Там, где гремят водопады. Усталость 2

 Завтра я встану чуть свет и пойду смотреть водопады. Ты со мной?
 Нет, много с собой не бери. Горстки орехов, пакетика сухофруктов, шоколадки будет достаточно. Я возьму газовую горелку. Сало? Хорошо, возьми сало. Запас карман не тянет! Встретимся у Ероши.

 Летняя ночь коротка. Рыжий поплавок солнца всплыл над сонной водой, шевельнул седые патлы Байкала. Разулыбался старый навстречу новому дню, тряхнул волосьями из серого тумана.

 Я вышел из дому. Шесть часов. Город спит. Спят голуби под крышами, дремлют машины во дворах. Асфальт упруго толкается в кроссовки. Бессонный светофор на переходе подмигивает жёлтым глазом: «Рад тебя видеть, старина. Счастливого пути!»

 Туман растворился в прозрачном небе. День обещает быть жарким. Шесть километров городских улиц достаточно, чтобы стряхнуть остатки сна. Ероша. Здравствуй, друг!
 Ероша — бурундук, который будет провожать нас часть пути. Вон он с круглого плаката улыбается: «Добро пожаловать на пик Черского».
 
 На дне долины сумрачно. Утренняя прохлада улеглась под деревьями. Влажное дыхание Байкала ложится росинками на лес и травы, приятно щекочет голые ноги. Трекенговые палки скрежещут по камням. Идти легко.

 Мохнатые кедры приосанились, молодцами поглядывают в сторону гибких рябин и черёмух, принарядившихся в зелёное и белое. Оглушительно пахнет лесом, рекой, летом.

 Красавица-речка поёт свою песенку. Осталась позади ослепительно белая стена мраморного карьера. Дорога плавно забирает в гору. Большая лужа пытается вобрать в себя небо. «Так и мой мозг думает, что способен вместить Вселенную»,- думаю я, пытаясь пробраться по краю меж водой и кустами.

 Мостики. Левый берег — правый берег. Слюдянка играет нами, как бильярдными шарами, заставляя бессчётное количество раз переходить с одного берега на другой.

 Половина пути. С крюком примерно половина. Кто эти крюки считать станет? Как говорила моя бабуля: «Для бешеной собаки пять вёрст не крюк». Турбаза «Кафе». Нелепые строения, беседка, запруда, баня. Бизнес по-сибирски. Сюда ходит «Шишига», завозит туристов. Машина разбила дорогу. Дожди смыли грунт, обнажили камни, нарыли канавы, превратив некогда красивую лесную дорогу в полосу препятствий.
 Собака встречает лаем. «Привет, животина. Мы тоже тебе рады!»

 Вперёд, к небу. Дышим ритмично, работаем палками. Солнце поднялось над хребтом, разгорелось, отразилось в каждой капле росы миллионами сверкающих огней. Долина сияет радостью, как детский утренник, а мы тут главные гости.

 Дорога закончилась. Здесь некогда был лазуритовый рудник. В Эрмитаже был? Огромные вазы из синего камня видел? Это отсюда. Нет, здесь больше ничего не найдёшь. Зачем тебе камни? Посмотри, разве каменная синева сравнится с небесной?

 Дальше пойдём по тропе.

Шагай веселее, мой друг! Белые грамофончики цветков жимолости играют нам бравурные марши, смородина машет ладошками душистых листьев. Пёстрые крапивницы состязаются с рыжими зорьками в яркости крылышек.
 Чем неприятно пахнуло? Это для тебя неприятно, для мух слаще аромата нет! Так соцветия рябины приманивают опылителей. Не воображай, что мир создан исключительно для твоего удовольствия.

 Горелая поляна. Почему так называется? Сам догадайся. Я много где бывал, везде есть Горелые поляны и Горельники.
 Давай, постараемся, чтобы наши поляны назывались Цветочными, Черничными, Брусничными, а не Горелыми.

 Посидим у воды, попрощаемся на время с речкой Слюдянкой.

 Тропа круто забирает в гору. Ошалелые бурундуки играют в догоняшки. Оставь их в покое, им не до нас. У них любовь!

 Под ногами округлые камни из базальта и мрамора, густая сеть кедровых корневищ. Воздух стал суше. Весенний медведь нарыл ям, разоряя бурундучьи кладовки. Не бойся! У него теперь новые дела. Мохнатый черемшой отъедается.

 Казачья поляна похожа на парк меж гор. Сочная зелень кедров блестит на солнце, кусты жимолости, словно подстриженные садовником, обрамляют дорожку из крупного песка, завершает композицию группка скал из серого базальта.

 Ещё подъём. Круто. Не наступай на корни. Они скользкие. Зелёный домик метеостанции, панели солнечных батарей, колодец. Синее небо с белыми облаками. Вулканический конус заросший кедрами. Убегающие к горизонту сине-зелёные горбы хребтов в пятнах снега. Чёрный провал Подкомарной.

 Река разрезала горы на пути к Иркуту. Горы не сдаются. Настроили на пути воды каменных заборов, пытаются взять воду в плен. Подкомарная ярится, плюётся белой пеной, грызёт берега, норовистой кобылой трясёт радужной гривой над порогами, прыгает вниз.

 Нам туда.

 Крутой спуск на дно ручья. Ручей выведет к реке. Здесь недавно прошёл сель, перемешал кусты и молодые деревья с камнями.

 Трудно идти? Это не трудно. Мы однажды шесть часов вытаскивали из этой ямы сто килограммового москвича. Вот тогда было трудно! Парень пошёл со своей девочкой на водопады, свалился со склона и получил открытый перелом бедра. Девчонка вызвала спасателей.
 Всё хорошо кончилось. Они поженились.
Спасатели поженились? Какие к чёрту спасатели. Москвичи!

