были уже «в домике».

                Новые знакомства были обеспечены плотностью застройки палаточного городка. Наш Андрей нашел по соседству единомышленников-альпинистов. В их группе я заметил пожилого человека, «пожилее» меня лет на десять. Он сидел на земле и зашивал рюкзак, используя в качестве иголки гитарную струну. Я еще подумал: «Вот бы и мне в его возрасте еще ходить…». Но пора было выдвигаться на Верхнее Шавлинское озеро. Не подошел я в этот раз к человеку с гитарной струной, да и зачем бы?

                Выходим. Опять дождь. Но я, как фотограф, не в обиде. Природа нам благоволила весь поход: на маршруте дождь нас не щадил по пути и «туда», и «обратно», часто ноги трудно было вытаскивать из грязи, но, когда мы добирались и разбивали палатки, устанавливалась приемлемая для фотосъемки погода. И я с этим был, ой!, как согласен! Я благодарен дождю и за то, что он, проявляя деликатность, часто оставлял время между своим уходом и нашим сном, позволяя нам еще и такую роскошь, как обсушиться после своих объятий.

                Опять меня подвели мои знаменитые резиновые сапоги – протектор стерся в походах основательно. На ровном месте поскользнулся и упал грудью на острый камень, а сверху все это «дружески» придавил мой тридцатикилограммовый рюкзак. Третью неделю уже что-то болит под ребрами. К следующему сезону надо не забыть отправить старые сапоги на покой.

                По пути на Верхнее я понял, когда увидел Среднее, что ночевать сегодня мне придется именно на нем и тоже фотографировать звезды ночью. Все ушли дальше, а я с трудом втиснул свою одноместную палаточку между корней деревьев – стоянок на Среднем было очень негусто. Знакомство, удивившее меня в том походе, опять откладывалось.
                Рядом, но на противоположном берегу озера, был небольшой водопад-водоскат, он то мне и нужен. Подход к нему был возможен вокруг всего периметра озера и в обратную от прихода сторону.

                Пока было светло, я сходил на разведку. Сюжеты меня удовлетворили,  и даже очень! Но на противоположный берег надо было идти через громадные камни, сравнимые с домами в 2-3 этажа, похожими на «Чемоданы» в Ергаках. Я старательно запоминал тропу и ориентиры, чтобы уже ночью, возвращаясь, не заблудиться. Отснял. Ориентиры, намеченные при солнечном свете, в полночь при фонарике никак не хотели опознаваться. Заблудился. Но фонарь у меня хороший и он вывел меня на тропу к палатке.

                Утро. Час пути и я на Верхнем Шавлинском озере. В лагере почти никого, все ушли в горы, в ледники: и мои, и ребята из той группы альпинистов, вместе с пожилым мужчиной. Ставлю палатку и иду догонять их по гребню, который, являясь смотровой площадкой на всей своей протяженности, поднимает точку съемки на соразмерную вершинам высоту, делая их более величественными.

                Ледники, широкая пойма начала Шавлы, причудливо изрезанная руслами ручьев! Шавла стекает с ледников многочисленными ручьями и собирается в бирюзовое озеро, а уже из него вытекает рекой.
Побродил и по другим озерам, которые были рядом. Бирюзовый цвет воды!

                Все горы, к которым я когда-то приближался, одаривали меня разными настроениями. Белуха – что-то грандиозное, монументальное, величественное. Эти три вершины: «Мечта», «Сказка» и «Красавица» тоже дарили свое величие, но они были поменьше, поуютней и будили какие-то нежные, почти родственные ощущения – казались сестрами…

                Вечер. Все собрались, и наш Андрей уже ушел к соседям. Там уже и гитара слышна. К моему удивлению, играл тот пожилой мужчина со струной вместо иголки. Мне было что-то надо от Андрея, и я подошел его спросить. Неожиданно для себя я услышал слова очень знакомой песни «Небо». Дослушав, я спросил: «Это же Вадим написал, наш командир и бард?» Удивление мужчины было громадным: «Вы знаете Вадима?! Как мне нравятся его песни! Особенно эта!». И - юношеский восторг в глазах! С Вадимом он лично не знаком, но слушает его ролики, разошедшиеся по интернету.

