Моя радость

- Вааась, скажи мне, я толстая? - донесся из кухни нарочито бесстрастный женский голос.

Василий Кубышкин, почесав пузо через видавшую слишком многое в этой жизни футболку, вжался в диван в тщетной попытке слиться с ним воедино или хотя бы принять его цвет.

- Вась, ты чего молчишь-то? - голос с уже недовольными нотками материализовался на пороге гостиной, приняв облик не лишенной привлекательности женщины той самой комплекции, которую на Руси непременно бы назвали "кровь с молоком", а сейчас совсем не поэтично величают "широка в кости".

Зинаида Кубышкина, а это была именно она, являлась законной супругой Василия, а также женщиной властной, строгой, но справедливой. Детей у них не было, а потому весь свой нерастраченный материнский инстинкт она обрушила на своего горячо любимого мужа - воспитывала, опекала, заботилась и даже нянчилась порой как с маленьким ребенком. Впрочем, неустойчивую женскую психику никто не отменял, и дни, когда Зиночке особенно сильно хотелось устроить один из мини-скандальчиков, как она сама их называла, Василий очень не любил.

Вот и сейчас, глядя, как его женушка в стареньком, но безупречно чистом халатике помахивает разделочной доской в воздухе, явно ожидая от него неправильного ответа, он притворился слепо-глухо-немым и наивно похлопал глазками.

- А? Что ты сказала?

- Я говорю - скажи, я толстая?

- Нет, конечно, Зиночка! Ты совсем-совсем не толстая, - поспешил заверить жену Василий, совершенно справедливо полагая, что разговор на этом не закончится.

- В холодильнике с утра лежал приличный такой кусок сыра. Ты ведь знаешь, как я люблю сыр? - вкрадчиво начала Зинаида, мягко, словно кошка, но неумолимо, как ледокол, надвигаясь на своего дражайшего супруга, - И вот я прихожу с работы, а сыра нет. Ты всё съел, вероятно, чтобы фигуру мою поберечь?

- Да что ты, в самом деле?! - вскочил с места Василий, прикидывая возможные пути отступления. Увы, дорогу к двери прочно загородила жена, а сигать в окно с пятого этажа ему совсем не хотелось, - Там кусочек-то был крошечный, ну попил я чаю, ну...

- Чаю? - недоверчиво прищурилась Зина.

- Только не заводись, - примирительно поднял руки Василий, - я всего одну стопочку...

- Ты же знаешь, что тебе нельзя! У тебя же сердце! - Зина устало присела на диван и тяжело вздохнула, - Вот скажи мне, что ты за человек?

Лучик заходящего солнца, пробравшись сквозь неплотно задёрнутые шторы, скользнул по стене, спинке дивана и запутался в темных, слегка тронутых сединой волосах женщины, а один непослушный завиток выбился из строгой прически и шаловливо щекотал её раскрасневшуюся от возмущения щёчку.

И муж невольно залюбовался своей женой: не смотря на всю свою статность и грозность, сейчас она выглядела такой трогательной и хрупкой, что он был готов на что угодно, лишь бы вернуть улыбку на такое родное, такое прекрасное лицо.

- Зиночка, ну не ругайся. Хочешь, я тебе этого сыра завтра целых три кило куплю? - сказал Василий, присев рядом и обнимая жену за плечи.

- Вот ещё! - фыркнула она в ответ, силясь строго нахмурить брови, - Деньги переводить.

Но улыбка, та самая, которую так хотел увидеть Зиночкин муж, уже медленно, словно скромный весенний бутон, расцветала на её устах.

- Пошли ужинать что ли, подхалим, - легонько шлепнула Василия по коленке жена, встала и бодро направилась в сторону кухни.

- Иду, моя радость, - тихонько прошептал он в ответ.

Но, мне кажется, она его слышала.