 Горы закрыли половину неба. От этого оставшаяся часть стала ещё синей. Синева с неба пролилась на реку. Солнце набросало на синеву золота.
 Кедр забрался на камень, заросший узорным мхом, встал над водой несменяемым стражем. Пёстрая кедровка увидела нас, подняла крик на весь лес. Не кричи, скандальная птица. Не покушаемся мы на твои орехи! Всё, уходим, уходим.

 Базальтовая стенка похожая на развалины моста, за ней Хамар-Дабан построил плотину от берега до берега, пытаясь сдержать реку. Бесплодные попытки! Не сдержать мёртвому камню живую воду. Мягкое, если оно обладает волей, всегда побеждает твёрдое.
 По верху плотины из скал щётка почти чёрных на фоне неба кедров.
 Из под неё сияющий водный поток стремительно прыгает с уступа на уступ, из одной каменной чаши в другую, разбивается на мириады солнечных капель. Повисли над водой радужные полотнища. Дрожит земля.

 Немного несложного лазанья меж огромных валунов, и мы выше Большого водопада. Здесь посидим и вскипятим чайку. Разувайся, пусть ноги отдохнут. Кстати, ты что-то говорил про сало. Я нарвал черемши.

 Здесь хорошая тропа. Потеряться трудно. Внимательно смотри под ноги и не пытайся «сокращать». Помни: «Тропу не перемудрить! Она всё знает. Слушай её советы. Она на левый берег, ты за ней. Полезла в гору, тому есть причина».

 Голый склон. Снежник с торчащими сквозь него ветками горной ивы — мёрзлое тело весенней лавины. Рядом готовятся зацвести вечнозелёные кустики рододендрона. Снег сияет так, что глазам больно.

 Ещё водопады. Гремящие струи бьют в чаши, вешают над камнями семицветные радуги. Синий и зелёный лёд прячется от солнца в чёрной тени. Красоты столько, что хочется зажмуриться. Светло-зелёные, почти белые, округлые листочки горной ивы, пихты с пахучей хвоей, кедры с прихотливо, как на японской гравюре, изогнутыми ветками одели горы в зелёный плащ с подкладкой из мхов и папоротников, вплели в обновку витые шнуры ручейков, инкрустировали застёжки сверкающими каменьями.
 Верховой ветер взбил подушки облаков, горкой бросил их на мохнатые кедры.
 Коснувшись леса, облака отяжелели, превратились в тучу. Туча налилась водой. Ткни в неё пальцем — прольётся.

 Ветер не успокоился, поволок облако, как мокрую тряпку, по горам. В небе загрохотало. Смолкли птицы. Пушечной шрапнелью хлестанул град. Холодные шарики из льда рассыпались по лесу, заплясали бешеную тарантеллу. Закипела река, тропа стала белой.

 Так же быстро как налетел, неистовый шквал умчался за Становой хребет, и вновь сияет солнце.

 Наконец Старокомарская дорога. Горный цирк, замкнувший горизонт. Белый памятник в гребне. Нам туда — к высокому небу, вершинам, простору.
 Пока шли вдоль русла ручья, градины растаяли. Тропа кончилась стоянкой. Нам дальше. Под ногами крутой каменистый склон. Идём, как по лестнице. Округлая вершина первого гольца послушно легла под ноги. По верху тропа на пик Черского. Сбегаем?

 Прошли немного вниз к памятнику, потом много вверх на второй голец. Здесь ширь и простор. Вдали - синие вершины Саян, словно плывущие в прозрачном воздухе, убегающие к ним хребты Хамар-Дабана, вокруг - мохнатые кусты кедрового стланика, жёлтые цветы кашкары средь пятен снега под изменчивым от движенья облаков небом. Холодный ветер с Байкала не даёт расслабиться. Мышцы наливаются тяжестью.

 Каменистая вершина второго гольца. Внизу озеро Сердце. Льдины чёрного стекла плавают в тёмной от тени воде. Вокруг серые камни гор, словно замшелая шкура древнего ящера. На гребне ведущим к пику Черского широким мазком смелого художника остатки снежного карниза.

 Теперь по узкому скальному гребню. Справа и слева многометровые сбросы. Чувство опасности приятно кружит голову, гонит усталость.
 Гребень расширился, стал круче. Вверх, вверх, мимо карниза из зернистого, плотного снега. В воздухе кувыркаются вездесущие вороны, поют любовную песню, словно кто легонько дёргает стальной язычок варгана.

 Вершина. Деревянный крест на фоне неба и скал. «С горой тебя, друг! Не Эверест, но для каждого — своя вершина».

 Спускаемся в долину. Долгая дорога домой: серпантин, метеостанция, Казачья поляна, Горелая, знакомые мостики через Слюдянку.
 Солнце заползло за Комаринский хребет. Слюдянка погрузилась в тень. Лес приглушил краски, лишь небо по-прежнему пропитано светом.

 Руки задают темп движения. Сердце гонит горячую кровь. Ступни просят пощады. Остаётся сбежать из тела, оставить его страдать на тропе, вернуться в сияющий мир, где вода и камни перемешались с небом.

 Пятый мостик. До дома девять километров. Белые камни карьера. Ещё две переправы. Ероша. Пять километров по асфальту. Какой он твёрдый!

 Четвёртый этаж. Всё.

 Душ. Потом ты долго лежишь на твёрдом полу. «Шавасана» — поза трупа. Мышцы расслабляются. В глазах сверкающие потоки живой воды и бесконечная дорога… В голове песенка, которую пел детям, когда они были маленькими: «У похода есть начало, а конца похода нет».

 Тебе хорошо было?