                И я соврал. Два раза. Сказал, что мы с Вадимом друзья, и что я летал с ним. Соврал несильно. Летали мы, действительно, рядом, в одной компании в Толмачево, то в одном отряде, то в разных, когда нас делили по типам самолетов. Друзьями в понимании, когда дружат семьями и ходят в гости, мы, действительно, не были, но знали друг друга давно. Относились друг к другу с большой нежностью, во всяком случае, я к нему. Ему нравятся мои фотографии и выставки, которые я делаю. А я, когда меня ностальгия по авиации начинает сшибать с ног, иду к нему на концерт и упиваюсь его песнями всласть…

                Знакомство. Мужчину зовут Александр. Его друзья говорят, что, если искать его в интернете, то лучше по имени «Шура». Там его фанаты организовали «Клуб почитателей Шуры». Позже мои попытки подчеркнуть уважение к мастеру, занимающемуся своим делом, и называть его «Александр» попытались «пресечь» друзья исполнителя,  шепнув, что сам он предпочитает слышать обращения к себе, именно в форме «Шура». Подумалось: «Что поделаешь, буду себя смирять и привыкать к несоответствию, с моей точки зрения, таланта Александра и этого непочтительно короткого для него «Шура». Даже внес в рассказ поправки. Перечитал и понял, что не могу я так: при общении наедине, может быть, но читатель должен чувствовать мой пиетет к Шуре…
Ко мне потянулись кружки с вечерним чаем, разные вкусности. Усаживают. Все мне рады! Особенно в восторге Александр: «Где? Под тремя вершинами у ледников, в трех днях пути от цивилизации встретить друга Вадима?!..» Мне рассказывают, что Александр устраивает концерты-квартирники, ездит по городам…

                И концерт начинается. Для меня. Два с половиной часа. Александр играет и поет, грея руки на костре – ледник рядом. Его плечи кутают в чей-то спальник, на голые, одетые только в тапки и шорты ноги, накидывают еще один. Он светится счастьем, проживая каждую строчку песни своим сердцем. Все барды, которых я знаю и о которых только слышал, - в его исполнении. Старается вспомнить больше летчицких песен. Его исполнение полно экспрессии, восторга, он живет и наслаждается музыкой слова каждого автора.

                Я оглянулся на вершины трех сестер. «Мечта», «Сказка» и «Красавица», кажется, склонили головы, чтобы лучше слышать. Нечасто им приходится присутствовать при таком исполнении. Для них, как и для меня, – это событие. И они, видимо, стараются выглядеть наряднее на этом концерте, прихорашивались, видно же! Старшая, я думаю - старшая, она же выше других, ухватила проплывающее ниже вершин, в холодном уже воздухе, облако и надела вместо шляпки. Облако же, пытаясь занять высоту в соответствии со своим темпераментом и температурой, начало сваливаться вниз, образуя что-то вроде вуали или кокетливой челки…

                Уже ночь. Александр включил красный фонарь на голове, чтобы в его свете видеть лады. Головой он подчеркивает выразительность каждой строчки, ногой отбивает такт. Спальник свалился с ноги, и она явно мерзнет. Я машинально снова укрыл его ногу спальником и подивился чувству, похожему на благоговение, которое охватило меня в этот момент… Я наслаждаюсь, хотя и понимаю, что концерт не для меня, а для Вадима. Я ворую славу Вадима и купаюсь в ней, но ничего с собой поделать не могу.

                На следующий день мы «сваливаемся» снова на Нижнее Шавлинское и новые друзья за нами. Вечер и ночь повторяют предыдущее – Александр играет, опять, стараясь вспомнить, как можно больше песен про авиацию. Они и не на авиационную тему поражают окружающих – слышу сзади шепот тех молодых гитаристов: «Ранний Визбор! Я таких песен и не слышал!»

