Светлые своды. О романе Галины Щекиной Графоманка

       Меня, как и многих читателей и литераторов, интересуют произведения, претендующие на престижные литературные премии или отмеченные ими. Хочется понять, чем они отличаются от других, какие имеют особенности.
       Хотя, по-моему, очевидно, что присуждение премии может и не являться абсолютным показателем, гарантирующим эстетическую ценность произведения или его социальное признание. Успешными могут оказаться авторы, произведения которых наиболее соответствуют определённым канонам.
       Галина Александровна Щекина известна как успешный прозаик, драматург, поэт и общественный деятель. В 2008 году её роман «Графоманка» вошёл в шорт-лист финалистов национальной премии «Русский Букер». В 2009 году роман «Графоманка» был выдвинут на соискание премии «Национальный бестселлер».
       Прочитав несколько страниц романа «Графоманка», я понял, что попал в такое положение, когда, не дочитав книгу, трудно отвлечься и сосредоточиться, на чем-то постороннем.
       Произведение затягивает динамикой, достоверностью, необычным языком повествования и незнающим границ юмором.

       Чувствуется, что роман в определённой степени автобиографичен. «…В главной героине, безусловно, есть часть меня...» призналась Галина Щекина в интервью, которое записала Елена Легчанова. Так же она сообщила, что роман писался долго и подвергался переделке, изменяясь вместе с автором.
       Название романа символично и, по-моему, очень точно отражает суть произведения. В названии чувствуется не только ирония и самоирония, но и понимание автором мощи своего творческого потенциала.
       В центре повествования судьба женщины – писателя. Являясь никому не известным прозаиком, Ларичева страстно пытается пробиться к читателю и быть услышанной. Но всё осложняется тем, что семья и работа практически не оставляют ей ни сил ни времени на творчество. Она пишет по ночам и порой засыпает прямо на клавиатуре компьютера.
       После описания посещения Ларичевой поликлиники и общения с персонажами такими как «крахмальная» медсестра, после родительского собрания и воспоминаний о похоронах коллеги Поспеловой «с чужой оранжевой помадой на губах» за судьбу героини романа становиться как-то тревожно.
       Но постепенно выясняется, что Ларичеву окружают, в общем-то, не плохие люди.
       Мудрый и всё понимающий муж, всегда готовая помочь и поддержать замечательная подруга Забугина. Да и начальство относится к Ларичевой вполне благосклонно.
       В чём же тогда проблема? По-моему, в том, что у Ларичевой необычайно сильно развита способность к сопереживанию. Ларичева переживает эмоции и чувства другого человека как свои, то есть является эмоциональным эмпатом. Об это прямо говорит автор: «…она плакала от неведомой радости. Оттого, что чужая радость лучше своей». Героиня романа может и не задумываться об этом, но позже она размышляет: «Когда один другому может что-то дать – только это чего-то и стоит!» И вот она берёт на себя боль Батогова, а в том, как это происходит, есть что-то мистическое. Не считаясь со временем и затраченными усилиями, помогает Упхолову. То есть находит себе проблемы там, где другой человек, не увидит даже малейшего повода для беспокойства.
       По-моему, способность к эмпатии – одно из самых замечательных человеческих качеств. Ведь на другом конце шкалы полное равнодушие к несчастью других. А это уже душевная пустота и бездуховность.
       В трудные минуты на помощь героине романа часто приходят близкие люди. Когда Ларичева, глубоко разочарованная семинаром, рассказала об это мужу, тот её успокоил: «Талант всегда самодостаточен, дорогая. Ему не нужны никакие семинары, никакие комментарии сторожевых псов культуры. Никакие интеллектуальные подпорки».
       Как автор могу сказать, что иногда хочется написать рассказ ради одной-единственной фразы. Обоснованно вплести её в сюжет и постараться что бы она не «терялась» при чтении. Фразы именно такого порядка, как цитаты, приведенные выше.
       Роман «Графоманка» буквально насыщен подобными замечаниями и наблюдениями.
       Ларичева упорна в достижении своих целей и стремится избегать компромиссов: «Надо садиться работать, настучать Радиолову новый материал. Пусть не так, как он понимает. Пусть пока хотя бы так, как понимает автор. А то начнешь себя ломать, чтобы понравиться, и конец, тебя подстригли. Сама не поймешь, где ты, где Радиолов».
       Но когда это необходимо она старается проявлять гибкость и автор пишет об этом: «Ларичева промолчала. Она пыталась притворяться. Надо было притворяться, чтоб не били по больному месту слишком часто».
       В ходе развития действия романа жизненные проблемы Ларичевой становятся всё сложней, их число множится. И вот уже возникает непреодолимое непонимание со стороны близких людей. Всё это сплетается в тугой клубок, который измученная героиня романа не в силах распутать. На пике этого напряжения Ларичева принимает решение бросить писать. Жизнь без творчества теряет краски и смысл, и героиня старается заполнить пустоту, погружаясь в быт.
       Но, по-моему, имеется достаточно оснований полагать, что позднее Ларичева продолжит литературную деятельность. Ведь Галина Щекина пишет: «Ларичева не знала, что у ее хвори есть простое название – творческий кризис». Одной из композиционных особенностей романа является открытый финал. Но, несмотря на это, финал приносит чувство облегчения, ведь он насыщен позитивными событиями, просто подталкивающими героиню романа к возвращению к творчеству. И мы оставляем Ларичеву пребывающей в несколько возбужденном, активном и деятельном состоянии…
       В ходе повествования брови Ларичевой нередко застывают «горестной крышей». Яркий и зримый образ. Перед глазами встаёт лицо героини, которая бесконечно удивлена, а часто и огорчёна происходящим в окружающем мире. Эта способность Ларичевой искренне удивляться неоднократно подчёркивается автором: «Ларичева шла и соображала, почему это из жизненной правды не вытекает художественная», или позднее: «Она тогда ужасно удивилась и спросила: “Это тоже только для членов комиссии?”». И, наконец, описывая детские воспоминания героини, Галина Щекина прямо сообщает: «Но Ларичева ничего не боялась, только трясла гривой да смотрела на всех изумленными серо-зелеными глазами. Таковой Ларичева осталась и до сих пор. Удивление вело и ведет ее…».
       Мы видим, что главная героиня романа – зрелая замужняя женщина, занимающая ответственную должность в статуправлении, воспитывающая двоих детей, писательница – сохранила яркость восприятия, непосредственность, и даже некоторую наивность свойственные юности.
       Осознание этого феномена даёт читателю возможность лучше понимать Ларичеву, её переживания и поступки и уже вряд ли позволит оставаться равнодушным к судьбе героини.
       Иногда произведение «Графоманка» почему-то называют повестью. По-видимому, имела место некоторая жанровая неопределённость. Произведение «Графоманка» обладает достаточно большим объёмом, охватывает значительный период времени, и, по-моему, по совокупности основных признаков, является романом.
       Можно рассмотреть эти признаки:
       – в произведении нашли своё отражение значимые социально-исторические события и процессы – перестройка и предперестроечный период. Эти события оказали прямое влияние на жизненные перипетии Ларичевой, а участие в литературной жизни и семинарах вовлекло её в этот процесс;
       – проблематика произведения охватывает широкий круг вопросов. Отдельные герои выражают личные мировоззренческие позиции и всеобъемлющие философские идеи, на фоне которых полнее выявляются личные качества Ларичевой и её индивидуальность.
       По-видимому сомнение может вызывать только наличие единственной сюжетной линии. Но она сильно размыта воспоминаниями, размышлениями героини и вставками, содержащими порой целые литературные произведения.
       Впечатляюще описаны сны героини. Но, по-моему, яркость этих описаний несколько затушевана оттого, что они размещены в очень экспрессивном и самодовлеющем тексте. Дополненные и выделенные в самостоятельные главы, а то и в параллельную сюжетную линию они, возможно, могли бы заиграть новыми красками, получить дополнительные смыслы. Пожалуй, то же самое можно сказать и об описаниях детства Ларичевой.
       Так же это позволило бы несколько разгрузить и упорядочить основную сюжетную линию, сделать её ещё более яркой и выпуклой.
       Наличие параллельной сюжетной линии открывает для автора новые возможности, нереализуемые при существующей в романе композиции сюжета, несмотря на всё богатство используемого материала.
       Так, например, в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» присутствуют три параллельные сюжетные линии. Две из них переплетены между собой и посвящены событиям, происходящим в Москве в 30-х годах. Третья описывает события, происходящие в Иерусалиме почти два тысячелетия назад.