                Снова утро. Мы уходим в сторону второго маршрута, они за нами домой. Промежуточная стоянка у нас на «стрелке» - слияние Шавлы и Шабаги. У Шабаги я нашел два название – Шабага и Ештыкёль и более правильно звучащее на алтайском Тилтыс Кёль, что означает «звездные озера». На «стрелке» мы уже разбили лагерь, когда начал подтягиваться и их авангард. Они решили не тесниться на занятой нами поляне и спустились пониже в сторону, попросив нас показать отставшим, где их искать. В отставших был и Александр, его сопровождал руководитель их группы – Сергей. Их все не было и не было. Все мои расползлись по палаткам, я не мог, я на посту – а вдруг провороню, и они проскочат дальше? Наконец, не вытерпел и пошел посмотреть на их поляну – Александр уже играл. Снова – замечательный вечер!

                Причину, что его долго не было, он объяснил неожиданной встречей – встретил на тропе старых друзей, идущих вверх, с которыми когда-то ходил в поход. Рассказывает о встрече и их диалоге со своим трогательным юмором:
                - Гитара есть?
                - Есть.
                - Расчехляй!
                И они посреди тропы, посреди маршрута, когда надо дойти, разбить палатку, обсушиться, как он сказал: «Орали песни в четыре глотки сорок минут… А что делать? Меня бы не поняли друзья, если бы не состоялся и этот концерт…».
Новый вечер, новый концерт. Песни не повторялись. Александр изредка спрашивал свою помощницу Лену, которая знает его репертуар: «Что еще я не пел?». Кажется, у него столько песен, сколько у меня ячеек памяти в такой же, казалось бы, голове нет…

                И, как говорил один мой командир по самолетной громкоговорящей связи, завершая рейс: «К сожалению, товарищи пассажиры, все хорошее когда-нибудь заканчивается…» Закончился и этот третий концерт, наступила ночь, а там и утро. Расстаемся. Наверное, надолго. Они уже нас не догонят на следующем переходе, мы сворачиваем с этого маршрута на другой: через озеро Карасу, Каракабакские озера к леднику и пику Маашей.

                Александр просит передать Вадиму его почтение и большой привет. Я и передам. Отдам то, что ему предназначалось, то, что я присвоил себе за эти три замечательных вечера, незаметно переходящих в ночи. Пойду на следующий его концерт, попрошу микрофон и передам привет и расскажу про эту удивительную встречу под ледниками трех вершин. Про не визуальную, но все же, состоявшуюся встречу двух творческих начал: Александра и Вадима.




                PS:                Авиационную «казенную» терминологию для эпиграфа из НПП ГА-85, на самом деле, я почему использовал?
Во-первых, потому, что оба моих друга - Вадим и Александр, имеют свое отношение к авиации: Вадим, потому что «бывших летчиков не бывает» и потому, что он до сих пор жил ею и будет продолжать ее нести в душе; Александр же, я думаю, всегда был болен романтикой Неба, хотя и через поэзию других авторов, а вот теперь еще и, узнав о Вадиме через его песни.
                И во-вторых, авиационный термин «опасное сближение», с моей точки зрения, хорошо описывает последствия от сокращения дистанции, как в авиации, так и между душами человеков. В авиации это предполагает развитие ситуации вплоть до столкновения воздушных судов. В человеческих отношениях, когда защитная оболочка пройдена и души сблизились посредством исполнения песен и вместе проведенного времени у костра, возникает, как и в авиации, что-то вроде катастрофы-столкновения, когда частички душ перемешались и стали общими для участников «коллизии». В душах поселяется ощущение, похожее на катарсис, как от восхождения на самую крутую вершину, когда уже невозможно эти «кусочки» душ рассортировать, как они были раньше, и каждый уносит с собой часть нового друга. В результате этого я, например, теперь буду с еще большим интересом посещать концерты Вадима, ища в них присутствие Александра, и меня теперь не «вырубишь топором» из почитателей творчества Александра, где незримо будет присутствовать и Вадим.
                Хотя они пока не встретились «визуально», но во мне они соединились с первой исполненной Александром песни Вадима.

 


PS: Часто мои рассказы опираются на фотографии, которые я сделал в путешествиях, собирая материал о них. Если читателя интересуют такие фото, то эти иллюстрированные рассказы можно найти на моей страничке на Яндекс Дзен: zen.yandex.ru/id/5eb61fd99dbe95648c545224
Большинство фотографий не вошедших в рассказы можно посмотреть на моей страничке в Одноклассниках https://ok.ru/profile/378570884685/photos.

25.08.2020