       С первых же строк роман приводит в изумление необычным языком. Повествование насыщено целым спектром изобразительных средств. Автор широко использует разговорные слова, просторечия, жаргонизмы и сленговые понятия различных социальных групп. Наряду с этим текст наполнен тропами и стилистическими фигурами. Это с одной стороны, усиливают экспрессивность повествования, с другой – делают его более выразительным. Чтобы обнаружить эти художественные приемы достаточно, открыть роман практически на любой странице. При этом различные изобразительные средства могут успешно применяться в пределах одного высказывания, и даже одного предложения, взаимно дополняя друг друга: «…Автобус езгал, как сало по сковородке. Все позеленели в свете нового дня…»
       Особое внимание привлекают яркие выражения с редко употребляемыми словами, имеющие в своей основе диалектизмы, адаптированные к современным условиям: «…намелькивала у начальства в глазах…», «Удаляясь, не меньшает, потому что растет…», «…по сверкучим сугробам…», «…Автобус езгал…» и подобные этим.
       Но наиболее интересны, по-моему, такие выражения как: «…спасибая на ходу», «…вихрево носятся мимо санки». Они вполне понятны читателю и способствуют усилению эмоциональности и экспрессивности повествования.
       По-видимому, такие лексические единицы как: спасибая, вихрево, следует рассматривать не с точки зрения их соответствия языковым нормам – как совокупности традиционных правил, а как результаты словотворчества.
       Это напоминает творческую деятельность Велимира Хлебникова придумавшего слова: «крылышкуя» и «лебедиво». Слова довольно необычны и возможно, поэтому не прижились в языке. Но они позволили создать яркое и образное стихотворение, которое стало одним из наиболее известных и успешных произведений автора.
       Роман изобилует насыщенными, отточенными и не лишёнными юмора диалогами, которые наряду с повествованием позволяют во всей полноте раскрывать характеры героев. Например:
       «…– Да что мне Губернаторов? Он меня задавил своим интеллектом. Ошо Раджниш, медитативная йога, нью-эйджевская музыка… Боюсь я этого всего. Меня трясет даже.
       – А ты терпи, авось и поумнеешь. Он зато целует хорошо.
       – Да что я, марионетка? Ртом целует, а глазами за темными стеклами смотрит, какое выражение лица. Боюсь.
       – Тебя не исправить…»
       Местами диалоги и описания настолько откровенны и даже грубоваты, что могут вызвать недоумение у щепетильного и взыскательного читателя или критика. Но ведь это сама жизнь бурлит, вздымается и порой, как бурная река, выходит из берегов.
       Но в какой-то момент, читая, вспоминаешь, что автор романа – поэт: «…Бредет через траву, хлопая широкой рубахой. Удаляясь, не меньшает, потому что растет и вытягивается на ходу, тяжелеют отброшенные за спину волосы в ровном жгуте. Глаза распахиваются, как вода за кручей…»
       Лейтмотивом через всё произведение проходит образ – «светлые своды». Образ вызывает ассоциации связанные с чем-то храмовым, сакральным, таким местом, где всё происходящее преисполнено глубочайшего смысла и значимости. И в этом чувствуется горькая ирония автора, скрывающая его разочарование происходящим под этими сводами в действительности.
       Но сам факт присутствия образа – «светлые своды» в романе, привносит, по-моему, и элемент надежды. Так как он может рассматриваться, в том числе, как символ возможностей, нереализованных или утраченных.
       Читателю постарше это может, кроме того, напомнить слова популярной в свое время песни «Школьные годы» на стихи Евгения Долматовского из детской музыкальной комедии «В нашем городе», которая вышла в 1959 году. В произведении немало подобных аллюзий и метафор, заставляющих читателя задуматься.

       Таким образом, в романе с чрезвычайной достоверность показан литературный процесс, с характерными для своего времени особенностями, с позиции рядового литератора – Ларичевой. Это достигается, в том числе, реалистичным и выпуклым описанием жизненных перипетий, глубоких переживаний и бытовых проблем героини.
       Но вот перевёрнута последняя страница романа «Графоманка» и проходит понимание того, что позднее его нужно перечитать. В произведении поднято такое количество важных вопросов и скрыто столько подводных течений что, по-моему, просто невозможно сразу все охватить, осознать и осмыслить. А они – эти вопросы, безусловно, того стоят.